Читать книгу: «Болотные дети», страница 5

                                                                                                                            7

Василь с тревогой привстал с облучка, вглядываясь куда-то в горизонт.

– Глань, нук посмотри, кажись дым с нашей стороны валит.

Задремавшая жена недовольно зевнула и посмотрела куда указывал муженек.

– Дымит чет, да. Мальцы поди опять сено подожгли. Митяй, негораздок, ничему его жизнь не учит, – ответила она, помятуя прошлогоднее происшествие, когда из-за выходки соседского мальчишки вся деревня полдня бегала с ведрами от колодца до горящего на поле стога сена.

– Ну, может и так, – пожал плечами мужик.

– Да поехали уже, домой охота, укачал меня совсем.

Глаша снова откинулась на мягкое сено и прикрыла глаза.

Всю прошлую неделю они провели у родителей Василя в соседней деревне. Его старший брат, тамошний староста, праздновал рождение второго сына и событие сие отмечал с размахом, собрав всех многочисленных родственников, разлетевшихся по соседним селам.

– Вон, братец твой, второго заделал, а ты что? – не преминула уязвить Василя жена во время застолья, – курощуп малахольный, ток и можешь, что на чужих девок заглядываться.

Тогда они сильно поссорились и до сего момента особо не разговаривали.

Уже подъезжая к деревне, Василь снова растолкал жену, шепотом сказал:

– Говорил тебе, бабе дуре, беда у нас в деревне какая-то.

Глаша протерла глаза, хотела уже было рявкнуть в ответ что-нибудь непривлекательное, но потом увидела, о чем говорит муж, да промолчала.

Первый же стоявший на подъездной дороге дом выглядел действительно, мягко говоря, странно. Дверь распахнута настежь, слюдовые оконца (а имением таковых гордилась вся деревня) побиты, а все крыльцо было в странных бурых пятнах.

И никого.

Да и вообще по всей деревне царила странная тишина, нарушаемая редким щебетанием каких-то птиц.

– Давай поглядим, чего там дымит, – так же тихо ответила Глаша, – токмо не торопись.

Они въехали в деревню и везде была примерно одна и та-же картина. Пустые дома, поломанные ограды, сорванные с петель двери, да огромные темно-бурые кляксы тут и там.

– Слышь Глань, а ведь то кровь похоже, – снова прошептал Василь.

– Знамо дело, не брюкву давили, – огрызнулась Глаша, – какая собака посмела? Отца надо найти, да к князю за дружиной бежать. Светлогор то уж разберется, что за лихо тут…

В этот момент они выехали на главную улицу, с которой открывался вид на дом старосты. Точнее на то, что от него осталось. Обгорелые останки, черными гнилыми зубами, пялились в голубое осеннее небо. Погорел сам дом, подклеть и даже амбар. Непонятно как, но досталось и соседним дворам. По сути, самый зажиточный угол села теперь превратился в одно большое сажевое пятно с торчащими там сям печными трубами.

Глаша осеклась, судорожно всхлипнула. Затем одним махом перескочила через борт телеги и побежала, подобрав платье, вверх по дороге к дымящимся руинам.

– Тятя! Тятка! – орала она в голос, захлебываясь слезами, – Ты по что?! Ты где, родненький?

Василь начал испуганно озираться по сторонам, замахав ей в спину руками.

– Тише, дуреха! Куда? Постой, оглашенная!

Он собрался уже было спрыгнуть и догнать обезумевшую от горя жену, как заметил, что из пустующих домов вдоль улицы начали выползать… дети?

С виду годовалые карапузы, они передвигались очень странными, неуловимо быстрыми прыжками. Василь пригляделся и обомлел от страха. Вместо обычных ног у детей были темно-зеленые, чешуйчатые лягушачьи лапки! Они припадали к самой земле, вонзая в нее длинные острые когти, упирались ручками и взмывали вверх, очень быстро догоняя рыдающую женщину.

Она ничего этого не видела, а только продолжала бежать вперед, оглашая криком окрестности.

Но вот, вдруг споткнулась, упала прямо посреди дороги. Закопошилась, пытаясь встать, но запуталась в складках и снова упала. Один из детей молниеносно юркнул под подол. Через секунду на ткани начало расплываться большое красное пятно. Глаша опять завопила, но уже от боли и ужаса. Еще несколько тварей напрыгнули на нее сверху. Оцепенев, Василь смотрел, как эти маленькие уродцы рвут на части его жену.