Читать книгу: «Про то, как враг народов войну выигрывал», страница 3

1-й вопрос: «Почему мы все время отступаем, не принимая боя? Только займем новые позиции, начинаем окапываться, как получаем приказ отходить дальше».

2-й вопрос: «Почему мы не видим ни одного командира больше, чем с кубиками? Старшее начальство уезжает, оставляя нас на произвол судьбы».

22

А между тем все эти довольно частые передислокации происходили только лишь потому, что умные командиры прекрасно понимали, что пользы от подобного рода позиций будет, ну явно уж попросту ни на грош.

Ведь если враг уже где-то далеко сзади, его попросту незачем тут далее сдерживать, так только в окружение или, чего доброго, еще похуже, к фрицам в плен буквально так сразу же попадешь.

Ну а всего хуже будет ходить безо всякой нужды вперед – в атаку!

Да и вообще, когда то самое сколь еще безотлагательно спешное наступление всею именно что своею кровью до чего разом сходу захлебывается…

Ну а также и безо всякого промедления затем уж и превращается в тот самый бешеный панический драп…

И главное, при той на редкость злосчастной советской системе командования самыми первыми незамедлительно драпают именно те сурово насупленные отцы-командиры…

Причем как оно само собой разом понятно, в конечном итоге, при подобном ходе всех дел армию ранее пуль лютых врагов всенепременно как есть, запросто настигает именно то сугубо, как есть безнадежно так внутреннее «ржавое» разложение.

Ну, а заняли бы наши войска в том ныне далеком 1941 году, именно ту чисто логически из всей же общей обстановки само собой тогда вытекающую оборонительную позицию…

То есть, коли бы они хоть как-то еще уж вполне обошлись совсем безо всяческих заранее обреченных на самое неминуемое поражение отчаянно осатанелых контрнаступлений…

Нет тогда вот авось и за два более легких года пятилетний план по разгрому фашистской Германии обязательно так с честью бы разом и выполнили…

Да только по тому до чего чудовищно адскому плану всех тех, на редкость яростно днем и ночью бездумно бдящих очей непримиримо бескомпромиссной коммунистической партии всему тому ведению войны попросту и впрямь должно было происходить разве что с боем, как и немыслимо показным отчаянным рвением.

23

А между тем в том самом случае, коли бы наши части всеми теми своими стройными рядами со всей поспешностью в самом-то начале войны разом-то отступили, то, вот он вопрос так вопрос, уж, сколько именно народу в немецкий плен безо всякого боя и близко так никак тогда бы вовсе-то не попало…

Да и впрямь, словно мышь в темный мешок, а самоотверженно продолжили бы те бойцы воевать и бить фрица…

Причем всему тому вполне должно было осуществляться в том числе и совсем безо всяческой грозной же тени всего того немыслимо чванливого сумасбродства.

Ну а из всего того далеко не всегда внятного говора нестройной толпы безликих лизоблюдов, что были и впрямь на деле близки к трону усатого ирода коли вообще, и можно было чего-либо разобрать так это ведь только то одно.

А именно сколь беспрестанно лились и лились из ставки верховного Главнокомандующего те самые до чего люто же бешеные дифирамбы всяческой той чисто наступательной истерии.

И уж понятное дело, что так и находясь в состоянии бодрой и свежей приподнятости духа, большевистские воители попросту чисто по-иезуитски злокозненно, и чеканили шаг самой незамедлительной смерти весьма многих своих собственных войск, направляя их тупо вперед и вперед на чистый убой…

Причем тем как есть наиболее главным для них было разве что именно то, чтобы их воины подлого врага считай, что попросту так совсем никуда и на пушечный выстрел нисколько не пропустили.

Ну, а сами те чьи-то чрезвычайно же мелко суетливые жизни были при этом разве что более чем беззастенчиво вычеркнуты из всякой сметы, да и вообще те люди оказались исключительно так сметливо, чисто так еще заранее сняты со всякого воинского довольствия.

И главное – всем тем безалаберно напрасным шапкозакидательским демаршем сгубили тогда до чего только скольких донельзя так основательно (до всякой еще войны) хорошо же обученных бойцов, ну а смена им пришла и близко нисколько так явно не та…

Не в смысле хоть сколько-то общечеловеческом, а разве что в смысле той чисто вот изначальной своей воинской подготовки, как и вполне полноценного и на редкость правильного и разумного понимания всяческих более чем «разнокалиберных» свойств всей той нынешней современной войны…

В условиях теперешнего ныне попросту уж считай, что всеобъемлюще техногенного фактора будет и близко никак вовсе ведь недостаточно одного уж наличия в душе солдата яркой искры личной храбрости…

Нет, нужны были еще и знания, и опыт, где, чего и как может вдруг выдать залп и этаким макаром разом в щепы разнести чью-либо сколь нахраписто тупую пролетарскую самонадеянность…

Кадровиков, их и без того свои бдительные чекисты частенько приструнивали, а то и до чего основательно весьма так «заботливо» по-хозяйски постреливали за все то, надо бы прямо сказать, исключительно вредное умничанье, более чем запросто ими сходу переименованное в самое явное малодушие и трусость…

24

Да и тот навеки легендарно «отеческий» приказ «ни шагу назад» был не только ведь весьма незамысловато жесток.

Ну уж нет в том числе и был он к тому же и слепо преступен, а как раз потому и суждено было ему некогда и впрямь-то внести в быт отступающих частей самый явный элемент, вмиг иссушающей душу трусости.

Сзади, как оказывается, тоже был вовсе не тыл, а смерть или, в лучшем случае, отсроченная смерть – штрафбат.

Отступавших там никак не жаловали – считали чуть ли не за тех же предателей…

Ну а судьи-то кто?

Да уж, собственно, говоря, именно те, кто в том самом никак не расплывчатом виде, чисто наспех определив должные параметры наиболее основной и главной цели своей суровой борьбы, всею душою стояли за безупречно верное сохранение основ в точно том виде существующего общественного строя.

А именно потому, огнедышаще дыша солдатским массам прямо в затылок, истово верные своему бравому делу «защитники социализма» очень ведь страстно любили, чеканя при этом каждый свой слог свирепо пыхтя столь проникновенно читать мораль тем, кто за мелкие и большие грехи был спешно снят с переднего края.

И они до чего еще веско старались всеми силами оправдать доверие коммунистической партии, пославшей как раз-таки их на это ратное поприще, а не кого-нибудь для того и близко совсем уж вовсе-то не подходящего другого.

А партия та после достаточно частых и весьма тщательных чисток и впрямь отныне была беззаветно так всею душой всячески предана делу Ленина под необычайно доблестным и чутким руководством товарища Сталина.

Ну а именно под его исключительно строгим и праведным руководством и рушилось разом уж все и вся.

Однако вот как-никак, а тем на редкость доблестным мастерам кулачного боя (в тихом тылу) со всем своим народом воевать, всегда было явно сподручнее, как и во всем более чем чрезвычайно привычнее.

И уж никак не иначе, а только в этом и были они ведь на редкость басовито деловиты, а также и крайне вопиюще сноровисты…

К тому же, как раз посредством данной хлебной и сытой должности и от того всепоглощающе адового пекла будет довольно-то разом вполне как-никак вовсе далече – небось, немец не искалечит, не испепелит, не изжарит…

25

А как раз-таки потому ловить и расстреливать трусов и паникеров и стало самым ведь бравым делом для всякого рода заплечных дел бравых моралистов…

И это никто иной, а именно они и заняли позицию тех сколь отчаянных радетелей и заступников за весь тот от века им и впрямь самый родимый же край.

Ну а в свете всего того, до чего грозно начали они сражаться совсем недвусмысленно смертоносными резолюциями буквально за каждый сантиметр советской земли.

А потому и указ Сталина «НИ ШАГУ НАЗАД» был, собственно, так весьма лаконичным призывом лечь же костьми на пути врага, а не всеми силами победить его в ратном бою…

И данный беспрецедентно же преступный в истории всех войн приказ начали применять к действию с того самого августа 1941-го года, и вся разница, что тогда его, официально повсюду вывешенного в войсках, нигде еще нисколько совсем не наблюдалось.

Однако во всех инструкциях для армейского начальства данный приказ был вполне надежно оформлен в те самые безапелляционные, и совершенно не терпящие никаких возражений рамки ничем не сгибаемой воли величайшего вождя.

Ну и понятное дело, что было то начальство с этим лозунгом более чем досконально так до конца разом ведь верно же ознакомлено.

И вот ниже всему тому разом и будет сколь еще достойно так приведен именно тот изумительно яркий пример из книги военного корреспондента «Красной Звезды» Василия Гроссмана «Жизнь и судьба».

«Знаете приказ: «Ни шагу назад»? Вот молотит немец по сотням людей, а стоит отвести их за обратный скат высоты, и люди будут в безопасности, и тактического проигрыша никакого, и техника сохранится. Но вот есть приказ: «Ни шагу назад», – и держат под огнем, и губят технику, губят людей.

– Вот-вот, совершенно верно, – сказал Бова, – в сорок первом году двух полковников к нам в армию из Москвы прислали проверить этот самый приказ «Ни шагу назад». А машины у них не было, а мы за трое суток от Гомеля на двести километров драпанули. Я полковников взял к себе в полуторку, чтобы их немцы не захватили, а они трясутся в кузове и меня просят: «Дайте нам материалы по внедрению приказа „«Ни шагу назад“… »… Отчетность, ничего не поделаешь».

26

Отчетность во всем, подотчетность и явное чисто уж вприсядку так и заискивающее перед всяким высоким начальством мучительно вкрадчивое и низкопоклонное очковтирательство…

И наиболее главным тут было как раз-таки то, чтобы все значится, только лишь и пошло по некоему единому плану и буквально без всяческих излишних задержек.

Ну и скольких человеческих жизней те бумажки, где-то в той крайне далекой же тыловой тиши бездумно и многослойно составленные, нашей некогда всецело общей отчизне… на самом-то деле, вполне еще некогда стоили?

Бумажные планы били по рядам наших солдат, куда и впрямь до чего похлеще вражеских пуль.

И как это вообще нечто подобное на деле могло ведь восприниматься многомиллионными массами в серых шинелях?

А простой солдат между тем и близко никак не дурак, а потому и дело ясное – все-то он себе на ус враз мотает, и, кстати, более чем закономерные выводы он уж, поверьте, вполне еще сделать на самом так деле всенепременно сумеет.

27

И сколь, и впрямь тогда более чем уж естественно, что тот чисто повседневно им наблюдаемый дикий кавардак поначалу действует на него крайне угнетающе, ну а затем весьма вот беззастенчиво разлагающе!

Кавардака никакого не было, все о нем праздные разговоры – сущие происки ярых врагов развитого социализма?!

Да только вовсе-то что есть силы уж надо бы прямо ведь так и сказать всякому тому слащавому вранью твердое нет!

Поскольку грехи самой обыденной большевистской действительности во время войны обострились, считай именно что вдесятеро.

Причем вся та паническая истерия и дикий хаос, и сущая разноголосица мнений были некогда как раз именно таковы, что ни в сказке сказать, ни пером описать.

И вот он всему тому, до чего яркий и наглядный пример из рассказа Владимира Тендрякова «Донна Анна».

«Это было началом нашего отступления. До Волги, до Сталинграда…

Я видел переправу через Дон: горящие под берегом автомашины, занесенные приклады, оскаленные небритые физиономии, ожесточенный мат, выстрелы, падающие в мутную воду трупы и раненые, лежащие на носилках, забытые всеми, никого не зовущие, не стонущие, обреченно молчаливые. Раненые люди молчали, а раненые лошади кричали жуткими, истеричными, почти женскими голосами.

Я видел на той стороне Дона полковников без полков в замызганных солдатских гимнастерках, в рваных ботинках с обмотками, видел майоров и капитанов в одних кальсонах. Возле нас какое-то время толкался молодец и вовсе в чем мать родила. Из жалости ему дали старую плащ-палатку. Он хватал за рукав наше начальство, со слезами уверял, что является личным адъютантом генерала Косматенко, умолял связаться со штабом армии. Никто из наших не имел представления ни о генерале Косматенко, ни о том, где сейчас штаб армии».

28

Да уж, совсем сколь бесшабашно верные слову и делу были некогда генералы в той весьма ведь нарочито очищенной от всяческой скверны самостоятельных дум и личной ответственности Краснознаменной армии!

Мало-то в ней в те времена оставалось именно тех самых кадров, которые при любых обстоятельствах были бы всею суровой самодисциплиной явно приучены без малейших в том колебаний, сходу уж брать всю ответственность лично так на себя.

При этом полностью до конца безупречно понимая всю тяжесть, легшую на их плечи, а потому при случае и впрямь до чего твердо готовых буквально за все свои действия пред воинским трибуналом строго ответить.

Да вот уж и нет в штабах многих армий тогда процветало самое беспринципное чинопочитание, доходящее до самого откровенного лизоблюдства.

И главным было с наскока взять чего-то, а людей можно было при этом терять сколько угодно – это вообще не имело ровным счетом никакого значения.

Ну а вполне тому соответственно и успехи в планировании тех или иных операций зачастую зависели только от силы натиска, при этом, никак не считаясь ни с какими даже и самыми наиболее ужасными потерями.

Да и вообще считай, так истинно все во время той войны разом уж попросту полагалось незамедлительно делать на редкость массово и лавинообразно.

А главное, всею своею грубой пролетарскою мыслью, только лишь и возлагая надежды на один разве что тот сколь неудержимо яростный общечеловеческий фактор…

Причем любая здравая инициатива была нынче строго же наказуема, да даже и в случае более чем наглядно видимого успеха…

Хотя, как то до конца разом вот очевидно, именно в результате неистово смелой победы здравого смысла над той никак не в меру беспардонно ухватистой чисто штабной тупостью, шибко грамотного командира могли попросту разом отправить на верную погибель, а не расстрелять…

Да и вообще, после тех на редкость злокозненно въедливых и широкомасштабных чисток во всем том еще довоенном армейском корпусе попросту и близко более не было никакого прежнего числа командиров, которые все бы решали именно сами, безо всей той совершенно бесцеремонной и крайне ведь откровенно навязчивой подсказки сверху.

Красная армия почти перед самой войной была до чего только варварски омыта чудовищной кровью, до самого блеска считай, так начисто очищена от тех хоть сколько-то действительно профессионально знающих свое дело военных.

То есть, при той никак не кособоко проведенной в 1937 году хирургической операции по удалению у нее весьма увесистой части «костного и головного мозга» была ярой пятой НКВД считай, именно уж в пыль раздавлена не одна та бледная, словно смерть военная верхушка, бывшая в оппозиции к Сталину…

Нет в точности той же участи удостоились и довольно многие умные люди, кое-кому сколь еще нелепо попавшиеся тогда разом под чью-то горячую руку.

И вот на место тех вполне толковых и знающих свое дело кадровых военных были до чего спешно уж, сходу затем и посажены те самые тупые марионетки, которыми вождь мог шевелить, словно пальцами на своей руке.

И это разве что тот чисто сталинской скороспелой выпечки генерал и мог столь недвусмысленно мигом так догадаться, нагло раздеть своего адъютанта совсем догола, а все свои личные шмотки попросту выкинуть, а то и вообще их где-нибудь в великой спешке сходу зарыть.

Генералы бесславного образца 1937 года вообще были разве что на одну веселую свадьбу наспех-то сколь так явно уж недвусмысленно ряжены.

И, кстати, до чего уж строго учитывая весь их вовсе ведь немыслимо яростный по-пролетарски праведный дух, только лишь эдак им и было самою той еще злюкой судьбой, разом вот и велено же поступить.

До чего сразу более чем незамедлительно отпраздновав труса при одном том отчаянно ноющем в самой глубине чьей-либо неказисто серой душонки весьма так скверном предощущении, вполне так возможного грядущего плена.

29

Ну а маршалы, те и подавно были людьми столь неприметно безликими и отчаянно недалекими, исключая, быть может, разве что одного того бывшего полковника царской армии – Шапошникова.

И уж никак недаром в тот самый момент, когда все планы экспансии коммунизма в Европу попросту еще сходу с великим грохотом совсем безнадежно так рухнули в сущее небытие, товарищ Сталин именно его и сделал начальником генштаба.

Правда Шапошников, был им разве что лишь пока звезда удачи не стала уж вновь до еще чего искренне так явно ведь до чего ослепительно улыбаться вождю всем своим волчьим большевистским оскалом.

Причем все те вовсе иные новоиспеченные и отчаянно бравые пролетарские воеводы завсегда были на самой уж, как есть запредельной высоте от тех, до чего только немыслимо простых, хотя и никак совсем не оловянных солдат.

И само собою более чем сходу разом понятно, что то наиболее главное различие между низами и верхами тогда было вполне касаемо одного лишь никак неестественного статуса сколь на редкость беспочвенно вознесенных на самый верх откровенно бездарных командармов.

То есть, все дело тут было заключено никак не в том, более чем весьма так существенном различии в уровне менталитета и интеллекта по сравнению со всею той основной солдатской серой массой.

И вот какие на редкость обоюдоострые, словно клинок слова о Жукове говорит, без тени сомнения, великий писатель, все свои силы отдавший достойному и достоверному освещению всей той ныне уж до чего только давней военной поры, Василь Быков, «Долгая дорога домой»:

«Вечером один из больных, артиллерийский капитан, который воевал в составе 1-го Украинского фронта, рассказал, как командующий фронтом Жуков осенью 1943 года ликвидировал немецкий прорыв под Житомиром. Носился по боевым порядкам частей на своем неизменном «виллисе» в сопровождении бронетранспортера с головорезами-автоматчиками на броне и автомобиля, в котором сидели чины военного трибунала. Там, где замечал малейшую растерянность или подавленность, приказывал автоматчикам схватить первых же попавшихся под руку солдат или офицеров и расстрелять их на месте. Из карманов еще теплых трупов трибунальщики доставали документы и оформляли приговор. Что ж, маршал сам никого не убивал и приговоры трибунала не подписывал, а это делали другие – по всем правилам военной юриспруденции.

Великий был маршал!»…

Да, этого у Жукова точно ведь вовсе-то никак не отнимешь, и это как раз-таки именно под его сверхгениальнейшим руководством чрезвычайно много бед понаделало и сотворило то самое панически удирающее в тыл начальство.

Причем без самой высочайшей же его санкции, никто вот совершенно не смел любой мост, загодя еще успеть, хоть как-либо вовремя подорвать.

А потому немецкие танки перли и перли вперед сколь безотказно и весьма результативно, раз за разом так, и, захватывая новые и новые плацдармы.

Ну а заодно явно так и доводилось им это делать на редкость радостно и совсем почти так вовсе же беспрепятственно…

Армия тем более гниет с генерала, коли тот буквально до колик в брюхе боится гнева своего тылового маршала…

30

А потому коли тот маршал чисто советского образца, до чего уж преступно никак не протерев при этом глаза, полуосмысленно медлит с тем, весьма ведь сколь еще жизненно важным и нужным приказом.

Причем тот приказ следовало не только так сколь незамедлительно разом вот спешно отдать.

Нет, чисто формально сделать разве что только лишь это было бы до чего еще ничтожно так исключительно мало!

Поскольку тем наиболее главным было бы тут же на редкость отчаянно со всех ног разом бежать более чем ревностно его исполнять, дабы врагу и был, затем дан тот на редкость самый молниеносный отпор…

Ну а само как оно есть полнейшее отсутствие трезвого взгляда на вещи погубит морально армию задолго так, прежде чем это произойдет чисто физически.

И это именно тот и впрямь заносчиво невежественный, да и чудовищно безграмотный старшина всего того с одного разве что виду чисто же несметного сталинского войска…

Да именно тот самый генерал от большевистской орды Жуков, и поставил всю свою армию на колени пред тем (как оно разве что только впоследствии оказалось) никак не всесильным нацистским агрессором.

Ну а последний совсем безо всяческих проволочек наскоро перерезал провода, по которым и впрямь хоть как-либо еще могла бы только прийти в войска резолюция, сколь еще вот милостиво разрешающая им приступить к той самой более чем весьма незамедлительной обороне своих рубежей.

Поскольку без нее самое начало военных действий против массово вторгшегося в страну противника могло быть разве что исключительно уж вовсе нестройным и спонтанным.

Вместо смело сжатого кулака сами собой получились разве что сходу так вконец раздробленные отдельные пальцы.

А при этаком раскладе даже коли кто вообще и вступит до чего смело в бой, то тот ярый очаг могучего сопротивления враг мог совсем без труда обойти и продолжить свой путь в самую глубь страны дальше.

Да и вообще всеми силами, приводя войска в самое решительное действие к тому же ведь и следовало и близко так далее никак не опасаться хоть как-то во всем том дальнейшем на деле поддаться на все те немыслимо подлые вражеские провокации.

А между тем то исключительно спешное распоряжение просто и ясно дающее право войскам хоть как-то и впрямь преступить к должной защите своих рубежей, и было в тот самый момент чисто как воздух именно уж жизненно так попросту ведь явно тогда необходимо.

Ну а только поэтому и должны были все те главные военачальники страны никак не беззвучно и про себя, а вполне конкретно и громогласно (через все те имеющиеся громкоговорители) до чего заблаговременно довести до сведения всех своих подчиненных, что ныне и впрямь действительно началась война.

Причем заявление Молотова явно припозднилось, а как раз потому слишком так поздно вот было доводить до сведенья буквально-то каждого отдельного рядового, что пришло же время, бежать на склад за винтовками, патронами и гранатами.

Да к тому времени может, и бежать было попросту некуда, поскольку тот склад весь уже пылал огнем после ковровой бомбардировки при поддержке вражеских истребителей.

А между тем как-никак, а до этого всем войскам было сколь еще строго приказано ни на какие провокации никак вовсе так явно не поддаваться…

А значит, без чьего-либо властного приказа начать стрелять в немцев, было никак уж попросту так и нельзя.

То есть в те наиболее первые часы войны солдатам нельзя было вообще приступить даже и к самому началу каких-либо, хоть сколько-то весьма существенных оборонительных мероприятий.

Вот и писатель Владимир Карпов, прошедший всю войну разведчиком, задолго еще до того, как он стал членом ЦК партии, в самой той наилучшей своей книге «Взять живым» вопрошал:

«Теперь не допустит, – печально и тихо сказал танкист. – Раз услышал, что комиссар приказывает, будет стоять до конца. Подвиг совершает! – танкист истерически засмеялся, тут же заплакал, стал бить кулаками снег и надрывно выкрикивать: – До каких же пор так будет? До каких? В июне нам не позволили машины вывести: приказ – не поддаваться на провокацию. И что же? Многие танки сгорели в парке. Вот, смотрите, он тоже не поддается на провокацию, этот дурак!»

А тем временем подлый враг все пер и пер, пожирая своей военной силищей все новые и новые квадратные километры советской земли…

Ну а тот уж самый бесславный герой сталинского романа со всею краснознаменной армией, маршал Жуков, всесильно восседая во главе армейской верхушки, 22 июня попросту никак и никак явно не мог разом отдать войскам простой и четкий приказ – открыть по врагу огонь.

А то ведь те командиры отдельных частей даже и не ведали со всей определенностью, война ли это или провокация, на которую от начальства была дана предельно ясная директива ни под каким видом на что-либо подобное вовсе не поддаваться.

Ну а как раз потому и было тогдашнее положение весьма многозначительно схоже именно с тем, каковое было до чего же подробно некогда описано в трилогии Виктора Гюго «Отверженные»:

«Наступала ночь, а с нею вместе смерть; они ожидали этого двойного мрака и, непоколебимые, дали ему себя окутать. Каждый полк, оторванный от другого, лишенный связи с разбитой наголову армией, умирал одиноко».

31

И данное одиночество было сколь вот еще откровенно так разлагающим для многих никак уж совсем неустойчивых душ довольно-то слабых волей людей.

А между тем даже и отдав бойцам четкую и отчетливую, считай уж повзводную команду более чем незамедлительно встать всем, как один, в оборону…

Нет, этим-то только одним им никак не предоставишь, то самое время, что им было и впрямь так поистине надобно для того, чтобы могли, они ко всему тому вполне достойно и более чем подобающе всеми силами действительно приготовиться…

И главное, было им и близко никак невозможно под тем самым на редкость беспрестанно прицельным огнем противника максимально так эффективно до чего сходу организовать до чего четкую и прочную линию всей вот своей обороны.

Поскольку, так или иначе, а надлежало же личному составу роты или батальона ради того самого ярого и целенаправленного противодействия подлым атакам врага уж как штык, и впрямь-то в нужную минуту на деле ведь оказаться весьма естественно разом готовыми к схватке не на жизнь, а на смерть…

А именно стволы пушек, пусть и наспех, но совсем не одному лишь и только треклятому врагу на потеху истинно на деле суметь еще действительно так успеть вовремя расчехлить.

Ну, так и все – это снова надо бы уж повторить, было необходимо сделать именно под той, сколь беспрерывной бомбежкой, а при таких делах и растеряться было бы вовсе никак ведь явно недолго.

А даже коли кто-то из тех солдат считай, что моментально и не запаниковал, а склад со снарядами и прочими боеприпасами пока еще не был проклятыми фашистами чисто с воздуха всеми теми ковровыми бомбежками уж фактически полностью до чего напрочь так явно уничтожен…

А именно считай так до основания был он начисто ныне сровнен с уровнем сырой земли…

Да только все уж равно при подобном раскладе части Вермахта как оно не раз было сказано выше горячие участки фронта вполне благополучно попросту сходу обходили с флангов.

Ну а те, подчас на редкость бессмысленно отступавшие в полном разброде и беспорядке, наши войска были им при этом никак явно совсем не помехой.

А, кроме того, сколь еще зачастую, они вообще наши части совершенно так бестрепетно и яро атаковали минометным и артиллерийским огнем как-никак а, ясное дело, разве что откуда-то чисто ведь более чем немыслимо издалека…

Причем немецкие танковые дивизии вовсе-то варварски и беспардонно (несмотря ни на какие директивы Ставки) весело и браво двигались в сторону Москвы, где их вполне могла ожидать славная победа, кабы вот, конечно, большевики проявили до чего большее усердие в самом-то пламенном обезличивании и оболванивании всего своего «советского» народа.

32

И при этом надо бы снова и снова весьма непременно уж как оно есть сходу заметить, что чего это тут только вот вообще еще разом поделаешь, никем непобедимая Красная армия была на голову разбита за четыре года до всякой войны.

Ну а потому и все ее грядущие победы были достигнуты именно за счет заново выпестованных кадров, к тому же довольно так прочно затем закаленных в огне реально имевших тогда место кровопролитных сражений.

Правда, совсем уж никак нельзя про то самое более чем сходу разом сказать, а именно, что в том, как есть еще начале войны абсолютно никто явно не понимал, что спасать надо, прежде всего, армию, а вовсе не территорию…

То есть, уже на том всецело первоначальном этапе войны, теоретически верно подкованные люди полностью уж правильно все ведь верно для себя подмечали.

Ну а как раз только поэтому и весьма настойчиво они рекомендовали вождю до чего спешно отводить войска, а не бить врага давным-давно вконец раздробленными пальцами…

Но он-то сам был куда только явно себе на уме, поскольку вся его натура, так и пропитанная чисто уголовным ухарством, а также и тем многолетним бытом революционно праздничных реалий, неизменно противилась всяческому, хоть сколько-то как есть заблаговременному отводу войск глубоко в тыл.

И это при том, что стон раздираемых фрицами в клочья частей в виде отрывистых и сбивчивых донесений довольно-таки быстро тогда добирался на самый верх всей той крайне обезличенной тупым ухарством «краснодиктаторской пирамиды».

Да только усатому вождю практически повсюду до чего неизменно мерещились заговоры и жестокий обман его личной никакими фактами вовсе так никак непоколебимой персоны.

33

Причем коли бы, те фронтовые события долгим эхом, доносящиеся до самых главных в стране ушей, и вправду могли произвести на вождя хоть какое-либо вполне должное впечатление, может быть, хоть чего-либо и пошло вот явно уж совсем по-другому.

И правда, наверное, тогда бы он все-таки хоть как-то ведь встрепенулся и безотлагательно призадумался о тяжкой судьбе всего своего пролетарского и чисто, как есть идеологически, верно, сколь еще идейно крайне самонадеянно подкованного рабского царства.

Да вот уж, однако, товарищ Сталин заботился разве что лишь о вполне так достойном облике марксисткой идеологии, а также и самого-то себя в ее светлой тени.

А впрочем, и сама та строго же коммунистическая кроваво красная правда всецело требовала одних тех широких наступлений, а никак не подлых и безнравственных отступлений…

Да и вообще, та чудовищно многоликая, однако при всем том чисто так  житейски безликая сталинская клика ту войну неизменно видела с одной лишь крайне твердо идеологической точки зрения.

И своего народа ей было и в мыслях своих вовсе-то нисколько уж явно совсем так не жаль.

Только за свою личную шкуру и переживая, все ее безнадежно серые умом представители только лишь и отдавали изуверски четкие указания «держаться любой ценой», «город, деревню, ровным счетом ни в какую врагу не сдавать», и этак-то, собственно, далее…

А при этом всякое, то чисто же партийное начальство, сколь сурово и увесисто, маша кулаками безо всякой оглядки, совсем так беззастенчиво так и драпало тогда в тыл, что тоже, между прочим, моральному духу армии никак так нисколько не поспособствовало.

Потому как буквально-то сходу разом удиравшее в тыл штабное и партийное начальство никак не имело шанса внушить сущее бесстрашие своим солдатам.

Причем нечто подобное в подобном вот виде было как-никак, а далеко не везде…

Тот же Клемансо, к примеру, ездил по всем фронтам и, находясь под прицельным огнем противника, поднимал французов на святую борьбу, поскольку русский фронт, безусловно, спасший Париж в 1914 году, к году 1917 начисто успел целиком и полностью так до конца попросту сам собой разложиться.