Читать книгу: «Конструктор времени 3. Битва двойников», страница 14

Глава 20. Домыслы

Юля меня не отпускала и продолжала рыдать. Я решил, где-то здесь и случилось всё с моей Ликой. Вероятней всего, в этой самой комнате.

– Лейла, что здесь случилось. Скажи, Анжелику правда убили?

– Здесь всех убили. – ответила Лейла. – Когда ты ушёл, мальчики зашли и заперли дверь, а моя Юля бросила нас и ушла тебе помогать. А потом в дверь стали ломиться и бросили что-то внутрь.

Юля икнула и затряслась в новом приступе скорби. Лейла продолжила:

– А мы, с этой вот Юлькой и Сашей, чтобы спастись, прыгнули во времени…

Я совсем ничего не понял. Что за странные самородки? Как это они могли прыгнуть во времени без никакой подготовки… И Юльки у них, похоже, было две. Вот эта и какая-то «моя», в смысле, конечно, Юлька Лейлы. Одна пошла ко мне, а вторая осталась в этой комнате и прыгнула во времени. Ничего не понимаю! И кто такой Саша?

Последние пару фраз, как видно, произнёс вслух.

– Саша – это Александра, Аля! – стала объяснять Лейла. – А нас со второй Юлей ты сам вытащил из той ночи. Как же ты мог забыть? А потом обучал переходам…

Неужели пока я был без сознания, столько всего успел сделать? Этого не могло быть, потому что не могло быть в принципе! В беспамятстве был и далеко отсюда, и не очень долго. С чего бы я это всё затеял, а потом забыл? Это было точно не со мной!

Я старался, но не мог никак согласовать рассказ Лейлы со своим здравым смыслом. Здесь был какой-то неразрешимый парадокс. И я покачал головой. Если я знал о том, что здесь происходит, то почему был поражён этому после слов Богданова?

Да просто потому, что я этого не знал! И не мог знать, что кто-то затеял здесь настоящую войну со многими жертвами. И тот, кого они считали мной, был кем-то другим…

– Девчонки! Расскажите, что здесь произошло. Я ничего этого не помню. – я, чтобы объяснить своё желание знать, постарался сделать вид, что всё забыл. Не говорить же, что ошиблись и приняли какого-то чужака за меня. Пусть выяснят это позже.

Пока говорил, Юлька успокоилась и перестала плакать, а Лейла сморщила носик, подозрительно разглядывая меня. Необходимо было добавить ложку истины, чтобы всё выглядело достаточно правдиво.

– Меня полковник Богданов накачал какой-то отравой. И я теперь, как дурной стал. Помню только про Анжелику. – правды тут было меньше половины, но я подумал, что и так сойдёт. Не объяснять же все подробности случившегося. На это и дня не хватит.

– Нам-то он сказал, что тебя убили. – ответила простуженным голосом Юля.

– Вы с полковником Богдановым встречались?

Удивлению моему не было предела. Я был просто поражён таким фактом. Когда он успел? Ночью он только успевал вернуться сюда, и сегодня всё утро пытался связаться со мной по телефону.

– Да, и он про тебя долго расспрашивал. – наконец снизошла до беседы Лейла.

Но она по-прежнему была настроена негативно. Это было видно по выражению лица. Как-то быстро у неё: из плюса в минус. И никак обратно!

– Расскажите же, что у вас было!

Когда я вышел из лифта на этом этаже, то не надеялся даже, что здесь смогу что-нибудь узнать. Но повезло, здесь оказались обе хозяйки. Только теперь всё везение растаяло. Они не соглашались делить со мной информацией. Когда просил рассказать, это была отчаянная мольба. Я очень хотел узнать, а они знали, но делиться не желали. Впрочем, Юля в этом отношении была более лояльна, я продолжал надеяться на диалог с ней.

Но Лейла и здесь опередила:

– Зачем тебе узнавать у нас, ты можешь вернуться и всё увидеть своими глазами!

После этого и в глазах другой тоже появился холодок. Как я им объясню, что сейчас я не тот Евграфов, что показывал им свои фокусы. Не могу вернуться во времени и всё узнать без их рассказа. У меня федералы отняли основное, что делало меня мной, я больше двадцати часов не мог даже распечатать портал времени. И, возможно, никогда уже этого не смогу.

Я молчал и девчонки молчали. Видно ждали, я буду успокаивать, скажу что-то , что в их глазах меня оправдает…

Плохой способ договориться! И оправданий они не дождутся, я ни в чём не виноват!

Зря сюда пришёл, узнать и договориться не получилось. Спасение Лики уплывало всё дальше. И сама Лика безнадёжно уходила в небытие…

Не выдержав этого тягостного стояния с девчонками без надежды договориться, повернулся и выбежал из комнаты. Но далеко уйти не дали, навстречу попался тот чиновник в сопровождении человека в форме полиции.

– Вот он! – чиновник ткнул в меня пальцем.

Полицейский прижал меня к стене, и потребовал документы. Я достал паспорт и протянул представителю власти. Тот сверился с моей фотографией и бесстрастно сунул мой документ к себе в нагрудный карман. Я это понял, как потерю свободы. Всё в моей жизни теперь шло не так! Ну и пусть!

Меня больше ни о чём не спрашивали, сержант защёлкнул на моих, вытянутых вперёд, руках тяжёлые стальные браслеты, связанные цепью. Меня это уже не так волновало. Пусть!.. Я заслужил это.

И то, что показавшиеся в коридоре Лейла и Юля стали кричать, призывая отпустить меня, мне уже было безразлично. Жить и страдать дальше, уже не хотелось. События предрешили поражение в этой войне! Я проиграл.

***

Первый раз Лиля влюбилась в третьем классе. Одноклассник Сашка Артемьев был особым. Он пришёл тогда к ней на день рождения, подарил цветы и весь вечер все её подруги, кто был при этом, крутились возле Саши, смеялись и веселились вместе с ним, как маленькие дети. А вечером, когда все ушли, она поняла, что тоже влюбилась. Ей в первый раз мальчик дарил цветы и это было волшебно!

В четвёртом классе Сашины родители уехали из Бреста. Они с Сашей обменялись адресами, но ни на одно своё письмо Лиля ответа не получила. И тосковала до самого пятого класса, когда семиклассник Витька Громов, чем-то неуловимо похожий на Сашу, не пригласил её в кино. Что Лейлу заставило вопреки запрету мамы принять приглашение, она потом сама не могла вспомнить. Но с первых минут пожалела о своём решении. Мальчик, воспользовавшись темнотой в зале, оказался не джентльменом, был груб и агрессивен. Какие там обнимашки и целовашки! Ему хотелось сразу и всего. Лиле пришлось проявить решительность, она сумела тогда от этого сбежать.

И после, до самого выпускного вечера в десятом ни о ком из этих двуногих прямоходящих больше не думала. А Женька Бондарь, давно, с шестого класса, и безответно влюблённый в неё, на выпускном показал себя истинным кавалером. Когда зазвучала музыка, подошёл и склонил голову, приглашая к танцу.

Они потом так и гуляли вдвоём по ночному городу взявшись за руки. И всё время молчали, думая каждый о своём. А когда расставались возле дома Лейлы, она в благодарность за рыцарское поведение поцеловала его в щёку, и счастливый Женя был сам не свой, даже забыл попрощаться, и долго стоял внизу, глядя на её окна.

Возможно он до сих пор ждал, когда же вернётся она из своего московского круиза.

Но для неё это был уже вчерашний день, в котором искать своё завтра бессмысленно. Про Валеру она услышала в первый раз, когда после удачи на вступительном экзамене по истории Анжела произнесла его имя. Тогда Лиля посчитала что подруга форсила, важничала. Но после знакомства, поняла: Валера действительно был лучшим и к тому же мог то, что было не под силу никому.

В первый раз, это был просто незнакомец и парень подруги. А когда несколько дней назад, Юлька разглядывала его изображение на смартфоне Анжелы, сказала, что симпатичный, Лиля отказалась от соблюдения нейтралитета и позволила себе взглянуть на парня заинтересованными глазами.

Валерка действительно был необычным, и она, зная о нём больше других, вдруг поняла, что тает. И стала втихушку завидовать счастью своей подруги. По ночам вдруг слышала его голос и видела обжигающие сны. Но наутро говорила себе с оттенком житейского героизма, что не разрешит никаких проявлений симпатии, не позволит даже намёка… Она отвела себе роль защитницы этой пары, старалась быть безразличной к их сказочной влюблённости. Анжелика до своей последней секунды даже не подозревала…

И теперь она страдала так, будто это её в том кошмаре убило. С ужасом думала, что Анжела пострадала из-за неё, это не могло быть нелепой случайностью. Это было жестоким ответом разгневанной судьбы на её безумное тайное желание.

А милая, доверчивая и бескорыстная подруга никуда не ушла. Она, как и раньше, была рядом, гораздо ближе всех остальных. С каких-то высот с горькой улыбкой смотрела на свою подругу. Её незаметное присутствие делало Лейлу слабой. Приходилось заставлять себя верить, что не всё потеряно, Валера теперь был не занят. И она обязана сделать шаг навстречу.

***

– Вы утверждаете, что являетесь Евграфовым Валерием Евгеньевичем тысяча девятьсот девяносто пятого года рождения, русским?.. – старший лейтенант сомневался в моей правдивости и глядел с хорошо разыгранным недоверием.

Странный он, этот лейтенант. Держит в руках паспорт, который забрал у меня и интересуется теперь действительно ли он мой!

– Да! – в который раз отвечаю я. – Я – русский, родился в одна тысяча девятьсот девяносто пятом, двадцатого августа. И зовут меня Валерий Евгеньевич Евграфов. Группа крови – а, б, четыре минус… У вас же всё перед глазами!

Молодой лейтенант скривился так, будто понюхал свежеразрезанный лимон, потом растянул губы в ухмылке:

– Очень сомневаюсь! У меня есть неопровержимые сведения, что вы, Валерий Евгеньевич, оказывается мертвы!

– Пригласите экспертов, к любой экспертизе я готов.

Какая глупость, говорить мне такое! Мне нечего скрывать. И все эти разговоры были придуманы, чтобы попытаться удержать меня от последнего решительного шага в жизни. Да, перед кабинетом с меня сняли наручники. Это хорошо. Мне нужно теперь остаться на какое-то время в одиночестве. Как я сделаю это, я ещё не решил. Не было времени подумать. И камера, куда поместили по прибытии, была перегружена озлобленными нелегалами, воюющими за все сомнительные блага в расположении сидячих мест.

– Да, насчёт экспертов… Откуда у вас этот паспорт?

– Там же записано! Выдан в январе одиннадцатого ФМС города…

– О… о… о! Хорошо подготовился! – в напускном восхищении прервал меня лейтенант. – Я вижу, ты изучил эту филькину грамоту от корки до корки. Я вот, например, своей группы крови даже не знаю… Ты всё учёл, но не учёл, что у нас есть оригинал этой твоей ксивы!

И он вытащил из своего стола папку, в которой лежал другой паспорт, такого же цвета, как и мой. У этого второго также была чуть заломлена сверху передняя корка. И залом, как и у моего, начинался с кратки над буквой «й», рассекая этот верхний сантиметр обложки прямой линией. Тогда в гараже на лежащий на полу мой паспорт случайно острым ребром уронили тяжёлый металлический уголок. Паспорт выдержал, был крепким, только залом остался. Такие отличительные детали в двух документах случайностью не объяснить. Я по внешнему виду не смог бы отличить свой от этого.

Но этого быть не могло… Выходит, это правда, что у меня был двойник и его убили. Когда? Почему?..

– Вы меня в чём-то обвиняете? – постарался выяснить всё ещё на этом берегу.

Начинать разговор о настолько неочевидном, как путешествия во времени и возможных двойниках, не имело смысла.

– Это очевидно даже слепому! – не дрогнул лейтенант. – Ты стремишься легализоваться под чужой личиной! И один из этих паспортов – хорошо сделанная фальшивка! А ты такой же Евграфов, как я – Наполеон!

Мне это было не смешно:

– У вас что, такое каждый день бывает? – ему, подобное происходящему сейчас, было «очевидно» каким-то таинственным образом.

– Нет, не каждый! Но бывает ещё и не то. Со всеми такими мы разбираемся, разберёмся и с тобой! Надеюсь, ты по суду не захочешь оплачивать дорогостоящую генетическую экспертизу и сам во всём признаешься!

Я покачал головой:

– У меня в сбербанке сохранены отпечатки пальцев. Вам же проще будет…

После твёрдого заявления об отпечатках, уверенности у полиции поубавилось. Но лейтенант по-прежнему стремился поддержать своё агрессивное реноме.

– Разберёмся! – повторил он и, захлопнув папку с обоими паспортами, отправил её обратно в стол.

– Долго разбираться? – спросил я.

– Столько, сколько надо! Я надеюсь, ты, покойник, никуда не торопишься? Ответь мне, что тебе надо было в том общежитии. Что ты там потерял? С умными девочками познакомиться?..

Он явно стремился зацепить меня за живое. Я промолчал. Спорить с дураком себе дороже. Наше молчание длилось недолго и я спросил снова:

– Какие ко мне претензии? Остались сомнения, что я Евграфов?

– Нет. – честно, но с сожалением, ответил он. – На тебя из администрации общежития жалоба. Грубил, проник без разрешения на территорию. И… был звонок из ФСБ.

– Тогда верните паспорт! – тут же потребовал я. – Я приходил в общежитие посмотреть на место, где убили мою девушку. Это запретить мне никто не может! И для ареста вам этого недостаточно.

– Ну, уж нет! Пока с тобой не разберёмся, ты отсюда никуда не уйдёшь. – снова обул военные мокасины лейтенант. И, грозно раздувая ноздри, рявкнул: – Так что пош-шёл в камеру!

Встречаться с Богдановым мне нельзя. Я оценил фразу про «звонок из ФСБ» верно! Больше оттуда звонить некому. И теперь надо стремиться избежать нашего свидания. Но как? Добиться немедленного освобождения или бежать? Уход от проблем откладывался, реальность требовала продолжения моего участия.

Уйти, воспользовавшись нематериальностью дверей во временном потоке уже невозможно. Тем более, что все мои личные вещи до помещения в переполненную камеру у меня изъяли с неработающим серебряным перстнем.

Когда меня выводили из кабинета, навстречу попался кто-то, непременно желающий попасть к лейтенанту. Он оттолкнул меня к стене и услужливо открыл дверь перед следующим за ним типом в гражданской одёжке. Полицейский сержант, который меня выводил, тут же поймал за плечо.

– Стой! – неожиданно приказал ему голос со стороны.

Что-то знакомое послышалось в этом окрике. И я поднял глаза.

– Иннокентий Семёнович! Какими судьбами? – не верилось, что этот человек мог сейчас быть здесь. Он для меня постоянно оставался на своей озёрной даче и никуда не выезжал.

Но это был точно он.

– Валерка! – обрадовался Вяземский. – Я тебя уже час разыскиваю по всей Москве. Мне позвонил полковник Богданов…

– У нас с ним не очень мягкие отношения! – тут же признался я.

– Погоди, сейчас я с тобой разберусь и поедем ко мне в гостиницу. У меня ещё пять часов до отлёта…

Полицейский персонал уважительно стоял в стороне, не смея вмешиваться в разговор с подполковником ФСБ.

На все разборки у нас ушло минут двадцать. Сперва в полиции наотрез отказались выпускать меня на свободу. И Вяземскому пришлось написать бумажку о своей ответственности. Мне сразу вернули всё моё и мы вышли из отделения.

Возле отделения ожидало такси. Мы сели и куда-то отправились.

Если бы я не знал всего, то решил, что Богданов подослал Вяземского, чтобы удержать и не дать сделать ничего трагического. Но Иннокентий Семёнович сам начал рассказывать о своей истории посещения Москвы:

– Не знаю кому из нас повезло, но я как раз сегодня завершил очень важное для меня мероприятие. И уже собирался уезжать, когда мне позвонил наш общий друг. Он сказал, что ты попал в какую-то неприятность, и просил разыскать.

– Вообще-то, Иннокентий Семёнович, в эту неприятность меня втравил как раз «наш общий друг»!

– Ты, Валера, уверен? – достаточно спокойно отреагировал он.

Но я не дал ему усомниться в своих словах:

– Убеждён, это он сам усыпил меня, когда вёз на своей машине. Я тогда уже ничего не соображал и, что потом со мной делали, не помню.

– Я не верю, что Юра мог это сделать с враждебными намерениями. Я думаю он всё тебе потом объяснит! Не надо пороть горячку…

– Семёныч! Мою Лику убили и я ничего не могу с этим поделать. Реверс, после Богдановских манипуляций, у меня больше не работает.

Всегда невозмутимый Вяземский после моих слов выглядел так, будто получил оплеуху. Он замолчал и смотрел на меня с выражением и жалости, и болезненного недоверия, как будто я сам привёл ситуацию к такому невесёлому положению.

Я, не желая больше обсуждать «невиновность» Богданова, отвернулся, стал смотреть в окно. Город по-прежнему выглядел незнакомым, и где, и куда ехали мы не понимал до самого прибытия.

К гостинице «Варшава», проехав полгорода и два моста, мы прибыли за сорок пять минут. Номер Вяземского был на седьмом. Несмотря на всю ампирность и возраст сооружения, номер был, даже по нынешним понятиям, крутым.

Вяземский, ни о чём не спрашивая, заказал нам обед, отобрал мой смартфон и поставил заряжаться.

– Только Богданова сюда не приглашай. – попросил я. – Я не хочу с ним беседовать!

– Богданова в Москве нет. Он в Санкт Петербург за тобой улетел.

Это меня вроде бы успокоило. Раз пока здесь нет моего заклятого друга, я на Семёныча мог спокойно положиться.

Для того, чтобы поговорить по телефону и не тревожить меня, Вяземский собрался выйти в коридор. Мне было неловко его стеснять, я предложил, пока он говорит, погуляю по гостинице, осмотрюсь. В окно номера можно было рассмотреть памятник какому-то революционному деятелю на площади и многочисленные транспортные развязки…

В который уже раз подумал, что давно не говорил с Ликой. И тоска стала невыносимой.

Она, Анжелика, будто стояла передо мной, тихонько улыбалась и спрашивала одними глазами… Я как бы вернулся к нашей последней встрече и понял, что мы тогда о чём-то не договорили, что-то осталось недосказанным и теперь останется таким навсегда…

Когда вернулся к Вяземскому, мой телефон зазвонил с места, откуда заряжался. Я подошёл. Звонила Лейла. Чтобы не снимать с зарядки, включил громкую связь:

– Слушаю!

– Валерий Евгеньевич! Мне очень нужно вас увидеть!

Голос был действительно взволнованным, и я постарался успокоить. Наша последняя встреча оставила у самого чувство обманутых надежд.

– Всё хорошо, Лейла! Меня не арестовали…

– Я знаю. Мне сказали вас увёз какой-то чин из ФСБ.

Она даже не исправила своё имя «Лейла».

– Да, это хороший человек. И мы сейчас у него. Что у вас с Юлей? Помочь чем-нибудь?

– Можно я к вам приеду?

Мне было не до неё, но говорить «нет!» не стал, ответил:

– Да, конечно! Гостиница «Варшава». Подъедешь, я встречу.

– Кто это? – спросил Вяземский у меня из-за спины.

– Девчонка одна. Вместе с Ликой учится… лась… – как всё нелепо устроено в нашем языке, нет формы, в которой прошедшее время было бы незаконченным.

– Знаешь, Валера, ты на Богданове точку не ставь! Я по-прежнему думаю, что всё просто нелепо совпало. Он старался всегда отстаивать твои интересы, даже против своих собственных. И я не могу поверить, что что-то в нём изменилось.

– Всё, Семёныч, когда-то меняется. И я уже не тот, и ты. И он, я думаю, тоже не исключение.

Вяземский покачал головой.

***

Лиля вышла из метро и сразу набрала номер Валеры. Она уже привыкала для себя называть его так.

Валера сам вышел встретить и они поднимались вдвоём в лифте. Валера был рядом, и Лиля тихо млела, не решаясь заговорить.

В номере был ещё какой-то старик, к которому Валера обращался как к родному и называл Семёнычем. Должно быть тот самый из ФСБ.

Когда они сели на диван, Валера вопросительно посмотрел Лиле в глаза:

– Рассказывай!

Как неловко она себя чувствовала под этим взглядом. Ну неужели он не замечает, не чувствует?..

Лиля решительно выдохнула, собралась… но начала издалека:

– Мы с Юлей несколько раз пробовали вернуться, но ничего не выходило. Всё дальше уходили в будущее. Как осуществить реверс? Подскажи!

Это просто небольшое оправдание, для чего она пришла. Пусть пока думает, что это главное. Валера молчит и по-прежнему смотрит вопросительно. Пришлось сочинять дальше:

– У тебя же есть перстень! Дай, и мы вернёмся и всех спасём. Только объясни как…

– Кто тебе, Лейла, про реверс рассказал? – прервал фантазирование Валера.

Это было как пощёчина!

– Ты же сам рассказывал! Ты не помнишь?

– Когда?

Опять двадцать пять! «Только не надо опускаться в панику!» – решила она. Надо для себя всё разложить так, будто абсолютно всё правильно. И Лиля решила начать рассказ с самого начала.

– Ночью нас с Юлькой разбудил стук в дверь…

Она рассказывала, стараясь не глядеть ему в глаза. И очень долго ей это удавалось.

– Когда этой твари пришёл какой-то сигнал и она выскочила в коридор, ты, Валера, зашёл и сказал: «Девчонки, это я! Знаете где ключ?». Ключа не было и ты стал баррикадировать дверь столом и стулом. А, когда дверь стали ломать, схватил нас с Юлькой и перенёс. Мы оказались как раз перед приходом ЭТИХ. Юльку оставили, и…

Когда дошла до момента переноса, поневоле взглянула в его лицо. Валера казался ошарашенным! Будто всё тогда происходило не с ним, а с кем-то другим. И Лиля снова уткнулась взглядом в пол. А для себя припомнила тот момент, когда ей не хватало воздуха, а рука Валеры была так близко к её губам, что она тихонько прижалась. И решила, что этот момент она никогда и никому не озвучит.

– Потом мы пошли в институт. – она решила в дальнейшем не отвлекаться на былые переживания. – Там мы встретили моего двойника и пошли вдвоём с ней в буфет. Натали, как увидела меня, спросила: «Близнецы?», а я стала рассказывать, что с нами случилось. Потом мы вернулись, а там у окна ты был уже с Юлькой… И мы все пошли в общежитие, в подвал…

Дальше она рассказывала, уже не сводя с Валеры глаз. А он, сосредоточенно смотрел на стену, слушал молча и не шевелясь. Старикашка Семёныч сидел на стуле и также ошалело слушал. Каким бредом, вероятно, казался ему этот рассказ про реверсы и путешествия во времени! И он тоже молчал, не отрывал от неё глаз.

– А потом к нам зашли Лёха с Тимом. Они заперли дверь, Тим сказал: «Давайте выслушаем Юльку!». И Юлька нам минут пять рассказывала про то, что видела сама. Про какой-то шкаф, и облако пара, от которого все падали. И как она сама смогла вернуться в реверсе, чтобы всех спасти. А потом, она исчезла, пошла помогать тебе, а мы тоже стали заниматься тренировкой. Но когда начали ломиться в нашу дверь и Лёха с Тимом их не сдержали, мы втроём выскочили и оказались в будущем… А Аля при этом умерла… И потом пришёл Богданов и сказал, что все погибли… и мы…

– И вы перескочили в сегодняшний день. – за неё тихо закончил Валера. – Скажи, а Анжела погибла там, в комнате?

– Да! – зрачки у девушки расширились, ей казалось, сейчас решается вся её судьба.

Валера больше ни о чём не спросил. Он сидел с тоской в глазах, и Лиле очень хотелось погладить его по голове и прошептать в ушко что-нибудь ласковое, успокоительное. Но старик Семёныч этому помешал:

– А ты, Валера, где был 24 мая ночью?

«Ух, ты!» – подумалось Лиле. – «Вот это старикашка! Он всех молодых себе за пояс заткнёт!». Разбирался этот Семёныч быстро и видел всё далеко вперёд. И вопросы задавал только по существу. Сама Лиля только после этого сообразила в какой точке времени произошло разделение на того Валеру, который бился, пытаясь спасти их, и этого, который не помнит даже событий последнего времени. До этого момента разделять их бессмысленно, теперь же Лиля поняла, почему этот Валера так отличается от того. Он также, как и она был клоном, двойником того, кто по первому зову ночью пришёл спасать попавших в смертельную опасность малознакомых девчонок.

И мысль о том, как завоевать его сердце, в ней не угасла. Она по-прежнему видела себя рядом с Валеркой.