Дневник артиллерийского офицера

– Ты, старлей, зубами не скрипи…. Ты ведь даже разницу не понимаешь между собой и мной. Ты, вот кто? А ведь ты политработник. А я – начальника штаба танкового батальона. Майор! Да я пьян.., Да…, я свинья…, но я начальник штаба батальона, а ты политработник…..

И так далее и тому подобное. Оперативный дежурный сопел, скрипел зубами и еле сдерживал себя, чтобы этого начальника штаба не выкинуть с ЦБУ. Я не вмешивался в назревающий конфликт, так как считал, что дежурный и сам справится с этой ситуацией, тем более что парень был гораздо покрепче чем Хрущёв. После оперативного дежурного майор переключился на дежурного радиотелефониста. Но и здесь не достиг взаимопонимания. Разочарованно, с пьяным высокомерием, Хрущёв осмотрел всех присутствующих и его мутный взгляд остановился на мне.

– Если он подойдёт ко мне и задаст какой-либо идиотский вопрос, то я ни слова не говоря заеду ему в рожу и выкину его отсюда. – Просто и без всяких изысков решил про себя.

Но увидев меня, у Хрущёва наверное появились другие мысли. Глупо хихикая, он выскочил из палатки, отчего все облегчённо вздохнули. А ещё через десять минут со стороны моего кунга послышались «залихватские» пьяные песни.

Кипя от возмущения, я ворвался в кунг. Там опять сидели Чистяков, Гутник и Хрущёв, который, увидев меня на ЦБУ, вернулся в кунг разбудил офицеров и попытался продолжить пьянку. Разборки были короткие. Начальник штаба танкового батальона был безжалостно вышвырнут из кунга на улицу. Водку в ящике я пересчитал и засунул его под свою кровать, предупредив офицеров, что если они продолжат пьянку, то разобью все бутылки. Угроза подействовала моментально. После разборок я вышел из кунга. Остановился, глядя на звёздное небо и размышляя над степенью завтрашнего наказания для своих офицеров. Ко мне тихо подошёл часовой Степан Вершинин.

– Товарищ подполковник, а что делать с товарищем майором?

– Не понял, Вершинин, с каким майором?

– Пойдёмте, товарищ подполковник, я вам покажу. – Степан провёл меня вдоль маскировочной сети, закрывающей прицеп, и на её углу поднял часть сети.

В загоне среди курей и индюка, весь в курином помёте и в перьях спал, по-богатырски раскинувшись, майор Хрущёв. Увидев такую смешную картину, я засмеялся. Вершинин, глядя на меня, сначала захихикал, а потом тоже засмеялся от души. Вытирая слёзы, после смеха я повернулся к часовому.

– Степан, пусть майор спокойно спит. Не тревожь его и курей. – Солдат, давясь от смеха, кивнул головой.

Остальная часть ночи прошла спокойно.

* * *

Утром, когда пришёл в кунг, Хрущёва в загоне уже не было, он проснулся в пять часов утра и сразу же убрёл к себе в расположение танкового батальона. Чистяков и Гутник уже поднялись, но чувствовали себя плохо. Ползали как сонные мухи по салону и молча готовили себе кофе. Я тоже молча сел на свою кровать и стал подшивать воротничок. Молчание затягивалось и первым не выдержал Чистяков: – Товарищ подполковник, мы конечно виноваты, но больше такого не повторится. Сейчас мы попьём кофе и будем готовы участвовать в зачистке южного Горагорска. – Он и Гутник замерли, ожидая моего решения. Я откусил нитку, полюбовался на аккуратно пришитый подворотничёк и внимательно посмотрел на них.

– Товарищ Чистяков, прежде чем участвовать в зачистке, я бы вам посоветовал посмотреть на себя в зеркало. Если третья мировая война будет такой же страшной как ваши морды, то лучше сейчас выйду и застрелюсь. На зачистку возьму Кравченко, а вы в качестве наказания посидите здесь. Вам всё понятно, товарищ майор? – Чистяков, а вместе с ним и Гутник синхронно мотнули головами.

После завтрака, выстроив машины, командир поставил моё ПРП во главе колонны и мы двинулись в расположение первого батальона. Проехав мимо позиций первого дивизиона, через пару километров выскочили на асфальтную дорогу, повернули влево. Миновали уже полностью разобранный на дрова полевой стан и разрушенную нефтебазу, около которой уже пару дней стоял на позициях второй дивизион. Ещё когда свернули на асфальт, то впереди, метрах в четырёхстах уже ехал автомобиль УРАЛ, тоже в сторону первого батальона. До позиций батальона оставалось около километра, как перед мордой УРАЛа сверкнула очередь из трассирующих пуль. Били со стороны первого батальона. Я насторожился, а УРАЛ прибавил скорости, и тут справа от автомобиля поднялся серый султан разрыва. Откуда стреляли, видно не было, но это точно – стреляли «обезумевшие» солдаты первого батальона со сторожевого поста. Капитан Шпанагель приказал своим солдатам, на сторожевых постах в том числе и на тыловом, стрелять во все машины, о которых он их не предупреждал.

Урал стремительно улетел вперёд, а мы подтянулись к месту обстрела, сторожевой пост молчал. Миновав его, мы свернули влево и по полю за УРАЛом подъехали к КП капитана Шпанагеля.

Из машины вылез весь бледный Семёнов и кинулся ко мне: – Борис Геннадьевич, вы же наверно видели, как меня обстреляли? Что за ерунда? Меня обстреливают вот так уже раз третий…. Ведь когда-нибудь они убьют своего. Идите и подействуйте на Шпанагеля. Он вас послушает.

Я лишь выразил сочувствие Семёнову и развёл руками: – Константин Иванович, я всё понимаю. Не раз говорил с ним на эту тему, но всё бестолку. Лучше ты сам подойди к командиру полка и доложи об этом инциденте. Всё-таки капитан Шпанагель его подчинённый, а не мой.

Но командир полка и сам всё видел. Он отвёл командира батальона в сторону и долго там его ругал. В это время мы разворачивали приборы и связь, готовя их к работе. Прибыли представители от ВВ. Я с ними быстро определил цели, по которым работаю своей артиллерией. Батарея Д-30 внутренних войск уже била по южному Горагорску и в разных местах населённого пункта взлетали в воздух обломки зданий и земля от разрывов, а также подымались вверх клубы дыма от горевших домов. Открыла огонь по району школы миномётная батарея первого батальона и мины одна за другой ложились то во дворе учебного заведения, то в школьном саду. Ещё несколько мин разорвались на крыше школы. Закончив этот огневой налёт, командир батареи дал команду на перенос огня на зелёный массив дач. Там в садах, по сведениям разведчиков, скрывается зенитная установка, но открыть огонь не успели – поступила команда от представителя ВВ – «Стой»! Их подразделения, охватив с трёх сторон Южный Горагорск, стали втягиваться в улицы. Населённый пункт горел в нескольких местах, выкидывая в небо густые клубы дыма. Потрескивали выстрелы и гулкие разрывы гранат ментов, но боевиков не обнаружили. Так прошёл час. Поступило сообщение, что подразделения ВВ дошли до южной окраины и приступили к самой зачистке. Тут я не выдержал и подошёл к командиру полка.

– Товарищ полковник, разрешите сгонять в город. Менты его уже прошли, духов не обнаружили, так что всё будет нормально. Хочется посмотреть на результаты работы своей артиллерией. Со мной ещё несколько офицеров проскочат, и охрану возьмём.

Полковник Никитин поколебался, но всё-таки отпустил нас на один час в город. Через несколько минут на ПРП мы подъезжали к крайнему дому и скирдам, где 7 октября накрыли семь духов. Воронки от снарядов были видны везде, так что боевикам сладко не было. Мы соскочили с ПРП и разбрелись по позициям боевиков, а я направился к окопу, куда было прямое попадание. Открывшиеся картина впечатляла и боевик, наверно, даже почувствовать ничего не успел, как он мгновенно предстал перед Аллахом. Нечего было русских дразнить и разные унижающие жесты показывать.

Оставив для охраны ПРП сапёров, которых взяли с собой, мы: подполковник Семёнов, майор Громов, начальник связи Юра Кириченко, майор Порпленко, авианаводчик и начальник инженерно-сапёрной службы полка майор Яблоков пошли в глубину частного сектора. Дома здесь стояли богатые, окружённые большими садами, где спокойно гуляли в большом количестве брошенные гуси, куры и индюки. В одном дворе, через разбитый забор, увидел даже пару павлинов. Но всё кругом в воронках, посечено осколками или разрушено снарядами. Практически в каждый дом было попадание двух и более снарядов. Разбитые сараи и гаражи, поваленные от взрывов заборы. Как артиллериста меня такая картина радовала. Боевикам, да и местным жителям, если они прятались здесь при артиллерийском обстреле было наверно жутко и страшно.

Как-то так получилось, что через несколько минут я, незаметно для себя, остался один и, вспомнив про дом родственников главы администрации Комарова, пошёл в ту сторону. Свернув несколько раз на улицах и переулках, вышел к означенному дому. К сожалению, этот дом был единственным, в который не попал ни один снаряд. В результате огневого налёта, который я произвёл несколько дней тому назад, все дома и постройки вокруг него были поражены и полуразрушены. Несколько домов сгорело. Но этот дом стоял целым. Лишь на крыше осколками снарядов был побит шифер и взрывной волной выбиты стёкла в окнах. Ну что ж, им повезло. Развернулся и пошёл на крики и одиночные выстрелы, которые были слышны на параллельной улице. Оттуда также доносился рёв мотора БМП и автомобиля. Пройдя по разбитому и травянистому переулку и свернув за угол, вышел на улицу. В тридцати метрах от меня человек двадцать ментов толпилось у одного из домов, заглядывая во двор через полуразбитые ворота. Кто-то, увидев меня, сказал об этом окружающим и все обернулись, насторожились. Да.., наверно, странно им было видеть, в то время когда они ходили по улицам только толпой, одиночного военного, неизвестно откуда вылезшего, да ещё в странной каске. Я не спеша приближался к ним, стараясь не делать резких и лишних движений. Чёрт его знает, какие мысли бродят в этот момент в башке у насторожившихся ментов. Впереди всех стоял старший лейтенант.

– «Хайль Гитлер»! – В шутливом фашистком приветствии вскинул руку.

– «Хайль»! – Дружно ответили мне несколько ментов и тоже в ответ вскинули руки. Они

обступили меня и, смеясь, начали разглядывать мою каску.

– Откуда вы товарищ подполковник один идёте? – Удивлённо задал мне вопрос старший лейтенант.

– Я начальник артиллерии мотострелкового полка. Вон там мы занимаем позиции, – махнул рукой в сторону птицефермы, – приехали посмотреть, как моя артиллерия поработала здесь, да чего-то потерялся от своих или они от меня. Вот и брожу и любуюсь на свою работу.

– Ну, вы и даёте? Мы тут только толпой ходим, а вы один бродите. Из-за любого угла и подвала боевики могут выскочить. А где вы такую каску классную достали? – Старший лейтенант с любопытством разглядывал её.

– Да это ещё с первой чеченской войны – в бою взял. Теперь только в ней в бой и хожу, или на технике езжу. А вы чем занимаетесь? – В свою очередь задал вопрос.

– Да вот, зачистку проводим.

– Раз я от своих отбился, похожу немного с вами. Помидоры хочу найти, очень по соленьям соскучился. – Старший лейтенант согласно кивнул головой и зачистка продолжилась.

Суть её заключалась в том, что группа ментов заходила толпой во двор, одновременно растекаясь по нему. Осматривали двор, дворовые постройки. Кидали гранату в погреб, а когда убеждались, что в доме никого нет, нисколько не смущаясь постороннего армейского подполковника, грузили понравившиеся вещи в УРАЛ. Так мы зачистили несколько домов, а когда мне надоело ходить с ними, я тихонько отстал от них. Пошёл в сторону нашего ПРП и через квартал наткнулся на своих. Офицеры, разбившись на пары, ходили по разбитым домам и с любопытством разглядывали обстановку и условия проживания чеченцев. А жили они богато. Дома были обставлены дорогой мебелью, на стенах висели ковры. Серванты и стенки были забиты хрусталём и хорошей фарфоровой посудой. Много новой и добротной одежды. Сами дома, постройки внутри двора и сады с огородами располагались на площади 10-15 соток. Зашли с Семёновым в один из домов. Богатый дом, одноэтажным переходом связанный ещё с одним зданием. Снаряд залетел в большую комнату и там разорвался. Вся полированная мебель, как в этой комнате, так и соседней была разбита в дребезги и покрыта толстым слоем известковой пыли. В переходе и соседнем здании все вещи были разбросаны взрывами по полу и также покрыты пылью. В следующем доме мы наткнулись на Андрея Громова, который азартно крутился вокруг легкового автомобиля, пытаясь его поджечь. Бросив его после нескольких неудачных попыток, Андрей переключился на железную дверь подвала, где висел солидный замок, с которым он также не мог справился.

– Борис Геннадьевич, давайте взорвём замок гранатой? – Предложил он мне.

– Андрей, да брось ты его, давай лучше побродим по домам немного.

Громов легко махнул рукой на подвал, соглашаясь с моим мнением, и вышел за мной на улицу. В двухстах метрах слева от нас возвышались пятиэтажки из красного кирпича. Ближе к нам горел частный дом, около которого стояли два комбайна. А недалеко от них, из переулка вывернула группа ВВэшников: один из них присел на колено и со ста метра выстрелил из гранатомёта по одному из комбайнов, который красиво взорвался и вспыхнул ярким пламенем. ВВэшники громко засмеялись и скрылись в другом переулке. Громов с Семёновым, отделившись от меня, пошли в угловой особняк, а я, увидев в соседнем доме нашего авианаводчика, присоединился к нему. В стены дома также попало пару снарядов и всё внутри было засыпано штукатуркой и царил жуткий бардак, среди которого мне сразу бросилась в глаза пустая, прозрачная коробка из-под электрической бритвы, которую я поднял с пола, стёр пыль и начал разглядывать её.

– Что такое интересное нашли? – Подошёл ко мне авиановодчик.

– Да вот Сергей, все свои бритвенные принадлежности ношу и храню в полиэтиленовом мешочке, неудобно да и рвётся часто. А эта коробочка как раз под них. Пожалуй, я её заберу.

Прошли через большую разбитую комнату и вышли на кухню. Она, в отличие от других помещений, не пострадала и здесь был относительный порядок. В стене напротив виднелась ещё одна дверь, подёргали её – оказалась запёртой. Мы попробовали её открыть ударами ног, пару раз толкнули её с разбегу плечами, но ничего не получилось. Проснулось нездоровое любопытство и мы уже попытались её вскрыть подручными предметами или выломать её, но дверь опять выдержала наш натиск.

– Серёга отходи, сейчас я очередью из автомата замок выбью, как в кино.

Отошли на несколько метров. Я вскинул автомат, прицелился и дал очередь по замку из десяти патронов. Подскочил к двери и ударил ногой изо всех сил. Безрезультатно. Я отскочил и всадил в дверь около замка остальные двадцать патронов. Полетели во все стороны щепки, а Сергей с разбегу ударившись всем телом в препятствие, зашипел от боли. Дверь стояла крепко и не давала нам проникнуть в её маленькую тайну. Я сменил магазин и загнал патрон в ствол. Ударил ещё несколько раз в дверь ногой и со всего разбега плечом, но дверь опять устояла.

– Ну и чёрт с ней, пошли отсюда. – С досадой сплюнул и мы выпрыгнули через окно во двор, свернули за угол дома. Здесь разорвалось несколько снарядов, которые полностью разрушили стену здания. Всё что находилось в комнате, было вдребезги разбито и смешано с обломками стены, потолка и пылью. Посередине внутренней уцелевшей стены была видна прострелянная, но не взятая нами дверь.

– Борис Геннадьевич, и это мы об неё бились? – С удивлением и со смехом произнёс Сергей.

Я засмеялся, представив, как после долгих усилий, мы всё-таки сломали бы дверь и увидели этот разгром. Сергей также, наверно, представив эту картину, и снова засмеялся.

Постепенно все вернулись и собрались около ПРП. По моему предложению решили осмотреть дом, куда 7 октября при обстреле забежали боевики и я их там накрыл снарядами. Вокруг дома около десяти воронок, внутри всё было разбито и раскидано от прямого попадания двух снарядов. В большой комнате одна из стен была обильно забрызгана кровью. Бурые следы крови и обрывки окровавленных бинтов были обнаружены и в других комнатах. Разбитые окна и сорванные с них шторы дополняли картину разгрома. Осмотрев дом, мы опять собрались около ПРП. Пока все рассаживались, я открыл огонь трассирующими пулями по стогу сена около окопов боевиков, но трассера насквозь пронизывали стог сена и уходили в поле, не зажигая его.

– Боря, дай я зажгу, – Андрей Порпленко спрыгнул с машины и побежал к стогу, чиркнул спичкой и снизу поджёг сухое сено. Пламя весело и быстро побежало вверх, а через минуту горел уже весь стог. На ПРП, сзади башни, я увидел полированный журнальный столик, что меня крайне неприятно удивило.

– Кто его притащил сюда? – Резко спросил я.

– Боря, это замполит полка, Игорь Геннадьевич, попросил меня. Ему нужен он в палатку. – Виновато произнёс Порпленко, залезая на машину.

Осуждающе покачав головой, дал команду на движение и через пятнадцать минут доложил о прибытии командиру полка. Поделился своими впечатлениями о работе своей артиллерии, рассказал, как проходила зачистка ВВэшниками Горагорска. Поделились впечатлениями и другие офицеры, после чего командир батальона на правах хозяина пригласил нас на обед.

Первый кто подошёл ко мне после того как я слез с ПРП, вернувшись с первого батальона, был Миша Пузыренко. В полку он отвечал за службу войск и конкретно за оборону командного пункта полка: и сейчас со смехом рассказывал мне о моих офицерах, но мне было не до веселья.

– Боря, ну тут твои офицеры и шороху давали, когда ты с командиром уехал. Нажрались в мат. Гутник сразу сломался, а Чистяков хоть ничего не соображал, пошёл дежурить на ЦБУ, да там и заснул у радиостанции. А я тренировку в это время проводил по отражению нападения боевиков на ЦБУ. Дал команду к бою. Так Чистяков проснулся и вместо того чтобы выбежать из палатки и занять оборону снаружи, шустро подскочил к окну. Выбил стекло, не соображая что палатка по крышу зарыта в землю, и между окном с земляной стенкой всего 10 сантиметров, попытался высунуть из окна автомат. Конечно, ствол автомата на пять сантиметров воткнулся в землю, а сам Чистяков затаился. Я его спрашиваю – Ты чего Чистяков притих и из палатки не выбегаешь? А он мне: – Тихо! Тихо, Миша, не видишь, я в засаде сижу. Сейчас боевики поближе подойдут, а я огонь и открою. Мы, Боря, так все и упали от смеха. А Чистяков так ничего и не понял – до конца тренировки в засаде у окна и просидел.

Я заскрипел зубами: – Миша, где он сейчас? На ЦБУ что ли?

Майор Пузыренко махнул рукой, – Мы его спать в кунг отправили. Сейчас на дежурстве у тебя твой командир взвода.

Я был зол, не только из-за того, что они напились после того как их отругал за ночную пьянку, но из-за того что всё это рассказал Пузыренко. Уже неделю у меня с Пузыренко были трения по поводу желания последнего привлечь к несению службы оперативным дежурным моих офицеров. Он заручился поддержкой начальника штаба полка подполковника Минабуддинова и при каждом удобном случае оказывал на меня давление в этом вопросе. Я наотрез отказывался ставить своих офицеров оперативными дежурными или в ночной патруль по командному пункту. Считаю, что у меня и у офицеров моего штаба другие задачи, тем более что мы сами организовали и несли круглосуточное дежурство в своей артиллерийской вертикали. Поэтому запретил своим офицерам выполнять чьи-либо приказы о заступление на дежурство, конечно, исключая приказ командира полка. Это же я объяснил в жестковатой форме и начальнику штаба полка, когда он попытался нажать на меня.

– Товарищ подполковник, я как начальник артиллерии подчиняюсь лично командиру полка, и вы для меня в этом плане не начальник. Поэтому службу оперативного дежурного организовывайте офицерами своего штаба, а в мой штаб лезть нечего. Там я командовать буду. Прикажет командир моим заступать оперативными, поверьте – они заступят. А пока у вас своих офицеров полно, вот ими и рулите.

С тех пор у меня трения с Пузыренко, хотя он лёгкий в общении и неплохой мужик. Поэтому мне было неприятно именно от него услышать о пьянстве моих офицеров. На ЦБУ сидел у наших радиостанций командир ВУНа лейтенант Коротких. Он поднялся из-за стола и доложил, что всё в порядке и ни каких вводных со штаба группировки не поступило….

Чистяков и Гутник в тяжёлом забытье лежали на своих койках. Когда я зашёл в кунг Чистяков открыл глаза и попытался встать, но опять рухнул в кровать и забылся в пьяном сне. Следом за мной зашёл Кравченко, который ездил со мной в первый батальон. Из-за моей спины посмотрел на Чистякова с Гутником.

– Мда…, – Только и сумел сказал Саня.

Я прошёл к своей койке и присел на неё.

– Кравченко, раздевайся и иди меняй на дежурстве Коротких. Дежуришь до 22 часов. Я дежурю с 22 до 3х часов ночи. В три ты опять меня меняешь. А утром будем разбираться с этими пьяницами, и они у меня будут нести службу до посинения. Я им устрою, как «советскую власть любить». А сейчас съезжу к Семёнову и помоюсь в бане….

В это время Гутник, до этого лежащий на кровати смирно, как будто желая поставить точку в моём распоряжении, повернулся и с грохотом рухнул со второго яруса кровати на пол. Что самое поразительное, даже не проснулся. Я и Кравченко схватили его за одежду и в рывке закинули обратно тело офицера на своё место. Откуда он свалился ровно через минуту.

– Ладно, Кравченко, пусть валяется на полу. – Предварил я его попытку опять закинуть Гутника на кровать. Собрал вещи, взял автомат и поехал в первый дивизион.

Там меня уже ждала жарко натопленная баня, которая действительно была лучшая в полку – недаром хвастался Константин Иванович. Он достал прицеп и на нём соорудил баню из двух отделений. В первом: можно было свободно раздеться троим, а втором, моечном отделение, хорошо помыться, что я с наслаждением и сделал, а когда чистый и посвежевший зашёл в палатку к командиру дивизиона, то на столе меня ждал хороший ужин и две запотевшие бутылки водки. Я сел за стол и с удовольствием осмотрел его:

– Умеешь ты, Константин Иванович, начальство встречать. Только за такую баню и стол тебя уже надо к медали представить.

Семёнов расцвёл от похвалы. Зная его тайную мечту, получить орден Мужества, я своими словами о медали ещё больше разжёг в нём желание угодить мне, а это он умел. Неделю тому назад Константин Иванович принёс мне представление на медаль «За отвагу» на своего заместителя по вооружению майора Леонтьева. Прочитав содержание наградного листа, я удивился. Знал, о безудержной фантазии Семёнова, но впервые столкнулся с ней воочию. Помимо краткой характеристики зампотеха в представление расписывался подвиг, за который он представлялся к медали – «1 октября 1999 года при совершение марша, в районе населённого пункта Советское, колонна первого артиллерийского дивизиона вступила в бой с бандформированиями боевиков. В ходе боя, в результате попадания гранаты в САУ она вышла из строя. Под огнём боевиков, майор Сычёв пробрался к повреждённой самоходке, сумел исправить повреждения и огнём прямой наводки из самоходного орудия лично уничтожил три огневые точки боевиков». И так далее и тому подобное. Тогда с Семёновым у меня произошёл достаточно напряжённый разговор. Не желая портить отношения с командиром дивизиона, я сначала попытался мягко убедить его:

- Константин Иванович! Я удивлён, во-первых: содержанием представления, во-вторых: ничего не имею против зама по вооружению майора Леонтьева, но не понимаю – почему ты первого к награде представляешь зам. по вооружению, а не, допустим…, командира батареи, командира взвода или командира орудия.

Семёнов строптиво вздёрнул подбородком. – Товарищ подполковник, это моя прерогатива и моё решение. И я ничего криминального в этом не вижу.

– Хорошо, не будем спорить, Константин Иванович, но давай тогда разберёмся по содержанию. Во-первых: населённый пункт Советское находится на территории Кабардино-Балкарии. Какие боевики? Какие бои? О чём ты тут пишешь? Во-вторых: Константин Иванович, если у тебя зам. по вооружению в ходе боя уничтожает несколько огневых точек боевиков из орудия, и если ты за этот бой только одного его представляешь к награде и ни одного артиллериста: офицера, сержанта или солдата, то я сейчас пойду к командиру полка с предложением отстранить тебя от командования дивизионом. Так как ты не смог в мирное время, за полтора года командования дивизионом, подготовить своё подразделение к ведению боевых действий и в частности к прямой наводке. Я же до сих пор не забыл, как батареи первого дивизиона опозорились на прямой наводке перед перекрёстком. Вот пойду и предложу на должность командира дивизиона – майора Леонтьева, если ты и дальше будешь настаивать на этой кандидатуре. Вот так, товарищ подполковник.

В тот раз командир дивизиона ушёл от меня обиженным, но представление на Леонтьева на подпись командиру полка не подал.

Вот и сейчас Семёнов старался угодить мне. Ужин удался на славу. Ещё раз, похвалив командира дивизиона за организацию прекрасного тылового обеспечения подразделения, а особенно за баню и угощение, я убыл к себе.

В кунге застал те же пьяные, спящие рожи своих офицеров, а так как было уже 22 часа, то сразу же ушёл на ЦБУ и сменил Кравченко. В палатке, несмотря на позднее время, было достаточно многолюдно. Зашёл командир полка, обсудил с начальником разведки ряд вопросов на следующий день. Покрутился начальник штаба полка и куда-то исчез. Как всегда Андрей Порпленко со своими писарями корпел над картой оперативного дежурного, нанося на неё уточнённые данные. В дальнем углу палатки сидели политработники и совещались о своём. С бумажкой в руке на ЦБУ зашёл начальник службы РЭБ (Радио Электронной Борьбы) дивизии Дима Щипков и сразу направился ко мне.

– Боря, тут мои «слухачи» засекли в полосе действия 245 полка, в населённом пункте Н…ское работу ретранслятора боевиков. Через него идёт интенсивный радиообмен между ними. Может мы сможем уничтожить его? Вот тут, у меня на бумажке координаты.

Мы склонились над картой. Нанесли по координатам точку, которая как раз наложилась на административное здание в центре небольшой деревни. Линейкой промерил расстояние от цели до огневых позиций. Дальность конечно предельная, но ничего.., попытаемся уничтожить. Подготовил данные для стрельбы и начал передавать команду на пункты управления огнём дивизионов:

– Полтава, Самара. Стой! Цель 783. По зоопарку. «Курск 7, точно 3».Триста на триста. Расход по три снаряда на орудие. Навести готовность доложить.

Через пять минут с первого и второго дивизиона поступили доклады о готовности.

– Полтава, Самара. Цель 783. Залпом, Огонь! – Все в палатке смотрели на меня, а я прислушался. Через несколько секунд донёсся залп одного дивизиона, тут же второго. Дальше в течение полуминуты стоял сплошной грохот от беглого огня, который также быстро прекратился.

Из радиостанции послышалось: – Лесник 53! Самара стрельбу по цели 783 закончила. Расход 36. Лесник 53! Полтава стрельбу по цели 783 закончила. Расход 36.

Я бросил взгляд на секундомер – полётное время сорок пять секунд.

– Товарищи офицеры, – обратился к присутствующим, – Представьте себе. Семьдесят два снаряда сейчас находятся на траектории. В деревне сейчас наверняка кто-то гуляет по улице, кто-то ужинает, а кто-то трахает свою жену. Большинство, конечно, спит. Как у Симонова в «Живых и мёртвых» написано: «Никто из них не знал, что они уже поделены на живых и мёртвых». Так и сейчас никто из них не знает, что через несколько секунд 72 снаряда рухнет на деревню и часть жителей уже мёртвые, хотя ещё и живые. Вот к чему приводит бездумная поддержка боевиков. – Я замолчал, наблюдая за неумолимым бегом секундной стрелки. В палатке повисла тишина, нарушаемая лишь работой за стенкой палатки электрического движка.

Щёлкнул кнопкой секундомера: – Всё, ребята. Далеко и ничего не слышно, но снаряды уже упали.

Ещё минуту все сидели молча, мысленно представляя, что сейчас происходит в деревне, потом как по команде зашевелились, заговорили. Андрей Порпленко снял с печки закипевший чайник, налил в две кружки кофе, щедро добавил туда сгущёнки и с кружками подошёл ко мне. Мы сидели и молча пили кофе. У меня на душе было погано и отвратительно. Одно дело отдавать приказ на применение артиллерии против боевиков, а другое осознавать, что от твоего приказа вполне возможно гибнут совершенно невиновные люди. И страшнее всего, что гибнут дети, женщины и старики. А по-другому я поступить не мог – тогда погибнут наши солдаты и офицеры. И на хрен я нужен такой великий гуманист на должности начальника артиллерии, когда по моей мягкотелости беда придёт уже в семьи солдат и офицеров вместе с известием о смерти их сыновей, мужей…. Это война. Как маршала Жукова сейчас частенько обвиняют, что во время войны он гнал в наступления войска, не считаясь с потерями. Если бы он как военачальник задумывался о жизни или смерти каждого солдата и офицера, то война шла бы не четыре года, а десять или больше. И жертв наверно было тоже гораздо больше. Но я не маршал Жуков и мне сейчас было весьма пакостно. Вот это моё состояние точно понял Андрей, за что я ему был очень благодарен. За это проявление ненавязчивого сочувствия, а главное поддержку. Постепенно все разошлись спать и в палатке остались лишь оперативный дежурный, дежурный связист и я. Навалилась усталость и я начал потихоньку дремать. Временами дремота переходила в сон, но я вставал начинал ходить, а как только садился так сразу проваливался обратно в забытьё. Так продолжалось до трёх часов, пока меня не сменил Кравченко.

Утром, когда проснулся, в салоне никого не было. Спокойно привёл себя в порядок и послал солдата на ЦБУ, чтобы он вызвал ко мне Чистякова и Гутника.

Они стояли передо мной с виновато опущенными головами и слушали мою ругань: при этом не щадил ни их самолюбия, ни их гордость. Отчитывать закончил своим окончательным решением:

– Долго думал, как вас наказать, и принял решение объявить каждому из вас по семь суток домашнего ареста. – Я сделал паузу, глядя, как Чистяков и Гутник удивлённо переглянувшись, уставились на меня, – Да, да, вы не ослышались. По семь суток домашнего ареста – Каж-до-му. Все семь суток вы будете дежурить на ЦБУ, сменяя друг друга. А мы с Кравченко отдохнём. Если ещё раз повторится, я вам такое наказание придумаю, что мало не покажется.

Чистяков и Гутник обрадованные, что начальник закончил их отчитывать, горячо заверили меня, что больше ничего подобного не повторится. Отошли в сторону и начали решать, как они будут дежурить.

После завтрака на площадку, рядом с ЦБУ приземлился вертолёт и из него высыпала куча офицеров во главе с начальником штаба группировки, прилетевших проверять полк. Мне достался полковник – артиллерист. Он посмотрел мои документы и рабочую карту, которые мы вели у себя на ЦБУ. После этого проехали в первый дивизион. Осмотрели огневые позиции, технику. Ознакомился полковник и условиями, в которых проживал личный состав и офицеры. После этого полковнику предложили помыться в бане. Выдали комплект чистого белья и отправили его мыться. Пока он отсутствовал, Константин Иванович быстро накрыл стол и когда офицер вернулся, то был почти растроган, увидев на столе прекрасный обед и стоящие на столе бутылки с коньяком. За разговором незаметно пролетело время, и когда мы вернулись на КП полка, то оказалось, что вертолёт с офицерами группировки улетел. Полковник ушёл в палатку, которую выделили, оставшимся офицерам, а я занялся своими делами. Через полчаса полковник снова нашёл меня и смущённо сказал: