Читать книгу: «Рецидивист 2. В законе», страница 2

Что делать мне? – по-деловому подошел к вопросу Каин.

– Прежде всего, закройте окна и зажгите свечи, – распорядилась Блаватская.

Каин разжег свечи с помощью огнива, забытого Перепелкиным. Затем задернул тяжелые шторы и вернулся на место.

– Теперь возьмите меня за руки и представьте его как можно четче, – сказала Елена.

Каин взял Блаватскую за руки, она повела напряженными плечами, громко выдохнула и зарыла глаза. Каин тоже закрыл глаза.

– Повторяйте за мной: дух шамана, наложившего проклятие, приди! Мы взываем к тебе сквозь время и пространство!

Каин с закрытыми глазами послушно повторил все в унисон за Блаватской. По гостиной вновь пролетел стылый сквозняк. Его порыв сразу потушил свечи. Стремительно похолодало. В воздухе повисла невесть откуда взявшаяся снежная крупа, а дыхание Каина и Блаватской вырывалось клубами пара. Хрустальный шар вновь порос кристаллами изморози.

– Взываем в те сферы, где ты обретаешься ныне! Приди и ответь на наши вопросы! – продолжала вызывать духа Блаватская.

Каин продолжал послушно рисовать в своей голове образ проклятого шамана, каким его запомнил в детстве.

Черты лица Блаватской начали плыть и сминаться, как мягкая глина под пальцами скульптора: лицо слегка сплющилось, выступающий нос – втянулся, изменился разрез глаз с европейского на азиатский. Тело Елены выгнуло дугой, она едва не слетела с кресла. Её закрытые глаза резко распахнулись – в них плясали изломанные разряды микроскопических молний.

– Кто посмел?!! – взревела Блаватская Громовым голосом, от которого, казалось, всколыхнулся весь замок.

Услышав знакомый с детства голос, Каин открыл глаза и застыл в немом изумлении – он находился совсем не в замке, а на той самой памятной поляне с арангасом, затерянной в сибирской тайге. Над головой – ночное звездное небо с полной луной. Каин ощущал, сто он до сих пор сидит в том же кресле в гостиной Блаватской, и одновременно он находился на поляне с арангасом, сидя в том же кресле. А перед ним восседал на резном троне из пня тот самый мертвый шаман,

– Как ты, червь, посмел оторвать меня… Погоди-ка… – Кресло Каина, стоявшее в отдалении, рывком приблизилось к трону Шамана. – Воришка? Живой еще, стервец! – обрадовался шаман, словно встретил старого друга.

– Как видишь! – недовольно буркнул Каин.

– Вижу. И амулет в порядке – пусть Враг кусает пятки! – скаламбурил мертвец, находясь в прекрасном расположении духа.

– Слышь, дядя, кончай балагурить! – раздраженно произнес Каин, не разделивший радости шамана. – Разговор-то серьезный…

– Так это ты мой дух призвал? – поинтересовался шаман.

– А то непонятно? – поморщился вор. – Слушай, дед, ты мне всю жизнь испортил своим проклятием! Давай уж рассказывай, как от всего этого избавиться?

– Я ж тебе говорил – Хранителей ищи, но ты не слушал…

– Кому ты говорил-то? – возмутился Ванька. – А? Испуганному суеверному мальчишке? На которого свалилось такое, что не каждый взрослый выдержит…

– Ну, ведь выдержал, однако? – парировал предъяву шаман.

– Только не твоими молитвами! Давай, заново рассказывай! Только поподробнее – а то в наше время хорошие медиумы раз в сто лет попадаются! Когда еще я до тебя доберусь?

– Да, наглости тебе не занимать… – Шаман поерзал в кресле, устраиваясь поудобнее. – Ты хоть примерно представляешь, с кого требуешь?

– Да мне уже похрен – нужно будет, и с самого дьявола спрошу!

Шаман засмеялся мелким дребезжащим смехом:

– Может быть, и придется… Так с чего начать?

– С самого начала давай! – потребовал Ванька.

– С самого начала начал, что ль?

– Да хоть с конца начал, главное – чтобы понятно было! – попросил вор.

– Хорошо. – Кивнул послушно шаман. – Слушай: Из хаоса небытия сотворил Создатель «Вень» – все упорядоченное, где родились Солнце, Земля и люди…

Глава 3

– Из хаоса небытия сотворил Создатель Вень – упорядоченное, где родились Солнце, Земля и люди…

Перед глазами Каина развернулся большой, залитый солнечным светом луг, заросший сочной травой, на котором паслись тучные стада лошадей и коров. На горизонте виднелись заросшие лесом сопки, а на окраине луга, у самого подножия высокого утеса, на берегу небольшой быстрой реки, стояло окруженное частоколом поселение – полтора-два десятка ухоженных домов: те, что победнее – полуземляного типа с крышами, крытыми соломой и дерном, побогаче – крытые черепичной со множеством фигурных украшений.

На территории поселения шла обычная бытовая суета: Узкоглазые мужчины разделывали добычу, чинили охотничьи снасти; такие раскосые женщины толкли в ступах зерно, готовили пищу, чинили одежду; галдели и бегают дети – все были счастливы и довольны. Солнце садилось и люди расходились по домам.

– И озлился Исконный Враг, – услышал Ванька в голове скрипучий голос мертвого шамана, – наблюдая, как хорошо живется на земле людям. И истек Он Ядом, из которого сотворил два диска, подобных Солнцу. И вложил Исконный Враг в эти диски всю свою силу…

Утром над поселением одновременно взошло три солнца. Те из людей, кто первыми заметили такую странность, пораженно застыли на месте, открыв рты и тыча пальцами в небо. Соломенные крыши задымились, а затем вспыхнули. Люди выбежали на улицу принялись метаться по горящему поселению, многие из них не выдерживали жара и падали на землю, где и умирали. Горела иссохшая трава на лугах, пылал лес на сопках – вокруг людей развернулся настоящий огненный ад.

– И запылали леса, закипели моря, реки и озера, земля спеклась и потрескалась от жара… – бубнил в ушах Ваньки каркающий голос шамана, пересказывающий древнюю быль.

Три солнца скрылись за горизонтом. Дымили догорающие деревья, стреляли угольками остатки домов, чадили трупы животных и людей, дым стелился по земле. Те, кто выжил, выбирались из укрытий, встали на колени и протянули руки к небу.

– И взмолились люди Хадо-Прародителю, и пришел он, чтобы спасти детей своих…

В багровом свете догорающих углей появился Хадо – Прародитель людей, легендарный шаман-воин – крепкий высокий мужчина в рогатой шаманской шапке, увешанный амулетами с ног до головы. В его руках большой шаманский бубен и колотушка, за спиной мощный лук. Шаман начал свою пляску, бешено колотя в бубен, и что-то гортанно напевая.

– Долго камлал Хадо, и нашел способ, как спасти потомков своих от Беды…

Восходящие светила вновь начинают сжигать то, что не сгорело вчерашним днем. Окруженный со всех сторон огнем, Хадо, вооруженный молотом, ковал на наковальне наконечники стрел.

– Три стрелы изготовил Прародитель, их заклял Он особым образом: две – для Дисков Солнечных, и еще одну – для Исконного Врага, чтобы не творил Он больше на земле Зла…

Стрелами Хадо сбил с неба два лишних солнца. После каждого попадания солнца вспыхивали и огненными метеоритами падали на землю. При соприкосновении с землей они взрывались, образуя большие кратеры.

– И сбил Хадо стрелами Диски Злокозненные… И упали они каплями расплавленного металла на землю… Сам же Враг скрылся, забился, лишенный сил, в какую-то потайную щель, и не смог отыскать его Хадо-Прародитель, чтобы совершить Возмездие…

Хадо стоял на вершине кратера и смотрел вниз, в глубину, где ярко светится сгусток расплавленного металла.

– Но не исчез тот металл – ведь в нем была собрана вся сила Исконного Врага…

Хадо вновь махал кузнечным молотом. Раскаленный металл сыпал искрами.

– Из металла, проклятого Врагом, выковал Хадо два амулета, для защиты потомков своих от происков Исконного Врага…

Хадо стоял в окружении выживших людей. В его руках – два металлических круглых амулета, которые он передал людям, которые приняли амулеты с поклонами: один амулет принимает шаман, второй – вождь племени.

– И завещал Хадо детям своим беречь амулеты, ведь в них собрана вся сила Врага… И рано или поздно захочет он вернуть её…

Видение исчезло, и Каин вновь оказался на поляне с арангасом.

– До сих пор Враг бродит по свету в поисках потерянной силы и, если вернет – вам не поздоровится! – закончил свою сказку шаман.

– Да, интересную историю ты мне поведал… – произнес Каин. – Твой амулет здесь. – Каин прикоснулся рукой к груди. – А где второй?

– То мне не ведомо: свой я хранил несколько тысячелетий – до самой смерти… Вожди сменялись намного чаще, амулет не раз переходил из рук в руки, пока не затерялся.

– А вдруг тот амулет уже у Врага?

– Тогда ему останется добыть лишь твой… Поэтому, если хочешь от него избавиться – ищи Хранителей.

– Ты-то не больно-то нашел за такую прорву лет, – попенял шаману Каин. – Как же я их отыщу?

– Может, тебе больше повезет – удача любит ущербных, да обиженных.

– Слушай, дядя, а кокой он – враг? Меня иногда накрывает… Видения…

Шаман вытянул руку, кресло Каина переместилось вплотную к трону. Шаман положил ладонь на лоб Каину.

– Хм, интересный получился довесок… Поглядим..

В сгустившейся темноте пылают угли сгоревшего дотла сарая. Среди углей лежало обгоревшее и скукожившееся тельце старца Феофана. На лице старца, покрытом хрустящей коркой, сквозь трещины, в которых проступает печеное мясо и виднеются кости, неожиданно открылись глаза. Старец пошевелись остатками обгоревших губ, которые трескались и истекали сукровицей:

– Я… найду тебя… Тварь… и уничтожу!

Шаман убирает руку со лба Каина:

Да, это сделал он – Исконный Враг в человечьем обличье! Рыскает, не престает… А твой старик бельмастый – силен! Даже Враг не смог у него кроху своих сил отнять. Добрый шаман мог бы получиться – задатки имелись… Конечно, супротив Врага – он, что щенок беззубый… Жаль, что вы так и не смогли общий язык найти – отличная бы вышла команда.

Да ты чего, смеешься? – обиженно засопел Каин. – Он же сжечь меня живьем хотел!

– По незнанию то, – отмахнулся Шаман. – Вместе бы смогли горы своротить!

– Ну уж нет – я сам по себе! Да и помер он уже, наверное, давно. Вот найду Хранителя – сниму проклятие…

– А дальше что? – поинтересовался шаман.

– Так далеко я еще не заглядывал, – пожал плечами Ванька. – Вот найду… Кстати, а кто они такие-то эти Хранители?

– Хранители – это те, кто может защитить Амулет от происков Врага, – пояснил шаман. – Хранители возникают только тогда, когда Амулету угрожает реальная опасность. Ладно, я и так уже много сказал – теперь топай восвояси… И ищи Хранителя – только он сможет помочь!

Каин очнулся за круглым столом в гостиной замка Блаватской. Рядом в кресле – вернувшая свой «истинный» облик Елена. Блаватская выглядела сильно изможденной, но на бледном её лице блуждала довольная улыбка.

– Вы… не представляете… себе… Иван… насколько величественен и могуч дух этого… человека… – произнесла она. – Если его можно назвать человеком… Он один из первых… Адам Сибирского мира! А их прародитель Хадо – один из древних языческих богов… Немыслимо! Я словно сама была участником той трагедии с тремя солнцами… А знаете, Иван, я уже слышала эту историю!

– Как? Где? – подскочил со своего

– Я недавно вернулась из путешествия на Тибет, – сообщила Елена. – Одной из достопримечательностей, которую мне удалось посетить, был старейший тибетский монастырь Самье-Гомпа. В монастыре просто гигантская библиотека древних свитков, манускриптов и трактатов. В тексте одного из них – «свитке Дхармадутты»… Вернее в обрывке свитка, – поправилась она, – в монастыре хранилась только его часть, с которой мне и посчастливилось ознакомиться, рассказывалось о Извечном Враге, Трех солнцах и прародителе Хадо. Так же в свитке подробно описывалось оружие, которым можно уничтожить Вечного врага…

– Спасибо, вам, Елена! Я срочно выезжаю в Тибет!

– Не спешите, Иван, – остановила его нечаянный порыв Елена. – Вы не найдете свитка в монастыре.

– Но постойте, вы же говорили… – опешил Каин, опускаясь обратно в кресло.

Да, он был там, но через несколько дней его украли, как, впрочем, и еще ряд древних документов из монастырской библиотеки.

– Кто это сделал? Я должен его найти!

– Вместе с нами путешествовал по Тибету некий немец. Рудольф Бланш. Ограбив библиотеку, он спешно покинул монастырь. Больше мы не встречались.

Каин вновь поднялся из кресла, подошел к Блаватской и встал на одно колено. Взяв её руку в свои, поднес тонкие холодные пальцы медиума к своим губам и поцеловал.

– Елена, вы сделали для меня много больше, чем я планировал получить! Я ваш вечный должник. Если вам когда-нибудь понадобиться моя помощь – можете смело рассчитывать на меня!

Наши дни.

СИЗО №…

– Итак, у меня появилась цель, – продолжил рассказывать Каин, – найти старый манускрипт из тибетского монастыря.

И как, удалось? – поинтересовалась Ольшанская.

– У-у-у, это целая история… Кстати, последствия её тебе хорошо известны. – Каин указал на лежащую на столе копию дела из московского архива.

– Дело коллекционера Лопухина? – догадалась Ольга.

– Оно самое, – кивнул Ванька.

– Так Лопухин – русский, а документы, как сообщила Блаватская, из монастыря утащил какой-то немец. Да и со сроками что-то не растет…

– Да все срастается, Ольга Васильевна. Покинув Тифлис, я с головой окунулся в поиски этого Рудольфа. Завел знакомства в среде коллекционеров, посещал аукционы, на которых сбрасывали подобный хабар. Я даже познакомился с известным археологом Шлиманом, и несколько лет копал с ним турецкие холмы в поисках Трои. Но концы удалось поймать только через двадцать лет. Неведомо каким образом, но нужный мне манускрипт оказался в России, в коллекции известного мецената и коллекционера Лопухина.

– И ты решил его ограбить? – предположила Ольга, делая поспешные выводы.

– Эх, Ольга Васильевна – Ольга Васильевна, – покачал головой вечный вор, – все-то обидеть меня хочешь! На тот момент я уже был не тот Ванька-Каин, разбойник и проходимец. Я уже пообтесался, закончил несколько университетов, покрутился среди аристократов, богемы, ученого люда…

– Но в деле написано… – попыталась оправдаться Ольга,

– Эх, Оленька, тебе ли не знать – контора пишет! Нет, вначале я хотел «полюбовно» с ним разойтись – деньжата были. Но этот сноб мне отказал!

1883 г.

Российская Империя.

Москва.

Мимо витрин с экспонатами Музея естественной истории размашисто шагал известный на всю Россию коллекционер и меценат Федор Михайлович Лопухин. Следом за ним, слегка поотстав, семенил Каин, не переставая упрашивать «надутого» мецената:

– Федор Михайлович, куда вы? Мы еще не договорили!

Лопухин резко остановился, и Каин едва на него не налетел.

– Я вам уже все сказал! Разговор окончен! Прощайте!

– Я готов выкупить у вас «свиток Драхмадутты» за любые деньги! Только назовите свою цену, – сделал еще одну попытку договориться Каин.

– Нет! – отрезал Федор Михайлович. – Я не стеснен в средствах. Прощайте!

Лопухин отвернулся, чтобы уйти, но Каин схватил его за руку:

– Федор Михайлович, позвольте мне хотя бы снять с него копию…

Лопухин резко выдернул руку:

– Я вам все сказал – нет!

Лопухин, боле не останавливаясь пошел прочь, а Каин непонимающе крикнул ему в спину:

– Но почему?

Лопухин недовольно остановился, развернулся и возвратилсяр к Каину.

– Ну не нравишься ты мне, проходимец! Я таких как ты – молодых, да борзых за версту чую…

– Зря ты так, Федор Михайлович, зря! – озлобленно произнес Ванька. – Продал бы раритетный свиток и жил бы себе поживал без хлопот…

– Ты мне угрожаешь, сопляк?

При слове «сопляк» Каин усмехнулся и выставил вперед ладони:

Ни в коем разе, Федор Михайлович.

Лопухин недовольно фыркнул и, вновь отвернувшись от Каина, пошел по коридору. Каин стоял на месте и сверлил удаляющуюся спину Лопухина недобрым взглядом.

Но Лопухин, разозленный «угрозами» неприятного проходимца, решил не откладывать дело в долгий ящик и навестить немедля же своего близкого приятеля – московского полицмейстера генерал-майор Огарева. Он застал высокого чиновника в своём кабинете, облаченного в генеральский мундир с эполетами, расчесывающего длинные усы-бакенбарды, ниспадающие до самых плеч.

– Николай Ильич, разрешите? – заглянув в кабинет, произнес меценат.

– Федор Михайлович, дорогой! – обрадовался приходу Лопухина полицмейстер. Всегда рад вас видеть! Вы у нас нечастый гость. Проходите, садитесь.

– Да все вот дела, делишки… – произнес Лопухин, проходя к столу, и усаживаясь на стул для посетителей. – И забежать некогда, поговорить… Как здоровье вашей любезной супруги?

– Просто прекрасно! – расцвел чиновник. – Мигрени Анну Палну больше не беспокоят! Прошли, как будто их никогда и не было! Федор Михайлович, ваш доктор – просто кудесник! Я перед вами в неоплатном долгу!

– Полноте, Николай Ильич! – отмахнулся Лопухин. – Ну, о чем вы? Какие промеж нами долги? Для меня честь помочь вам и вашему семейству.

– Спасибо, Федор Михайлович! Но я все равно вас отблагодарю настоящим образом!

– Николай Ильич… – укоряюще произнес Федор Михайлович.

– Все-все-все, умолкаю. Так что привело вас ко мне, Федор Михайлович?

– А я к вам, как раз по вашей, прямой и, так сказать, ведомственной части… – признался меценат.

Огарев обеспокоено приподнялся в кресле и огладил ладонями шикарные усы:

– Что случилось, Федор Михайлович? Уж не ограбил ли вас кто?

Лопухин плюнул через левое плечо:

– Тьфу-тьфу-тьфу, чтоб не сглазить! Нет, пока все в порядке!

– Пока? – удивился полицмейстер.

– Да, я думаю, что в ближайшее время меня попытается ограбить некий проходимец – Прохор Дубов.

– Откуда такая уверенность? – удивился Огарев, подобравшись, словно собака, берущая след.

– Не так давно этот Дубов вышел на меня с предложением продать ему один деревний манускрипт под названием «свиток Драхмадутты»…

– Да, мне известно о вашем увлечении древностями, – кивнул полицмейстер. – И в чем же проблема?

– Ну, во-первых, я не работаю с неизвестными мне партнерами, а я навел о нем справки – ну очень скользкий тип! Гастролер-бродяга мирового масштаба… Конкретно о нем ничего не известно… За руку никто не хватал… но тянется за ним дурнопахнущий шлейф… Вот чует мое сердце…

– Значит, вы ему отказали, а он?

– Начал угрожать, но не явно, а с подковыркой – я же говорю – скользкий тип! У меня на таких нюх – вот ей-ей, не погнушается и грабежом!

– Значит, вот что мы сделаем, дорогой вы мой Федор Михайлович: перво-наперво, установим за ним постоянное наблюдение. Приставим команду опытных филеров – пусть потаскаются за ним. А вам я выделю личную охрану…

– Спасибо, Николай Ильич, не надо – охрана у меня и своя есть, – отказался Лопухин.

– Тогда поступим так: вы распускаете слухи о том, где хранится ваш этот свиток. И мы там устраиваем засаду. Поведется ваш проходимец на грабеж – возьмем с поличным. Кандалы, этап, Сибирь!

Лопухин довольно улыбнулся:

– А мне нравиться ваша идея, Николай Ильич! Так и поступим…

***

Каин крался в ночной темноте по неосвещенному коридору особняка Лопухиных к рабочему кабинету хозяина. Возле запертых дверей он остановился и вынул связку отмычек. Легко вскрыв замок, запирающий дверь, он зашел в кабинет Лопухина и закрыл за собой дверь. В кабинете Каин осмотрелся в поисках сейфа, в котором, по его сведениям, меценат хранил самые ценные раритеты своей коллекции.

Но найти сейф ему было не суждено – зажегся свет и в кабинет вбежали полицейские и заломали Каину руки. Следом за полицейскими в кабинет зашёл с довольной улыбкой и сам Лопухин. Каин с заломленными руками исподлобья посмотрел на сияющего мецената.

– Ну, что, голубчик, – произнес с презрением Федор Михайлович, – а ведь я и не сомневался насчет тебя. И, как всегда, оказался прав в своей оценке. Никакой ты не коллекционер и не ученый. Ты – самый обычный воришка.

– Ага, обычный… – Каин истерически рассмеялся. – А ведь ты мог просто продать свиток или дать снять с него копию. Тогда бы и не случилось всего этого.

– Господа, спасибо за работу! – поблагодарил полицейских меценат. – Я обязательно попрошу его превосходительство полицмейстера Огарева поощрить вашу работу. А сейчас уведите его с глаз моих! Счастливого пути, господин Дубов, – произнес он, обращаясь к Каину, – ваш пеший экспресс отправляется по Большому сибирскому тракту!

Глава 4

27.03.1884 г.

Большой сибирский тракт.

Этап Нерчинской каторги.

Небо хмурилось с самого утра. В конце концов, оно зачастило мелким дождем, плавно перешедшим в мокрый снег. И без того раздолбанная дорога вмиг раскисла, превратившись в жидкую кашу, в которой увязли и люди, и лошади.

– Вот черт! – выругался старший этапа моложавый офицер Родимчик. – До централа еще верст сорок, а эти душегубы ползут, словно дохлые мухи!

– Хлипкий нонче тать пошел, ваш броть! – отозвался пеший конвоир Белоборотько, оказавшийся в этот момент рядом с лошадью офицера. – От я уж почитай третий десяток годов этапы сопровождаю, а такое послабление, вот ей Богу, первый раз вижу. Кандалы у них Гаазские[1], легкие, штырей нет – их цепями заменили! На дворе весна! Морозы позади! Топай и радуйся! Так нет жо, все одно – мрут! Хилый душегуб нонче, хилый!

– Эт ты точно заметил, – согласился офицер, – почитай только вышли, а в первой спайке уже два покойника!

– И эту падаль с собой тащить придется, – тяжко вздохнул Белобородько, – ключи от спайки есть только у коменданта централа.

– Черт! – вновь выругался Родимчик. – Ну почему в России все делается через жопу? Были б у меня ключи, отстегнул бы мерзавцев, да зарыл бы поглубже к чертям собачьим!

– Это ишшо нормально, – возразил Белобородько, – всего двое! Лет пять назад гнали мы этап на Акатунь, – продолжил он, поправляя оружие, – а с провиянтом оказия случилась. Не рассчитали. Даже нашему брату-солдату ремень затягивать пришлось. Ну а каторжан дохло от голоду без счету! Партию большую вели – почитай две тыщи одних только кандальных. Лето, жара, покойников раздуло, черви в трупах завелись, вонища за версту перед этапом бежит. А деваться некуда – ключи от спаек в централе! Делать, значит, нечего, их тоже с собой тащим, чтобы сдать по описи.

Белобородько передернул плечами, вспоминая пережитый ужас.

– Ничего, дошли! Чин-чинарем! Ни одного ханурика не потеряли! А здесь тьфу – две сотни душ! Ужели не дойдем? Через пяток верст хуторок небольшой будет. Недюжиное. В нем на ночлег остановиться можно, передохнуть. Если поторопимся – до сумерек будем!

– Давай, поторапливайся! – оживившись, крикнул Родимчик, представив себе горячий ужин и теплую постель. – Шире шаг, каторга!

– Шире шаг! – пронеслось по рядам конвоиров. – Давай, поторапливайся!

Родимчик пришпорил лошадь, направляя её к голове колонны. Бредущие в первых рядах каторжане были измотаны больше всех в партии: ведь именно они задавали скорость всей колонне, но всегда, по мнению конвоя, двигались слишком медленно. Именно в их спайке было уже два покойника, чьи окоченевшие тела по очереди несли заключенные, оказавшиеся с несчастными на одной цепи. Поравнявшись с головой этапа, офицер резко осадил лошадь. Животное поскользнулось и, проехав по грязи несколько метров, крупом сбило с ног двоих каторжан. Упавшие заключенные в свою очередь свалили еще нескольких товарищей по несчастью. Через несколько мгновений вся спайка барахталась в грязи, путаясь в оковах и тщетно пытаясь подняться. Этап встал.

– Твари! – рассвирепел Родимчик, выхватывая из-за голенища нагайку, которой в исступлении принялся охаживать упавших. – Встать, суки! Уроды! Встать!

Но копошащиеся в грязи каторжане, слыша свист кнута, лишь глубже вжимали головы в плечи, закрывались руками, стараясь уклониться от обжигающих ударов. На выручку офицеру сбежались рядовые. Слаженно действуя прикладами и сапогами, солдаты быстро навели порядок и поставили упавшую спайку на ноги. Колонна вновь продолжила движение.

– Ваш бродь, – позвал офицера Белобородько, – разрешите обратиться?

– Валяй, – раздраженно откликнулся Родимчик.

– Зря вы так переживаете, ваше высокородь, – укоризненно покачал головой конвойный, – от этого несварение может приключиться, али боли головные. Просто вам внове, а я человек тертый. Вы на них внимание сильно не обращайте, спокойствие, оно при нашем деле – первейшая вещь! Я-то ужо не первый годок сопровождаю, знаю, чего говорю. А спайку первую лучши в середку передвиньте, а то в ней новые покойники образуются. Мне-то их не жаль, но путь длинный – пусть своими ногами топають.

Выслушав тираду подчиненного, Родимчик угрюмо кивнул, но – таки прислушался к совету. Сделав необходимые распоряжения, офицер поехал бок о бок с бывалым солдатом.

– А вот скажи мне, Белобородько, неужели каждый этап такой… такой, – Родимчик замялся, подбирая формулировку, но конвоир понял его с полуслова.

– Когда как. Инда гладко, инда нет. Самое милое дело, когда этап идет на «слове старосты», и нам тогда послабление выходит, да и душегубов никто плетьми не погоняет. И никогда «на слове» побегов не случалось, сами же каторжане друг за другом смотрят.

– Это как? – с интересом спросил Родимчик.

– А так, – пояснил Белобородько, – находиться иногда среди каторжников человечек весомый, его тати сами из толпы выделяют, «старостой» нарекают. Он от всех этапников с нами, с конвоем тоись, разговор ведет: ну там, чтобы не погоняли палками, кормили по-людски, а взамен он обещается порядок средь своих людей держать. И держит-таки, ну там, чтоб не бунтовали, не бегли, поторапливает сам. Следит, одним словом. Если этап на «слове» идет, считай полдела сделано. А этапы иногда бывают ого-го, не чета нашему. Кандальных две-три тыщи на каторгу, да еще ссыльные налегке, да еще с ними и семьи с детьми, повозки со скарбом, лошади, да наш брат солдат здеся же. Настоящий караван-сарай. Попробуй, уследи за всем. Тут-то всякие тякать и мастыряться. Но и «на слове» оказии случаются: ить власть над сбродом энтим у одного старосты в руках. Бунт устроить – раз плюнуть. Я, правда, не попадал, но Трохимчук, – Белобородько указал на своего приятеля, идущего по другую сторону колонны, – попробовал того добра вволю. Из тогдашнего сопровождения почитай только половина уцелела, остальных цепями подушили, да из ружей отнятых постреляли. В бега полтыщи каторжан ушло, а тысячу конвоиры ухлопали. Старшой этапа, говорят, после этого застрелился, царство ему небесное, – Белобородько размашисто перекрестился.

Родимчик судорожно сглотнул, и тоже осенил себя крестным знамением. После этого беседа заглохла сама собой. В Недюжиное этап вошел в сгущающихся вечерних сумерках. При прадеде нынешнего хозяина Недюжинное было процветающим поместьем. Скотопромышленник Петухов некогда разводил здесь скот и немало в этом преуспел. Деду, а затем и отцу нынешнего владельца поместья пришлось изрядно потрудиться, чтобы пустить на ветер грандиозное состояние прадеда. Так что к нынешнему времени от большого процветающего поместья осталось лишь несколько жилых домов, да пустые хлева и конюшни, вмещающие в былые времена многочисленные поголовья скота. Вот в этих пустующих помещениях Петухов – младший и расположил обессиленных каторжан. Солдаты быстро загнали заключенных под крышу, где последние попросту рухнули на покрытый остатками прелой соломы земляной пол. Родимчик самолично расставил караулы, отдал заместителям соответствующие распоряжения, а сам отправился на званный ужин к хозяину поместья. На Недюжинное неспешно опустилась ночь. В затхлой темноте старого хлева, где за долгие годы запустения так и не выветрился запах навоза, вповалку лежали каторжане. Тем, кому посчастливилось забыться во сне, и хоть на мгновение вырваться из ужасающей действительности, завидовали те, кого сладкие объятия Морфея обошли стороной. Каин тоже не мог уснуть: болели сбитые кандалами руки и ноги, ныли попробовавшие солдатских палок ребра. Раздражал сосед-покойник, которого пришлось нести всю дорогу на своем горбу – так уж вышло, что попал Каин в ту самую злополучную первую спайку. Мысли бежали вяло – болела голова, ей тоже досталось от армейских кованных ботинок. Нужно было срочно что-то делать, но на обдумывание этой мысли просто не было сил.

– Слышь, босяк! – услышал Ванька чей-то сиплый шепот. – Тебе говорю, – неизвестный подергал Каина за рукав, – тебя ведь Прохором кличут?

– Ну? – устало спросил Каин.

– Проха, земеля, в бега надо! Сдохнем мы на каторге! Те Мирон Никитич[2] сколь отмерил?

– Пятнаху.

– А мне четверть – столько на киче не протянуть! Валить надо! Прям щас! Потом поздяк метаться: после Орловского централа конвой свежак глазастый. А в Сибири совсем тухляк – на тыщи верст тайга, сгинем на раз! Ща наваливать над…– Шныра зашелся сухим кашлем.

– Как? – прошептал Каин.

– Ты же медвежатник, внатуре, знатный, – прокашлявшись, произнес Шныра. Замок спаечный ломанешь?

– Раз чихнуть. А дальше чего?

– Дальше ништяк: я дыру в соломе под стеной надыбал – на старый подкоп похоже. Попробуем в него щемануться – авось выгорит?

– Готов рискнуть? – поинтересовался Ванька.

– Не очкуй! Все путем! – ободрил его каторжник.

Каин нашел спаечный замок, пробежался по нему пальцами.

Закрыл глаза и сосредоточился, представляя схему запорного механизма и принцип его работы. Вытащив из сапожной подошвы маленький гвоздик, Каин вставил его в замок. Одно движение рукой и замок бесшумно открылся.

– Отжал нутряк? – сообщил Каин подельнику.

– Т-с-с! – шикнул незнакомец, сползая с общей цепи. – Сползай с цепи и ползи за мной, только тихо.

Каин, стараясь не шуметь, пополз за новым знакомцем. Держась за цепь сковывающую ноги напарника, Ванька неотрывно следовал за ним в темноте. Неожиданно товарищ по несчастью нырнул в какую-то яму. Каин поспешил последовать его примеру – нащупав в темноте лаз, вырытый кем-то в земляном полу, Ванька рванулся к свободе.

15.07.1884 г.

Москва.

Копыта звонко цокали по булыжной мостовой. Раскрасневшийся извозчик неустанно понукал изнывающее от летнего пекла животное. Старый мерин укоризненно косился на хозяина, но справно трусил мелкой рысцой. Извозчик усердствовал не зря: в его видавшем виды открытом фаэтоне восседали респектабельно одетые господа, что заплатят за поездку не скупясь.

– Через квартал повернешь направо, – распорядился один из двух пассажиров – маленький чернявый господин, руки которого, несмотря на летнюю жару, скрывались под черными лайковыми перчатками, – потом через три дома будет желтый двухэтажный особняк. Вот там и остановишь.

– Уж, не к мадам ли Кукушкиной в гости изволите? – любезно поинтересовался возница, обернувшись к господам.

– А если и к ней, – вкрадчиво ответил чернявый, – тебе какой интерес? Ты, шельмец, может, что-то против мадам имеешь?

– Ни, – испуганно затряс головой извозчик, – ни в коем разе! Мы со всем уважением! Вам стоило только намекнуть, куда ехать изволите, а мы в лучшем виде – мадам каждый в нашем квартале знает и понятие имеет!

Возле желтого особняка извозчик остановил коня. Пассажиры легко спрыгнули на землю, щедро рассчитались и исчезли в парадной. Извозчик, пряча деньги за пазухой, с уважением посмотрел им вслед: непростые господа, ох не простые! Простые с мадам Кукушкиной не водятся – может выйти себе дороже. Возчик утер рукавом солёный пот, заливающий глаза, причмокнул губами и крикнул: