Лорд и леди Шервуда. Том 4

– Начались волнения, которые усиливались день ото дня, грозя превратиться в бурю, которая смела бы Иоанна с трона, – пояснил Вилл в ответ на вопросительный взгляд сына. – Иоанн не знал, что предпринять. Тогда лорд де Бург, спасший принца Артура, открыл ему тайну, рискуя лишиться головы.

– Но вместо наказания был осыпан почестями и наградами, – усмехнулся Робин. – Слишком кстати принц Артур оказался жив! Юношу перевезли из Фалеза в Руан, где предоставили ему относительную свободу, чтобы все смогли убедиться в ложности слухов. Иоанн впал в образ оскорбленной добродетели, волнения улеглись.

– Так принц Артур до сих пор жив?! – спросил Дэнис.

– Нет. Иоанн однажды приехал в Руан и уединился с племянником на весь вечер, до самой ночи. А утром обнаружилось, что Артур исчез. Иоанн и его приспешники уверяли, что принц сбежал из Руана, но через несколько дней рыбаки вытащили из реки тело юноши. На нем были следы страшных побоев, лицо разбито и изуродовано. Только по одежде и опознали принца Артура! Вероятнее всего, Иоанн сам забил его до смерти, – ответил Робин и вновь обратил взгляд на брата: – Не я один ужаснулся судьбе принца Артура, но что-либо менять было поздно, Вилл. Ах, если бы Ричард поступился своими склонностями, пересилил холодность к жене и оставил наследника! Все сложилось бы иначе.

– Да, и ты был бы сейчас в регентском совете, а не томился бездействием, – кивнул в ответ Вилл.

Робин рассмеялся и задумчиво посмотрел в небо, раскинувшееся над Веардруном куполом – лазурным, как стяг Рочестеров.

– Грех сетовать, Вилл. Судьба обошлась со мной более милостиво, чем с нашим отцом.

Вилл иронично вскинул бровь, собираясь о чем-то сказать, но промолчал, поймав быстрый предостерегающий взгляд брата и заметив выразительное движение его брови в сторону Марианны.

– А королева Беренгария красивая? – вновь встрял в разговор Дэнис. – Отец, крестный, вам доводилось видеть ее?

– Доводилось, – ответил вместо Робина Вилл. – Да, сынок, она весьма хороша собой, но для покойного короля Ричарда любой смазливый менестрель был милее королевы. Как бы ни восхваляли Ричарда за отвагу и доблесть, он не исполнил одной из важнейших обязанностей короля – не оставив после себя сыновей.

Печальная участь племянника короля глубоко взволновала Дэниса, и он упрекнул Вилла и Робина:

– Никто из вас прежде не рассказывал мне о принце Артуре, а ведь я спрашивал! Почему, если вы знали, что с ним сталось?

– Ты был еще мал для подобных откровений, – ответил Вилл таким тоном, что Дэнис предпочел воздержаться от новых вопросов.

Все еще находясь под впечатлением от услышанного, Дэнис впал в глубокую задумчивость. Покачав головой, он, сам того не заметив, прикрыл ладонью пах, чем рассмешил Вилла до слез.

– А глазами, выходит, ты не так дорожишь? Ну правильно, ты же настолько шустрый, что отыщешь девчонку на ощупь, а то и по запаху!

Марианна, перебравшаяся из-за стола на качели, перестала прислушиваться к негромким голосам Робина и Вилла и самой беседе и углубилась в письмо Реджинальда. Читая, она не могла отделаться от ощущения тревоги. Несмотря на то что тон письма был обычным для Реджинальда – приветливым, добрым и веселым, от него так и веяло грустью. Не от слов, а от самого пергамента, исписанного ровными строчками, словно перо окуналось не в чернила, а в душу Реджинальда. В письме были только хорошие вести, описание семейных событий, полное тепла и юмора, но Марианна ничего не могла поделать с собой. Она была уверена, что Реджинальд не обрел счастье в браке, на котором настоял вопреки усилиям Марианны отговорить его. Она любила подругу, от всего сердца желала ей счастья, но беда заключалась в том, что сама Клэренс не желала себе ни любви, ни счастья. И, не желая их для себя, она лишила их и Реджинальда. Покой – вот все, что ей было нужно от жизни, и она получила его в полной мере, окруженная теплом души Реджинальда, не думая о том, что сам он в покое не нуждался. Она по собственной воле приняла решение стать его женой. Робин, который полностью разделял опасения Марианны, ни в коей мере не склонял сестру к новому замужеству и тоже предпринял попытку еще раз убедить Реджинальда отступиться от Клэренс. Реджинальд выслушал Робина, согласился со всеми его доводами и ответил, что справится сам с пагубными последствиями, если они действительно подступят.

Реджинальд! Черноволосый эльфийский принц с ясными серебристыми глазами, маг и воин! Он сумел сделать так, что Клэренс, сперва не замечавшая его присутствия, очень скоро стала нуждаться в нем, вдруг обнаруживая, что его нет рядом. Вначале с удивлением оглядываясь вокруг, не находя его и забывая о нем. Потом ожидая приездов Реджинальда в Веардрун все с большим нетерпением, потом с радостью. Ее маленький сын не слезал с колен Реджинальда, сама Клэренс не отходила от него, и он сделал ей предложение, когда она сама уже хотела выйти за него замуж. Вот только себе она так и не призналась в этом желании.

Дэнис, утомившись чинно сидеть на траве рядом с креслами Робина и Вилла, присоединился к играм сестер и Гвендолен с таким азартом, словно и ему было столько же лет, сколько девочкам. Маленький Корвин тут же соскользнул с колен матери и попытался угнаться за старшим братом, но безуспешно. Тогда малыш плюхнулся на четвереньки и, словно резвый щенок, поймал Дэниса за сапог. Довольно нахмурив брови, Корвин поднялся на ноги и запрыгал, вытянув руки вверх.

– Дэн! Поймай меня!

– Поймать тебя? Вот уж не сложная задача, когда зверь сам идет на ловца! – рассмеялся Дэнис и подхватил Корвина на руки. – Какой же ты упорный, львенок!

Светловолосый и ясноглазый Корвин и в самом деле напоминал львенка – особенно когда с царственным и важным видом шествовал по галереям и залам Веардруна.

– Да ты, я гляжу, подрос за пару дней, что мы с тобой не виделись! – забавлялся Дэнис, подбрасывая и ловя младшего брата. – Я и держу-то тебя с трудом!

– И стал сильнее! – заявил Корвин.

– Сильнее?! – Дэнис расхохотался. – Докажи-ка свою силу!

Сощурив янтарные глаза и прикусив губу от усердия, Корвин запустил маленькую пятерню в волосы Дэниса и потянул на себя схваченную прядь. Непритворно взвыв от боли, Дэнис помотал головой и, расцепив пальцы брата, передал Корвина Тиль. Маргарет и Элизабет тут же с веселым визгом повисли на его руках. Гвендолен, недовольно нахмурившись, осталась стоять в стороне. Внезапно на ее лице появилась хитрая улыбка, Гвендолен с разбегу прыгнула на Дэниса и, цепляясь за штаны, пояс и рубашку, вскарабкалась на юношу и крепко обхватила руками его шею. Забравшись ему на плечи, как на лошадь, она гордо посмотрела сверху на сестричек.

Звонкие голоса и смех отвлекли Марианну от письма брата. Она посмотрела на Гвендолен и невольно вздохнула. Король обязан продолжить себя в сыновьях, вспомнила она недавно сказанные Виллом слова. А граф? Разве мужчина – что титулованный лорд, что простолюдин – не ждет от жены сыновей? У Вилла уже два сына, у Робина – ни одного.

Маленькая Гвендолен – отрада ее сердца – была у них с Робином единственным ребенком вместо многих, о которых когда-то мечталось. В том нет вины Робина: он-то, в отличие от короля Ричарда, не пренебрегал супружеским ложем. За годы брака взаимное влечение Робина и Марианны не остыло и в самой малости, но… После рождения дочери Марианна еще дважды беременела, и обе беременности закончились выкидышами. Если первый она перенесла с умеренным огорчением, то второй – очень тяжелый сам по себе – поверг ее в глубокое отчаяние. Робину тогда удалось утешить Марианну, сказав, что с его матерью была такая же история, но потом родилась Клэренс.

Привыкнув доверять ему во всем, Марианна успокоилась. Но все ее ожидания оказались напрасными: она перестала беременеть, и за несколько лет уже смирилась с постигшим ее бесплодием. Робин казался совершенно не обеспокоенным тем, что ему наследует дочь, а не сын. Он бесконечно любил Гвендолен и ничем не выказывал огорчения, что она его единственный ребенок. Но был ли он действительно не опечален этим, Марианна в точности не знала. Он любил детей, и те отвечали ему горячей привязанностью. Вся детская стайка Веардруна могла кружить рядом с ним часами, когда у него было время для игр и разговоров.

Еще раз вздохнув, Марианна прогнала грустные мысли и хотела вернуться к письму, когда до нее долетел приглушенный голос Вилла:

– Ты окончательно решил ограничиться одной дочерью, Робин?

Марианна даже замерла от неожиданности – настолько вопрос Вилла оказался созвучен тому, над чем она только что размышляла. Делая вид, что она полностью поглощена чтением письма, Марианна напряженно застыла, ожидая, как Робин ответит брату. Тот после недолгого молчания сказал:

– Все в воле богов, Вилл.

– И в твоей воле?

Она услышала в голосе Вилла усмешку.

Негромкий спокойный голос Робина ответил на иронию брата полным согласием:

– И в моей воле.

Еще не уверившись в том, что она все верно расслышала, Марианна подняла глаза и столкнулась с глазами Вилла. В них мгновенно мелькнула тень досады, и Вилл тут же отвел взгляд в сторону, чем только утвердил Марианну в подозрениях. Он без малейшей заминки заговорил с братом о новых ратниках, но его голос звучал чересчур бодро и громче обычного. Марианна посмотрела на Робина, он встретился с ней взглядом и улыбнулся, не прерывая разговора с Виллом.

Не став ни о чем спрашивать сейчас, она твердо решила поговорить с Робином о том, что он ответил на вопрос брата. Вот только захочет ли Робин что-либо объяснить ей? В этом Марианна была далеко не уверена. Внешне остававшийся прежним, Робин на самом деле изменился со времени своей последней встречи с королем Иоанном. Изменился не в своей сути, а в отношениях с Марианной. В нем появилась неявная замкнутость, какой-то тайник в душе, в котором он что-то скрывал именно от нее.

Она постаралась в течение дня не подать виду, что взволнована, и дождалась вечера, когда Робин, закончив дневные заботы, пришел в спальню. Марианна ждала его, стоя перед зеркалом и расчесывая волосы перед сном. Он подошел к ней, обнял и поцеловал в затылок – так, как делал каждый вечер. Зеркало отразило его лицо, выражавшее полное удовлетворение тем, как прошел день, и глаза, в которых была теплая синева вечернего неба. И, улыбнувшись ему, Марианна подумала, что, может быть, не стоит ни о чем спрашивать: все равно ничего не скажет. С недавних пор у него появилась привычка умалчивать от Марианны то, чего ей, по его мнению, не следует знать.

Оставив Марианну, Робин, еще не раздеваясь, растянулся на постели и, заложив руки за голову, с улыбкой наблюдал за скольжением гребня по светлым волнам ее волос. Марианна же, глядя в зеркало, напряженно раздумывала, должна ли она окончательно смириться с молчанием Робина, даже если оно затрагивало именно ее. Наконец решившись, Марианна тихо, но твердо сказала:

– Робин, я хочу поговорить с тобой.

– О чем, мое сердце? – спросил Робин, изогнув бровь, когда услышал в ее голосе пока еще неявный стальной отзвук.

Марианна отложила гребень, подошла к Робину и присела на постель рядом с ним.

– О том, почему у нас с тобой только один ребенок.

Она посмотрела ему в глаза, которые ответили ей скользящим безоблачным взглядом и укрылись в длинных ресницах.

– Я должен принять твои слова за упрек? – рассмеялся Робин. – Ты несправедлива, моя леди! Особенно после сегодняшней ночи.

Он приподнял руку, и его пальцы заскользили по ее руке – от запястья вверх, к сгибу локтя – вкрадчивыми и ласкающими прикосновениями. Марианна перехватила его руку и решительно отвела в сторону.

– Робин, я спрашиваю тебя со всей серьезностью! – настойчиво сказала она.

Посмотрев на Марианну из-под ресниц, Робин убедился, что она действительно настроена серьезно и даже чуточку воинственно, и вздохнул. Рывком поднявшись с кровати, он подошел к столику, на котором стояли кувшин с легким вином и кубки, наполнил один и поднес к губам.

– Какого же ответа ты ждешь от меня, Мэри? – спросил он, не оборачиваясь к ней, сделал глоток и, помедлив, словно в раздумьях, пожал плечами: – Человеческое тело – загадка. Тело женщины – загадка вдвойне!

– Я бы не стала тебя спрашивать, если бы моим мужем не был именно ты! – сказала Марианна, настойчиво глядя ему в спину. – В постели со мной ты не соблюдаешь осторожность, значит, дело в другом. В чем, Робин?

Он глубоко вздохнул, поставил почти нетронутый кубок обратно на столик и обернулся к Марианне. Робин долго молчал, глядя в ее требовательные, ожидающие ответа глаза, и негромко, но безапелляционно сказал:

– В том, что я не хочу твоей смерти. Мне не заменит тебя целая дюжина сыновей.

– Моей смерти? – переспросила донельзя удивленная Марианна. – А почему ты решил, что мне грозит опасность умереть именно так?

Робин сел в кресло, положив руки на подлокотники, и внимательно посмотрел на Марианну.

– Потому, мой ангел, что это уже едва не произошло с тобой дважды, – с усмешкой сказал он, не спуская с нее непреклонных глаз.

– Если ты вспомнил о той истории в Шервуде, то это было давно, и только однажды, – медленно проговорила Марианна.

– Спасибо, что напомнила! – усмехнулся Робин. – Тот случай я забыл учесть. Значит, трижды. Первый раз в Шервуде. Второй – в родах, когда на свет появилась Гвен. Ну-ка вспомни, как все тогда происходило!

Он выразительно посмотрел на Марианну, и она вместо ответа провела ладонью по шее. Напоминание о муках, затянувшихся дольше положенного, отозвалось острой резью в горле, которое она надорвала тогда в криках.

– Вспомнила, – утвердительно сказал Робин, не спускавший с Марианны прищуренных глаз. – И третий – когда у тебя был последний выкидыш. До сих пор не знаю, что тебя спасло! Наверное, молитвы всего Веардруна, потому что мне никак не удавалось остановить у тебя кровотечение. А когда кровь все-таки остановилась, тебя удалось удержать только тем, что Вилл и я по очереди дежурили у твоей постели, отдавая тебе свою силу. И за те дни и ночи, что ты провела в беспамятстве, мы оба почти исчерпали себя. Когда ты наконец очнулась и открыла глаза, я решил, что четвертого раза не будет. Поиграли со смертью – и достаточно.

– Но ведь ты сам тогда уговаривал меня не отчаиваться! – воскликнула Марианна. – Сказал, что у твоей матери было то же самое, но потом родилась Клэр.

На губах Робина появилась невыразимо мрачная улыбка, и он медленно покачал головой:

– И чтобы ты не отчаивалась, я не стал упоминать то, о чем ты забыла. Моя мать умерла, рожая Клэр.

Они молча посмотрели друг на друга, и Робин тихо сказал с бесконечной печалью:

– Я очень любил ее. Ее смерть была для меня огромным горем и причинила мне настолько сильную боль, что даже сейчас я стараюсь не вспоминать о тех днях. И когда с тобой стало повторяться то, что происходило с ней, я понял, что все закончится плохо. Пытки, которым тебя подвергли в Ноттингеме, не прошли бесследно. Поэтому я решил принять необходимые меры и принял их.

– Какие меры? – спросила Марианна.

Резкий короткий смешок Робина дал понять, что она задала напрасный вопрос: он не скажет ей.

– Ты ведь сам когда-то говорил, что не хочешь поить меня отравой!

– Все совершенно безвредно для тебя, милая, – спокойно и непререкаемо ответил Робин и, поймав сосредоточенный взгляд Марианны, улыбнулся с толикой снисходительности: – Даже не пытайся! Тебе не удастся понять без моей подсказки, а я тебе ничего говорить не намерен!

Она усмехнулась и поднялась с постели. Он тоже встал с кресла, и они оказались напротив друг друга, на расстоянии всего лишь шага, но оба чувствуя себя так, словно их разделял континент.

– Хорошо, Робин, – наконец сказала Марианна, – храни при себе свои тайны – и эту, и остальные, которые у тебя появились, запретные для меня.

Она резко отвернула голову в сторону, чтобы больше не встречаться с ним взглядом. Робин глубоко вздохнул, шагнул к ней и, оказавшись рядом с Марианной вплотную, обнял за плечи.

– Чем вызвано твое негодование? – спросил он. – Тем, что у нас с тобой только одна дочь? Но я тебе много раз говорил, что мне достаточно одной Гвен. Ты родила мне чудесную девчонку, которая стоит десятка сыновей!

– В последнюю ночь в Шервуде ты обещал мне больше, – напомнила Марианна, упорно глядя мимо него.

– Да, – подтвердил Робин, – но не судьба, Мэриан!

Марианна задохнулась от возмущения и посмотрела Робину в глаза, ослепив его блеском негодующих глаз.

– Не смей вспоминать о судьбе, когда именно ты принял решение! Ты говорил, что отцом рожденных мною детей будешь только ты, а сам отказал мне в детях. И даже не счел нужным обсудить это со мной! Просто за моей спиной дал указание что-то подсыпать мне в еду или питье, не спросив, что думаю я на этот счет, не сказав мне ни слова.

Понимая, что именно его скрытность и есть причина ее гнева, и признавая отчасти справедливость ее возмущения, Робин долго молчал, изучая лицо Марианны.

– Если бы сказал, ты согласилась бы со мной? – наконец спросил он.

Она, не ответив, высвободилась из его объятий и заходила по комнате, низко склонив голову и крепко обхватив себя руками. Робин неотрывно следил за ней взглядом. Так и не дождавшись ответа, он снова взял со столика отставленный было кубок с вином.

– Ты сама не знаешь, чем бы ответила мне – согласием или отказом, – усмехнулся он, сделав глоток. – Пойми меня и перестань сердиться! Я не мог рисковать твоей жизнью!

Она остановилась напротив него и подняла на Робина глаза, полные горечи.

– А моим доверием ты рискнул не задумываясь! – тихо сказала Марианна. – Все годы, что мы прожили вместе, ты говорил мне, что у тебя нет тайн от меня, а на деле оказалось, что есть. Вот открылась одна – и сколько неоткрытых тайн осталось? С тех пор как ты вернулся из Лондона, между нами все изменилось. Ты словно возвел стену между мной и собой, и в этой стене есть дверь, но только для тебя. Стоит тебе закрыть ее за своей спиной, и мне бесполезно стучаться. Я вижу только непроницаемость в твоих глазах, на все мои попытки узнать, что происходит, ты отвечаешь незначащими словами и такой же ничего не означающей улыбкой!

– Мэри! – устало вздохнул Робин. – Я прошу тебя! Если ты захочешь вернуться к этому разговору, то давай продолжим его завтра. А сейчас уже скоро полночь, пора лечь в постель.

– И что же? – сухо рассмеялась Марианна. – Ты уверен в том, что завтра я позабуду об этом разговоре? Думаешь, что любовная близость с тобой ночью вернет мне иллюзию взаимного доверия? Ошибаешься, Робин. Я вообще больше не вижу смысла нам спать в одной постели! Ради чего? Чтобы после каждый раз еще острее ощущать свою бесплодность? Чувствовать себя пустым сосудом? Думаю, нам надо обустроить отдельные спальни, – совсем тихо закончила она.

Робин со стуком поставил кубок на стол и, сложив руки на груди, посмотрел на Марианну сузившимися, посветлевшими льдом глазами.

– Я правильно сейчас понял, что ты решила поступиться данным тобой брачным обетом и отказала мне от ложа? – спросил он.

Получив в ответ непреклонный взгляд Марианны, он усмехнулся:

– А ты понимаешь, что и я в этом случае могу нарушить данные тебе клятвы и заменить тебя в постели другими женщинами?

Заметив, как ее глаза вспыхнули возмущением, Робин недобро рассмеялся:

– Подумай над этим, дорогая! Ты действительно хочешь, чтобы я поступил так, как сказал?

Его смех стал последней каплей, переполнившей чашу ее обиды и гнева. Гордо вскинув голову, она посмотрела Робину в лицо и жестко сказала:

– Ты в своем праве! Поступай, как считаешь нужным. Полагаю, что у тебя не может быть претензий ко мне, если и я тогда поищу утешение не в твоих объятиях!

Сильная пощечина, наотмашь хлестнувшая ее по лицу, опрокинула Марианну на пол и заставила замолчать. Невольно прижав ладонь к щеке, она, не веря своим глазам, посмотрела на Робина. Он стоял перед ней, с чрезмерным вниманием разглядывая руку, которой ударил Марианну, сжимая и разжимая пальцы. По его лицу пробежала судорога, губы крепко сжались, потом лицо стало абсолютно спокойным. Он наконец посмотрел на Марианну, и в его глазах была пустая мертвая синь.

Не сказав ни слова, он склонился к ней, поднял на руки и отнес на постель. Подавленная Марианна без протестов подчинилась нажиму его руки и легла. Робин пробежал кончиками пальцев по опухающей щеке, сделал компресс и прижал его к лицу Марианны. Положив поверх компресса ее ладонь, так чтобы она сама удерживала пропитанную травяным настоем ткань, он укрыл Марианну покрывалом и ушел, бесшумно закрыв за собой дверь. Не оглянувшись, не проронив ни слова.