Читать книгу: «Разделенные», страница 4

Генрих бросил взгляд на лежащего на кровати мужчину. Уважение и удивление мелькнули в его глазах. Судя по всему, работа потребовала не только огромного труда, но и высокой квалификации.

– Позвольте представить остальных, – продолжил Алекс, жестом приглашая внимание к остальным присутствующим. – Это Глория, наша дама и специалист по медицинскому оборудованию. Правда, после процедур в лечебнице её навыки немного позабылись, но мы все надеемся, что она восстановит их.

Глория слегка улыбнулась, явно смущённая упоминанием своего прошлого, но ничего не сказала.

– А это Роберт, – Алекс указал на старика, скромно стоявшего у стены. – Наш гений энергетики. Он способен добыть энергию буквально из воздуха! Его умения жизненно важны для поддержания этого модуля.

Роберт молча кивнул, подтверждая слова.

– Ну а я, – продолжил Алекс с лёгкой улыбкой, – специалист по работе с комплексами по добыче полезных ископаемых. Выходит, мы с вами коллеги, Генрих.

Все четверо смотрели на Генриха с надеждой, осторожностью и боязнью в глазах, словно стая воробьёв, готовая улететь при малейшем неправильном движении. Но в их поведении было что-то странное: кто-то из них чуть заметно вздрагивал, кто-то постукивал пальцами по бедру в каком-то нервном ритме, а Глория, будто не замечая, всё время теребила рукав своей одежды, мрачно что-то шепча себе под нос.

– Очень приятно, – растерянно произнёс Генрих. Его слегка пугали резкие перепады настроения этих людей: от едва сдерживаемой агрессии и явного страха до внезапного, почти театрального дружелюбия и открытости.

– Вы присаживайтесь, – предложил Алекс с резким, почти болезненным энтузиазмом, неожиданно хлопнув себя по бедру. Он подошёл к большой столешнице и смахнул на пол детали от разобранных механизмов, при этом засмеявшись так резко, что Глория вздрогнула.

– Давайте выпьем немного домашнего самогона, – сказал он, внезапно понижая голос до заговорщицкого шёпота. – Кенни умеет его гнать из фруктовых картриджей.

Кенни, лежащий на кровати, вдруг выдал хриплый смешок, который быстро сменился каким-то странным бормотанием, словно он разговаривал с кем-то невидимым.

Алекс тем временем потянулся к полке, достал металлическую флягу и потряс её, внимательно прислушиваясь к бульканью, как будто это был кодовый сигнал.

– Нет, спасибо, я не употребляю алкоголь, – быстро замахал руками Генрих. – Я на работе.

– Ну, тогда давайте просто попьём наш чай! – выкрикнул Алекс, резко выпрямляясь и тут же переходя на тихий, почти ласковый тон. Он поставил на стол пластиковые стаканчики, которые начали наполняться жидкостью из пищевого принтера.

Генрих с лёгкой опаской присел за стол и взял один из стаканчиков. Остальные подошли, будто синхронно, словно репетировали это движение заранее. Их взгляды, казалось, прожигали его насквозь, а их движения были резкими и угловатыми. Роберт, взяв стакан, вдруг засмеялся, потом резко умолк и начал пить чай с какой-то нарочитой медлительностью, как будто это был не напиток, а церемония.

Генрих осторожно сделал глоток. Чай был горячим, с лёгким фруктовым привкусом, но атмосфера напрягала его всё больше. Он чувствовал себя под пристальным наблюдением, будто находился не за дружеским столом, а на странной игре, правила которой ему не объяснили.

– Так вы из реабилитационного центра? – осторожно спросил Генрих, его голос был едва слышен. – Вы… сбежали?

Вся четвёрка замерла. Их взгляды сошлись на парне. В этой тишине что-то было невыносимо давящее, словно Генрих случайно вскрыл некую запретную тему. Алекс тяжело вздохнул, откинулся назад и, сделав длинный глоток чая, лениво усмехнулся.

– А ты смелый, раз спросил, – сказал он, поставив чашку с громким стуком. – Да, сбежали. Все четверо.

– Мы жутко «сгорели», – не без горькой насмешки добавил Кенни, почесывая затылок. – Прямо до корки.

Алекс кивнул, его взгляд стал странным, будто одновременно далеким и пронзительным.

– Мы – дефектные. Переработанный материал. Сгоревшие мозги, ненужные кластеру. Нас спрятали как грязный секрет, чтобы никто не видел, что бывает, если… – он чуть замешкался, словно искал слово, – если ты немного не вписываешься в их идеальный мир.

– Немного? – фыркнул Роберт, хохотнув. – Да мы чокнутые! Прямо диагноз на лбу напиши!

– Но мы это понимаем, – добавил Алекс, поднявшись медленно, словно собирался с силами. – Это они не понимают, что мы не хотим жить в этом чёртовом ящике. Не хотим ежедневно жрать таблетки и терпеть постоянную головную боль.

Его голос звучал всё громче, почти захлёбываясь эмоциями. Остальные поднялись вслед за ним, и Генрих вдруг ощутил, как его сердце сжимается. Эти люди были опасны. Это было видно. Но в их ярости было что-то страшно человеческое.

– Мы хотим свободы, Генрих! – Алекс уставился на него, в его глазах плясала искра безумия, но там же была и невероятная боль. – Мы хотим жить, а не существовать как чёртов эксперимент и био материал!

Генрих отступил на шаг, его дыхание сбилось. На секунду ему показалось, что они все рассмеются и скажут, что это шутка. Но вместо этого напряжение в комнате стало почти осязаемым.

– Мы знаем, что мы ненормальные, – вдруг произнес Алекс тише, глядя прямо в глаза Генриху. – Но мы хотим, чтобы хотя бы это было нашей нормой.

Генрих сглотнул, чувствуя, как холодный пот стекает по спине. В воздухе витало напряжение, но через несколько мучительно долгих секунд всё, как ни странно, успокоилось. Алекс, будто ничего не произошло, сел обратно и снова потянулся к чашке. Остальные тоже вернулись к своим местам, как будто вспышки ярости и вовсе не было.

– Ладно, – произнес Алекс уже спокойным тоном, облокотившись на стол. – Пьём чай дальше.

Беседа плавно перешла на другую тему, теперь уже вращаясь вокруг самого Генриха. Ему задавали вопросы – чем он занимается, как оказался в этом районе, есть ли у него семья. Всё это звучало так буднично, что парень начал сомневаться, не привиделось ли ему недавнее напряжение.

Генрих отвечал осторожно, тщательно подбирая слова, чтобы не задеть случайно чью-нибудь больную струну. Он понял: эта компания была словно пороховая бочка. И хотя сейчас они улыбались, тепло шутили и говорили о каких-то мелочах, он чувствовал, как под поверхностью таится что-то гораздо более опасное.

– Ты, главное, никому о нас не рассказывай, ладно? – тихо сказал Алекс, в его голосе прозвучали уже почти дружелюбные нотки.

– Конечно, – кивнул Генрих, искренне надеясь, что выглядит достаточно убедительно.

– А ещё, если сможешь… – добавила осторожно Глория . – Прихвати в следующий раз чего-нибудь вкусного. Наш пищевой принтер барахлит. Уже неделю, как пюре из него выходит с каким-то странным привкусом.

– Будет сделано, – поспешил заверить Генрих, чувствуя, как его тревога сменяется желанием побыстрее уйти.

Он покинул их с обещанием не рассказывать никому о странной компании и с неясным чувством, что, несмотря на страх, ему почему-то хочется вернуться.

Глава 6

Прошла неделя, а Генрих так и не смог встретиться с Элеонорой. Казалось, сама судьба играла против него: поломки в шахтах случались с пугающей регулярностью, требуя его постоянного присутствия. Ко всему прочему, ему приходилось выполнять работу и за отсутствующего Эрика, поскольку на его место так и не назначили нового сотрудника. Обострившаяся ситуация требовала полной концентрации, и у Генриха не оставалось ни времени, ни сил на личные дела.

Эрик, тем временем, так и не вернулся в строй. По словам управляющего, его случай был вынесен на рассмотрение совета кластера, где решили отправить его на переквалификацию из-за несоответствия занимаемой должности. Эта новость вызвала у Генриха противоречивые эмоции. Он сразу вспомнил о четверке Алекса – тех, кто пережил подобные переквалификации. "Сколько ещё раз Эрик сможет пройти через это, прежде чем его природная невнимательность окончательно поставит крест на его карьере?" – размышлял Генрих.

Мысли снова вернулись к шахтам, где он решал проблемы, которые, казалось, никогда не кончатся. И к Элеоноре, встреча с которой оставалась в подвешенном состоянии, словно обещание, которое никак не удавалось исполнить.

Иногда, если поломка происходила на участке неподалёку от старой шахты, Генрих находил время заглянуть к четвёрке Алекса. Эти визиты приносили ему странное ощущение уюта и спокойствия, которого так не хватало в его напряжённых днях. Однажды он даже привёз новый пищевой принтер с расширенным меню, что вызвало настоящий восторг среди жильцов жилого модуля. Каждый раз его встречали с неподдельной радостью.

– Ты очень добрый, – однажды сказала Глория, вынимая из нового принтера ароматную выпечку. Её голос был мягким, но в нём сквозила грусть. – Мой парень был таким же.

– А что с ним случилось? – с интересом спросил Генрих, заметив, как в её глазах мелькнула тень воспоминаний.

Она на мгновение замерла, словно оценивая, стоит ли делиться. Затем вздохнула, опустив взгляд на свои руки.

– Мы познакомились на работе, – начала она, её голос звучал тихо, но дрожал от эмоций. – Он был невероятно умным, с потрясающим чувством юмора. Мы мечтали о совместной жизни. Это было… настоящее счастье. Вместе мы строили планы, обсуждали, какой у нас будет дом, как будем воспитывать детей.

Она улыбнулась, но эта улыбка была полна боли.

– Мы занимались виртуальным сексом, мечтали о том дне, когда сможем создать семью. Но система не позволила. Тест на совместимость… – Глория замолчала, её губы дрогнули. – Мы его провалили. Нас разлучили.

Генрих почувствовал, как внутри него что-то сжалось.

– После этого всё пошло наперекосяк, – продолжила она, её голос становился всё тише. – Я пыталась забыть, но это было невозможно. Каждый день я вспоминала, как мы держались за руки, как он смотрел на меня.

Она отвернулась, стараясь скрыть подступившие слёзы.

– Я потеряла концентрацию на работе, – сказала она после долгой паузы. – Допустила ошибку, из-за которой произошёл сбой в автоматической фарма-лаборатории. Меня отправили на переквалификацию. Я пыталась сосредоточиться, но мысли о нём не отпускали.

Глория замерла, пытаясь взять себя в руки, но её голос предательски дрогнул.

– Когда я снова не справилась, система признала меня "неспособной". Я больше не могла работать, меня изолировали. Сначала в центре реабилитации, а потом в лечебнице для… отбросов.

Её слова резали воздух, оставляя после себя ощущение пустоты. Генрих не сразу нашёл, что сказать. Глория, казалось, выговорила всё, что годами носила в себе, и теперь смотрела на него, будто ожидая, что он сможет найти слова утешения, которых она так долго искала.

– Мы тоже с моей девушкой ждём тест на совместимость, – сказал Генрих, внимательно глядя на Глорию. Его голос прозвучал неуверенно, словно он сам не был до конца уверен в своей смелости поделиться этим. – Через дней сорок.

Глория замерла. Её лицо исказилось смесью ужаса и горечи, и она быстро поднесла ладонь ко рту.

– Нет… – прошептала она, качая головой, словно хотела предостеречь его от роковой ошибки. – Генрих, если вы провалите этот тест, твоя девушка может этого не вынести. Система… она ломает людей. Лучше останьтесь просто парнем с девушкой, без этих проверок.

Её глаза наполнились слезами.

– Я столько раз жалела, что пошла на этот проклятый тест, – продолжила она, её голос дрожал от эмоций. – Мы были счастливы, пока система не вмешалась. А потом… это всё уничтожило.

Генрих чувствовал, как внутри него зарождается тревога, но он попытался её подавить.

– Но мы идеально подходим друг другу, – начал он оправдываться, скорее перед самим собой, чем перед Глорией. – Мы идеальная пара.

Его слова прозвучали убедительно, но в глубине души он почувствовал укол сомнения. История Глории, её боль и переживания, будто отбрасывали тень на его собственное будущее.

– Ты так думаешь сейчас, – ответила Глория, её голос был тихим, но в нём звучала непоколебимая уверенность человека, который уже прошёл через это. – А если тест скажет иначе? Система не признаёт чувств, Генрих. Она не заботится о вас, она просто выносит вердикт.

Генрих молчал. Его мысли метались, но он старался не подавать вида. Он не мог позволить себе усомниться в своей вере в их с Элеонорой любовь, но слова Глории были как ледяной ветер, пробравшийся прямо к сердцу.

Вернувшись в свою каптерку, Генрих устало опустился на кресло и посмотрел в потолок. Мысли о Глории и её истории не давали ему покоя, словно неприятный осадок, осевший глубоко внутри. Ему нужно было найти утешение, вернуть веру в своё будущее.

– Соедини меня с Элеонорой.Он дал команду нейросети:

Мгновение – и её образ появился перед ним. Голос Элеоноры был тёплым, обволакивающим, как родной дом, в который всегда хочется вернуться. Генрих говорил с ней целый час, выливая на неё всю свою нежность и любовь.

– Ты даже не представляешь, как сильно я тебя люблю, – сказал он, ощущая, как в словах прорывается его тревога. – Каждый день я думаю только о тебе.

Элеонора смеялась в ответ, рассказывала о своих буднях, об их планах, о том, как ждет момента, когда тест подтвердит их совместимость и они смогут быть вместе по-настоящему.

Генрих ничего не сказал о четвёрке Алекса. Он не упомянул о своей встрече с “отбросами” и разговоре с Глорией, её горьких воспоминаниях и предупреждении. Он боялся нарушить эту хрупкую гармонию, боялся, что его тревога заразит и Элеонору.

Он старался наслаждаться каждой минутой общения, ловил её смех, её мягкие интонации. Он отчаянно пытался затмить то чувство страха, что поселилось в его сердце. На мгновение ему даже казалось, что это срабатывает, что её голос способен растворить любую тревогу.

Но когда связь оборвалась, и он остался в тишине своей каптерки, страх вновь вернулся, напоминая о себе тихим шёпотом: "А что, если тест их разлучит?"

Следующая неделя была так же насыщена работой, и единственным способом отвлечься для Генриха стало общение с "четвёркой отбросов". Эти люди, несмотря на свои сложные судьбы и утраченные шансы, оказались настоящими профессионалами, каждый в своей области. Истории их жизней были словно уроки, которые Генрих с жадностью впитывал, попутно извлекая для себя ценные знания.

Алекс, с его глубоким опытом в добыче полезных ископаемых и доскональным знанием оборудования, раскрыл шире перед Генрихом мир геологических процессов и инженерных решений. Роберт, как энергетик, увлек его своими идеями об эффективных системах энергоснабжения, способных работать даже в самых неблагоприятных условиях. Кенни, мастер замкнутых систем жизнеобеспечения, познакомил его с принципами работы таких систем, от экосистем подземных станций до подводных баз. А Глория, специалист в медицине, работе с медицинскими дорогами, роботами и фармакологическими лабораториями, поразила Генриха своим глубоким знанием технологий и точностью подходов в своей сфере.

Генрих, обладая гибким и креативным умом, ловко преобразовывал эту информацию в полезные для своей работы инструменты. Эти знания усваивались естественно, словно он давно был частью команды и теперь просто открывал для себя их миры.

– Ну, согласитесь, что система работает безупречно благодаря нейросети, – размышлял Генрих, сидя в компании своих новых друзей. – В общем-то, система анклавов и кластеров удобна и во многом облегчает жизнь людей.

– Не буду спорить, – ответил Алекс, лениво потягивая чай. – Но у любой пользы от ИИ есть и обратная сторона. Система – слишком рациональное создание и бесчеловечна. Напомню тебе про дисквалификацию. Ей важно, чтобы всё работало. А люди для неё – просто материал.

– Да, но даже тут система старается излечить людей, облегчить получение новых навыков и вернуть их в строй. Есть, конечно, минусы, но они не так заметны, если учитывать общую выгоду, – настаивал Генрих.

– Выгоду? Для кого? Для тех, кто сидит на вершине мира? – вспылил Алекс, пристально глядя на Генриха. – Они не заботятся о людях. Им важно только, чтобы всё работало как часы.

– Но посмотри, как скакнула медицина хотя бы, – попытался возразить Генрих. – Человека ставят на ноги за пару дней, даже если он потерял конечности или части органов.

– А ты знаешь, откуда берётся этот биоматериал для мед-дронов и капсул? – Алекс сощурил глаза, медленно наклоняясь к собеседнику. Его голос звучал спокойно, но в его тоне сквозило что-то ледяное, словно в этой теме не осталось места эмоциям.

Собеседник молчал, лишь слабо скрипнув стулом, будто хотел немного отодвинуться.

– Не знаешь? – Алекс усмехнулся, откинувшись на спинку кресла. – Тогда слушай внимательно. – Он сделал паузу, выжидая, прежде чем продолжить, словно врач перед выдачей неутешительного диагноза. – В наше время любой повреждённый биомеханизм можно восстановить с помощью идентичных компонентов. Это аксиома. Люди – такие же, только сложнее.

– Они – идеальный источник клеточной массы. Биологические углеродные модули, плазменные протеины, гемофильтрат, линейные полимеры тканей. Всё это можно изъять. – Алекс небрежно провёл пальцем по своему телу указывая на него как на источник. – И, запомни, это не берётся из покойников.

Он пристально посмотрел на собеседника, как будто оценивал, доходит ли до него смысл.

– Их клеточные матрицы слишком деградированы для реальной работы. Жизнеспособные материалы извлекаются только при полной активации гемосинтетических процессов.

Генрих сглотнул, его лицо слегка побледнело, но он по-прежнему молчал.

– Что? Хочешь возразить про несовместимость группы крови? – Алекс наклонился чуть ближе, его взгляд стал ещё острее. – Век тканевого редактирования и молекулярной конверсии, друг мой. CRISPR-Zeta корректирует несовпадения за доли секунды. Любой материал можно адаптировать к потребностям системы.

Он снова откинулся, позволяя своим словам осесть в воздухе.

– Теперь ты понимаешь? В этой цепочке никто не задумывается о моральных аспектах. Это не медицина. Это индустрия переработки.

Генрих помолчал, ощутив, как внутри него зарождается холодок. Слова Алекса звучали слишком уверенно, чтобы быть просто домыслами.

– Так значит, лечебницы … – голос Генриха дрогнул от озарившей его догадки. – Вот почему вы сбежали?

Алекс кивнул, тяжело вздохнув.

– Да, – произнёс он обречённо. – Глория как-то рассказала нам о биоматериале и о том, откуда он берётся. Сначала это звучало как незначительная деталь, о которой она сама, похоже, не думала слишком серьёзно. Но когда мы начали складывать факты… Видели, как некоторые пациенты просто исчезали из лечебниц, особенно те, у кого не было родственников или кто считался "бесперспективным"… Мы поняли, что происходит.

Генрих замер, не зная, что сказать. Догадка, только что казавшаяся фантастической, обрела пугающую реальность.

– Решение бежать далось нам нелегко, – продолжил Алекс, внимательно наблюдая за реакцией собеседника. – Но остаться означало стать… запасной частью. Даже если мы пока "годны". Это только вопрос времени.

– А система? Она же должна защищать людей… лечить… – пробормотал Генрих, пытаясь осмыслить услышанное

– Система заботится о функционировании, не о людях, – горько усмехнулся Алекс. – Для неё мы просто ресурсы.

Генрих был ошарашен услышанным. Он никогда раньше не задумывался о тёмной стороне системы, считая, что нейросеть служит не только интересам правящей верхушки, но хотя бы отчасти заботится о простых людях. Ему казалось, что этот технологический мир совершенен – построен на взаимной выгоде и поддержке.

Но теперь, сопоставляя факты, он начал замечать закономерности. Всё, что делалось, всё, что предлагалось, – несло одну цель: контроль и извлечение максимального КПД от каждого человека.

Медицина? Она не лечила – она поддерживала функциональность. Программы, оптимизирующие здоровье, лишь делали людей сильнее, чтобы те могли работать больше и продуктивнее. Искусственная нейропрокачка мозга? Её восхваляли как революцию, которая позволяет избежать многолетнего обучения, но разве это было на благо личности? Нет, это был способ создавать сразу «готовых специалистов» – шестерёнки в огромной машине.

Даже виртуальные капсулы, которые преподносили как источник расслабления и избавления от стресса, – теперь Генрих видел в них ловушку. Они не успокаивали, они обездвиживали разум, направляя эмоции в безопасное русло. Так называемые «роскошные» развлечения, эти фальшивые творческие платформы, где каждый мог выложить своё искусство, – они давали иллюзию уникальности, но на самом деле использовались, чтобы отслеживать мышление и поддерживать иллюзию значимости.

А эти проклятые тесты на совместимость… Генрих содрогнулся, осознавая их истинное назначение. Они не просто проверяли здоровье и интеллект. Они программировали, создавали «идеальное» поколение, которое будет идеально вписываться в планы системы.

И вдруг, словно молния, в его сознании всплыл разговор с Элеонорой. Она всегда говорила, что система устроена таким образом, чтобы подчинять, а не служить. Тогда он смеялся, уверяя её, что она преувеличивает, что это всего лишь её склонность к теориям заговора.

Но сейчас… Сейчас всё, о чём она предупреждала, оказалось правдой. Каждый её аргумент, каждое её сомнение, которое он когда-то отмахивался, теперь врезалось в его разум, словно гвозди. Элеонора всегда говорила, что забота о простых людях – это лишь ширма, маскировка для тотального контроля.

– Ты была права… – пробормотал он себе под нос, чувствуя, как сжимается сердце.