Читать книгу: «Странный преступник», страница 4

– А я думал, что критические дни бывают только у женщин, – нечаянно пошутил Григорий.

– Будем считать, что я не слышала этой глупости. Сейчас переговорю с Журавлевым. Жди моего звонка.

Журавлев, когда позвонил телефон, никак не рассчитывал так скоро вновь услышать Анну Юрьевну. Еще больше он был удивлен ее просьбой свидеться с ним вместе с каким-то ее родственником. «Интересно, – сказал он, – каким таким неотложным делам я обязан честью увидеть вас вновь. Но не буду сейчас донимать вас расспросами, хотя и заинтригован. Завтра днем, к сожалению. Не имею ни минуты свободной. Если это не затруднит, буду рад вас видеть у себя дома вечером. В шесть – шесть тридцать».

К назначенному времени Светла аи Григорий приехали по указанному Журавлевым адресу. Прежде чем нажать кнопку звонка, Светлана шепотом еще раз предупредила, что здесь ее знают как Анну Юрьевну. Посоветовала Григорию быть осторожным, не раскрывать отношения между ними. На очередной вопрос Григория: «Почему?» – она лаконично ответила: «По кочану. Так надо. У меня свой план».

Дверь открыл сам Журавлев. Он радостно приветствовал гостью, поцеловал ее руку, услужливо пригласил ее проходить. Настороженно посмотрел на Григория, после представления его Светланой достаточно холодно пожал ему руку.

– Можете помыть руки с дороги, – порекомендовал он, – а я с дочкой закончу приготовления на кухне.

– Я не прощу себе, если доставила вам излишние хлопоты, – громко известила Светлана удаляющегося Журавлева.

– Какие хлопоты? Что вы, – доносился ответ с кухни. – Встреча с вами для меня поистине памятное событие. Располагайтесь без всяких церемоний.

Выходя из ванной, Светлана натолкнулась в коридоре на Журавлева – он нес кастрюлю с вареным картофелем. Оба вежливо уступали друг другу дорогу. Журавлев ощущал в себе подъем джентельменских начал и настоял, чтобы она прошла первой, а, следуя за ней в комнату, предложил ей занять стул с торца стола – по его мнению: «самое удобное место».

– А вы, молодой человек, – обратился он к Григорию, – садитесь напротив меня. Ланочка сядет рядом, чтобы ухаживать за гостем, – кивнул он в сторону дочери. – Ну, что же, пора и подкрепиться. Извините, может, стол выглядит пустовато, но мы заранее не готовились. Вам можно вина? – спросил он Светлану, показывая ей этикетку на бутылке.

– Не откажусь, – ответила она с милой улыбкой. – Если не произведу этим плохого впечатления.

– Помилуйте, будьте искренней.

Он наполнил бокалы, поднялся и на правах хозяина произнес тост в честь «дорогой гостьи», честно признался в радости ее лицезреть, чем бы ни был вызван ее визит. Светлана чуть пригубила вино, еще раз представила Григория, пояснила, что он приходится ей каким-то дальним родственником – «такая вода на киселе, что не возьмусь восстановить узы, какими мы связаны».

– Я рада, что вы родственники, – сказала почему-то Лана. – Вы женаты? – спросила она с подковыркой Григория.

– Нет, – ответил он с некоторой неловкостью.

– Лана, – Журавлев укоризненно посмотрел на дочь.

– А что такого? Симпатичный молодой человек. Мне же интересно. Разрешите я положу вам горячее, – томно обратилась она к Григорию.

– Будьте любезны, – он откинулся на спинку стула, чтобы не мешать ей.

– Кто вам больше всего нравится сегодня на эстраде? – спросила она, ловко поддев ложкой кусок мяса, покрытый пассированным луком.

По-видимому, она стремилась с самого начала обратить внимание Григория на себя и расшевелить несколько скованного гостя. «Неужели она думает, будто меня сейчас интересует эта тема?» – удивился Григорий и уклончиво ответил, что он не очень-то следит аза современными исполнителями и не имеет потому какого-либо определенного мнения по этому поводу.

– А за кем вы следите? – Лана кокетливо заглянула ему в глаза.

– Ланочка, перестань, – осадил ее отец. – Может создаться впечатление, что моя дочь легкомысленна. Не трогай спящего льва, может не поздоровиться. Правда, Григорий? – подмигнул он. – Она любит устраивать затейливые игры с новыми гостями, особенно, если среди них есть привлекательный мужчина, – как бы оправдывался за дочь Журавлев.

Это открытие вовсе не обрадовало Григория. Как, впрочем, и Светлану. Создавалось впечатление, что Журавлев привык закрывать глаза на подобные шалости дочери.

– Звучит многообещающе, – сдержанно улыбнулась Светлана и пристально, чуть прищурив глаза, посмотрела Григорию прямо в глаза. Этот взгляд говорил обоим о многом. «Все же впечатление о ее легкомысленности у нас успело сложиться», – подумалось обоим.

– Григорий, подлейте мне еще вина, – попросила Лана.

Григорий вопросительно обернулся к Журавлеву, но тот сосредоточенно орудовал ножом, отрезая очередной кусочек мяса.

– Не беспокойтесь, – успокаивала Лана, – я уже взрослая и знаю свою меру.

– Ну да, конечно, – тут же спохватился Григорий и от души плеснул вина в ее бокал.

Светлана спросила Лану, не помешает ли она «уважаемой дочери», если перейдет к обсуждению с ее отцом проблемы, ради которой она и приехала нежданно-негаданно.

– Нисколько, – простодушно ответила Лана.

– Продолжайте, Анна Юрьевна, – улыбнулся Журавлев Светлане.

– Я испытываю угрызения совести, обращаясь к вам с подобной просьбой. Но другого выхода я не вижу.

– Я весь – внимание, – Журавлев сдвинул указательным пальцем очки к переносице.

Светлана изложила вкратце предысторию поступления Григория в академию. Ее поражала его способность к усвоению наук, более полугода он провел за книгами, не щадя ни сил, ни здоровья. Подчас не смыкал глаз по несколько дней к ряду. Она сравнивала его с альпинистом, упорно искавшими путь к вершине горы, гордилась им, восхищалась его целеустремленностью. В то же время, она никак не может понять, как можно ставить крест на таком специалисте по той лишь причине, что у него когда-то в прошлом не сложилась семейная жизнь. «Где же здравый смысл? Сколько же человека можно преследовать волна осуждений? Ведь это бестактно, в конце концов, – горячилась она. – Сильную личность провалы только вдохновляют на новые победы, а у нас, выходит, таких еще и унижают, доводят до удрученного состояния».

Слушая эмоциональную речь гостьи, Журавлев все более и более тускнел. С кем бы ни доводилось ему встречаться, сетовал он про себя, все неизменно обращались к нему с просьбой посодействовать кому-то. И хоть у каждого случая была своя окраска, суть их сводилась к одному: помочь родственнику или поступить в академию, или не отчислять из нее.

– Уважаемая Анна Юрьевна, – неспешно ответил Журавлев, – я прямо пленился вашим близким участием в судьбе вашего родственника. Не хочу показаться невежливым моментальным отказом, но должен сообщить следующее. Гражданская ответственность – вот чем должна руководствоваться совесть мужчины, принимающего решение о расколе семьи. Я не скрываю своих левых взглядов и, будучи консервантом, считаю развод большой жизненной ошибкой. Не являюсь сторонником язвительного отношения к таким ошибкам, но мой опыт свидетельствует о наличии причинно-следственной связи между разводом и профессиональным успехом в нашей области деятельности. Не умаляя достоинств вашего протеже… Кстати, я вас что-то не припомню, – обратился он к Григорию.

– Так получилось, что вы не взглянули на меня во время собеседования, – пояснил Григорий.

– Вас это покоробило? Если да, то это еще один довод против вашей учебы у нас. Нашим выпускникам свойственна высокая психологическая устойчивость. Впрочем, я и так держу все сведения о вас в голове. Лучше разъясните-ка мне вашу политическую платформу.

– Что вы подразумеваете под платформой? – подбросил вверх брови Григорий,

– Какие политические силы вам ближе?

Григорий еще раньше выделил фразу Журавлева о его приверженности левым взглядам. «Раз уж попал в театр абсурда, – размышлял он, – почему бы не сыграть чужую роль? Зачем в моем хлипком положении создавать атмосферу инакомыслия? Попробую подыграть ему».

– Я считаю, – начал свой монолог Григорий, – доверие народа к способности власти навести экономический порядок в стране сильно подорвано.

Поскольку Григорий избрал роль адвоката коммунистических взглядов, он наносил удары по идеологии демократов, сторонников антиинфляционной политики, выступал с лозунгом финансовой поддержки слабых отечественных предприятий, ограждения национального рынка от дешевых импортных товаров таможенными барьерами. Не преминул он и высказать недовольство результатами приватизации, призывал к справедливому переделу собственности. Вдохновение от обоснования якобы своей позиции к нему приходило из текущей прессы, содержащей оценки разных политических взглядов. Неизбежное столкновение их являлось отражением действительности нынешнего времени.

Если для Светланы Григорий с патриотически-красным вздором был неузнаваем, то для Журавлева с каждой минутой он становился все ближе. Ему казалось: их мысли пульсировали синхронно, такт в такт. Поскольку даже косвенное упоминание о близости Григорию демократических, умеренно-либеральных ценностей могло бы насторожить Журавлева, он решил завершить изложение личной платформы козырным тезисом о восстановлении сильной руки в стране.

– Что ж, вы скрасили мое первоначальное мнение о вас, – заявил Журавлев. – Нашли хорошие, верные слова. Они сочетаются и с моими мыслями. Думаю, ваш визит будет не бесполезен. Я готов пожертвовать строгостью моих принципов и обещаю еще раз просмотреть ваше дело. Прелюбопытны ваши слова о концентрации власти в руках сильной личности. К сожалению, все реже их можно услышать от молодого поколения.

Григорий расслабился, сложил руки на коленях. Неожиданно его левая рука оказалась покрытой горячей ладонью Ланы. Он обернулся к ней, но она невинно сделала вид, будто внимательно слушает впечатления отца о выступлении Григория. Ему показалось даже, что в глазах ее блеснули искорки хищного зверька, учуявшего жертву. Он осознал, что попал в силовое поле агрессивного женского флирта. Затеянная Ланой игра неприятно тревожила его, он почувствовал себя не в своей тарелке. По счастью Светлана ничего не заметила. Поначалу он посчитал необходимым высказать Лане тихо о неуместности этих интимных заигрываний, но потом решил повременить со своим намерением из чисто практических соображений. Вероятно, интерес дочери к нему устраивал Журавлева, поскольку тот мог при таком раскладе плотнее общаться со Светланой, менее отвлекаясь на общие разговоры. Кроме того, сделав откровенное замечание Лане, Григорий нарушил бы деликатную атмосферу за столом, мог показаться грубым, невежливым по отношению к Лане и ее отцу. И еще неизвестно, какой реакции можно было ожидать от этой взбалмашной девицы.

Осторожно высвободив руку, Григорий поднял бутылку и осведомился, кому еще налить вина. Вероятно, голос его приобрел странный оттенок, поскольку Журавлев и Светлана удивленно уставились на него. А, может, он просто некстати проявлял заинтересованность к алкогольным напиткам. В его-то положении, когда надо было вести себя тише воды, ниже травы.

– Раз уж мы затронули неким образом исторические темы, – торжественно заявил Журавлев, – то позвольте, Анна Юрьевна, познакомить вас с некоторыми набросками своего труда. Знаете ли, третий год работаю над книгой. Надеюсь, скоро завершу ее. Одну минутку, – он поднялся и поспешно вышел в соседнюю комнату.

– Ну, сейчас он утомит вас, – тихо уведомила Лана, как только отец скрылся за дверью. – Я этого не вынесу.

– Нам, напротив, это очень интересно, – твердо сказала Светлана. – Гриша, мы немного послушает Алексея Павловича, – она посмотрела на часы, – и поедем. Уже пора.

– Конечно, – с готовностью откликнулся Григорий. – У меня дел еще невпроворот.

В комнату вернулся Журавлев, положил на стол пухлую стопку рукописных листов. То, что он собирался поделиться со Светланой результатами своих исследований, свидетельствовало о большом расположении к ней, поскольку другим знакомым он, как правило, их не раскрывал.

– Мне важно услышать ваше мнение, – прошептал он, придвигая стул поближе к Светлане. – Мой труд, – пояснял он, – посвящен истории становления государственного контроля в России. При этом излагаю биографии наиболее влиятельных деятелей, причастных к этой сфере деятельности. Отправной точкой исследования служит середина семнадцатого века, когда в Москве был учрежден Счетный Приказ. На него были возложены задачи проверки раздачи полкового жалования в условиях военного времени.

По словам Журавлева, Петр I, недовольный сложившейся системой финансирования в Счетном Приказе на фоне роста государственного бюджета, расширения внешнеторговых связей, подготовки к войне со Швецией, в 1699 году создал особый контрольный орган – Ближнюю Канцелярию. Ей поручался тщательный анализ приходно-расходных книг, подлинных докумен6тов всех приказов и канцелярий. Не мудрено, что многие чиновники противились направлению дел на ревизию. Для пресечения взяточничества в 1714 году он учреждает институт фискалов, тайно доносивших о замеченных нарушениях. Фискалы подчинялись обер-фискалу в генеральском чине. Однако первый генерал-фискал Нестеров сам оказался крупным казнокрадом, за что был приговорен к смертной казни. В 1775 году с опубликованием Екатериной II «Учреждения для управления губерний Всероссийской империи» стали создаваться казенные палаты в целях ревизии отчетов губернский учреждений.

Светлана слушала повествование Журавлева, стараясь поддерживать заинтересованное выражение на лице, однако, исподтишка оценивая количество листов, исписанных неровным почерком автора, прикидывала, сколько же еще времени потребуется ему., чтобы удовлетворить свое тщеславие. «Минут через десять, – задумала она, – скажу, что мне, к сожалению, необходимо откланяться. Маме надо делать процедуры».

Григорий также деликатно подавлял зевоту. Внезапно в его ухо проник горячий шепот Ланы, не оставшийся незамеченным и остальным присутствующим: «Знаешь, я подумала, что тебе интересно будет посмотреть наш фотоальбом».

– Вы не возражаете? – спросила она уже в полный голос, обращаясь к отцу и Светлане.

Вместо ожидаемой поддержки со стороны Светланы Лана натолкнулась на ее холодный взгляд. Подоплека столь крепкого внимания Ланы к Григорию для нее было совершенно очевидна. Да и Григорий более всего опасался, как бы легкомысленное поведение молодой хозяйки не сошло за его собственное,

– Спасибо, в другой раз, – ответил он.

– Как знаете, – нас упилась Лана. – Я давно не была в театре, – пожаловалась она. – Давайте сходим куда-нибудь.

Беспардонное поведение Ланы начинало раздражать Светлану. Чтобы как-то заставить ее успокоится, она сказала, что один ее знакомый учится в театральном училище и он мог бы достать билеты на хороший спектакль.

– А можно вашего знакомого попросить достать билеты на послезавтра? – оживилась Лана.

– Безусловно. Я сегодня же позвоню ему и попрошу достать билеты.

– Ланочка, – Журавлев укоризненно посмотрел на дочь, – я прошу тебя не прерывать меня.

– Жарко стало, – устало вздохнула Лана. – Одену что-нибудь полегче. Женщины, знаете, много переодеваются, – пояснила она, вставая из–за стола.

– Может, пойдешь, Гриша, поможешь, – шутливо, но с угрозой в глазах, предложила Светлана.

– Это для меня слишком ответственно, – уклонился он.

– Не слушайте вашу родственницу, – поддержал свою дочь Журавлев, – Совершите мужской поступок. Я серьезно, идите, Григорий, развлеките Лану. Иначе она нам с Анной Юрьевной не даст поговорить спокойно. Тем более вашу проблему мы уже обсудил и. Больше ничего не обещаю. Повторяю: я подумаю.

Слабая улыбка сползла с лица Григория. Не взглянув на Светлану, он нехотя поднялся. Он шел за Ланой будто на казнь. «Скверно»– сверлило у него в мозгу. В этот момент он пожалел, что вообще пришел сюда, поддался на эту нелепую авантюру, у которой не может быть хорошего конца. Однако теперь, хочешь – не хочешь, надо было доигрывать роль до конца. Войдя в комнату вслед за Ланой, он застал ее, снимающей через голову платье. «Прошу прощения», – воскликнул он, готовый уже с радостью ретироваться обратно, но она без всякого жеманства и стеснения небрежно бросила: «Проходите, только не смотрите на меня».

– Я думал, вы пошутили по поводу переодевания, – смущенно оправдывался Григорий.

Он прошел к открытому секретеру, заваленному книгами, альбомами, коробочками, разглядывал поддерживаемый в нем беспорядок. За дежурными, казалось бы, расспросами Лана уяснила для себя, что Григорий проживает один в двухкомнатной квартире, работает в исследовательском институте. И не только ради куска хлеба, а стремится определить для себя более возвышенные ориентиры. Разговаривать Григорию приходилось, стоя спиной к ней. Внимание его привлекла обычная общая тетрадь. Такие тетради он и сам обычно использовал под конспекты. Машинально перелистал ее, в глазах мелькали разноцветные записи, неумело выполненные рисунки, вклеенные фотографии.

– Это мой дневник, – без особой резкости, но холодно пояснила Лана.

Григорий отдернул руку назад, точно ошпарился.

– Извините, я не предполагал. Что-то у меня все выходит невпопад.

– Я бы так не сказала. Вот и все, я готова. Можете поворачиваться.

Она предстала в легком коротком платье с большим вырезом, совершила игривый поворот вокруг себя.

– Так я вам больше нравлюсь?

– Безусловно, – каким-то дежурным тоном отреагировал он.

Она подошла к нему вплотную, взяла дневник, покачала им, словно взвешивая в руке.

– Знаете, как я называю личный дневник? – И сама же быстро ответила, – Показания против самой себя. Здесь все обнажено, как на исповеди: что мне нравится, чем возмущена, что сделала не так. Сегодня и про тебя что-нибудь напишу. Но еще не знаю, что. Скажи прямо: есть у меня основания для записей о тебе?

– Разве что, если возмутил вас чем-нибудь, – уклончиво ответил Григорий.

Лана рассмеялась, положила руки ему на плечи, посмотрела пристально в его глаза.

– Ты с юмором. Это хорошо. Садись в кресло, я поищу альбом.

Она порылась в секретере, наконец нашла, что искала, смахнула ладонью приставшие к обложке крошки, подошла к Григорию, попросила его подвинуться. Он смешно закряхтел, когда ему пришлось настолько потесниться и немного выдвинуться вперед, чтобы она с трудом могла усесться рядом. И не удивительно, ведь кресло было рассчитано лишь на одного человека.

– В тесноте, да не в обиде, – быстро прокомментировала Лана свой решительный поступок.

«Такой уж у нее, видимо, простодушный стиль поведения, – подумалось Григорию. – А может, эту бесцеремонность ему просто следует расценивать как акт доверительного отношения к нему?»

– Здесь фотографии моего отдыха в Турции, – живо пояснила Лана.

Она перевернула обложку, разместила альбом на коленях у себя и Григория, склонилась над ним таким образом, чтобы отошедший от тела вырез платья мог привлечь внимание Григория к полуобнаженной груди. И не то, чтобы Григорий поддался некому мужскому инстинкту, просто в создавшемся положении его взгляд, прежде чем упереться в демонстрируемую фотографию, невольно пробегал по ее упругим прелестям. Он сразу ощутил исходящее от нее сексуальное влечение к нему. И, правда, ее смело можно было назвать привлекательной: крупные глаза, чувствительные губы, густые черные волосы, не требующие подкраски, живая мимика, стройная фигура. «Вероятно, она была бы неплохой любовницей, – подумалось ему, – но это уже не про меня. Мой выбор сделан. Нет, – говорил он себе, – она отнюдь не легкомысленна, как ему показалось поначалу. – Это расчетливая женщина, способная манипулировать мужскими инстинктами, с ней надо ухо держать востро. Не застала бы Светлана этой сцены, иначе можно будет обжечься таким скандалом, что мало не покажется. А угроза такая, тем не менее, реально существовала».

Рассматривая фотографии, Григорий вежливо отмечал вслух, что объектив выхватывал Лану в море, на песчаном берегу, в баре во всей ее естественности, хотя ему быстро наскучили повторяющиеся сюжеты. Все же интересно было другое: море, пальмы, гряда расплывчатых холмов на заднем фоне соответствовали образу, возникающему в его воображении, когда пытался представить пейзажи Турции. В какой-то миг Лана вдруг выпрямилась, развернула лицо Григория на себя, провела медленно большим пальцем по его нижней губе, прильнула к нему с жарким поцелуем.

– У меня такое предчувствие, – прошептала она, глядя ему прямо в глаза, – что мы должны ближе узнать друг друга.

– А вас не смущает то, что вы меня совсем не знаете? – уклонялся от прямого ответа Григорий.

– Смущает положение, в котором мы находимся, – она кивком указала на соседнюю комнату. – Отец и не подозревает, чем мы тут с тобой занимаемся.

– Это только доказывает, как мало он знает свою дочь, – хрипло ответил он. – Впрочем, у вас обоих это, наверное, семейная черта – быстро составлять мнение о людях.

– Фактическая история государственного контроля России в девятнадцатом веке, – тем временем вкрадчиво излагал Журавлев в гостиной, – официально начинается с издания Александром Первым манифеста от двадцать восьмого января восемьсот одиннадцатого года, в основу которого балы заложена смелая мысль выдающегося деятеля Сперанского о независимости государственного контроля от других ведомств. Она нашла свое воплощение в создании Главного управления ревизии государственных счетов по гражданской части и части военной. К сожалению, в годы Отечественной войны восемьсот двенадцатого года влияние контрольного ведомства стало урезанным. Позднее, в двадцать шестом году Николай Первый в поисках частичных преобразований создает третье отделение Собственной его Императорского Величества канцелярии с корпусом жандармов при нем.

Светлана исподтишка поглядывала на часы, контролируя себя, не превышено ли мысленно отведенное ею время на изложение Журавлевым набросков своей книги. Разговоры в соседней комнате между Григорием и Ланой вроде бы и не стихали, однако она каким-то чутьем ощущала некоторые перемены, происходящие там.

– Интересно, чем они занимаются там, – заинтересовала она, прервав Жу3равлева на полуслове.

– Предпочитаю не знать, – ответил он, стараясь не терять мысль. – Надеюсь, они подружатся.

– Это было бы мило, – сухо отреагировала Светлана.

– Продолжу, однако, – стоял на своем Журавлев. – Последовавшая впоследствии реформа контрольного дела в шестидесятых годах девятнадцатого века тесно связана с именем другого талантливого государственного служащего Татаринова, который на основе изучения опыта западноевропейских стран подготовил проект введения типовых смет доходов и расходов, консолидации всех средств в кассах министерства финансов, распыленных ранее по многочисленным ведомственным кассам. С этого периода начала формироваться отечественная сметно-бюджетная дисциплина и отчетность.

Светлана положила руку поверх страниц. Журавлев замолчал.

– Извините, Алексей Павлович. Очень интересно, и какой огромный труд стоит за всем этим. Но мне пора собираться, не обижайтесь. Гриша, – позвала она и направилась в соседнюю комнату.

Григорий уловил эхо легких шагов Светланы, быстро встал и через миг оказался у книжной полки, закрепленной на противоположной стене. Свет от окна проявил на книгах тонкий слой пыли. Видимо, книги эти давно не брали в руки. Как только дверь открылась и в проеме двери появилась Светлана, Григорий прочитал вслух название женского романа, делая вид, что заканчивает очередную фразу. И хотя он ждал появления Светланы, все равно она застала его врасплох. Он выглядел каким-то растрепанным, на лице выступили розовые пятна.

Светлана цепким взглядом изучила Лану, потом Григория.

– Не скучали? – спросила она. – Что интересного было?

– Ты интересного ничего не пропустила, – уверил ее Григорий.

– Пошли, Гриша, нам пора.

– Ах, Анна Юрьевна, – воскликнула Лана, – не будьте так требовательны. Пусть Григорий еще побудет немного.

– Нет, нам пора.

– Вы, прямо, как мамка ему будете, – пробурчала недовольно Лана.

– Спасибо за комплимент, Ланочка, – снисходительно улыбнулась Светлана.

Журавлев пытался удержать Светлану, просил дослушать историю становления Полевого контроля. Он уверял, что это займет еще минуту-другую. Она, помедлив с ответом, согласилась.

– По инициативе либерального военного министра Милютина, – быстро тараторил Журавлев, – было учреждено Временное положение о Полевом контроле, предусматривающее создание специальных органов Государственного контроля при действующей армии с возложением на них функций проверки расходования материальных и денежных средств, продаж и уничтожения казенного имущества. В период русско-турецкой войны с семьдесят седьмого по восемьдесят девятый год этими органами были вскрыты крупные злоупотребления монопольными поставщиками продуктов в армию компаниями Горвич, Когана, Грегора…

– Грегора? – вдруг заинтересовавшись, переспросила Светлана.

– Грегора. Что вас так удивило?

– Знакомая фамилия. Я знаю одну женщину, урожденную Грегор. Но так сложилось, что живет она с малых лет под другой фамилией.

Журавлев выронил на пол чайную ложку, которую вертел в руках.

– Не может быть, – прохрипел он. – Если эта та самая Грегор, то у меня в руках окажется последний недостающий элемент. Поиск этой ниточки я веду давно и уже смирился с невозможностью воссоздать древо этой семьи. Анна Юрьевна, голубушка, вы должны непременно познакомить меня с ней.

Журавлев находился во власти обуревающих его планов знакомства с потомком самого промышленника Грегора.

– Обещаю. Мне самой стало безумно интересно. Кто бы подумал, что у этой тихой на вид особы могут быть такие известные в России предки.

– В таком случае имеются серьезные основания для продолжения нашего знакомства, – заискивающе улыбнулся Журавлев. – Главное, не выплеснуть все факты разом, чтобы всегда оставался повод для последующих наших встреч.

По дороге домой Светлана давала выход своему негодованию: как только Григорий мог волочиться за новой юбкой. Он, в свою очередь, обвинял ее в непонимании его чувств, валил всю ответственность за нелепую ситуацию на нее. К тому же он задавался вопросом: чем истолковать столь нежные ее отношения с Журавлевым? Эти поцелуи и поглаживания ее рук, надежды на будущие свидания. Это ни в какие рамки не укладывается. Откуда же взяться его душевному покою после всего этого? Светлану, в свою очередь, впечатляла наглость Григория: как ловко он перешел от защиты к нападению, обвиняя ее в симпатии к невзрачному старичку. Взаимные обвинения усиливались, и неизвестно, чем бы закончилось все, если бы Григорий не остановился вдруг, не взял бы ее руки в свои, не сказал бы ей: «Что мы делаем? Бросаем друг в друга обвинения в том, чего не было на самом деле. И быть не может. Стыд и срам. Мне не нужна академия ценой твоей потери». Эти слова перевели ее в спокойное состояние. «Действительно, – согласилась она, – как можем мы пачкать подозрениями выпавшую нам привилегию любить друг друга». Они покачались в объятии, пошептали нежные слова, условились о завтрашней встрече. Тем и кончилась не разгоревшаяся до нежелательных масштабов ссора.

ПРОКАЗНИЦА ЛАНА

Воскресное утро, в половине одиннадцатого тишину в квартире Григория нарушил резкий телефонный звонок. Он вздрогнул, недружелюбно посмотрел на аппарат. Неужели даже в выходной нельзя спокойно позавтракать, побыть немного в одиночестве? К большому удивлению. На проводе оказалась Лана. Она говорила быстро и так громко, что пришлось отстранить трубку от уха. Через минуту ему стало ясно, что Журавлев намерен встретиться с ним в двенадцать часов в бассейне, что у метро «Октябрьская».

Что за спешка? Почему в бассейне? Чем вызвано желание встретиться в выходной день? Почему он сам не позвонил ему? Может, у Григория намечены уже другие планы. Лана ловко уклонялась от расспросов, говорила, будто ее отец не желал даже слушать, что Григорий не сможет прийти.

– Не станет же он вызывать тебя по всяким пустякам. Возьми плавки, мыло и полотенце, – верещала Лана. – Шапочку можно взять прямо в бассейне. Встречаемся без десяти двенадцать у входа. Пока.

В трубке послышался щелчок, после чего последовали частые гудки. Григорий жутко разозлился на то, что им кто-то распоряжается как собственной вещью. Что ж, делать нечего, придется уступить старикашке, тем паче, что судьба его полностью находится в его руках. Надо только передвинуть на пару часов свидание со Светланой.

Григорий едва успел, до начала сеанса оставалось пять минут. Сияя от радости, Лана бежала ему навстречу.

– Я уже начала волноваться, – призналась она. – Держи пропуск в мужское отделение. Встречаемся на дорожке.

Григорий прошел в раздевалку, сложил одежду в шкафчик под номером тринадцать, натянул синюю купальную шапочку. В душевой настроил теплую воду, намылил тело, подставил лицо под жесткие струйки, фыркая и отплевываясь. На кафельном полу он поскользнулся и чуть не грохнулся. Чертыхнулся, протер глаза, дверь с матовым рифленым стеклом вывела его в бассейн с характерным запахом хлорированной воды. Посетителей было немного. Ни Журавлева, ни Ланы среди них не было. Он неспешно спустился в воду по пояс по металлической лесенке, держась за поручни, плюхнулся, разогнав вокруг себя волны, поплыл брассом. Дважды проплыв всю длину водной дорожки, он заметил Лану, плывшую ему навстречу. Она повисла на белых поплавках, вызывая фонтаны брызг мерными ударами сильных ног. Сбившись с ритма, Григорий глотнул воды, зашелся кашлем и тоже ухватился за поплавки.

– Ты чуть не утонул при виде меня, – засмеялась Лана.

– Где ваш отец? – спросил Григорий, разглядывая лица пловцов на других дорожках.

– Его не будет. Он передумал.

– Вы шутите? – Кажется, Григорий начинал что-то понимать, лицо его стало сосредоточенно серьезным. – Он и не собирался приходить, не так ли?

– К чему эти вопросы? – Лана подумала секунду-другую и добавила: – Так.

– Но вы понимаете, что подобная бесцеремонность неуместна по отношению ко мне? – воскликнул он.

– Здесь не принято кричать, – прошептала она, склонившись к его уху. – Не выбрасывай слякоть из-пол колес. Считай, что это компенсация за твой вчерашний ранний уход, – невинно заявила она.

После подобного разъяснения злость Григория моментально сдулась. Ее непосредственность, пусть и рисуемая, оказалась для него каким-то успокоительным снадобьем, нервы сами собой мгновенно пошли на покой. «Разве можно обижаться на больного человека?» Ситуация представилась ему настолько нелепой, что на лице его выступило нечто вроде грустной полуулыбки. Лана продолжала строить ему глазки, ход ее мыслей не отличался сложными разворотами: главное нащупать верный подход к мужчине, а дальше верти им, как хочешь.