Читать книгу: «Станция «Колхида» закрыта на карантин», страница 8

Глава 8

Следить за старшим сотрудником оказалось не так уж сложно. Он не отрывал глаз от смартфона, что-то пролистывая на ходу. А потом и вовсе сел в метро, наплевав на привычку старожилов везде передвигаться пешком. Мы устроились в соседнем вагоне, проверяя на каждой станции, вышел объект наблюдения или нет. Таким образом мы объехали половину кольца, покинув вагон лишь на остановке «Млечный путь», где находилась одноимённая гостиница.

Андрей Витальевич действительно неплохо изучил план «Колхиды» и почти не мешкал, выбирая нужный уровень или поворот. Но я-то излазила «Колхиду» сверху донизу и всегда знала, какой тоннель не имел боковых ответвлений, чтобы не тащиться следом, рискуя попасться Бондарю на глаза, а перехватить его в конечной точке маршрута.

Платье, ещё недавно вызывавшее целую гамму восторженных чувств, теперь раздражало своим неудобством. Я то и дело спотыкалась и путалась в пышном подоле.

– Ты похожа на Золушку, сбежавшую с бала, – пошутил Валентин, когда я в очередной раз наступила на юбку и тихо ругнулась сквозь зубы.

– Да? А вот так Золушка делала? – Разозлившись, я расстегнула пуговицы на спине и стащила многослойное платье через голову, оставшись в одной нижней сорочке из атласа телесного цвета на тонких бретельках. Сразу стало зябко и непривычно легко.

– Ага, в одном фильме для взрослых.

Парень подмигнул с похабным видом, я шлёпнула его по плечу, и мы поспешили дальше, сокращая отрыв. Бондарь постукивал каблуками начищенных туфель далеко впереди, поднимаясь по гулкой железной лестнице для персонала. Пришлось перейти на рысцу, чтобы не упустить, в какую сторону он свернёт.

Ага, объект направлялся в главный зал семнадцатого блока, где находились магазины, аттракционы для детей и всякие клубы по интересам, вроде сообщества любителей шахмат. Хорошо, что слежка выпала на позднее время, когда вместо ярких прожекторов включились голубоватые ночники. Нам не пришлось протискиваться сквозь толпу, вышедшую поразвлечься после работы, и отвечать на неудобные вопросы по поводу моего вида.

Магазины и клубы закрылись, погасла подсветка у витрин, остановила бег карусель с игрушечными лошадьми, разрисованными ромашками и васильками. У входа в пустой кинотеатр валялся картонный стакан с просыпавшимся попкорном. Хуже, что помещение было просторным и лишённым колонн или перегородок. Пришлось перемещаться короткими перебежками, прячась за качелями и приседая за спинками лавок.

Под ногой что-то зашуршало. Я застыла, не решаясь сделать следующий шаг. Бондарь тоже остановился, прислушиваясь. По счастью, полночные брожения разбудили местную любимицу, полосатую кошку по кличке Муся. Та спрыгнула с пластикового седла одной из лошадей, потянулась и с вопросительным мяуканьем потрусила к Андрею. Потёрлась о джинсы, выгибая спину и задирая хвост. Бондарь наклонился и почесал подставленную мордочку с розовой мочкой носа.

– Прости, нет для тебя ничего. В следующий раз захвачу.

И пошёл дальше. Я хотела продолжить движение, но Валентин меня придержал, ткнув пальцем под ноги. Опустив глаза, я беззвучно охнула: весь пол был усеян опавшими листьями, высохшими и свернувшимися в трубочку. Я перевела взгляд выше. С вертикальной клумбы свисали поникшие стебли, кое-где с остатками зелени и нераскрывшимися бутонами. И так было повсюду. Вместо пышных зарослей из стендов торчали голые ветки, казавшиеся чёрными в полумраке. Сухие листья усеивали дорожки между павильонами и детской площадкой, словно мы находились не на космической станции, а в осеннем парке на Земле. Только это было неестественно, неправильно, и потому не вызывало ни малейшего желания прыгнуть в пахнущую терпкой сыростью кучу и с шумом раскидать её ногами.

– Смотри. – Валентин раздвинул стебли, открыв ячейку с питательным гелем, густым, словно желе. Между погибших растений пробивались белые, покрытые слипшимися ворсинками ростки.

– Ёшки-матрёшки… И вон там тоже. Да оно везде! – Я поёжилась, замечая всё новые и новые признаки непонятной и чуждой человеку жизни. Захотелось немедленно выдрать всю эту гадостную щетину, растоптать, бросить в печь для мусора и спалить. – Что это, как думаешь?

– Не знаю. Но ему всё равно, где расти. – Валентин указал на качели, с перекладины которых тоже свисала лохматая бахрома. – С такой скоростью скоро вся станция превратится в джунгли. Может, это не растения, а водоросли, они бывают чертовски живучими. Вроде австралийской посидонии… Не понимаю, почему в лаборатории не забили тревогу. Хотя, есть одно подозрение…

– Ты о чём?

– Помнишь семя, которое я забрал на анализ?

Я энергично покивала. Такое забудешь.

– Я запустил расшифровку ДНК, но программа выдала ошибку, компьютер завис. Пока ходил за сисадмином, семя исчезло. Возможно, его просто выкинули, я вообще-то не имел право занимать чужое место. Но вдруг заражённых гораздо больше, и кто-то из них проник и в лабораторию?

– Ужас…

По спине, едва прикрытой лёгким атласом, пробежал холодок. Я вспомнила изуродованных людей в Настиной квартире, жрущих гнилые овощи прямо с пола. Сперва она действовала в одиночку, потом подсадила семена в соседей. Те, в свою очередь, могли заразить кого-то ещё. А дальше покатилось по нарастающей… Семя меняет внешность и разум людей, и не в лучшую сторону. Но как быстро это происходит? За час, за два, за целый день? Получается, никому нельзя доверять…

Ёшки-матрёшки! Пока мы глазели на кошмарные побеги, силуэт Бондаря успел раствориться в сумраке коридора, и даже звук его шагов поглотило дыхание станции, рождавшееся из бесконечного гула машин, громыхания грузовых лифтов, шипения моторов-редукторов шлюзов и гермодверей. Мы побежали вперёд, больше не таясь, и метров через двести наткнулись на перекрёсток. Валентин развернул карту в смартфоне, для удобства спроецировав её на металлическую переборку. Я наморщила лоб, вспоминая, какой поворот куда ведёт.

Так… Вот эта прямая и узкая кишка, где вечно воняло плесенью, соединялась с проходом в соседний блок. Но если бы Андрей направлялся туда, логичнее было бы выйти не на этой станции, а на следующей. Налево располагались раздевалки со скафандрами и шлюз для выхода на поверхность кольца. Пользовались ими только рабочие, обслуживающие холодильники-излучатели и солнечные батареи, вход строго по пропускам. А вот дорога направо вела в три перетекавших друг в друга зала, последний из которых был тупиком. В первом располагался пункт связи, во втором – гостиница «Млечный путь», а в третьем – самый глубокий бассейн «Колхиды», где обычно проводились разные тренировки.

Раньше никакого «Млечного пути» не было, а на его месте находился центр профессиональной переподготовки, к которому относился и бассейн. Но потом выяснилось, что гостиница на «Колхиде» нужна больше, и центр переоборудовали, превратив классы в неплохие номера.

Мне показалось, что эти три локации, работавшие круглые сутки, были более перспективны.

– Направо! – скомандовала я.

Через сотню метров мы очутились в помещении с десятью кабинами, по пять с каждой стороны. Благодаря занавескам, подвешенным на штангах с помощью колец, пункт связи больше напоминал примерочную в магазине. Но вместо зеркал внутри располагались терминалы для записи видеосообщений. Их пересылали с помощью лазерного луча, направленного на Землю, Марс или куда там забросило адресата. До Земли запись шла около двадцати минут. После переезда я часто болталась в семнадцатом блоке, пытаясь общаться с оставшимися дома приятелями, но постепенно дружба сошла на нет. Разве это разговор, когда реплики собеседника приходится ждать по сорок минут?

В центре комнаты располагалась мягкая зона с двумя креслами и диваном, где обычно болтали, дремали или копались в телефонах в ожидании своей очереди посетители. Связь была дорогой, пропускная способность луча – ограниченной. Пункт работал круглосуточно, поскольку погрузочно-разгрузочные работы на станции никогда не прекращались. Не было такого, чтобы на диване не изнывали от ожидания хотя бы два-три менеджера, спешащих принять накладные или заверить заказчика, что груз уже в пути. А возле автомата с орехами и шоколадом частенько околачивался пилоты и навигаторы, выбирая, чем запастись на следующий рейс. Но сегодня в зале не было никого.

– Ты не обратил внимания, на дверях не висело никакого объявления? – шёпотом спросила я у Валентина.

– Не заметил. А почему ты спрашиваешь?

– Куда все подевались? Это странно.

Валентин пожал угловатыми плечами.

– Наверное, всех прогнали. Это же место преступления, раз Бондарь сюда пришёл.

– Тогда бы всё перегородили, поставили охрану. Нам же никто не помешал сюда зайти.

– А если…

– Тс-с-с! – я перебила Валентина, приложив палец к губам и кивнув на противоположный конец зала, где имелся ещё один выход. Через него можно было попасть в гостиницу и находившийся за ней бассейн. Мне почудились голоса.

Нет, не почудились. В коридоре показалась фигура, окликнувшая Бондаря по имени. Судя по грузным очертаниям и тяжёлой неторопливой походке, из гостиницы вышел начальник отдела безопасности подполковник Яшин, которого на станции из уважения звали просто Полковник. Был он старым, хорошо за шестьдесят, с редкими седыми волосами и наметившимся под форменным кителем брюшком. Однажды отец попросил Полковника прочитать мне лекцию о пагубных последствиях нехорошего поведения. Мы провели в кабинете ровно десять минут. Всё это время Полковник просидел молча, с каменным лицом, точно также поглядывая на часы, как и я.

Мы с Валентином, не сговариваясь, нырнули в кабинку и задёрнули занавеску. Внутри оказалось тесно, воняло потом и курицей, жаренной во фритюре. Сенсорная клавиатура терминала была измазана каким-то соусом, в углу валялась скомканная вощёная бумага. Последний посетитель кабинки оказался той ещё свиньёй. Я заняла прикрученный к полу табурет, Валентин втиснулся между ним и стеной, прижавшись животом к моему плечу.

– Ты чего пыхтишь?

– У меня нос чешется. И стол ребром в спину упёрся, – пожаловалась я.

– Не вздумай чихнуть!

– Это зависит не от меня.

– А от кого?

Пока мы препирались, ожил терминал, среагировав на присутствие человека. На экране всплыли крупные буквы, ярко-красные на чёрном фоне. Сообщение помигало, привлекая внимание: «Услуга временно недоступна. Из-за коронарного выброса масс оборудование для связи вышло из строя. Ведутся ремонтные работы».

– Ты в это веришь? – шёпотом поинтересовался Валентин. Красный отсвет от терминала разделил его лицо пополам, придав ему сходство с рисунком из комикса.

– Ни на грош, – хмуро ответила я, помотав головой.

Ситуация ухудшалась. Наши предполагаемые противники, как обозначил их Бондарь, нанесли следующий удар. Успел ли Андрей Витальевич отправить сообщение своему человеку на Земле?

Я оттянула край занавески и выглянула в щель. В зелёном пятне света, отбрасываемом лампой табло с надписью «Вход», стоял Полковник. Одетый, как всегда, по форме – в тёмно-синий китель с нашивками на плечах и груди, голубую рубашку и наутюженные брюки. Из-за козырька фуражки, низко надвинутой на лоб, глаза оставались в тени. Почему-то мне показалось, что Полковник помолодел.

– Андрей Витальевич, почему вы покинули пост?

– Странное дело, – ответил Бондарь, с задумчивым прищуром поглядывая на гермозатвор. – Мне пришло сообщение, что постояльцы гостиницы вторые сутки не покидают номера и не отвечают на звонки. Но потом запрос удалили без объяснений.

– Вас зря побеспокоили, возвращайтесь в парк. Ситуация взята под контроль.

– Хорошо. – Андрей равнодушно пожал плечами. – А что там случилось?

В голосе его звучало лишь лёгкое любопытство. Но мне уже был знаком этот якобы безразличный тон.

– Постояльцам стало плохо, у троих диагностирована лихорадка Бортеньоля. Всех отправили в медицинский блок, гостиницу закрыли на санитарную обработку.

– Понятно, – всё так же спокойно ответил Андрей, развернулся, заложив большие пальцы за ремень джинсов, и ленивой походкой направился к лестнице. Полковник проследил за удалявшейся фигурой, пока та не скрылась в темноте. Затем почесал щёку, с досадой глянул на пальцы, испачканные в чём-то вроде краски, вытер их платком и тоже ушёл.

И только тогда я сообразила, что с ним не так.

У Полковника было суровое, багрово-коричневое лицо с загрубелой кожей, покрытой ямками и красными звёздочками лопнувших сосудов. В молодости он подолгу работал в открытом космосе, а в те времена защита скафандров была далекой от совершенства. Частая смена давления и солнечная радиация наложили на его внешность специфическую печать. Но сейчас кожа выглядела ровной и на два тона светлей.

– Пошли, никого нет, – шепнул Валентин.

– Андрей Витальевич скоро вернётся, – убеждённо ответила я.

– Зачем? Он же не врач.

– Брехня, нет там никакой лихорадки. Полковник намазался тональным кремом. Ты можешь представить военного пенсионера, тридцать лет проработавшего в космосе, озабоченного отсутствием румянца или тем, что у него прыщик вскочил? Он заражён.

Валентин помрачнел. Шаги Полковника, эхом отдававшиеся в пустом зале, стихли вдали. Мы затаились в кабинке, стараясь поменьше ворочаться и говорить. Когда у меня затекла нога, а в голову начали закрадываться сомнения, не ошиблась ли я, стройный силуэт Бондаря обрисовался на фоне стены. Бесшумно скользнув мимо кабинок, Андрей Витальевич остановился у гермозатвора и поднёс карточку сотрудника охраны к электронному замку. На дисплее загорелся красный крест с подписью «Уровень допуска недостаточен. Проход запрещен».

– Ага, попался!

Андрей, наклонившийся, чтобы изучить стальную накладку на замке, резко выпрямился, придержав шляпу на затылке.

– Как вы сюда попали?

– Ногами, – буркнул мой спутник.

– Ты – Валентин, я правильно понимаю? – Дождавшись неохотного кивка, Бондарь продолжил: – Валентин, бери Дашу и возвращайтесь на танцы.

– А ты не вернулся, хотя получил прямой приказ, – заметила я.

Бондарь усмехнулся уголком рта.

– Туше. Но Даша, я серьёзно. Не стоит здесь разгуливать, да ещё без… в таком наряде.

– Значит, тебе совсем не нужна наша помощь?

Я вытащила из крошечной сумочки, прилагавшейся к платью и оставшейся болтаться на поясе, копию пропуска отца. Демонстративно покрутила поблескивающий серебром прямоугольник, поднесла к замку. Красный крест сменился зелёным кругом, что-то звучно лязгнуло внутри металлического полотна.

– Отдай. – Андрей Витальевич требовательно протянул руку.

– Нет. – Я помотала головой, спрятав карточку за спиной.

– Дарья, ну что за детский сад! Я ведь могу…

Бондарь не договорил, закашлявшись в поднесённый ко рту кулак. Валентин скривился, наморщив нос, а я зажала пальцами ноздри: из шлюза, находившегося за гермозатвором, хлынула чудовищная вонь.

Глава 9

Чем именно воняло, было не определить. Словно неподалёку прорвало канализацию, куда маньяк-убийца долгие годы сбрасывал трупы, не догадываясь, что этим же местом пользуется повар-кондитер, избавлявшийся от неудачных сиропов и желе. В общем, сложный запах. Но такой резкий, что даже у Бондаря заслезились глаза. Пользуясь тем, что мужчина часто захлопал ресницами, пытаясь проморгаться, я прыгнула в тамбур и шлёпнула пропуском по дверям, ведущим в гостиничный холл.

– Догоняйте!

И боком юркнула в щель, не дожидаясь, пока створка отодвинется до конца.

В холле я догадалась достать из сумочки платок, щедро надушенный мамиными духами. Приложила к носу и только тогда сумела вздохнуть и оглядеться.

В гостинице было сумрачно и душно. Судя по застоявшемуся, неподвижному даже под жабрами кондиционера воздуху, вентиляцию в помещении давно отключили. Прямо передо мной помигивал, угасая и снова загораясь, экран автоматической стойки регистрации. Все номера на схеме были помечены красным, снизу бежала строка: «Мест нет! Приносим свои извинения. Мест нет!». Корпус стойки оплетали скользкие на вид корни и какие-то наросты, похожие на шляпки грибов. Из динамика исходил надоедливый писк, действовавший на нервы.

Писку вторили светильники, с тихим треньканьем мерцавшие по углам. Резкие чернильные тени то появлялись, то забивались под кресла, то накладывались друг на друга, рисуя узор на полу. Дешёвый ковролин вспучился волнами, как и старомодные обои с рисунком из золотых листьев. Присмотревшись внимательнее, я заметила, как шевелятся длинные бугры, меняя положение и форму. Точно также переползали по стенам щупальца в туалете Настиной квартиры.

Я вскинула руку, остановив Валентина и не позволив ему наступить на лиану. Или длинный корень. Или ещё какую неведомую фигню… Прошептала, указав пальцем вниз:

– Осторожно, они живые.

Парень кивнул и перешагнул ёрзающий под ковролином бугор, выбрав участок поровней. Следом из шлюза показался Андрей. Огляделся, поцокал языком, больше ничем не выдав эмоций. Всё-таки выдержка у него была на зависть. Я пристроилась в хвост процессии, на цыпочках перепрыгивая с места на место. Лампы работали еле-еле. Боясь не заметить подкравшийся снизу отросток, я достала смартфон и включила приложение с фонарём.

Пятно света заметалось по стене, выхватывая из серого сумрака фотографии первых советских спутников, двух мохнатых дворняжек в забавных жилетах, объявление с паролем от вайфая, какие-то сертификаты. Загорелся ещё один луч, скользнув по торговому автомату, где продавались бутылки с газировкой и шапочки для плавания из пупырчатой резины.

– Как же быстро растёт эта дрянь, – пробормотал Валентин, направив фонарь в потолок. Клубок лиан, покрытых подрагивающим ворсом, немедленно зашевелился. Отростки распрямлялись, выпутываясь из узлов, и с влажным шуршанием стремились к свету. Выругавшись сквозь зубы, парень переместил луч на стойку регистрации, на окончательно погасшее табло со схемой номеров.

Первый труп мы обнаружили на диване. На сиденье, обитом потрескавшейся экокожей, полулежала женщина в деловом костюме. Одна её рука была запрокинута на валик подлокотника, другая хваталась за горло, будто при жизни что-то мешало дышать. Между раздвинутых пол пиджака, прямо сквозь блузку, когда-то светлую, а теперь пропитанную кровью, торчал сноп затвердевших лиан. На острых верхушках, словно на наконечниках стрел, повисли клочки ткани и засохшие лоскуты содранной кожи.

Я прижала ладони к векам и задержала дыхание, борясь с тошнотой и подступающими слезами. Лишённый эмоций голос Андрея произнёс:

– Посвети сюда. А теперь выше, спасибо.

Бондарь изучил рану на животе мёртвой женщины. Валентин же, бледный и испуганный, но сумевший взять себя в руки, подцепил бейджик в прозрачном пластиковом чехле, прикрепленный к карману пиджака.

– Филипенко Лариса Михайловна, менеджер контроля качества ЗАО «Тантал».

Под должностью был напечатан чёрно-белый логотип в виде короны.

– Ты вроде растениями занимаешься? – Андрей Витальевич продолжил осмотр, переключившись на пронзившие жертву лианы. – Как думаешь, почему эти не прижились?

– Во-первых, не факт, что это растения, – возразил Валентин слегка осипшим голосом. Закашлялся, облизнул пересохшие губы. – В нашем языке, скорее всего, и слова подходящего нет. А во-вторых, может они не умерли, а впали в анабиоз? Некоторые земные семена сохраняют всхожесть невероятно долго. Известен случай, когда проросли семена лотоса, пролежавшие в торфяном болоте больше тысячи лет.

Пока Валентин читал лекцию про обезвоженные лишайники и мхи, я думала о погибшей женщине из ЗАО «Тантал»… В голове что-то щёлкнуло, словно провернулись несуществующие шестерёнки. Всё началось с грузового отсека, где робот проломил контейнер с образцами пород. Который, как позже выяснилось, принадлежал именно «Танталу». Я даже вспомнила нарисованную на нём схематичную корону с пятью зубцами. Из контейнера посыпались булыжники и мелкие камни. Настю протащило сквозь них, она поперхнулась и перестала визжать. И этот странный запах… Его я тоже почуяла именно тогда!

Я торопливо пересказала ход своих мыслей. Бондарь покивал, будто давно это предполагал.

– Надо осмотреть номера, – скомандовал он, окончательно смирившись с нашим присутствием. – Но будьте внимательны и ни к чему не прикасайтесь.

– А то бы мы не догадались. Как же не погладить такую красоту? – с неприкрытым сарказмом ответил Валентин, подсветив лиану, отличавшуюся от других: поверхность её была тёмной, с хищными жёлтыми полосками, а вместо ворса по всей длине топорщились шипы. У меня в голове мелькнула совершенно неважная мысль: «Интересно, за что Валентин невзлюбил Андрея? Вроде бы только познакомились».

Мы обогнули стойку регистрации и перебрались в коридор, тщательно выбирая место, куда поставить ногу. Собравшись с духом, я поднесла карточку к замку на первой двери. Раздался щелчок, из номера хлынула волна горячего влажного воздуха, напомнив мамину рабочую оранжерею. Только в её кабинете пахло цветами, а здесь… Тонкая сорочка прилипла к телу, обрисовав всё то, что вообще-то должна была прикрывать. Я залилась румянцем, хотя обоих мужчин мои прелести совершенно не заинтересовали. Шагнув за порог, я поняла, почему.

Мы с родителями останавливались в «Млечном пути» в первые дни после прилета на «Колхиду». Несмотря на дурацкое название и отдающий нафталином интерьер холла, сами номера были ничего: в каждом имелись капсула для сна с ионизацией воздуха, душ, неплохой набор мебели, включая стильные кресла в виде вращающегося яйца. Сквозь прямоугольный иллюминатор открывался вид на чёрную бесконечность с брызгами звёзд. Комнаты примыкали к внешней оболочке кольца, наружная стена была слегка закруглена, что подчёркивали расположенные по контуру ленты светодиодов. Имелись даже напольные вазы с какими-то колючками, покрытыми серебряным напылением.

Вся эта провинциальная роскошь исчезла под слоем лиан. Они оказались разными. Одни были толстыми и щетинистыми, медленно ползущими по потолку, словно сытые змеи. Другие – толщиной со шнурки для обуви и такие же по длине. Эти свисали, собравшись в охапки, с концов которых капала мутная жижа. Третьи больше всего напоминали бесконечно длинную колбасу из сырого мяса с прожилками. Они не двигались, но пульсировали и набухали, вызывая неприятную ассоциацию с брюшком насекомого, присосавшегося к жертве. Четвёртые – плотные, блестящие, усеянные шипами – походили на помесь плети с колючей проволокой.

– Ёшки-матрёшки, – прошептала я, и одна из ползучих лиан пошевелила безглазой головой. Приложив палец к губам, Бондарь отступил обратно в холл.

В следующем номере тоже царил сумрак, потому что лампы затянуло налётом, похожим на слой жира на давно не мытой плите. За стены цеплялись белёсые пучки, похожие на прилипшую к переборке испорченную лапшу фунчозу. Больше всего их было над спальной капсулой со сдвинутой крышкой, где спиной ко входу лежало тело. Мужчины или женщины – не понять. Форменный комбинезон сгнил и распался на волокна, хотя прошло не больше двух суток, не мог он так быстро истлеть. Выпуклые косточки позвонков натянули бугристую, мокрую на вид, готовую лопнуть как перезрелая хурма кожу. На матрасе расплывались серые пятна. Но больше всего меня напугал не вид разлагающейся плоти, а то, что она была буквально пришита лианами к корпусу капсулы, словно нечто захотело срастить человеческое тело с механизмом.

На капсуле загорелись лампочки. Мертвец затрясся, словно сквозь него пропустили разряд. Я бросилась вперёд в глупой надежде помочь, сделать хоть что-нибудь. Но Бондарь меня перехватил и прижал к себе, щекоча горячим дыханием ухо: «Невозможно выжить с такими травмами. Это уже не человек. Не человек, слышишь? Успокойся или ты всех погубишь. Ты сильная девочка, я знаю, соберись».

Из глаз неудержимым потоком хлынули слёзы. Я разревелась, как глупый ребёнок, хлюпая носом и елозя щекой по его пиджаку. Почудилось, что в капсуле корчился в судорогах отец. Или мама. Или младшая сестра. А Андрей всё гладил меня по голове, приговаривая: «Тш-ш-ш, всё будет хорошо, всё будет хорошо». Через некоторое время я замерла, загипнотизированная его голосом. Боль и страх сменились какой-то давящей тоской.

Шмыгнув носом в последний раз, я высвободилась из объятий, стыдливо промямлив:

– Я в норме.

– Не надо было тебе сюда приходить, – участливо шепнул Валентин. – Дурак, что послушал.

– Ты здесь не при чём, – я потёрла распухший от плача нос. – Там ещё одна комната, дальше по коридору. И лестница на следующий уровень, где остальные номера.

Третий номер претендовал на звание полулюкса. Просторное помещение разделяли надвое занавески из флюоресцентных нитей от пола до потолка. За ними виднелись софа, стол с графином и бокалами на подносе и даже подобие камина с проекцией тлеющих углей. Откуда-то доносились хрипы и тихое бормотание, будто неподалёку задремал под новости старик.

Валентин, проследив за тянущимися через номер лианами, указал на источник звука – неплотно прикрытую дверь. Парень жестами показал Бондарю, что собирается её распахнуть. Тот кивнул и вытащил из кобуры пистолет. Я отодвинулась на несколько шагов, стыдясь недавней жалкой сцены и боясь опять сорваться и чем-нибудь помешать. Валентин занял место справа от косяка, Бондарь поднял полусогнутую в локте руку, наведя оружие на проход.

– Давай, – одними губами произнёс Андрей Витальевич.

Я задержала дыхание на вдохе, словно это чем-то могло помочь. Толкнув створку, Валентин отступил вбок.

За дверью находилась ванная комната, отделанная белой кафельной плиткой. Большую часть пространства занимало джакузи. Через мраморный бортик с тихим плеском переливалась алая от крови вода. Черви-лианы цеплялись за край и исчезали под плавающей на поверхности розовой пеной. В центре джакузи они выныривали из воды и вздымались вверх, к потолку, удерживая на весу голое, раздутое, изуродованное тело того мужчины, что приходил в отделение ругаться по поводу вскрытого контейнера «Тантала».

Его несложно было узнать: лицо со лбом, переходящим в залысину, и мясистым носом полностью уцелело. Глаза были закрыты, но губы шевелились, издавая тихое бормотание: «Я чую новые возможности… Когда был мальчишкой, едва не устроил потоп… Не подпускайте к нему ремонтников, на Земле разберутся… Пока не прибудет в офис… Ты говоришь – риск, я говорю – вызов… Новые материалы… Дороже лития…». Правое запястье двигалось так, словно мертвец держал ручку и что-то подписывал. Мертвец, потому что никто не живёт, когда вся кровь утекла в джакузи.

– С Настей было также, – заметила я, всхлипнув и обхватив себя за плечи, хотя в комнате было жарко. – Когда её придавило, словно ненадолго включилась запись… её прежней…

– Тише! – насторожился Валентин. – Что это?

Сквозь шуршание, поскрёбывание щетинок и плеск воды послышался звук, с каким отъезжает створка гермодверей.

Бондарь подвигал двумя пальцами, изображая шаги по лестнице. Я покачала головой: оттуда точно будет не выбраться.

– Из гостиницы есть другой выход? – спросил Андрей, перейдя на еле различимый шёпот.

– Да, в бассейн. Но дальше тупик.

Мы вернулись в гостиную. Валентин указал на планшет, лежавший на журнальном столике рядом с графином. Явно дорогой, в обложке из змеиной кожи с тиснёной золотом короной с пятью зубцами.

– На нём может быть информация. Попробую достать.

– Только быстро. – Бондарь замер у выхода, держа пистолет в опущенной руке. Со стороны холла, где мигала и попискивала сломанная стойка регистрации, доносились шаги. Да не одного человека, нескольких.

Как на зло, лианы плотно оплетали журнальный столик, собравшись вокруг изогнутой полумесяцем подставки в пульсирующий комок. Валентин поднял ногу, выискивая просвет среди скользких мясистых тел. Нашёл, аккуратно опустил ботинок и перенёс на него вес, пытаясь дотянуться до планшета кончиками пальцев.

– Твою мать! – тихо выругался парень, впустую болтая рукой в двух сантиметрах от корешка обложки.

– Брось его, пойдём, – шёпотом попросила я, вздрагивая от каждого звука, доносившегося из холла. Сначала там просто ходили, потом стали двигать со скрежетом что-то тяжёлое, стойку или диван.

Но упрямец нагнулся ниже, чудом балансируя в раскоряченной позе. С натужным кряхтением подцепил обложку за уголок, подтянул к краю стола… И едва не завалился лицом вперёд, в последний момент переставив ногу, с сочным чавканьем угодившую в сплетенье кишок.

– Вот чёрт… – выдохнула я, глядя, как зашевелились стены и пол полулюкса. Всё вокруг разом пришло в движение, словно мы попали в муравейник, куда плеснули кипятком.

Шипастая плеть скрутилась в петлю и распрямилась, по косой рассекая воздух. За ней другая вслепую попыталась поймать чужака. Лианы, приподняв безглазые головы, рваными зигзагами стягивались к столу.

Валентин пригнулся, уходя от броска самой шустрой, сграбастал планшет и выдернул ступню из кишок, оставив в скользком узле ботинок. Прыгнул задом наперёд, не успев повернуться. Споткнулся, но отбил плеть ударом ноги и выставил планшет, прикрываясь им как щитом. Подкравшаяся со спины кишка раззявила пасть, полную мелких зубов-крючков, но её подстрелил Андрей. Кишка брызнула слизью и ошмётками, рухнула на пол, но продолжила извиваться всем своим длинным кольчатым телом.

– Сюда! – Выбежав в коридор, я указала на переход в гостиничный бар, откуда можно было попасть в бассейн. Бондарь схватил меня за руку и потащил за собой. Мы выскочили за поворот и принялись лавировать между столиков, заставленных чистыми чашками и тарелками. Похоже, здесь готовились к завтраку, когда всё произошло. Из входа на кухню высовывались посиневшие ноги официантки.

Последним мчался Валентин, зажав под мышкой планшет. При этом он умудрился схватить поднос с посудой и зашвырнуть куда-то назад. Послышался звон, болезненный вскрик. Прежде, чем скрыться за поворотом, я оглянулась. Лилина мать, в цветастом спортивном костюме и одних носках, бежала по битому стеклу. Из живота её, свешиваясь сквозь расстёгнутую молнию олимпийки, торчали щупальца, ритмично мотавшиеся от тряски. Это было настолько жутко и комично одновременно, что я не сдержала истеричный смешок. Её догоняли человек шесть или семь.

– Там мой руководитель практики, из лаборатории, – выпалил Валентин на бегу.

– И люди из охраны, – добавил Андрей.

– Они повсюду! – заключила я, вытаскивая пропуск и прикладывая его к глянцевой панели считывающего устройства.

Мы перескочили в тоннель, отделённый от бара обычной сдвижной дверью, не гермозатвором.

«Закрывайся давай, скотина!» – мысленно поторопила я створку, целую вечность ползущую по направляющей к косяку. Как только дверь с щелчком утвердилась в пазах, Бондарь выстрелил в замок. В центре экрана возникла дыра, в глубине которой заискрили, воняя горелой изоляцией, повреждённые контакты. Андрей Витальевич перевёл дыхание, стянул шляпу и помахал ей перед лицом.