Дневник артиллерийского офицера

Я молчал, молчали и офицеры. Развернули, принесённую карту. Как и предполагал, на карте был нанесён только маршрут марша от Прохладного до района сосредоточения.

– Константин Иванович, это что – карта командира дивизиона, закончившего академию? Мне,

что ли вас учить? Вот, посмотрите на мою карту и сравните со своей, – я развернул карту, испещрённую условными обозначениями и знаками, а потом стал выговаривать насупившемуся офицеру, – где, Константин Иванович, на карте огневые позиции батарей? Где передний край наших войск? Где наблюдательные пункты батарей в ротах первого батальона? Где ваш наблюдательный пункт? Вы что на Чебаркульский полигон приехали? Где кодировка «Зоопарк»? Вы же вчера мне чётко доложили, что по ней в цель навели. Вы что творите, товарищи командиры дивизионов? Воспринимайте, как хотите мои слова, но если сейчас открыть огонь по вашим данным, то завтра вы все будете сидеть в следственном изоляторе города Моздок и давать объяснения прокурору. И ты, и ты, – я ткнул в обоих пальцем, – у тебя, Владимир Александрович, дивизион наведён по командному пункту третьего батальона, а не в цель номер 12. Правда, благодаря моему вмешательству всё исправлено, а так бы и ваши начальники штабов, тоже бы сели вместе с вами.

Семёнов нахмурил свои густые брови и с надрывом закричал: – В чём вы нас обвиняете? Кодировки ни у кого не было, и никто до нас её не доводил. Причём тут я? Да, я и сейчас вам докладываю, что дивизион наведён в ту цель, какую вы давали, а НП сейчас развернём в батальоне.

– Товарищ подполковник, вы хотя бы интересовались у своего соседа как он рулит у себя в дивизионе, – я немного помолчал, усиливая паузой эффект от слов, – во втором дивизионе, хоть неправильно, но кодировка была нанесена ещё два дня тому назад. И надо ходить и больше интересоваться чем полк живёт, или хотя бы начальника штаба посылать на совещание. Вы вчера в присутствии свидетелей, по радиостанции обманули не только меня, но и командира полка, доложив, что готовы к открытию огня. Хорошо, что его не пришлось открывать. Короче, вечером на совещании доложите, что недостатки устранены и куда наведён в данный момент дивизион. Вас, товарищ Чикин, это тоже касается и идите к себе на дивизион и работайте там, вместо того чтобы водочку спокойно попивать. Рано ещё расслабляться.

Не желая слушать больше оправданий от них, развернулся и пошел на позиции противотанковой батареи. Перед обедом приходил командир ПТБ и «плакался» мне, что его машины стоят в двухстах метрах от зелёнки и их запросто можно расстрелять из гранатомётов. Но то что я увидел наяву, повергло меня в шок. Действительно, батарея как на параде стояла открыто в 200 метрах от зелёнки и никто даже не пытался окапывать противотанковые установки, но зато все они были старательно обложены в качестве маскировки до самого верха соломой. Солдаты батареи занимались чем хотели. Хотя рядом с ними мотострелковый взвод, приданный для охраны позиций артиллерии, старательно копал окопы в полный профиль, и работы у них двигались к завершению.

С руганью я ринулся к противотанковым установкам первого взвода. Кроме матов у меня слов уже никаких не было: – Ёб…, ёб твою м….ь! Кто вам поставил такую еба… ю задачу? Кто такой умный?

– Командир взвода, а ему, наверно, командир батареи, – озадаченно ответил солдат.

– Солдат, ну подумай своей бестолковой головой, ведь первая же трассирующая пуля и машина твоя сгорит. – Солдат стоял и молчал. Да, что с него спрашивать, надо драть офицеров, – где командир взвода? – Солдат подавленно мотнул головой в сторону двух КАМАЗов, тоже стоявших открыто.

В тени автомобилей, удобно расположившись на матрасах, сидели взводники и занимались банальной «болтологией». Резкой, как удар хлыста, командой поднял их на ноги и высказал всё, что о них думал и о их командире батарее. Хотя, конечно, с моей стороны это было неправильно, ругать в их присутствие комбата, но я уже не мог сдерживаться. Да его, кстати, и не было, он утащил одну из противотанковых установок на ремонт в ремонтную роту. Резко высказал всё, что думал командиру первого взвода ст. л-ту Богданову о его бестолково-преступном решение обложить установки соломой. Наконец выдохся и замолчал.

– Вы же сами, товарищ подполковник, командиру батареи приказали стать на это место, а сейчас нас ругаете. – Обиженно заявил командир второго взвода ст. л-т Мошкин, остальные с оскорблённым видом молчали.

Устало вздохнув, я начал им объяснять «АЗЫ»: – Во-первых: я указал вашему командиру батареи не это конкретное место, а район развёртывания батареи. Есть ведь элементарная разница, товарищи офицеры, между понятием конкретного места и района развёртывания батареи? Идём дальше. Во-вторых: прибыв на место, командир батареи, определившись на местности, в конкретном случае, не становится здесь на целые сутки мишенью для боевиков, а оттягивается от этого места за гребень холма, ещё на двести метров. Вы же видите, что до огневых позиций дивизионов, в этом случае ещё будет двести пятьдесят метров. В-третьих: отдаёт приказ на инженерное оборудование огневых позиций, и закопаться так чтобы в сторону зелёнки смотрели лишь визиры, пусковые установки и пулемётные башни БРДМ-2. Понятно вам, товарищи офицеры? – Командиры взводов одновременно мотнули головой. – Так чего вы это не делаете, если понятно? Вы поглядите на пехоту, они же закапываются. И ими же командует такой же офицер, как и вы. Так что, как говорил один «известный» коммунист – За работу товарищи. – Я засмеялся – Слушайте, пионеры, что вам говорит ваш начальник артиллерии, который отмотал первую войну командиром противотанковой батареи. Запомните раз и навсегда, что вы в ответе за жизнь каждого своего солдата не только перед государством и его семьёй, но прежде всего перед самим собой. А от каждого вашего решения зависит жизнь этого солдата. Командиру батарее передайте, что я недоволен его действиями и сейчас же, просто немедленно организовать работы по перемещению батареи и инженерному оборудованию.

Возбуждённый, но довольный тем что вовремя смог вмешаться и исправить допущенные подчинёнными ошибки, я пришёл к себе, где меня уже ждал майор Громов, офицер штаба артиллерии дивизии, которому с возмущением и юмором рассказал о всех безобразиях на огневых позициях артиллерии. Андрей выслушал меня, помолчал и сделал неожиданное встречное предложение: – Борис Геннадьевич, я хочу предложить свою кандидатуру на должность командира полковой артиллерийской группы. Тогда командиры артиллерийских дивизионов будут полностью заняты своими дивизионами, а в качестве средств связи и транспорта буду использовать ПРП второго дивизиона с его экипажем и начальником разведки лейтенантом Зубко. Как вам это? Если согласны, то я вас прошу, чтобы это предложение, якобы исходило не от меня, а от вас лично. А то полковник Алабин обидится, если поймёт, что я сам предложил себя. Мне ведь надо обратно в дивизию возвращаться, а хочется повоевать и набрать боевого опыта.

Что ж, предложение Громова несло известную долю здравого смысла. Согласно боевого устава, полковую артиллерийскую группу возглавляет один из командиров дивизионов, а начальник артиллерии командует противотанковой батареей и приданной полку артиллерией. Но я считаю, что командирам дивизионов дай бог со своими дивизионами разобраться, да и не готовы они как по своим профессиональным качествам, так и по личным возглавить полковую арт. группу. Чикин слаб на спиртное и психологически не готов, а если Семёнова поставить, то он возомнит о себе и у меня начнутся неизбежные с ним трения. Да и нет у них такого штаба как у меня. Не последним в этом было и то, что я не хотел руководство артиллерией выпускать из своих рук. Майор же Громов фигура нейтральная: будучи начальником полковой группы он будет полностью не только лоялен, но и подконтролен мне. Так что оно мне нравилось всё больше и больше. Обсудив детали данного предложения, я пообещал посоветоваться с командиром полка.

Вечером перед совещанием меня нашёл Плеханов и доложил о том, что моё приказание выполнено: батарея за гребнем холма и закопана. В резкой форме ещё раз высказал неудовольствие его мягкотелостью в командовании батарей. Ну, а пока шло совещание, в моём кунге в спешном порядке собрались офицеры с артиллерийских подразделений и перерисовывали с моей карты кодировку «Зоопарк», передний край наших войск и другие условный знаки.

– Борис Геннадьевич, зайди ко мне, – закончив совещания, командир полка пригласил меня к себе в салон обсудить завтрашнюю поездку в третий батальон. Он оттуда хотел пострелять вторым дивизионом. Закончив с обсуждением поездки, я предложил майора Громова на должность командира ПАГ-276, откровенно обосновав своё решение. Никитин особо не упирался, согласившись, что ни Семёнов, ни Чикин в данный момент просто не потянут полковую артиллерийскую группу.

Утро выдалось пасмурным и хмурым, тяжёлые от влаги облака низко проносились над землёй и оттуда иногда накрапывал мелкий, похожий на водяную пыль, дождик, но мы всё равно поехали в третий батальон. ПРП я брать не стал, а поехал на КШМке командира полка. Колонна собралась небольшой: КШМ командира, КАМАЗ, в кабине которого ехал зам. командира полка подполковник Тимохин и саперы со своей техникой. Во главе колонны ехал на БМП командир батальона майор Сергеев. Холмы в расположение третьего батальона были гораздо выше, чем в первом батальоне и достигали отметок от 400 до 500 метров. Грунтовая дорога вилась тягучим серпантином вверх, а слева от дороги нас сопровождал достаточно крутой обрыв. Видимость позволяла ведение огня дивизионом, но я себя чувствовал неуверенно, не доверяя второму дивизиону. Боялся, что они или я неправильно рассчитаем высоту траектории и долбанём по третьему батальону. Недалеко до вершины нашу колонну накрыл туман, и видимость сократилась до ста метров, сразу же снизив и так небольшую скорость. Но через десять минут мы наконец-то выехали на высоту. По склонам и гребню холма были нарыты окопы не только для пехоты, но и для техники. Несколько ниже вершины располагалась огневая позиция миномётной батареи, а дальше её виднелись окопы девятой роты. Больше ничего из-за тумана не было видно. Целью нашей поездки было не только пострелять вторым дивизионом, но и выбрать командно-наблюдательный для командира полка, чтобы наблюдать за предстоящим завтра боем на всём фронте полка. На КП батальона мы слезли с машин и решили подождать, пока рассеется плотный туман, стелившийся ниже позиций и белым покрывалом закрывая всю нижележащую местность. А пока командир и остальные прибывшие, слушали офицеров третьего батальона, которые рассказывали, как ночью они отбивали духов, случайно вышедших на позиции батальона или подбирались, чтобы подбить технику мотострелков. По словам офицеров, группа из пяти боевиков двигалась вверх по склону, но за пятьдесят метров до позиций наткнулись на сигналки, которые сработали и выдали их местонахождение. По боевикам сразу же был открыт огонь из автоматов, а потом их закидали гранатами. Но ранили кого-нибудь или убили неизвестно: те скатились вниз к ферме, которую сейчас закрывал туман. Пока пехота рассказывала, принесли чай, водку и закуску. Немного выпили. Я сходил на огневую позицию миномётной батареи и на НП командира батареи. В инженерном отношении позиции были оборудованы хорошо, а на наблюдательном пункте Беляева находились разведчики, которые напряжённо вглядывались в колыхающийся туман.

Похвалил старшего лейтенанта Беляева за инженерное оборудование позиций и НП, но сделал замечание, что не все рабочие документы были отработаны, особенно на наблюдательном пункте.

Полтора часа мы ждали пока разойдётся туман, но ушёл он всё-таки внезапно. Подул ветер, всколыхнув белые клубы тумана, которые быстро поднялись над холмами и перед нами появилась красивая панорама – крутые склоны холмов с узкими долинами. Прямо под нами виднелась брошенная ферма, дальше ещё одна. Внимательно разглядев местность, слева и справа от нас, мы убедились, что место для КНП полка неудобно: много скрытых подходов, не видно вообще первого батальона и много полей невидимости. Оставив сапёров на месте, мы сели по машинам и по гребню холмов поехали вдоль позиций третьего батальона. Проехали метров триста, когда командир решил вернуться со мной обратно на КП третьего батальона, чтобы поставить задачу сапёрам, оставив зам. командира полка Тимохина и остальных около танка в расположение девятой роты. Туман наполовину рассеялся, открывая для наблюдения всё большее и большее пространство. Пока командир полка ставил сапёрам задачу, я в бинокль осматривал местность. Справа внизу, и дальше два километра из тумана стали проявляться группа зданий. Она находилась в полутора километрах впереди наших позиций, но туман не давал рассмотреть, что это такое. Развернул карту и начал искать по ней эти здания.

– Духи! Духи! – Внезапно раздавшиеся крики оторвали меня от карты. За те 2 минуты, которые рассматривал карту, туман резко поднялся вверх и теперь хорошо стало видно, что группа зданий – это МТФ. На ней стояло два БМП и кругом их рассыпалось до двух десятков вооружённых людей. Молочно-товарная ферма была на территории противника, и эти БМП могли быть только полевого командира Радуева, о котором нам сообщили вчера на совещание.

Раздался выстрел из танковой пушки с того места, на котором остался зам. командира полка Тимохин, мы вскинули бинокли. Первый снаряд разорвался прямо под БМП и, подлетев от взрыва вверх, боевая машина перевернулась. Второй снаряд попал в другое БМП, которое мгновенно взорвалось и загорелось, выкидывая в сторону чёрный дым. От БМП в разные стороны стали разбегаться вооружённые люди. Командир третьей миномётной батареи не растерялся, тут же включился в ситуацию, подал команду, и основной миномёт через тридцать секунд выстрелил. Ещё тридцать секунд полётного времени, разрыв – четыреста метров недолёт. Лево двадцать.

Так как это была практически полупрямая наводка, я прокричал на огневую позицию команду, опережая командира батареи: – Беляев! Марат! Батарее, дальше 400, правее 0-20, две мины беглый огонь!

– Принято – В ответ прокричал комбат и расчёты засуетились, послышались команды командиров миномётов, в ответ им откликнулись номера расчётов: – Осколочно-фугасной…, взрыватель осколочный…., заряд второй….

Этот слитный «Хор» команд мне всегда нравился и для настоящего артиллериста звучал как Музыка, Песня, которая подчёркивала обученность, слитность боевой работы огневиков и всегда была визитной карточкой работы СОБа.

Пока готовился огневой налёт миномётчиков, мы наблюдали в бинокль за суматохой на МТФ. БМП всё сильнее разгоралось, было хорошо видно, как внутри её периодически рвались боеприпасы, а вооружённые люди суетились в отдаление от подбитой техники. А с другой стороны фермы чеченцы угоняли в холмы лошадей и баранов, а вдоль низких строений заполошно метались куры и индюки. Рядом с нами экипаж безуспешно пытался завести танк, чтобы тоже открыть огонь, но у них ничего не получалось.

Наконец послышалась команда Беляева: – Батарея…, залпом, наводчики натянуть шнуры…, - даже в такой момент Марат хотел показать хороший, единый залп, но команда «Огонь» не прозвучала. Вместо неё послышалось: – Стой…! Стой…! Прекратить стрельбу. Товарищ полковник, там наши…

Командир недоумённо оторвался от бинокля: – Не может быть.., там наших просто не может быть…. 423 полк ещё не успел подойти с той стороны!

К нам подбежал командир батареи: – Мне только что передали по радиостанции, там БМП девятой мотострелковой роты.

Командир с немым вопросом повернулся к командиру батальона и майор Сергеев лишь с недоумением развёл руками: – Я, товарищ полковник, никого туда не посылал.

– Развед взводу батальона – Вперёд на ферму. – Отдал приказ полковник Никитин. Командир и я вскочили в КАМАЗ, на котором приехали на вершину, и помчались к танку, где в расстроенных чувствах вышагивал подполковник Тимохин. Начал докладывать: – Как только из тумана проявилась МТФ, то сразу же на ней увидели БМП и вооружённых людей. Так как я знал, что наших там не должно быть, и 423 полк ещё не подошёл с той стороны, то приказал командиру танка уничтожить духовские БМП. Остальное вы видели….

Командир неловко потоптался на месте, удручённо покрутив головой из стороны в сторону: – Ладно, Владимир Васильевич, не расстраивайся… Ты не виноват. Борис Геннадьевич, вон тоже чуть миномётами их не накрыл. Ты оставайся здесь, танкистов подбодри, поддержи, они тоже не виноваты, поблагодари их – метко стреляли. А я поехал в девятую роту, разбираться и искать место под КНП полка.

В расположение роты, вместо командира роты, ст. л-та Пяткина, к командиру подскочил с докладом командир взвода, но Никитин прервал его доклад: – Где командир роты?

Взводный удручённо отвернул взгляд в сторону и нехотя промолвил: – Там…, на ферме….

– Сволочи, вы что творите? Чего вас туда понесло?

– Пока туман решили съездить туда, воды привезти, может дров. Не думали, что туман так быстро рассеется, поэтому никого не предупредили, – командир взвода виновато опустил голову. Тут всё было ясно. Командир роты, убедившись, в результате суточных наблюдений за фермой, что боевиков кроме мирных пастухов, по крайней мере, днём там нет, решил под покровом тумана, не сказав никому, выскочить туда – понятно, вода и дрова нужное дело, но и мясца раздобыть, ну конечно и похватать каких-нибудь трофеев. А потом, этаким «фертом», так небрежно и командиру батальона мяска подкинуть – мол, мы тоже «лыком не шиты».

Пока командир разбирался, сколько человек на ферме вместе с Пяткиным, мои разведчики шустро расставили 20-кратный оптический прибор и мы в него стали наблюдать за действиями пехоты. Развед. взвод батальона, развернувшись в цепь, БМП сзади – наступал на ферму. В горевшей машине перестал рваться боезапас и вооружённые люди теперь суетились вокруг перевёрнутого БМП. Огня по разведчикам никто не вёл и те тоже не стреляли. Вот они сблизились, смешались. Поступила первая информация, 2 убитых, четверо ранено, один из них чеченский пастух. Командир хотел было дать команду медикам – Вперёд, но мы уже увидели, что к МТФ помчалась санитарная МТЛБ, быстро загрузила раненых и стремительно умчалась в медицинскую роту. Разведчики рассыпались по ферме и начали её обыскивать, после чего стали расстреливать баранов, несколько телят, ловить кур и индюков – и всё это споро и быстро грузилось на технику.

Никитин, глядя на всё это, грязно выругался, но больше ничего не стал говорить. Всё это, конечно, несколько коробило, ведь рядом в БМП догорал их товарищ, но с другой стороны, война – войной, а кушать вкусно хочется всегда.

Выяснив, что командира роты среди убитых и раненных нет, командир полка приказал, чтобы Пяткин после эвакуации техники и раненых прибыл к нему с докладом на КП, а мы поехали дальше искать место под КНП полка. Его нашли в расположение первого батальона, метрах в двухстах впереди и левее первой миномётной батарее. Отсюда хорошо просматривался весь первый батальон и третий, как по фронту, так и в глубину обороны противника. Развернулись и поехали на командный пункт, но сначала заехали в медицинскую роту. Вокруг перевязочной, обнесённой маскировочной сетью, суетились все полковые медики, один раненый лежал на столе перевязочной. Другим занимался сам начальник медицинской службы. Солдат лежал на скамье, весь в крови и из рваной раны хлестала кровь. Начмед – сам в крови солдата руками зажимал артерию и пытался остановить обильное кровотечение, но это у него плохо получалось. Третий, легко раненый солдат, уже перевязанный сидел за столом, пил крепкий чай и беззвучно плакал, вытирая слёзы руками. Командир полка, успокоив его, начал расспрашивать, как было дело. А через несколько минут, подняв клубы пыли, подошла ещё одна БМП с раненным чеченским пастухом – лет 65. Раненый в голову, он лежал на носилках и беспрерывно, на хорошем русском языке, повторял: – Как мне повезло…, как мне повезло…., как мне….

Чего ему повезло – было непонятно? То ли, что быстро попал к врачам, то ли что не убили сразу, а только ранили. Драные старые штаны и такой же драный старый свитер, но на руке его сверкали полированным металлом шикарные и дорогие японские часы. Подошло ещё одно МТЛБ, с которого слез ещё один контуженный и сняли носилки с убитым. Он был полностью обгоревший, голова расколота, мозги смешались с кровью, а рядом с телом лежала оторванная нога. Контуженный был в шоке: стоял перед нами неподвижно, уставившись глазами в одну точку, не воспринимая суматоху врачей вокруг него. Я помахал рукой перед его глазами, чтобы привлечь внимание – реакция была нулевая. Кто-то сунул ему в руку зажжённую сигарету, которую он механически взял. И также, не реагируя на окружающих, глядя куда-то вдаль, начал курить. Легко раненый солдат бросил кружку чая, подбежал к контуженному обнял его, но тот этого даже не заметил, после чего солдат осел без сил в пыль у ног контуженного и заплакал.

Замполит полка, приехавший с последней партией раненых, шмыгнул носом: – Второго убитого достать пока невозможно, БМП раскалённая, нужно ждать пока она остынет.

Командир удручённо махнул рукой на слова Быстрова и пошёл в сторону штаба, а я отправился к себе, переждав, когда мимо меня, натужно гудя, в сторону ремонтной роты танки протащили два трофейных КРАЗА – нефтеналивника, которые ремонтники будут разбирать на запчасти, чтобы ремонтировать свои КРАЗЫ, которые возят горючее. Около салона были расставлены столы и кипела работа. На карте были уже нанесены круги, как учил генерал Шпанагель, а Громов и Чистяков с азартом наносили на карту цели.

– Товарищ подполковник! Шестьсот целей получается, чтобы перекрыть все дороги и подходы к нашей обороне. – Удивлённо произнёс старший помощник. – Сейчас, закончим наносить цели и начнём делать таблицу огня и выписки из таблицы во все артиллерийские подразделения.

– Что ж, молодцы, но как бы нам не запутаться в таком количестве целей. Ладно, продолжайте, посмотрим что получится. – Я сел рядом с ними и задумчиво стал наблюдать за их работой.

На ЦБУ, куда я пришёл после обеда, уже сидел командир полка со своими заместителями, а через десять минут в палатке появился невысокого роста, плотненький командир девятой роты старший лейтенант Пяткин с командиром взвода.

Командир роты, остановившись перед командиром, начал виновато рассказывать, что он выдвинулся на ферму, чтобы набрать воды и дров. Всех предупредил, но с танком, который стрелял связи не было и тот не знал, что это свои находятся на ферме. Ротный замолчал и опустил голову под тяжёлым взглядом полковника.

Командир, тяжелой глыбой нависнув над Пяткиным – стоял и молчал, едва сдерживая себя. После минутного молчания, Никитин медленно процедил сквозь зубы: – Ты, старший лейтенант, убийца. Понимаешь, что своим неумным решением ты убил двух солдат, ещё четверых вывел из строя, одна единица техники уничтожена, вторая ещё неясно, что с ней. Ты это понимаешь?

Командир полка всё-таки не сдержался и в пол силы ударил ротного по лицу, после чего вернулся к столу и устало опустился на стул: – Что с тобой делать, Пяткин? Под суд ведь тебя надо отдавать.

Игорь Геннадьевич Быстров в свою очередь рассказал, что от солдата, который горел в БМП, ничего не осталось. Он сгорел полностью – только пепел. Наступило тягостное молчание. Нет трупа – нет акта опознания. Второй труп тоже не опознать, головы практически нет, личный номер отсутствует, улетев куда-то с головой. Совсем не пострадало второе БМП, перевёрнутую машину поставили на гусеницы, она завелась и своим ходом ушла в роту.

– Ладно, Пяткин, иди в роту, Жди решения.

Посовещавшись с заместителями полковник Никитин принимает решение – ротного оставить на роте. Начальству доложить следующее: – Командир 9-й роты, не согласовав ни с кем, силами своей роты произвёл разведывательный поиск, был обстрелян и понёс потери.

Узнав, что рота материального обеспечения развернуло баню, я быстро собрал вещи и направился за арык в расположение роты. По дороге в баню зашёл к особисту, поделившись наблюдениями о несоответствии внешнего облика старого пастуха и новейших японских часов, чем особист очень заинтересовался и сразу ушёл в мед. роту.

Наверно, впервые за две недели так хорошо помылся, причём не холодной водой, а горячей. Хотя в ходе помывки, как всегда это бывает в полевых условиях, только намылился и пропала вода. Но контрактник Денис, который отвечал за баню – быстро справился с этой проблемой и я не только хорошо помылся, но и успел постирать свои вещи. Когда, чистый и довольный, возвращался к себе, на командном пункте приземлился вертолёт, который выгрузил группу офицеров. Быстро развесив постиранные вещи, направился на ЦБУ.

Прилетел командующий нашей группировки: генерал-майор Гончаров, со своими офицерами, в том числе и начальником артиллерии группировки полковником Борисенко. Завтра мы должны начать продвижение вперёд: первый батальон до нп. Горагорск, а третий батальон выйти и охватить нп. Комарово. Борисенко заслушал меня по боевому порядку артиллерийских подразделений, их укомплектованности, боекомплекту, порядку применения артиллерии и ряду других вопросов. Остался удовлетворённым докладом, после чего опять долго и нудно излагал свой опыт операции в Дагестане. Я его внимательно выслушал, но снова ничего нового или так сказать принципиально нового, из применения артиллерии он мне не сообщил. А потом он неожиданно съехал на мелочи и стал придираться к несущественным недостаткам, что вылилось у нас в конфликтную ситуацию и я в резкой форме высказал сомнение в эффективности мелочной опёки с его стороны: – У меня, товарищ полковник, над душой и так «висят» три офицера с округа, а тут вы ещё со своими требованиями. Артиллерия полка к предстоящему бою готова. Утром на всех огневых позициях будут выписки из таблицы огня, а сейчас я должен выслушать решение командира полка на предстоящий бой. – Конечно, таким своим категоричным заявлениям начальнику артиллерии группировки, я слегка перегибал палку – очень рисковал. И в лучшем случае мог нажить себе врага. Реакция последовала незамедлительно.

Высокий Борисенко наклонился ко мне и с угрозой процедил: – Товарищ подполковник, не дергайтесь, а слушайте, что говорят вам более старшие и опытные товарищи, а то я вас быстро отсюда в Свердловск ваш отправлю.

Ну, это даже для начальника Ракетных войск и артиллерии группировки было грубым заявлением. Такие заявления даром не проходят. Я встал и решительно ответил

– Товарищ полковник, я готов прямо сейчас собрать вещи и убыть в Свердловск. Никто в полку даже слова не скажет в след, что я струсил и сбежал. Но только прямо сейчас напишите мне формулировку причины, по которой вы меня отсюда откомандировываете, а печать полковую сам на вашу подпись поставлю. Я жду, товарищ полковник.

Борисенко и сам понял, что перегнул палку и пошёл на попятную: – Ну что ты, подполковник сразу в бутылку полез, уже ничего резкого нельзя сказать. Давай работать спокойно. Не хочешь – не буду тебе мешать. Слушай ты решение командира полка. – Примирительно ответил он и отошёл в другой угол большой палатки. После чего он больше не вмешивался в мои действия.

Как такового заслушивания решения командира полка не было. Никитин собрал вокруг себя командиров батальонов Шпанагеля и Сергеева, начальника разведки полка Юру Шадуру, командира разведывательной роты капитана Ефименко и меня. Общими выражениями обрисовал план боя, поставил задачу начальнику штаба полка и нам, отработать всё документально. Сам вместе с Гончаровым ушёл к себе в салон. В свою очередь я вызвал к себе Громова и командиров дивизионов, тоже, но уже более детально и конкретно проработали огневое поражение конкретных целей: МТФ мы оставили на первую миномётную батарею, сами там справятся, ну а если появятся сложности, то Семёнов своим дивизионом раздолбает её, который будет работать с командиром первого батальона. Чикин идёт с командиром третьего батальона. Довёл место своего КНП, и цели трёх огневых налётов, а в последующем будем огонь вести только по мере возникновения огневого противодействия. После утряски появившихся в ходе обсуждения нестыковок я их отпустил.

К этому времени в палатку вернулся Гончаров с командиром. По ним было заметно, что посидели они в салоне хорошо. Вообще, очень интересно было наблюдать за Гончаровым. Он «гоголем» ходил по палатке ЦБУ, ощущая себя Командующим – он прямо «балдел» от этого. В его распоряжение на этот момент были – наш 276 полк, 423 и 245 полки. Самый мощный полк это наш, в нём было 2500 личного состава, танковый батальон Т-72, противотанковая батарея, два дивизиона, не было только второго батальона. А 245 и 423 полки были гораздо слабее нас, как в численном отношении, так и техническом. И он. Гончаров – Командующий группировки. Ему нравилось, когда к нему все обращались – Товарищ Командующий. Он прямо балдел – когда «рявкнет», и всё вокруг него «крутится», опьяняла власть. Ему дали спутниковый телефон, и вот он ходит и всем предлагает позвонить домой, а когда кто-нибудь дозванивался, он прямо вырастал в своих глазах.

Много работы было у офицеров штаба, надо было отработать карту командира полка, подготовить боевой приказ по полку, отправить ряд письменных распоряжений в подразделения. Тут в основном работа ложилась на ЗНШ – Андрея Порпленко. Он уже был и так измотан, а тут ещё столько надо было напечатать. Порпленко печатал на компьютере боевой приказ и каждые две минуты засыпал, его будили, он печатал и снова засыпал. Его опять будили, а он отобьёт три буквы и застынет над компьютером, оказывается уже заснул и его надо опять будить.

Только к часу ночи ушёл из палатки полковник Борисенко, и едва я собрался следом за ним идти спать, как к себе вызвал командир полка. В салоне Никитин пригласил сесть и вытащил из под стола ящик с пивом.

– Наливай себе пива, Борис Геннадьевич, – хоть пиво было «Балтика», которое никогда не любил, но сейчас я пил и смаковал вкус прохладного, хмельного напитка. Под пивко ещё раз обсудили цели огневого поражения, а на второй бутылочке Валерий Валентинович предложил проверить дивизионы на вшивость. Причём, впервые командир полка сказал мне, что не «любит» командира первого дивизиона подполковника Семёнова. В детали он не вдавался, но я понял, что в какой-то момент Семёнов сумел втереться в доверие к командиру полка, а в ответственный момент открыто предал его. Назначили цели в глубине обороны противника и нанесли несколько огневых налётов, тоже проделали и с первой минометной батареей. В принципе, артиллерия с этой проверкой справилась нормально, после чего я спокойно ушёл спать.