Читать книгу: «Сокол: Пылающий туман», страница 4

II. Трое входят в город

В груди появилось жжение, заставившее его застонать и открыть глаза. Вместо комнаты того прокля́того дома, где он прежде находился, Сокол увидел… пустоту. Кругом – лишь белый свет, такой неестественный и совсем несвойственный для реального мира.

Неужели он… погиб?

Боль, прежде донимавшая его, отошла. Сокол почувствовал небывалую лёгкость, вызвавшую в нём неясные, но почему-то радостные эмоции.

Он не знал, лежал ли сейчас или всё же стоял – гравитации в этом мире, насколько ему удавалось судить, не существовало, – однако Сокол сделал шаг и оказался на твёрдой, вполне материальной поверхности.

Значит, он всё же стоял.

Сокол прошёл ещё немного, прежде чем обернулся. Наёмник, надеясь заметить хоть какое-то изменение в пространстве, ощутил горечь разочарования, когда осознал, что не произошло ровным счётом ничего. Всё оставалось по-прежнему раздражающе белым, ненормальным и невозможным.

– Дерьмо…

Сокол, закусив губу, похлопал себя по карманам – в них не нашлось ни одной полезной вещи, которая могла бы ему помочь. Он был практически беззащитен против опасности, если она, конечно, собиралась его здесь настигнуть.

Куда же наёмник угодил? И что ему теперь делать?

Будучи совершенно растерянным и морально убитым, Сокол, осторожно передвигаясь, совсем не хотел подыхать в забытом самим Сущим месте. В этот раз он не желал пускать всё на самотёк, чтобы кто-то, а не он сам распоряжался своей судьбой. Сокол должен вернуться обратно, сделать всё от него зависящее для… А для чего? В прошлый раз его поступки не привели ни к чему хорошему. И какой, интересно, толк возвращаться в суровую реальность, где его наверняка поджидал новый ужас?

Он чем-то болел. Сокол не имел ни малейшего представления, как это объяснить, только с его телом творилось что-то не то. Оно предавало его, не подчинялось и только мешало, издеваясь изощрёнными способами над своим хозяином и подбрасывая ему ещё больше испытаний на выдержку.

Сокол подумал о проклятии: что на той ненавистной книге стояли ниврийские печати, разрушенные из-за его неуёмного любопытства. Он решил, что страдания, выпавшие на его долю после храма, – это длинная пытка, в конце которой его поджидала ещё более мучительная кончина.

Сокол поёжился от жутких мыслей.

Когда смерть оказалась так близко, он понял, что совсем к ней не готов.

Людская плоть всегда являлась податливым материалом, как и людское, скотское сознание.

Сокол судорожно развернулся в сторону, откуда раздавался глубокий, спокойный голос, сквозивший превосходством над всеми живыми существами. Куда бы наёмник не поворачивался, он слышал его везде. Всё место казалось одним голосом – таким опасным и одновременно с этим – манящим.

Напрасно надеяться, что вы, смертные, когда-нибудь изменитесь. Ваши низменные инстинкты вызывают презрение.

– Я не боюсь тебя! Уяснил?! Не боюсь!

Голос низко рассмеялся, и этот смех пробирался в мозг, в каждую извилину. Он пульсировал и усиливался, вызывая животную панику.

Ах, конечно же. Как я мог забыть про этот досадный момент. Жалкие людишки всегда думают, что их бесполезной жизни угрожают. Но они никогда не поймут, что никому не нужны.

– Если ты… – Сокол, стараясь сосредоточиться, отрывисто задышал. – Если ты планировал меня напугать, то спешу огорчить. Твои возвышенные речи не напугают даже годовалого ребёнка, урод!

Что-то медленно оплетало Сокола. Сначала ноги, а потом – тело. Он предпринял попытку вырваться из невидимых пут, правда, резкий захват шеи поумерил пыл. Что-то, не жалея сил, беспощадно сдавливало горло и перекрывало ему необходимый кислород. Перед глазами Сокола поплыли круги, и он, без всякой возможности пошевелиться, захрипел.

Белый свет приобрёл опасный ярко-красный оттенок. Он предупреждал, но Соколу, находившемуся на последнем издыхании, совсем не было до этого дела.

Ты не имеешь права так бестактно разговаривать со мной, жалкое недоразвитое животное. Единственное твоё право – это внимать и подчиняться. На большее ты просто не годишься.

– П-по… шёл… т-ты…

Послышался оглушающий хруст – это невидимая сила оплела своими щупальцами человеческую руку и сломала её.

Из глаз Сокола брызнули слёзы. Боль – невыносимая – и любой бы потерял от неё сознание. Это была бы сказочная благодать, только Сокол не отключался. Он застрял в этом кошмаре без шанса из него выбраться.

Я неоднократно убеждаюсь в том, что люди не понимают цивилизованной речи. Впрочем, на что я вообще надеюсь, если вы молитесь своему Сущему?

Шею перестало сдавливать, однако боль от сломанной руки так и не прошла. Сокол, глубоко наплевав на размышления голоса, думал лишь о том, как упасть в обморок и избавиться наконец от гадких ощущений, выворачивающих его наизнанку.

Какая жалость. Я снова перестарался и забыл, насколько вы бываете хрупкими.

Сила исчезла, и Сокол, висевший в воздухе, с грохотом повалился на твёрдую поверхность. Он, с трудом перевернувшись на спину, закашлялся и выплюнул кровь.

Твоя беспомощная оболочка не подходит мне. Это смертное, противное тело, пропахшее потом и алкоголем… Меня бы вырвало, если бы это было возможно.

Сокол, не способный ответить на оскорбление, издал тихий невнятный звук.

Увы, так уж вышло, что я застрял в тебе, бесполезное ты отродье. Мне невыгодна твоя смерть, и я сделаю всё, чтобы не умереть так убого вместе с тобой.

Сокол постарался подняться, но ему не удалось даже моргнуть. Перед его взором возникла фиолетовая, размытая сущность с едва прослеживающимися человеческими очертаниями; с каждым мигом они всё больше деформировались и искажались.

Я великий дух Ахерóн, и ты запомнишь моё имя и будешь повторять его как мольбу. Ведь теперь твой Создатель не умерший дракон, а Я.

***

– Дорогуша, ты как всегда не в настроении?

Вокруг – каменные безликие стены, угнетающие своей однотипностью. Лишь громадный овальный стол с тремя деревянными стульями, обшитыми алым бархатом, да висевшие гобелен и карта добавляли этому замкнутому помещению без окна хоть какое-то скудное разнообразие.

– Если ты ещё раз так ко мне обратишься, то ты будешь целоваться с полом.

Они – среднего телосложения подкаченный мужчина и высокая, худая женщина, – как и другие люди, работающие на благо Королевства, пускай и тайно, – находились под землёй, в сердце Ин-Нара – в столице Куллар. В загадочном и скрытом от посторонних глаз месте, куда не сунется никто, кроме тех, кого наделили Даром.

– Я уважаю тебя, дорогу-уша, но тебе придётся ой как постараться, чтобы меня завалить. Хотя, скажу честно, я бы с удовольствием оказался под тобой.

Эта притворная добродушная улыбка раздражала даже больше, чем смысл сказанных слов.

Светловолосая женщина, облачённая в чёрную длинную мантию, с белой маской в руке, грозно нахмурилась и лишь чудом удержалась от желания схватить магией шею мужчины и задушить его. Она бросила на него холодный взгляд, на что тот картинно закатил глаза.

– Не смей называть меня своим типичным ловеласным словечком. Иначе, поверь, тебе не поздоровится, – с презрением прошептала она. – Я не собираюсь терпеть твои убогие выходки, Ма́вор Адъя́р.

– Цирце́я Ви́га.

Невозмутимый голос раздался совсем близко, и Цирцея вместе с Мавором, как по команде, повернулись и встретились с тёмной фигурой Лидера, внушавшей трепет и уважение.

– Вы ведёте себя не как магистры, а как дети, которым дали особые игрушки. – Он прошёл в глубину зала, к столу с разбросанными на нём книгами и заметками, сделанными Цирцеей. – Если вы настолько некомпетентны, то я серьёзно задумаюсь над вашей отставкой. Впрочем, слишком радикально, не так ли? Лучше понизить до адептов.

Самый низший ранг – это послушники, исполняющие смиренную роль принеси-подай и не обладающие Даром. Цирцея и Мавор, будучи магистрами, стоящими на втором месте по важности после Лидера, с лёгкостью могли стать адептами – основной массой организации, но им никогда не светит роль послушников – из-за наличия Дара, сохраняющего остаточное присутствие в человеческом теле даже без подпитки, необходимой для временного пользования магией.

– Это нерационально, и мне даже не надо пояснять тебе, почему – ты сам прекрасно об этом осведомлён. – Цирцея вежливо поклонилась, пользуясь предоставленными благами и не обращаясь к нему на «вы». – Если один твой недалёкий человек прекратит меня провоцировать, то проблем не будет.

– Я тебя развлекаю, о, великолепный цветок!

Цирцея, прищурившись, презрительно глянула на Мавора, а потом, как ни в чём не бывало, вновь перевела всё внимание на Лидера. К сожалению, его лицо скрывали маска и капюшон мантии, поэтому она не могла понять испытываемые им эмоции.

Иногда это очень бесило. Вига не привыкла не видеть ни улыбки, ни глаз – ничего! Она сама следовала этой важной и, бесспорно, нужной конспирации, но её раздражало постоянно смотреть в беспристрастную черноту и гадать, радость ли под ней или печаль.

И если с Мавором всё предельно просто – уж на этом спасибо, – то с Лидером – нет. Цирцея не сомневалась, что она – единственная, кого это заботило. Адъяр и подавно не поднимал эту тему, поскольку его волновала лишь возможность выслужиться, не получив в процессе по шее. С его-то малюсеньким мозгом единственную информацию, какую он мог нормально обрабатывать, так это ту, которая завязана на еде и положении.

Гадость!

Почему он – не проклятый послушник? На худой конец – адепт? Почему являлся магистром? Да ещё рядом с ней!

– Есть ли успехи касательно поиска артефакта? – уточнил Лидер.

– Да, мы нашли коготь Малахóнда⁶ и… – начала Цирцея, и её перебили.

– Мне нужно перо нифи́на, а не коготь Малахонда, – спокойно указал Лидер и положил руки на стол. – Прошёл год, и на протяжении этого времени вы постоянно говорите мне одинаковые, ничего не значащие фразы. Мне надоело ждать, пока вы оклемаетесь.

– Конечно, но…

– Вечно есть какие-то «но».

– Мы ищем по всему Королевству, – упорно продолжила Цирцея и подошла к висевшей на каменной стене крупной карте. – Но мы не знаем, где утерянный артефакт. Мы потеряли связь и с Альбо, и с наёмниками.

– Мавор, – позвал его Лидер.

– Да?..

– Ты занимался поисками людей. Ты обещал, что им можно верить. Почему же вышло так, что и наш адепт, и они бесследно исчезли?

– Я понятия не имею, – беззаботно ответил Мавор и пятернёй пригладил отросшие коричневые волосы. – Я лично знал их командира. Он бы ни за что не кинул и не убил заказчика ради, духи подери, своей выгоды. Он хороший человек.

– Ага. – Цирцея фыркнула. – Очень хороший.

– Ты заблуждаешься, – с укором произнёс Мавор. – Он служил в городской страже в Кулларе, пока с ним не произошла трагедия. Он не какой-то наёмник, берущийся за дела чисто ради денег. У него есть честь.

– Что ж. – Лидер завёл руки за спину. – В таком случае есть смысл повторить то, что мы имеем.

– Каждую неделю одно и то же… – Цирцея безнадёжно выдохнула и положила палец на небольшую возвышенность, изображённую на карте. – Мы откинули варианты с врагами и ниврами. Альбо трус и идиот, но ему нужно было просто следить за тем, чтобы люди зашли и вышли, поэтому он бы справился с этой простейшей задачей. Сами наёмники, учитывая их безмозглость, навряд ли поняли, что за артефакт перед ними. Как Мавор сказал, их командир не согласился бы параллельно на вторую сделку с теми же ниврами.

– Ага. – Адъяр кивнул. – Я тоже сходил туда после всей этой драмы. Преграды, как в первый раз, больше не было. Значит, сила, покоившаяся в храме, вырвалась. Или уничтожилась сама по себе. Какой вам вариант по душе? Мне лично второй.

– Пепел, притащенный тобой, принадлежал людям. Аура… Энергетика, исходившая от него… какая-то чужая… Она несла смерть. Я никогда её не забуду. – Цирцея поёжилась. – Я не уверена, но я действительно думаю, что существо… или монстр… или ещё что-то – неважно, сейчас вполне спокойно гуляет по Солфасу. Не может быть так, чтобы массово погибли люди и при этом не разрушился храм.

Лидер медленно кивнул и тихо хмыкнул.

– Здесь что-то нечисто, – отметила Цирцея. – Вдруг это потенциальная угроза населению?

– Вы не в силах найти перо, которое по-прежнему почему-то считается утерянным. – Лидер, изучая собственную чёрную перчатку, издал смешок. – Если это всё же угроза, то как ты с ней справишься?

Цирцею задело это замечание.

– Я…

– Да. Ты. – Лидер небрежно махнул рукой. – Достаточно.

– Конечно. – Она покорно прижала к груди ладонь, слегка поклонившись.

– Ведьма вернулась в свой родной дом. – Лидер встал напротив Виги и обвёл пальцем на карте немаленькую тёмно-зелёную площадь, прозванную Болотом. – Это старая и злая женщина, похитившая немало младенцев. У неё есть одна могущественная вещичка, которую она украла когда-то у нивров. Приведите её ко мне. Вы оба.

– Мы можем отправить адептов…

Лидер неторопливо повернул голову к вякнувшему глупость Мавору, и тот обречённо сглотнул.

– Хотя мы можем отправиться и сами, да, Цирцея?

– Мы всё сделаем. – Она снова поклонилась. – Есть ещё какие-то указания?

– Обыщите её дом. Там могут вполне найтись другие любопытные артефакты.

– Хорошо.

– Собрание на этом окончено.

Лидер прошёл мимо стола и направился к выходу из унылой совещательной комнаты – в такой же каменный длинный коридор, освещаемый факелами. Когда звук от его шагов стих, Мавор обратился к Виге:

– Почему бы ему самому не пойти туда? Он же всяко нас опытнее.

– Потому что он очень занятой человек. – Она влепила ему слабую затрещину. – А мы так – пешки. Думай иногда своими мозгами.

– Лапушка, ты как всегда прикладываешь ко мне физическую силу… Меня это обижает!

– Сущий, Мавор, не начинай. Лучше заткнись.

– Как же я могу молчать, когда передо мной находится такая серьёзная и недоступная женщина?

Вига, раздражённо закатив глаза, равнодушно обошла мужчину: тратить на него силы было себе дороже. Адъяр специально донимал её, и поэтому самое лучшее для него наказание – это тотальное игнорирование.

– Я не хочу вести с тобой диалог. Ты скучный собеседник.

– Как жестоко! – Мавор скорчил гримасу и прижал ладонь к сердцу, изображая обиду века.

– Пожалуй, ты прав. Это повод стать тебе интереснее, – бросила напоследок Цирцея и тоже пошла к выходу.

Она по привычке засмотрелась на висевший гобелен с изображённым на нём бледно-красным цветком. Он имел необычное, но удивительно красивое название «Цинния», и с ним было связано достаточно событий, чтобы сейчас он стал их символом.

Цирцея сама предложила его. В память о дорогих людях, ушедших из жизни слишком рано.

***

Сокол очнулся с громким криком. Его голова то пульсировала, то проходила, то вновь пульсировала, вызывая приступ тошноты.

Стояла глубокая ночь, и только яркий костёр освещал пространство вокруг него. Когда он успел его развести?

– Я не буду спрашивать, какого духа… По крайней мере, сейчас, потому что потом ты обязательно мне всё пояснишь! – отозвалась Медея, появившаяся в поле зрения. – А пока… Оуви, неси воду! Живо!

– У меня есть имя, м-мисс… – с обидой пролепетало птицеподобное создание.

– Я сказала – живо!

– Уж-же бегу!

Оуви порылся в сумке, принадлежавшей, вероятно, Медее – так или иначе, она была куда больше и явно не походила на сумку Сокола. Он бы точно узнал свою собственность даже будучи в таком плачевном состоянии.

Когда оуви дал флягу Соколу, тот жадно приложился к горлышку и опустошил её почти до дна.

Стало немного легче.

– Что… Что происходит? – он, вяло спросив, постарался перевернуться на другой бок, в итоге сдался и остался лежать на спине. – Где мы?

На самом деле, его больше всего заботил вопрос, почему они живы, но задавать его так сразу казалось некорректным, поэтому Сокол решил себя приостановить.

– Мы в лесу, идиотина. У меня… У меня не хватит слов, чтобы описать всю палитру эмоций! Я сдерживалась и больше, имей в виду, не буду!

– Мисс, м-моему с-спасителю нужен отдых…

– Я зажарю тебя и даже не постесняюсь испытать удовольствие от этого процесса! – предупредила Медея, негодуя от оуви, защищавшего наёмника. – Не лезь в разговор!

Существо пугливо закрыло лицо руками. Его перья вокруг шеи навострились, словно он поджидал атаку, и Сокол, наблюдая за ним, испытал жалость.

– Не кричи на него. Он имеет право голоса.

Медея, нервно выпустив воздух через нос, схватила Сокола за грудки и потрясла его, надеясь выбить из него весь дух.

Бах!

Неожиданно он ощутил острую боль в руке. Сокол захныкал, и Медее пришлось угомониться и отпустить наёмника. Невзирая на переполнявшую её злость, она испугалась, что перестаралась.

– Эй? – осторожно позвала она. – Ты в порядке?

В порядке ли ты? Ха-ха! Мертвец и то живее, чем ты.

– Д-да.

Сокол, подавляя в себе рвущийся наружу вопль, сильно зажмурился. Он рассчитывал, что та странная встреча – всего лишь плод его воображения, – что сломанная конечность – это иллюзия. Однако сейчас, чувствуя себя крайне гадко, он осознал – всё произошедшее вполне реально.

– Мой сп-паситель? – жалобно пролепетал оуви, подползая ближе к Соколу. – Что с в-вами?

– Я в порядке, правда. – Он намеренно не прикасался к руке, чтобы своими неловкими движениями вновь не потревожить её. – Сейчас пройдёт.

– Это как-то связано с тем, что было в Верфидо? – уточнила Медея. – Кто ты вообще?

Кто ты, так называемый Сокол? Убийца? Эгоист? Лицемер? Кто ты, жалкое отродье?!

Сокол махнул головой в попытке избавиться от навязчивого противного голоса, воспринимаемого лишь им. Боль исчезла, и наёмник рискнул немного пошевелить конечностью. Что удивительно – перелома, о котором он сначала подумал, не наблюдалось и в помине.

– Прежде чем вытягивать из меня ответы, сначала разъясни ситуацию.

Медея вспыхнула так же быстро, как фитиль на свече, соприкоснувшийся с пламенем спички.

– Серьёзно? Ты сейчас серьёзно?! – повысила она голос. – Ты превратил в пепел всю, Сущий тебя дери, деревню. Ты убил моего отца и теперь смеешь дерзить мне? А не пойти ли тебе куда подальше с такими требованиями?

– Это б-было очень г-грубо… – промямлил оуви и посмотрел на Сокола. – Мы б-были очень об-беспокоены вашим с-самочувствием, мой с-спаситель. В-вы проспали больше двух с-суток. А ещё вы к-кричали во сне.

– Любой бы кричал после того, что натворил!

– Мне жаль, – чистосердечно признался наёмник. – Но ты тоже могла рассказать всю правду! Зачем мы грабили твоего отца? Род Лиднеров? Ты что, знатного происхождения? И неужели ты ничего не знала о пытках оуви?

– Какая разница, какой у меня род! И да, представляешь, я этого не знала! Я даже не знала, насколько он будет жесток ко мне! К тебе… Ко всем!

Он держал под гипнозом деревню.

– Он держал под гипнозом деревню, – повторил за духом Сокол и тут же осёкся. – Точнее… Э-э-э…Вероятно, это из-за него все жители были не в себе.

– Для этого надо обладать силой! А он, – прошептала Медея, болезненно улыбнувшись, – не способен на это. Может, он и не был идеальным отцом в последние года, но он… обычный человек.

Наивна до отвращения.

– На самом деле, – пробубнил оуви, неловко потерев локоть, – я в-видел собственными г-глазами, как он использ-зовал м-магию.

– Это невозможно. Люди не… – Медея повернулась к Соколу. – Мой отец совершенно нормальный!

– Я клянусь в-вам. М-мне нет выгоды врать.

– Я понимаю! Я не глупа. Но он моя… моя семья…

Медея, испытывая самые противоречивые эмоции, отвела взгляд в сторону. Она любила отца, того человека, кто дарил ей милые деревянные игрушки, того, кто любил её в ответ и не запирал за непослушание в комнате.

Лиднер любила его, и поэтому не могла поверить, что он превратился в монстра. А теперь ещё и в мертвеца.

Медея задрожала.

– Медея…

Сокол положил ей на плечо руку, и в следующий момент она обняла и прижалась к его груди как к единственному спасению. Сокол испуганно обратился к оуви, явно недоумевающему. Наёмник кивком указал на Медею и вновь взглянул на птицеподобное существо. Тот, неловко пожав плечами, приобнял себя и тоже указал на девушку.

На лице Сокола отразилось искреннее замешательство. На короткий миг он подумал, что и оуви сошёл с ума, а уже потом на него снизошло долгожданное озарение.

Обняв Медею, Сокол столкнулся с новой проблемой: она ещё сильнее прижалась к нему.

Ужасно!

Он, стараясь действовать как можно увереннее, неуклюже погладил её по голове и, не зная, что делать дальше, неловко убрал руку.

Лиднер всхлипнула, и Сокол побледнел.

Оуви тем временем открыл и закрыл рот, изображая неясную пантомиму. Он, показав на Медею, повторил свой жест несколько раз, отчего выглядел ещё более безумно, чем секундой ранее.

Сокол, ошеломлённо уставившись на него, протянул тихое «а-а» и выдавил из себя скромное:

– Я виноват перед тобой. – Оуви активно закивал. – Пожалуйста, Медея, не сердись на меня. Я не хотел заставлять тебя страдать, хоть сначала и планировал, конечно, обворовать…

Послышался хлопок. Это оуви ударил себя по лбу.

– Тебе идёт молчать.

– Да, я тоже так думаю. Никогда не умел успокаивать людей.

Медея отстранилась от него, шустро вытерла лицо – и лишь красные глаза выдавали в ней то, что она плакала. Сокол невольно заметил в этой глупой попытке желание не показывать свою слабость, которая, по всей видимости, доставляла ей моральную боль.

– Итак, – сдержанно начала она, – ты убил всю деревню. И будь я сентиментальной дурой, то обязательно отвела бы тебя в ближайший город и сдала бы страже, а лучше сразу праведникам, но тебе повезло, что я не такая. Поэтому будь предельно честен со мной и ответь мне на нескромный вопрос: что это была за ерунда?

– Я думаю, раненому ещё нужен… небольшой покой, – уклончиво ответил Сокол и невинно улыбнулся.

– Раненый окончательно обнаглел. Оуви, скажи хоть ты!

– У м-меня есть имя… – шёпотом произнёс он, пряча голову.

– Именно! – подтвердил Сокол. – Уважай его права!

– Хватит! – Медея недовольно скрестила руки на груди. – Уважаю или нет – это не имеет никакого значения. Если ты не хочешь, чтобы я перерезала тебе глотку прямо здесь, то ты прекратишь вести себя как ребёнок и станешь наконец взрослым.

– Ты могла бросить меня, а не тащить сюда, в лес. Разве нет? Вы тут, кстати, уютненько устроились. – Чуть наклонившись, Сокол шкодливо ей подмигнул. – Ты могла забыть меня навсегда. А ты этого не сделала.

– У меня есть свой кодекс, и я не бросаю так просто людей. Даже если они являются монстрами.

Какая точная формулировка! Ты – монстр.

– Заткнись! – приказал Сокол.

– Это ты мне? – изумилась Медея. – Ты не попутал ли часом?

– Нет… Нет, я не тебе… О Сущий! – В голове что-то неприятно завибрировало, и Сокол сразу же прислонил пальцы к вискам. – Послушай, я правда не хотел никого трогать. Я даже не в курсе, как так вышло!

– Ты пользовался магией. Ты пользовался, Сущий тебя дери, магией! Это невозможно!

Сомнительное заявление.

Перед глазами проскользнули сумбурные картинки, где с трудом можно было рассмотреть размытый знак и странно одетых людей. Они над чем-то корпели, пока всё не заменилось иными, более быстрыми и непонятными событиями: появились дети, стало больше природы.

Сокол застонал и поднялся на ноги. Он некоторое время изучал свои ладони, а потом повернулся к Медее. Оуви предпочёл тактично не лезть в диалог, наблюдая за разворачивающейся сценой с безопасного расстояния.

– Клянусь, я был самым нормальным наёмником, который, как и все, не делал ничего полезного для всего прокля́того мира! А теперь я здесь, и да! Со мной определённо что-то не так: какие-то… воспоминания чужих людей… туманные образы… Я… – Сокол, не сдержавшись, повысил голос. – Я думал, вы тоже погибните! Так уже происходило ранее! Однако вы живы, и вы со мной, абсолютно здоровые! Представляете, каково моё удивление? А теперь скажи мне, пожалуйста, что произошло в том паршивом доме?

Оуви, шурша травой, подполз ближе к Медее, чтобы лучше видеть раскрасневшегося Сокола, который как безумный махал руками. Птицеподобное создание немного испугалось, но всё равно подскочило и обняло взволнованного наёмника. Из-за маленького роста оуви, к несчастью, смог обхватить только талию человека, что, как ему показалось, не предстало существенной проблемой.

– Мой спаситель, в-вам нет нужды так нервничать. Я в-верю вам.

– Опять эти сопли. – Медея закатила глаза.

– Нет, не с-сопли. Дело в том, ч-что, когда вы в-выпустили из себя… вот это… что-то ч-чужеродное, п-простите мне м-мою н-неосведомлённость, в-ведь на м-магию это было совсем не похоже! – все ж-жители, напав-вшие на вас, начали р-рассыпаться. Как песочный з-замок!

– Ага, а потом я смотрю на своего отца, а вместо его лица – иссушённый череп, – добавила Медея. – Вот веселье.

– Но вы живы! – воскликнул Сокол. – Вы живы!

– Мож-жет, вы, мой спаситель, не х-хотели причинять нам б-боль?

Или они просто могли быть полезным пушечным мясом. Ничего личного.

– Мы знакомы от силы неделю, – скептически заметила Медея. – А с этой птицей ещё меньше. Так что не думаю, что тут сыграла роль ваша детская дружба. Ты одержим.

– Одержим! – повторил оуви и спрятался за Лиднер. – Это кошмарно! В одержимых н-находятся д-духи!

– Я спас вас. – Сокол прищурился. – Разве не это должно волновать в первую очередь?

Оуви пискнул, а Медея, покрутив в руках небольшой кинжал, равнодушно пожала плечами.

– Если твой маленький секрет раскроется, тебя убьют. Или будут пытать. Это отклонение от нормы. Дух должен был тебя прикончить или, предположим, поработить? Чем они вообще там промышляют? Но ты в порядке. Ты остался человеком. Почему?

– Я понятия не имею, – нахмурившись, отреагировал Сокол. – В любом случае надо искать во всём плюсы. С этой силой у нас есть преимущество.

– Ты не умеешь ею пользоваться.

– Я научусь.

Медея хмыкнула, а голос в голове Сокола оглушительно засмеялся.

– Как аргумент звучит слабо. Но ладно. Надеюсь, я не пожалею о своём решении сохранить тебе жизнь. Тебе повезло, что ты мне ещё нужен. – Она поправила выбившиеся рыжие пряди. – Ты должен это ценить.

– Вау, ты такая щедрая, – язвительно буркнул Сокол и присел рядом с догорающим костром. – Зачем я тебе нужен? Речь шла только об одном доме.

– Я не буду с тобой откровенничать. Тебя это не касается – запомни раз и навсегда. Я тебе плачу. А ещё спасаю твою тощую задницу от проблем. Равноценный обмен.

– Нет, м-мисс, это несправедливо! – заявил оуви. – Если м-мы собираемся дер-ржаться вместе, м-мы должны знать хоть какую-то пр-равду друг о д-друге.

– Наше приключение будет коротким, уж поверь. Мне без надобности заводить новые знакомства. Тем более с одержимым и… жалкой пародией на птицу.

– Вот и славно, – проворчал Сокол. – Всё равно я не собирался дружить с той, кто меня ни во что не ставит. Меня волнуют лишь твои деньги. Пока они у тебя есть – я, Сущий тебя дери, в твоём распоряжении.

– Какие удачные мысли! – парировала Медея. – Очень надеюсь, ты теперь будешь более внимателен к своему непутёвому духу и перестанешь наконец-то портить мне жизнь!

– Обязательно! Я уже мечтаю отвязаться от тебя и пропить свои заработанные потом и кровью глеты!

– Вау! Изумительно! Моё воображение уже рисует, как я, прощаясь с тобой, становлюсь человеком, а не каким-то варваром! Сущий, твоя борода ужасна!

– Пожалуйста, хв-ватит! – взмолился оуви, замахав для пущей эффектности крыльями. – Я не в-вытерплю это м-мучение!

Сокол, по-детски высунув язык, продемонстрировал его Медее и намеренно, со злым умыслом, потушил огонь. В наступившей темноте он не увидел, как девушка в ответ показала ему средний палец.

Оуви, трагически выдохнув, пришёл к мнению, что разговор был так себе по продуктивности. Он, дождавшись, когда Сокол уляжется, попросился к нему. Наёмник, прыснув от такой просьбы, в конце концов согласился, и оуви, уместившись так, чтобы его обнимали, закрыл глаза и сразу уснул. Он чувствовал себя комфортно в объятиях своего спасителя, и это было для него превыше всего.

Медея же, развернувшись ко всем спиной, ещё долго размышляла обо всём на свете и только под утро благополучно провалилась в Царство Сна.

***

– Так как тебя зовут?

Пейзаж леса был естественной картиной, стоявшей уже который час перед глазами Сокола. Уснув, он лицезрел его, и проснувшись – снова его – правда, при солнечном свете. Наёмника такое постоянство вовсе не угнетало: он привык и к возвышающимся над ним деревьям, устремлённым кронами к небу; и к птицам, перелетающим от ветки к ветке; и даже к ветерку, шуршащему листву.

Оуви, будучи созданием, рождённым в лесу, тоже относился к пешей неторопливой прогулке вполне положительно. А вот Медея злилась.

Что ж, не всем дано обуздать эмоции и слиться с природой, найти гармонию, познать мироздание, открыть в себе новые способности и… В общем, Медее просто не нравилась компания, с которой она связалась, а одинаковый лес и монотонная ходьба только больше подбрасывали дров в разгорающийся и неутихающий костёр.

– Стри́го, – радостно ответило птицеподобное существо.

– Стриго, – повторил Сокол. – Здорово. Я полагал, тебя будут звать каким-нибудь… перьеобразным? А, нет! Клювик! Точно. Очень хорошее имя!

– Но я – Стриго, – отмахнулся оуви, смутившись. – М-меня назвали в ч-честь нашего г-героя, который в одиночку с-справился с полчищем вýльфов⁷. У нас даже есть л-легенды, связанные с ним!

– Вы почитаете своих героев?

– Д-да, мы считаем в-важным помнить п-предков. М-мы – племя, а племя строится на знании о п-прошлом.

– Бла-бла-бла. – Медея развернулась к Соколу и Стриго и скривила недовольно лицо. – Есть темы более занимательные, нежели умершие недоптицы?

Оуви, растерявшись от таких дерзких слов, сконфуженно замер. Сокол, возмущённый чужой бестактностью, встал на его защиту:

– Если тебе нечем заняться, то следи за дорогой. Если мы из-за тебя заблудимся и попадём в очередную западню, то, клянусь, ты об этом пожалеешь.

– Ты не умеешь угрожать, бестолочь, – резюмировала Медея.

– Зато ты у нас настоящий профи в этом деле. – Сокол, остановившись, театрально поклонился. – Уж прошу прощения, Ваше Высочество.

– Пошёл знаешь куда? В задницу.

Она, переступая неровности дороги, ведущей их всё дальше от ночного лагеря, разведённого впопыхах из-за наёмника в глубине леса, мысленно ругнулась из-за отсутствия надлежащих благ – не только для обычных людей, а ещё для торговцев на повозках. В этот раз Медея полностью игнорировала беседу Сокола и оуви, тихо рассказывавшего, как все в его племени были без ума от героя; как дети, растущие на легендах о Стриго, сами мечтали быть такими же сильными и смелыми, как он.

Сокол слушал Стриго вполуха. Его, несомненно, интересовала история оуви, однако прямо сейчас его волновал куда более насущный вопрос, а именно – Медея. Его раздражало, что она не старалась с ним нормально пообщаться и только грубила, будто вся вина её несчастий лежала исключительно на нём.