Читать книгу: «Немезида ночного ангела»

Brent Weeks

Night Angel Nemesis

* * *

Copyright © 2023 by Brent Weeks

© В. Юрасова, перевод на русский язык, 2026

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство „Эксмо“», 2026

* * *

Посвящается тем, кто ответил на призыв… и все еще расплачивается за это.

А также Кристи, которая до сих пор удивляет меня своим упорством, смелостью и изяществом.

Глава 1
Невинное убийство

Он юн и, скорее всего, невинен, и мне жаль, что его это не спасет. Если в ближайшие три минуты мальчишка не сдвинется с места, ему придется умереть.

Большинство людей не понимают сути моей работы; им кажется, что самое тяжелое в ней – это совершить убийство.

Поначалу, наверное, это и правда так – когда вам четырнадцать, вы под кроватью, дышите тяжело и громко, побелевшие пальцы стискивают стальной клинок, глаза жжет от еще не пролившихся слез, а чужие шаги слышатся все ближе.

Но даже тогда неприятностей стоит ждать не от будущих мертвецов; нет, их стоит ждать от живых. Живые никогда не следуют намеченному плану. Живые толкутся рядом, ходят по пятам за теми, кому суждено умереть, ведут себя так, словно, когда сами столкнутся со Смертью, то всего лишь поздороваются с ней кивком и пройдут мимо.

Моему первому делу чуть не помешала служанка, жившая в замке; она пришла проведать своего никчемного любовничка, которого меня и отправили убить. Он хотел ее бросить, но вместо этого она ушла следом за ним в вечность. Тогда я впервые убил невинного человека.

А теперь мне мешает этот мальчишка.

Сдалось же ему играть с мячом в столь ранний час. И почему именно здесь?

Я смотрю на него сверху вниз, и мне кажется, будто он в тысяче шагов от меня, крошечный, бегает по ту сторону гигантской пропасти жизненного опыта, а я сижу один на вершине скалы… но на самом деле он всего лишь стоит на земле, а я притаился на крыше дома напротив.

Мальчик поставил несколько камней, чтобы обозначить ворота. Я смотрю, как он финтом обходит воображаемого защитника, подталкивает мяч вперед, а затем пинком отправляет его в стену, которая ограждает комплекс усадьбы.

Шмяк, шмяк, бац.

Гол за голом. Мальчик вскидывает руки и изображает рев ликующей толпы. Ему, наверное, лет двенадцать, и в голове у него одна лишь дурь и большие мечты. Возможно, он думает, что нашел способ выбраться из этих трущоб.

~– Неужели он кого-то тебе напоминает?~

Я не обращаю внимания на ка'кари, голос которого раздается в моей голове. Он бывает очень полезен, когда сам того хочет, а иначе бы я уже зашвырнул его куда-нибудь подальше, с глаз долой.

Рассвет тлеет, как фитиль, и вскоре солнце озарит горизонт беспощадным взрывом, прольет свет на все, что я успею или не успею содеять. Но я продолжаю ждать, все надеюсь, что найду какой-нибудь третий путь.

Шмяк, шмяк, бац.

Он же совсем еще ребенок.

Который никак не желает бросить свою игру.

Неужели я и в самом деле подниму на него руку, даже зная, к чему это может привести?

Да. Да, конечно же подниму. Она того стоит. Они заслуживают справедливости.

Ну все. Утро вот-вот наступит. Время вышло, и для него, и для меня.

Я бесшумно спрыгиваю с крыши в густые тени, которыми окутан переулок.

Шмяк, шмяк, ба…

Возникнув из ниоткуда, я ловлю мяч прямо в воздухе. Левой рукой, представляете. Наверное, я упустил свое призвание. Мог бы отлично играть в мяч.

У мальчишки отвисает челюсть, и он, завидев меня, комично таращит глаза. Я даже испытываю легкий прилив гордости, мол, смотрите, как меня боятся дети. Интересно, не о таких ли темных радостях предупреждал граф Дрейк, когда говорил о силе и власти? А ведь я даже не потрудился одеться повнушительнее. Этой ночью – точнее, утром – на мне пятнистая черно-серая одежда с капюшоном и маской, которая скрывает лицо. Лук убран, тетива с него снята, а черный короткий меч висит за спиной, в особых ножнах, из которых его можно быстро выхватить.

~– Какой любопытный у него мячик.~

Я смотрю на мяч. Он из надутого воздухом желудка козы, покрыт кожей, сшит почти идеально ровно. Обычно детишки из этого района играют кособокими комьями из тряпья и соломы.

– Хочу попросить тебя об одной услуге, малец, – рычу я. – Я пришел не за тобой. Поэтому прошу: уйди. Молча. Пожалуйста. Слышишь меня? Сегодня по округе бродит злой человек, который не погнушается убить и ребенка.

Я ненадолго замолкаю, давая мальчику время подумать, кого я имею в виду: себя или знатного подонка, который живет в усадьбе за стеной.

Пока живет, но я это, возможно, исправлю.

– Это он дал тебе такую игрушку? – спрашиваю я, раскручивая мяч сначала на одном пальце, затем на другом. – Лорд Рефа'им?

Мальчик настолько напуган, что даже не может кивнуть в ответ, но я знаю, что не ошибся. Такими подарками легко купить преданность детей из трущоб.

– Ты – ночной ангел, – сдавленно выдыхает мальчик. – Ты – Кайлар Стерн.

Мяч замедляет свое вращение, замирает, но остается на кончике моего пальца.

Значит, им известно, что я вернулся в город. Лорд Рефа'им знает, что я приду. Теперь понятно, почему в воздухе над стенами его усадьбы вьются магические ловушки, которые мешают мне просто перелезть через преграду. А раз этот мальчишка знает, кто я такой…

– Ты на него работаешь, – говорю я, перекатывая мяч в ладонь. – Вот почему ты пришел сюда в такую рань. Ты – часовой.

~– Вот как. Это все усложняет.~

Я рассчитывал, что если покажусь мальчику, то спугну его и смогу пощадить. Но если он часовой, то оставлять его в живых слишком опасно, правда ведь?

Мальчишка сглатывает, но затем бросает быстрый, жадный взгляд на мяч. Он бы уже убежал, но я держу в руках его сокровище, и он не готов от него отказаться. Зато готов лишиться жизни ради дурацкого мяча.

– Скажи, малец, как бы ты назвал невинного человека, который помогает злодеям, пусть даже самую малость? Как бы ты назвал невинного человека, из-за которого гибнут другие невинные люди?

Он не отвечает. И не убегает.

~– У меня есть вопрос получше. Как бы ты назвал такого невинного, Кайлар?~

«Сейчас? Сейчас я бы назвал его „допустимой потерей“».

Границы дозволенного становятся все более расплывчатыми. Но такая уж у меня работа. Именно поэтому я ненавижу ее почти так же сильно, как люблю.

– Тебе ведь наверняка дали что-то, чем можно поднять тревогу, – говорю я. – На случай, если ты увидишь меня. Какой-нибудь сигнальный огонь, например? Буду с тобой откровенен. Если подашь им сигнал, ты умрешь.

Он бледнеет, но его взгляд снова мимолетом падает на мячик. На его сокровище.

Если мне придется убить этого паренька, то светлых умов в нашем мире меньше не станет.

– Малец, во мне столько силы, что она пугает даже меня. Сила эта так велика, что ей нужны рамки. Я убивал плохих людей, но сам мог бы стать гораздо хуже их. Быть может, уже стал. Но я стараюсь этого не допустить. Стараюсь быть хорошим, понимаешь? Поэтому я сам решил придумать правила. Примерить их на себя. Вот одно из них: «Никто и никогда не должен видеть моего лица, иначе им придется умереть».

Если я позволю ему мирно уйти, мальчик подумает, что я позабыл о нем и полностью отвлекся на усадьбу. Тогда он, наверное, вернется и предупредит их. Но если я заставлю его сбежать, то смогу обнажить клинок и броситься за ним. Мальчик ведь не знает, сколько я буду его преследовать. Скорее всего, он будет убегать, пока солнце не выйдет в зенит.

Я оттягиваю маску вниз. Спрашиваю:

– Ну, что скажешь?

Он взвизгивает, но остается на месте. Храбрый парнишка. Или же просто тупой.

– Я знаю, каково это, малец, работать на таких людей. Я и сам был на твоем месте. Даже жил здесь. Я вырос неподалеку, в тех закоулках Крольчатника, в сравнении с которыми этот район покажется безобидным. Уличная жизнь почти не дает мальцам вроде тебя шансов вырваться из нее. Мне это хорошо известно. И меня тошнит от этого. Поэтому я всегда и всем даю шанс. Один. Ровно один. А после выношу окончательный приговор. Сначала я предлагаю помилование, если могу, а затем вершу беспощадный, кровавый суд.

Он не убегает, не принимает спасение, которое я пытаюсь ему предложить. Видимо, мне все же придется бросить в мерзкие, коричневые от нечистот воды реки еще одно тельце.

Или же…

Меня осеняет. Вот он, мой третий путь. Наверное.

Я разворачиваюсь и пинаю мяч в сторону ворот. Промахиваюсь, совсем чуть-чуть. Проклятие. Не дорос я еще до моего учителя. Но все же мячик отскакивает в сторону мальчишки, который судорожно ловит свое сокровище.

Не отворачиваясь от стены и светлеющего неба, я снова натягиваю на лицо маску, чтобы не чувствовать смрада реки и трущоб. Затем негромко спрашиваю:

– Так скажи, что же ты выберешь?

Вместо ответа я слышу лишь шлепки ног, улепетывающих по мостовой. Мальчик сбежал. Наконец-то.

Я достаю клинки, рычу и бросаюсь в погоню. Свернув за угол, парнишка – бледный, с выпученными глазами – мельком оглядывается и спотыкается о мусор, разбросанный по всему переулку. Теперь, когда он бежит со всех ног, я убираю оружие, притягиваю к себе тени и бесшумно несусь за ним, подобно ночному кошмару.

У меня есть яд. Такой, что вырубит даже взрослого. Я мог бы усыпить им и мальчишку, уменьшив дозу пропорционально его весу. Но яд может и убить его. Гарантий никаких нет.

В ремесле мокрушника одна ошибка может стоить жизни ребенку. Если вам это не по душе, то такая работа не для вас.

Дважды стремительно свернув за угол, парнишка выбегает на улицу, которая тянется вдоль усадьбы. На миг мне кажется, что он вдруг поумнел и бежит домой. Затем мальчик проскальзывает в щель между обветшалой лавкой и крепкой, ровной стеной усадебного двора. Там, среди гниющих деревяшек и цементной крошки, он исчезает.

В моей груди все сжимается.

Лишь благодаря шороху его штанов, трущихся о землю, я нахожу дыру, в которую он заполз. Лезу за ним.

В туннеле воняет кошатиной и мочой. Здесь гадко, но это хорошо. Если бы туннель был чист, то я бы понял, что его прокопали взрослые, которые за ним следят. И все-таки я ползу медленно. Не потому, что боюсь тесноты. Замкнутые пространства пугают только тогда, когда нагоняют чувство беспомощности, а я в детстве спасался в них от детей постарше. Страх гнетущей темноты меня тоже не пугает. С тех пор как черный ка'кари и я стали одним целым, тьма расступается перед моим взором.

Дело в другом – просто если бы я охотился на самого себя, то поставил бы здесь главную ловушку.

Вторая большая ловушка сейчас осталась наверху, в стенах усадьбы и над ними. В воздухе висит магический силок, который поставили по меньшей мере три разных мага. Двое проделали свою работу тонко, почти незаметно. А третьим был маг огня.

Творить незаметные чары маги огня почти не умеют.

Не знаю, что делают те незримые крюки, рычаги и переключатели, которые парят над стенами – сам-то я не маг, – но было бы глупо сунуться в замеченный медвежий капкан, просто чтобы проверить, как он работает.

«Мяч», – вдруг доходит до меня.

«На мяч были наложены чары, верно? – спрашиваю я ка'кари. – Почему ты не сказал мне об этом?»

~– Ты уже большой мальчик, Кайлар. Я не стану все тебе разжевывать…~

Вот что любопытного было в том мяче, помимо того, что такая игрушка выглядела слишком дорогой для уличного парнишки. Мяч и был сигнальным огнем часового. Скорее всего, завидев меня, он должен был перекинуть его через стену.

Я пробираюсь через тесный туннель споро, но осторожно. Затем останавливаюсь у выхода – он скрыт в тени большой каменной глыбы, приваленной к стене дворовой пристройки, и зарос высокой травой. Взрослому человеку через эту дыру не пролезть, она слишком узкая. Даже мальчишка едва протиснулся.

Хорошо. Значит, туннель – это никакой не тайный ход из усадьбы. А лорд Рефа'им, возможно, даже не знает о его существовании.

Но есть и плохие новости: про дыру знают дворовые собаки, и каждая сочла своим долгом пометить здесь территорию и нагадить.

Я слышу далекие удары в дверь, затем голос мальчика; он говорит громко, даже кричит.

Мне нужно спешить.

Я голыми руками раскапываю землю, чтобы сделать проем шире. Ка'кари мог бы помочь мне с этим, но он молчит, а я не стану его умолять. Еще ка'кари мог бы чарами приглушить вонь свежего собачьего дерьма, в которое мальчик сначала наступил, а затем, пробираясь по туннелю, всюду размазал. Но он не делает и этого.

Ну почему работа всегда заводит меня то в канализацию, то на отвесные скалы высотой в тысячу шагов? Почему мне ни разу не довелось побывать на увеселительной морской прогулке, в окружении красавиц, где наливали бы дорогую выпивку и играли камерную музыку?

Я вылезаю и осторожно обхожу собачьи кучки. Мое тело не источает никаких запахов, но какой от этого прок, если от меня будет разить тем, во что я наступил. Учитель всегда твердил, что именно такие мелкие промахи и губят мокрушников.

Впрочем, он остерегался и больших промахов. И средних. А половина его опасений вообще казались мне выдуманными.

В нашем горьком промысле легко стать параноиком.

Я скольжу от одной тени к другой, удаляясь от выхода из туннеля. Подумываю о том, чтобы вскарабкаться на крышу низенькой пристройки, но, решив, что кто-нибудь заметит мой силуэт, остаюсь на земле и быстро достаю из заплечного мешка лук. Я упираю нижнее плечо в землю, сдвигаю петлю тетивы на пропилы, встаю между луком и тетивой, сгибаю лук и накидываю вторую петлю на верхнее плечо. Нащупываю стрелы, затем достаю одну, с широким, плоским двушипным наконечником, и кладу ее на тетиву.

Попасть в мальчишку нетрудно. Он всего в двадцати шагах от меня и только что прекратил колотить в дверь, поскольку к нему с криками и обнаженными клинками выбежали наемники. Неуклюже придерживая свой драгоценный мячик под мышкой, мальчик поднимает руки, показывая, что он сдается.

Нужно действовать сейчас, пока они не окружили его. Я не просто так выбрал стрелу с широким наконечником – видите ли, если выстрелить просто в туловище, то хвост стрелы укажет в сторону, где притаился стрелок.

Я же задумал кое-что посложнее. Если получится задеть шею парнишки широким лезвием наконечника, то стрела пролетит дальше и исчезнет во тьме. Она просвистит по воздуху, из артерии брызнет фонтан крови, и мальчик рухнет наземь, не успев усложнить мне дело, а наемники даже не поймут, откуда прилетела его смерть.

Я назвал ему цену. Я дал ему выбор. Он сам выбрал погибель.

Я притягиваю тетиву к губам. Ветра нет. При виде приближающихся наемников мальчик застыл от страха и не шевелится. Попасть будет легко.

Не знаю, стреляли вы когда-нибудь из рекурсивного лука или нет, но вот что я скажу: его очень сложно удерживать растянутым. Однако я держу.

Ведь он ребенок.

Ребенок, который защищает чудовище. Допустимая потеря.

Я вспоминаю графа Дрейка. Я записываю все это для него, надиктовываю каждое слово моему ка'кари. Граф бы ни за что не стал просить меня выйти на это дело. Он бы сказал, что я подвергаю опасности мою душу. Он бы спросил, уверен ли я в том, что совершаю это ради справедливости.

Да, уверен.

Но разве я смогу посмотреть ему в глаза и сказать, что я убил ребенка?

Я бы мог оправдать себя тем, что во время войны дети гибнут постоянно и что наша война на самом деле еще не закончилась, не может закончиться, пока не восторжествует справедливость.

Один стражник, огромный верзила, вот-вот выбежит вперед. Через два мгновения он заслонит собой мальчика.

Через одно.

Я медленно отступаю. Опускаю лук, так и не выстрелив. Изрыгаю беззвучное проклятие, снимаю тетиву и убираю оружие.

Дверь отворяется, и во двор выходит мужчина в дорогих одеждах. Я сдвигаюсь в сторону и сразу же теряю его из виду. До меня доносятся лишь обрывки разговора, вопросы, ответы. Я мельком замечаю, как кто-то яростно жестикулирует. Вышедший мужчина – явно главный среди них – допрашивает остальных.

Нет, стражники не видели условленного сигнала. Тогда почему подняли шум?

Нет, они не знают, кто этот паренек, но их только что наняли, и они вообще почти никого здесь не знают.

Затем, стоит мне подобраться настолько близко, что теперь я отчетливо слышу каждое слово, тон голоса главного меняется. Одной рукой он хватает мальчика за грудки; в другой держит мяч.

– Ты хочешь сказать, что ночной ангел говорил с тобой? И ты не подал нам сигнал?!

Стражники переглядываются, некоторые явно преисполнены сомнениями, другие – внезапным страхом.

Едва главный отпускает мальчика, на его голом скальпе вспыхивают красные символы.

Ага, красный маг. Скорее всего, это его чары я заметил над стенами усадьбы.

– Я не хотел потерять мой мячик, – жалобно ноет парнишка.

Взревев, маг швыряет мяч через стену, и тот улетает куда-то в трущобы.

Стоит ему пролететь сквозь переплетения чар, как темно-красная вспышка озаряет весь двор. Щупальца красного света пылают, как подожженный масляный след, и протягиваются к каждому окну и каждой двери усадьбы, которые через миг загораются таким же красным всполохом. Раздаются щелчки обыкновенных замков, которые сливаются с гудением оживших чар, и вся усадьба оказывается наглухо заперта.

– Мой мячик! – кричит парнишка.

В воздухе возникает смазанное пятно синей колдовской энергии и раздается смачный хруст. Ближайшие стражники вздрагивают, решив, что на них напали. Все поворачиваются и видят, как на землю падает летучая мышь, разорванная на кровавые ошметки. Ее предрассветная охота не задалась.

Красный маг рычит на мальчика:

– Ты не перелез через стену. И ты не вошел в ворота. Как ты сюда попал?

– Я… я…

– Неважно. – Красный маг резко оборачивается и вглядывается во тьму. – Безмозглый недомерок, ты привел его сюда. Ночной ангел уже здесь.

Глава 2
Книга мертвеца

Оторвав глаза от страницы, Ви откинулась на спинку стула. Она старалась дышать ровно, чтобы никто не догадался, какую бешеную пляску устроило в груди ее сердце. Было похоже, что текст выведен рукой Кайлара, но Ви, выросшая в сенарийском Са'каге, знала, что почерк можно подделать. Она ведь не специалист. Могла и обознаться. А чем важнее документ, тем больше сомнений он должен вызывать.

Сестры Часовни обходились с этой книгой так, словно она была очень, очень важной.

Ви забрали прямо с занятий. Она этого ждала. Гвен, ее подруга, с натянутой улыбкой пожелала ей удачи. Ви знала, что рано или поздно ее накажут, однако строгая, молчаливая сестра повела ее вовсе не на суд. Вместо этого они пришли сюда, на верхние этажи Белого Серафима, в уютную библиотеку, где хранилось несколько сотен фолиантов и свитков и стояло с полдюжины расцарапанных столов из черного орехового дерева. Отказавшись отвечать на вопросы Виридианы, сестра усадила ее за стол, на котором лежал один-единственный неприметный манускрипт. Переплет из обыкновенной козлиной кожи, потертый и окрашенный в черный цвет. Вместо золотых букв на обложке – простенький тисненый узор; обрезы не позолочены и не украшены рисунками. Но лежала эта книга на подставке с золотыми ножками, и накрыта она была стеклянной полусферой с золоченым краем.

Сестра негромко, нараспев произнесла заклинание – какое именно, Ви не расслышала, – затем потянула за рычаг сбоку от полусферы. Послышалось шипение, и внутри полыхнуло лиловое сияние. Затем сестра осторожно подняла полусферу.

– Эта книга должна оставаться в библиотеке. Как и ты. Не прикасайся к ней магией. Просто читай, – с этими словами сестра ушла.

Глядя на рукопись, было не понять, к чему такие предосторожности. Она была похожа на записную книжку странствующего торговца или на чей-то дневник – небольшая, чтобы могла уместиться в широком кармане, и простая на вид, чтобы не привлекать внимания воров. Ви открыла ее с немалым смятением, но никакого чародейского взрыва за этим не последовало.

На страницах не было ни имени владельца, ни названия. Ви прочла несколько абзацев, и лишь тогда поняла, почему почерк кажется ей знакомым. С той секунды она смотрела на книгу с недоверием. Кайлар? Вел дневник?

Однако с каждой прочитанной страницей ее сомнения все больше и больше рассеивались. Скользя взглядом по строкам, она слышала голос Кайлара, узнавала в них его манеру речи. Он словно стоял прямо перед ней. Но откуда же взялась эта книга? И как сестры заполучили ее?

Стараясь подражать своим учительницам, Виридиана притворилась невозмутимой и вопросительно посмотрела на сестру Аяйю Мегану – главу Тактической группы особого назначения и, по мнению Ви, самого гадкого человека во всем мире.

– И что же это?

– Ты можешь ее прочесть? – спросила сестра, вздернув подбородок и вложив в голос все свое отвращение к Ви.

– Конечно могу! – огрызнулась она. – Неужели вы думаете, что я не умею читать? С тех пор как мы вернулись, я часами сижу в библиотеке; и вы решили, что я просто плющу здесь свою жо… свои ягодицы?

Да уж, вот и вся «невозмутимость».

Ви закрыла глаза. В прошлой жизни она бы ввернула гораздо больше бранных слов и хотя бы парочку оскорблений, но сестра Аяйя, кажется, не горела желанием хвалить ее за сдержанность.

Сестра и бывший командир Виридианы оскалилась, и снисхождение закапало с ее белоснежных зубов, как яд. Она сказала:

– Я не спрашивала тебя, «умеешь ли ты читать», младшая сестренка…

До того как Виридиана оказалась в Часовне, она и не задумывалась, сколько разных интонаций можно придать словам «младшая сестренка». Учительницы объясняли, что такое прозвище – это тактичное напоминание старшим сестрам, призыв проявить великодушие и снисхождение к ошибкам менее опытных девушек.

Но когда жилистая старшая сестра обращалась так к Ви, слова эти звучали отнюдь не ласково. Причем уже давно. Всякая теплота стала улетучиваться из них с тех пор, как они покинули замок Стормфаст, и окончательно исчезла, когда они вернулись со штормохода, потерпев неудачу. Медленно, словно разговаривая со слабоумной, сестра продолжила:

– Я спросила, можешь ли ты прочесть эту книгу. Смотри.

Темные волосы сестры Аяйи были обриты, а в ее ушах висели огромные кольца, но когда она шагнула вперед, то сделала это так плавно и величаво, что серьги даже не качнулись. Она была похожа на статуэтку голодной Оюны, вырезанную из эбенового дерева.

Раздражая Виридиану своим изяществом, сестра пересекла крошечную библиотеку, расположенную на вершине Часовни, и подплыла к столу, посреди которого лежала раскрытая пухлая маленькая книжица.

Читая первые страницы, Ви гадала, почему сестра держится поодаль от нее. Теперь она поняла. Стоило Аяйе подойти ближе, как буквы на странице перемешались.

Теперь Ви даже не могла понять, настоящие ли перед ней слова. Но судя по тому, как поджались губы сестры, текст превратился в бессмыслицу.

– Что… что это? – тихо спросила Ви, позабыв о своем негодовании.

– Полагаю, ты не настолько глупа, чтобы не понять, что книга заколдована. Полагаю, ты, младшая сестренка, хочешь спросить: «Что за заколдованную книгу я читаю? Почему она дается мне, а не тем, кто старше и лучше меня?» И это – очень хорошие вопросы, в отличие от того, что задала ты.

Ви закрыла рот и стиснула зубы. В прошлой жизни с ней обращались гораздо хуже, но сестра Аяйя давно догадалась, как ранить Ви глубже всего – достаточно было назвать ее глупой. С тех пор она часто с превеликим удовольствием била Виридиану по больному, всякий раз утверждая, что делает это ради ее же блага, дабы ее уязвимое место поскорее загрубело.

– Этой книге, – чеканя слова, произнесла сестра Аяйя, – место в помойке. В сточной канаве. Вероятно, она даже не имеет никакого отношения к Кайлару. У него точно не хватило бы знаний, чтобы сотворить подобную магию. Но я рада сообщить тебе, что эта книга порушит твою карьеру, как чуть не порушила мою.

– Что?

Сестра Аяйя продолжила говорить, словно Ви ничего и не сказала:

– Ибо по какой-то неведомой причине, несмотря на твою полнейшую безмозглость и неспособность к сложным измышлениям, эта книга дает прочесть себя именно тебе и, насколько нам известно, больше никому. Посему я должна передать тебе волю Совета Миротворцев: тебе дается три дня, чтобы прочесть ее от корки до корки и найти любые зацепки, после чего ты предстанешь перед Советом с докладом.

Ви почудилось, что она вернулась в старые недобрые времена, когда обучавший ее извращенец сначала оглушал ученицу ударом в нос, после чего заставлял защищаться от яростных атак, невзирая на слепившие ее ручьи слез и на фонтан крови, бьющий из носа.

– Зачем собирается военный совет? – сумела выдавить Ви. – И что за зацепки? Что мне искать?

– Нам необходимо найти… прошу прощения. Тебе… – Сестра Аяйя издевательски улыбнулась. Потерпев в этом неблагодарном деле неудачу, она была счастлива передать его кому-то другому. – Тебе необходимо выяснить, где находится тело Кайлара.

– С помощью этой книги? Но вы же говорите, что никто даже не представляет, о чем в ней написано; так откуда же нам знать…

– Да, с помощью книги. Не вынуждай меня повторяться. Так ты кажешься даже глупее обычного.

«Дыши. Медленно».

Ви моргнула, отвела взгляд. Ей хватило одного вдоха, чтобы взять себя в руки.

– Но… зачем? Какое нам дело? Кайлара здесь не очень-то любили. Неужели Совет настолько о нем печется, что снарядит очередную экспедицию в Алитэру, и только ради того, чтобы похоронить его по-человечески? Ни за что в это не поверю. Особенно после того, как мы с ним расстались.

Сестра поджала губы.

– Ты когда-то была наемной убийцей. Разве это не очевидно? Если тебе говорят, что некто могущественный вроде Кайлара Стерна погиб, всегда стоит увидеть тело своими глазами.

– Да не будет там никакого тела! Я же вам говорила. Он не смог бы добраться до…

– У нас есть причины полагать, что добрался. И прожил еще хотя бы недолго.

– Но… но мне казалось, Провидец уже подтвердил, что он был… что он мертв.

Для Кайлара существовала огромная разница между «был мертв» и просто «мертв», но Ви надеялась, что сестра ее не заметит.

Внезапно Аяйя Мегана отвела взгляд.

– Ладно. Считается, что у Кайлара был некий предмет, артефакт, напитанный мощными чарами. У нас есть основания полагать, что он все время держал его при себе. Тебе что-нибудь об этом известно?

– Нет. Значит, вам нужен артефакт. А на его тело вам плевать.

Ви видела, что это так, но сестра Аяйя явно не собиралась ничего признавать.

– Зато тебе не наплевать, верно? – резко ответила она. – Можешь говорить другим что хочешь, и, возможно, они тебе даже поверят. Но я видела, как ты на него смотрела.

На этот раз Виридиане не составило труда изобразить на лице холодную, бесчувственную сестринскую ненависть.

– Если я найду его, мне позволят его похоронить?

– О, малышка Виридиана. Ты же видела, как сестры стекаются сюда со всего мира. Чтобы обсудить бардак, учиненный в Алитэре, был объявлен всеобщий Собор. Через три дня мы проголосуем, как поступить. Я как твой командир настоятельно порекомендую не пускать тебя ни в эту, ни в любую другую экспедицию, что могут состояться в ближайшие годы. Так что твоя задача состоит ровно в том, чтобы плющить жопу на этом стуле, ни больше ни меньше. Если вспомнить, как бездарно ты проявила себя на штормоходе, то провал этого задания будет стоить тебе места в Сестринстве. У тебя есть три дня, Виридиана, – сказав это, сестра Аяйя неприятно улыбнулась. – И сегодняшний день считается первым.