Оптимизм, который убивает. Большое исследование человеческой опрометчивости

Розас провел предыдущий этап своей карьеры в правлении ипотечной финансирующей компании Fannie Mae. Именно тогда, в 2007 году, ипотечный рынок США рухнул и породил цепную реакцию, которая привела к самому разрушительному мировому финансовому кризису со времен Великой депрессии^[26]. Пузырь жилищного рынка надувался с притоком капитала на Уолл-стрит, который поддерживал бешеный андеррайтинг ипотечными кредиторами. У некоторых из них были хищнические практики и продукты, требующие от заемщиков регулярного рефинансирования и столкновения с растущим неоплаченным балансом. Фирмы, такие как Lehman Brothers и Bear Stearns, упаковали ссуды с высоким риском в ценные бумаги и затем распродали эти небезопасные пакеты часто ничего не подозревающим инвесторам. Кредитные агентства не оценили инвестиции как рискованные. Когда рынок жилья перенасытился, и домовладельцы не могли ни продать свои дома, ни внести свои платежи, вся финансовая система рухнула как домино. Fannie Mae, несмотря на то что в их портфеле было относительно немного чистых ипотечных кредитов, тем не менее взяла на себя множество рискованных кредитов в попытке не быть вытесненными из быстро растущего рынка. Когда пузырь лопнул, компания потерпела крах, и вместе с Фредди Маком была взята на поруки налогоплательщиками США.

– Честно говоря, цифры меня беспокоят, – написал Розас в комментарии об Андхра-Прадеше, опубликованном в 2009 году. Он утверждал с определенной долей уверенности, что безумный рост микрофинансовых займов в государстве был результатом того, что заемщики брали слишком много кредитов. – Я думаю, что это самое убедительное свидетельство пузыря, которое можно найти в общедоступных данных.

Розас предупредил, что рост задолженностей по микрофинансированию среди бедных на юге Индии, у которых и без того были кредиты, «ставит краткосрочную выгоду не только выше долгосрочной финансовой стабильности сектора, но, что более важно, выше долгосрочных интересов очень бедных людей, которым они стремятся служить».

Викрам Акула махнул рукой на предупреждения о кредитном кризисе. В 2009 году в комментарии для Harvard Business Review и опубликованном письме в редакцию The Wall Street Journal Акула пренебрегал всеми, кто утверждал, что в Индии вот-вот лопнет микрокредитный пузырь. Он указал на то, что считал ключевыми признаками здоровья и стабильности отрасли. Первым среди них был высокий уровень погашения кредитов – у его компании 99 %, а в индийской микрофинансовой отрасли в целом – почти 98 %. Конечно, эти метрики предвещали, что быстрый рост будет продолжаться.

В ответ на заявления критиков, что слишком много заемщиков брали по несколько займов, Акула вновь полагался на ставки погашения. Он отсылал к исследованиям, где говорилось, что некоторые амбициозные и мотивированные предприниматели заимствовали средства у нескольких микрокредитных компаний для развития своего бизнеса, а затем погашали свои кредиты по высокой ставке. Что в этом может быть плохого?

Но изучив это исследование и метрику погашения более внимательно, Розас обнаружил, что это относилось не к ситуации 2009 года – речь шла о более ранней фазе, до начала быстрого роста микрофинансирования в Индии. Сейчас же это была не просто маленькая группа предприимчивых дельцов, а широкие ряды заемщиков. Причем многие из них, вероятно, не использовали кредиты для открытия бизнеса, а пытались решить непредвиденные ситуации в семье или нуждались в продуктах питания.

Катастрофа нахлынула убийственной волной, но давление под ее поверхностью нарастало месяцами. Заемщики брали по несколько займов и не могли их погасить. Пристыженные сельские жители по всему штату Андхра-Прадеш, преследуемые соседями или кредитными работниками, стали убивать себя. Правительство штата, воспользовавшись сообщениями о самоубийствах, выгнало частных кредиторов и дало законное право заемщикам не оплачивать свои долги. Это спровоцировало коллапс, уничтожив целые компании.

Люди, симпатизирующие Акуле, говорят, что его ввел в заблуждение слишком большой успех. Кроме того, на него давили инвесторы, которые ориентировались на высокую доходность после выхода компании на фондовый рынок, а не на долгосрочную жизнеспособность бизнеса или службу во благо бедных. Думаю, Акуле было бы сложно сказать, что индустрия растет чрезмерно быстро, даже если бы он действительно так считал. Едва ли члены совета директоров хотели получить совет замедлить рост или не повышать стоимость акций до максимума при выходе на рынок. Скорее всего, за такие заявления любого руководителя уволят. Как печально известный Чак Принс, бывший генеральный директор Citigroup, Inc., сказал репортеру из Financial Times: «Пока играет музыка, ты должен танцевать»^[27].

Я разговаривала с несколькими людьми, которые чувствовали, что поведение Акулы в преддверии кризиса становилось слишком наглым. Это видели даже те эксперты, которые не наблюдали его во время необходимости оправдать ожидания инвесторов. На мой вопрос, почему они не высказались по этому поводу, каждый отвечал, что им было трудно открыто критиковать его из-за слишком хороших показателей. Метрика скрыла надвигающуюся опасность.

Древнегреческий историк Геродот писал о мудром государственном деятеле Солоне, который стал афинским архонтом-эпонимом в 594 году до н. э. Он провел ряд реформ, в том числе запретил долговое рабство и ввел избирательное право для плебеев. Завершив свои реформы, Солон добровольно покинул Афины и отправился в Сардис, в современную Турцию, чтобы посетить царя Креза.

Согласно Геродоту, тщеславный царь тут же провел гостю экскурсию по своему дворцу, чтобы тот оценил его богатство. Затем Крез попросил мудреца назвать самого счастливого в мире человека. Можно сказать, это был наводящий вопрос.

Но Солон разозлил Креза, не назвав самого царя. Самым счастливым человеком, по его мнению, оказался афинянин по имени Теллус, который героически погиб в битве. Все его внуки пережили его, и после смерти все чествовали его за совершенные подвиги. Он сказал царю, что по успеху человека в конкретное время нельзя судить о его жизни в целом. (И несчастье действительно произошСредняя продолжительность жизни – 26 250 дней, сказал Солон, и несчастье может случиться с человеком в любой из них.ло с царем Крезом, который потерял своего сына и трон.)

Более двух веков спустя мудрость Солона нашла отражение в размышлениях Аристотеля. В своем трактате об этике он утверждал, что жизнь должна измеряться не малыми частями, а их совокупностью в долгосрочной перспективе. Когда мы оцениваем себя только по тому, чего достигаем в краткосрочной перспективе, мы теряем желание прилагать усилия для достижения более отдаленных целей, которые требуют много времени, будь то изучение нового языка или воспитание ребенка. Мы также не видим общей картины, более глобального смысла наших решений, который раскроется лишь со временем.

Эта истина умудряется одновременно оставаться вневременной и постоянно упускаться из виду. Когда Томас Манн написал свой эпический роман «Волшебная гора»^[28] в 1920-х годах, он, казалось, размышлял над излишеством частых измерений. В этой истории пациенты, отрезанные от общества в санатории Berghof в альпийской Швейцарии, получают инструкцию от медицинского персонала – измерять температуру четыре раза в день с интервалами в 7 минут. Показания задают ритм каждому дню и позволяют пациентам прилежно заполнять свои отчетные карточки. Тем временем эти самые пациенты не обращают внимания на месяцы и годы, которые приближают их к Первой мировой войне. Акт измерения, кажется, усиливает их чувство болезни, а термометры становятся почетными символами слабости, которых не заслуживают здоровые люди. Когда главный герой Ханс Касторп решает покинуть санаторий, он спрашивает доктора, что температурный график говорит о его здоровье. Врач с гневом обнаруживает, что показания термометров с самого начала были бессмысленными, выдумкой, которая ничего не говорила о состоянии пациента. Между тем, измерение температуры якобы доказывало, что бегство от разваливающегося от конфликта общества имело смысл.

Никто не думает: «Я выбираю недальновидную метрику». На самом деле мы часто оцениваем себя с точки зрения краткосрочных целей, потому что нам кажется, будто это действительно поможет увидеть будущие последствия текущих решений. Мы измеряем то, что делаем сейчас, потому что хотим с большей определенностью описать наше текущее положение, неизвестность нас тревожит. Люди, организации и общества часто применяют метрики, потому что пытаются выявить более глубокий, отсроченный результат. И именно то, как мы пристально следим за показателями, вызывает проблемы.

Один из способов избежать недальновидности – отключить шум краткосрочных метрик, которые отвлекают нас от общей картины. Инвестор хеджевого фонда из Чикаго Энн Диас однажды рассказала мне, как она это делает. Она знала: инвесторы, которые постоянно смотрят на свои портфельные доходы и расходы, получают меньше прибыли, чем те, кто реже следит за своими делами. Боязнь поражения заставляет инвесторов паниковать и принимать поспешные решения в конкретный момент. Они продают инвестиции, основываясь на падении стоимости акций, которое может оказаться временным. Экономисты Калифорнийского университета Брэд Барбер и Терренс Один изучили это явление и обнаружили, что тысячи инвесторов держатся за акции, которые не эффективны на рынке, и продают акции с превосходными показателями из-за эмоционального желания избежать немедленной потери. Инвестор-миллиардер Уоррен Баффет также подметил, что он часто зарабатывает больше денег, когда спит, а не активно вкладывает.

Диас решила оградить себя от слишком частого просмотра своего инвестиционного портфеля и попросила сотрудников сообщать ей о состоянии дел, только когда портфель будет выше или ниже определенного уровня. По сути, она создала информационный пузырь, чтобы не пытаться увернуться от потерь. Она воспитывала в себе терпение во благо своего будущего.

Отключение шума – это практика, которую каждый из нас может применить в своей жизни, особенно при принятии важных решений. Например, при покупке дома мы могли бы тратить меньше времени на расчет ближайших платежей и больше – на прикидку потенциальных расходов, с которыми придется столкнуться в будущем. При покупке автомобиля с низкой эффективностью использования топлива мы могли бы учитывать среднюю цену на бензин за несколько лет. Работая над долгосрочным проектом, мы могли бы избегать частой проверки электронной почты и социальных сетей, чтобы сосредоточиться на конечной цели, а не на удовольствии от общения.

Подобно Диас, в моменты, когда нам необходимо проявить дальновидность, мы можем отключаться от суеты и привязывать себя к образу будущего. Это может удержать нас от чрезмерной реакции, когда мы упускаем цель здесь и сейчас, оградить нас от чар одной метрики. Методы для этого могут быть самые разные. Мы можем заключить с собой контракт и нести последствия при нарушении его условий. Мы также можем попробовать заменить отдельные метрики множественными показателями прогресса, когда чувствуем необходимость получить мотивацию или узнать, сколько мы сделали в отдельный день или неделю. Например, кроме количества пройденных за день шагов мы можем также измерить количество потерянных за месяц килограмм; количество килокалорий, употребленных или сожженных каждую неделю; свое самочувствие с точки зрения силы и физической подготовки; свою способность быстро и долго идти. Мы также можем подождать, прежде чем действовать в соответствии с показателями измерений, и напоминать себе о возможности вовсе на них не реагировать.

Во время микрофинансового бума в Индии преобладающая метрика уровня погашения кредитов была обманчива. Она не измеряла жизнеспособность отрасли или ее будущие перспективы в штате Андхра-Прадеш. Она не отображала улучшение жизни бедных. Между тем, высокий уровень выплат создал иллюзию для Виджая Махаджана. За ним скрывались угрозы для его компании, отрасли, бедных семей и его репутации.

Однако Махаджан предчувствовал проблемы, которые ждали его впереди. До кризиса ему казалось, что индустрии стоит притормозить выдачу кредитов. Менее чем за год до кризиса в Андхре, вместе со своими коллегами по отрасли он построил сеть из сорока четырех микрофинансовых кредиторов. Махаджан занял пост президента Microfinance Institutions Network и установил нормы для кредиторов, в том числе предписал не выдавать более трех микрофинансовых кредитов одному заемщику. Не все в отрасли применяли эти добровольные нормы на практике, однако эти правила и не были обязательными. Несмотря на свой закулисный авторитет, в начале 2010 года Махаджан публично заявил, что не верит в кредитный пузырь штата Андхра-Прадеш.

Метрика, на которую полагались Махаджан и его коллеги по микрофинансовой индустрии в преддверии кредитного кризиса, давала ложное представление, что рост может быть бесконечным – что он не имеет ни верхних пределов, ни изнаночной стороны. Несмотря на благие намерения сохранить в здоровом состоянии свои инвестиции и бизнес, они попались на уловку метрик, что постепенно привело их к провалу. Недальновидное отношение к увеличению числа кредитов, подобно количеству шагов в соревновании по фитнесу, создавало слепые зоны для лидеров отрасли и инвесторов.

Почему этим показателям удалось так всех обмануть, оставалось загадкой для Махаджана до его странствия по Индии. Достигнув Андхра-Прадеша в конце своего путешествия, он спросил бывших заемщиков, что они будут делать сейчас, когда государство запретило частные микрофинансовые организации. Он разговаривал с человеком, который покупал и продавал подержанные запчасти моторикшей^[29], и который перестал погашать свои кредиты. Он встретился с женскими группами взаимопомощи и узнал, что они пережили до кризиса.

Группы создали систему подотчетности: поскольку кредит коллектива зависел от усердия каждой женщины в погашении ее займов, они оберегали друг друга от невыполнения обязательств. Женщины временно покрывали платежи друг друга, если какая-то из них была слишком перегружена. Практика предполагала гибкость, но, как выяснил Махаджан, она также маскировала неспособность каждого человека самостоятельно покрывать собственные займы. Он слышал истории о группах, которые позорили и клеймили женщин, не способных вовремя заплатить, – и даже отказались присматривать за их детьми. Он увидел, что многие женщины берут кредиты не для финансирования собственного бизнеса, а чтобы оплатить больничные счета членов своей семьи или прокормить своих детей во времена плохого урожая. Не получая дохода, они брали еще больше займов у других кредиторов, когда предыдущие давали о себе знать. Эта модель не могла быть устойчивой даже при высоких показателях погашения – сколько бы кредитов они не предлагали для покрытия уже существующих долгов.

Махаджан обнаружил, что, в каком-то смысле, он не видел леса за деревьями, не сильно отличаясь от несчастного короля Креза. Во время своего паломничества он увидел картину целиком.

Махаджан закончил свое многомесячное путешествие в деревне Почампалли в штате Андхра-Прадеш, в месте, где Бхаве положил начало своему движению шестьдесят лет назад. Деревня также известна своей специализацией на плетении сари^[30] в стиле икат^[31], где пряжа окрашивается в завязанном виде, после чего на ткани появляются необычные узоры. Махаджан считал Бхудан величайшим мирным движением за земельные реформы: оно дало бедным миллионы акров земли, которые обрабатывались и переходили по наследству.

Выслушав мнения жителей деревни и исследователей по поводу самоубийств, Махаджан призвал к минуте молчания. Затем он сказал собравшейся толпе, что микрофинансовые компании должны заплатить тем семьям, чьи самоубийства были связаны с их практикой возврата займов. Он вновь посвятил себя служению бедным и предложил реформы для его компании и индустрии в целом, которые могли предотвратить будущее безрассудство – в том числе он предложил глубоко изучать способность каждой семьи погашать кредиты.

Мы не способны просчитать или предвидеть все, что может случиться с нами в жизни. Все надеются избежать катастрофы, но иногда нам просто не везет. Что мы действительно можем предотвратить, так это само движение к обрыву. Пытаясь измерить прогресс в нашей работе и жизни, мы можем прислушаться к советам Солона и примеру взлета и падения Махаджана. Легко решить, хорошо у нас все или плохо в конкретный момент, ведь существует очень много метрик. Ритуал рефлексии, который можно проводить раз или два в месяц, помогает решить эту проблему. Мы можем чаще задаваться вопросом, чего нам не хватает, даже когда достигаем краткосрочных целей. Некоторые мои знакомые ежемесячно составляют списки того, что для них важно, но не срочно, и размещают напоминания об этом на видных местах в своих домах или офисах. Другие решают не слишком задумываться о промахах и попаданиях в цель. Это способ застраховаться от безрассудного пренебрежения тем, что для них действительно важно.

Мы также можем обрести более глубокую связь с будущим, спрашивая себя периодически, а не только в конце жизни, какое наследие мы хотим оставить после себя? Какого результата хотим достигнуть, когда дойдем до финиша? Какими мы хотим запомниться, двигаемся ли в этом направлении или просто зарабатываем очки в игре жизни?

Глава 3
Не здесь и не сейчас
Найдите трещины в культуре мгновенных вознаграждений

Знай, когда нужно идти, а когда – бежать.

Дон Шульц «Игрок», песня в исполнении Кенни Роджерса

Поп-культуру пронизывает миф, что думать наперед – это навык, данный лишь некоторым одаренным людям. Согласно такому представлению о человеческом поведении, люди вольно или невольно принимают безрассудные решения в зависимости от своих врожденных способностей. Культура и общество освобождаются от ответственности, как и бизнес с сообществами.

Если вы согласитесь с этим, то легко почувствуете бесмысленность собственных усилий. Как вы сможете проявлять большую дальновидность, если все зависит от того, как сложились звезды при вашем рождении?

Это заблуждение восходит к классическому тесту на способность детей откладывать вознаграждение: печально известному «зефирному тесту», который впервые провел психолог Уолтер Мишель в 1960-х годах. В своих широко известных экспериментах Мишель дал более чем шестистам детям в детском саду при Стэнфордском университете выбор: немедленно съесть одно из своих любимых лакомств (зефир, печенье, конфету или кренделек) или немного подождать и получить двойную порцию сладостей. Десятилетия спустя Мишель обнаружил, что люди, которые в детстве откладывали удовольствие, во взрослом возрасте достигали более высоких результатов в SAT[32] и чаще получали ученые степени. Они реже страдали от ожирения и наркомании по сравнению с теми, кому не удавалось долго ждать.

Когда он опубликовал результаты, медийные комментаторы начали выставлять детскую способность к самоконтролю как верный показатель будущего жизненного успеха. Об этом тесте даже упомянули в выпуске «Улицы Сезам»^[33]. Мотивационный оратор в 2009 году выступил с популярной лекцией на TED^[34] под названием «Не ешьте зефир!», школьники носили футболки с тем же лозунгом. Исследование вдохновило крупные новостные агентства на истории, в которых выводы эксперимента искажались: журналисты утверждали, что сила воли запрограммирована с рождения. Разделение детей на тех, кто сдал и не сдал тест, нашло отклик у родителей, которые жаждали немедленно узнать, что ждет их ребенка в будущем.

Однако исследования, которые продолжили первоначальный «зефирный тест», рассказали нам более важную историю о том, как окружающая среда и человеческая культура влияют на способность контролировать наши импульсы. Например, в рамках одного исследовательского проекта под руководством ученых Рочестерского университета рассматривалась гипотеза о том, что способность отложить удовлетворение потребностей не дается человеку с рождения, а зависит от выбора, который некоторые дети делают для адаптации к обстоятельствам.

В 2012 году ученые-когнитивисты Селеста Кидд, Холли Палмери и Ричард Аслин подкорректировали эксперимент Мишеля с зефиром. Одну группу детей они оставили в комфортной обстановке, вызывающей доверие, а другую группу – в условиях, не заслуживающих доверия. Перед началом эксперимента детям из «ненадежной» группы пообещали новые роскошные наклейки и карандаши для арт-проекта, но так и не дали их. Другие дети получили обещанные художественные принадлежности.

Исследователи обнаружили, что большинство детей, чья окружающая среда заслуживала доверия, были готовы подождать вознаграждения. Дети из группы, которая могла отнестись к обещанию награды скептично, забирала сладость немедленно. Как показали результаты, дело может быть не только в умении контролировать свои желания. Скорее всего, дети следовали различным стратегиям в соответствии с условиями и степенью доверия, которое у них вызывал взрослый и его обещания. Были важны обстоятельства, а не просто природа ребенка или объем информации, который он получил о будущей награде. Возможно, показать хорошие результаты в «зефирном тесте» Мишеля детям помогли именно их жизненные обстоятельства, а не способности.

Точно так же обстоятельства во многом влияют на наши решения в реальной жизни. Тот, у кого сегодня нет денег на качественную обувь, выберет дешевую пару, которая износится уже через три месяца. Немотря на то что со временем он заплатит больше, чем если бы сразу купил качественную обувь. Человек может быть недальновидным и по другой причине: например, ему не хватает времени, и он случайно проходит мимо недорогого обувного. Не факт, что покупатель примет другое решение, узнав, что поступает недальновидно. Но изменение обстоятельств или их восприятия может сработать.

Культура может так же сильно влиять на нас, как и обстоятельства. Немецкий психолог Беттина Ламм провела свою собственную версию «зефирного теста» с почти двумя сотнями детей. Она обнаружила, что четырехлетние дети камерунских фермеров проходили тест со значительно более высокими показателями, чем немецкие дети. Камерунские дети также меньше жаловались, ожидая двойной порции своих любимых угощений и, казалось, чуть ли не медитировали, сопротивляясь искушению. За детьми из обеих стран наблюдали с трехмесячного возраста, и исследование 2017 года было первым документально зафиксированным случаем, когда «зефирный тест» проводили с детьми, не относящимся к западной культуре.

Ламм точно не знает, почему 70 % камерунских детей ждали двух местных пончиков, известных под названием puff-puff, в то время как лишь менее 30 % немецких детей среднего класса дождались двойной порции своих любимых угощений. Предыдущие исследования также показали, что менее трети американских детей ждут второго лакомства. Но Ламм и ее коллеги отметили, что камерунские родители из этнической общины нсо^[35] воспитывают своих детей в совершенно других обычаях и с другими ожиданиями. Матери требовали уважения от своих детей и, в отличие от немецких матерей, не так часто следили за их потребностями. Камерунские матери кормили грудью новорожденных сразу же с появлением на свет, прежде чем те начали плакать. Это, по мнению Ламм, не позволяло детям выражать негативные эмоции уже в момент появления в этом мире. Предполагалось, что камерунские дети, выросшие в кирпичных домах без электричества и со скромным рационом из кукурузы и бобов, будут работать на семейных фермах и заботиться о своих младших братьях и сестрах.

Полученные данные позволяют предположить, что культурные ценности и практики могут радикально повлиять на мгновенные реакции людей. Хотя камерунские дети в среднем были намного беднее немецких и американских, возможно, их культура побуждала оценить будущие выгоды.

Еще один «зефирный тест», опубликованный учеными из Колорадского университета в Боулдере в 2018 году, предполагает, что поведение сверстников также влияет на способность подождать второго угощения. Когда ребенку говорили, что он был в группе сверстников в футболках определенного цвета, и показывали ему, как эти дети дожидаются второго угощения, ребенок чаще поступал так, как и его товарищи по команде.

Напротив, эксперименты, которые пытались связать биологические характеристики вроде пола или расы со способностью проявлять терпение, были не убедительны. Существуют гораздо более серьезные доказательства, что культурные нормы группы формируют ее взгляд на будущее. Исследования указали на различные способности к дальновидности в разных регионах, профессиях или политических партиях.

Этот комплекс исследований породил сильную идею: люди могут изменить свой образ действий в отношении будущего в зависимости от условий и культурных норм. Понимание этого очень важно, потому что оно предлагает нам возможность создать необходимые условия для практики дальновидности, а не просто полагаться на силу воли людей.

Эта идея не кажется привлекательной тем, кто предпочитает видеть в «зефирном тесте» показатель будущего: будет конкретный ребенок по жизни неудачником или победителем. В последние годы Уолтер Мишель – первый поборник теста – активно пытался развеять миф, что способность ждать награды основывается на человеческой природе.

Разоблачение мифа о «зефирном тесте» указывает на еще более важный вывод: мы не обречены принимать безрассудные решения. Нам просто нужно изучить культурные практики и нормы, которые помогут научиться думать наперед.

Когда люди пытаются копить деньги на будущее, они часто сталкиваются с дилеммой. Хотя в долгосрочной перспективе экономия для них финансово выгодна, она требует краткосрочной денежной жертвы – тех средств, которые они прямо сейчас могут потратить на свои потребности.

Тимоти Флэйк потратил почти два десятилетия на помощь бедным семьям и среднему классу США экономически удержаться на плаву. Я спросила, знает ли он, как решить эту проблему. Флэйк, исполнительный директор бостонской некоммерческой организации Commonwealth, ответил:

– Люди признают, что сберегать деньги – это логично, разумно, и в их же интересах. Но на деле это очень сложно.

Несоответствие стремлений и действий этих семей может иметь разрушительные последствия. Когда семья не экономит и неожиданно попадает в кризисную ситуацию, появляются потребности, превышающие их ежедневный или еженедельный бюджет. В 2015 году Федеральный резерв опросил тысячи американцев об их сберегательных привычках и обнаружил, что 46 % не располагают суммой, достаточной для покрытия расходов в случае чрезвычайной ситуации, что составляет всего 400 долларов.

В безвыходной ситуации люди по понятной причине часто сосредотачиваются на насущных потребностях. Сендил Муллайнатан и Эльдар Шафир, два исследователя-бихевиориста, внимательно изучили процесс принятия решений среди бедных людей во всем мире. Ученые утверждают, что нехватка времени, внимания или денег фокусирует людей на настоящем и часто заставляет их брать взаймы, что вредит им в будущем. Некоторые экономисты назвали бы такое поведение иррациональным. Однако для бедных людей акцент на настоящем может быть при необходимости самым практичным способом принятия решений. В своей проницательной книге «Нужда»^[36] Малленатан и Шафир объясняют, почему бедные берут микрокредиты, хотя высокие процентные ставки лишь затягивают их глубже в нищету. Они пишут:

«Как все благородные цели теряют значение, когда вы несетесь в больницу, так и долгосрочные изъяны микрокредитов не важны в конкретный момент. Вот почему микрокредиты так привлекательны – люди обращаются к ним, когда пытаются потушить пожар. И эти кредиты действительно тушат его, быстро и эффективно. Но их худшая черта – в том, что в будущем они приведут огонь обратно, и пламя разгорится с новой силой. Это последствие часто отходит на второй план».

В одном исследовании Малленатан и Шафир провели два когнитивных тестирования индийских фермеров, выращивающих сахарный тростник. Ученые опросили фермеров, когда те были ограничены в средствах до сбора урожая, и когда у них было больше ресурсов сразу после сбора урожая. Малленатан и Шафир обнаружили, что одни и те же люди намного успешнее контролировали импульсы, когда у них были деньги. Человек, который выглядит безрассудным в бедности, может казаться умным стратегом при резком притоке средств. Я осознала, что бедность часто ограничивает взгляд людей на настоящее. И это объяснило мне поведение индийских женщин, которые в условиях микрофинансового кризиса пошли против собственных будущих интересов, взяв на себя слишком много займов и утонув в долгах. Это также объясняет, почему самые бедные семьи меньше всего прислушиваются к предупреждениям об ураганах.

Бинду Анант – председательница совета директоров организации Dvara Trust, расположенной в Индии. Ее компания предоставляет финансовые услуги бедным: от инвестиций в образование и страхования до сберегательных счетов и займов. Исследования Dvara показывают, что бедные люди очень надежны в погашении официальных кредитов банкам и микрофинансовым компаниям, и что большинство из них даже придерживаются графика погашения кредитов. Но Анант считает, что компании, правительства и организации по оказанию помощи слишком часто полагаются на кредиты как на панацею в решении финансовых проблем бедных.

– Если вам надо решить проблемы со здоровьем, дорогой кредит поможет в краткосрочной перспективе, но не в долгосрочной, когда нужно будет возвращать долг, – сказала она. – Слишком часто бедные, у которых нет другого выбора, используют кредиты вместо сбережений или страхования.

Как же помочь накопить средства тем, кто так мало имеет? Тимоти Флэйк и его коллеги заметили, что среди бедных популярны лотереи. Один опрос американцев показывает, что 21 % жителей США и 38 % людей с низким доходом считают, что выигрыш в лотерею – это наиболее практичный способ накопить большую сумму. Они фантазируют о джекпотах, которые помогли бы им решить все финансовые проблемы. При этом менее 33 % семей с самым низким доходом в Соединенных Штатах регулярно экономят. Такие же семьи несоразмерно много тратятся на лотерейные билеты.

Флэйк считает, что лотереи вселяют надежду на мгновенное удовлетворение потребностей, в то время как накопление – долгий процесс, в котором человек вынужден ожидать свой приз. Джекпоты моментально восхищают, создавая иллюзию возможного. Скрэтч-карты также предлагают людям маленькие дополнительные награды – доллар или два – которые дают надежду, что мы обязательно выиграем снова.