Читать книгу: «К обоюдной выгоде», страница 2

Ещё один странный закон – пустокуб «не дружит» с межзвёздным двигателем… видимо, из-за схожих принципов технологии. В момент запуска двигателя все кубы на борту отключатся и их содержимое возникнет повсюду – застрянет в полах, в стенах… в людях. Про это сняли даже фильм-катастрофу с Солом Хендриксом, основанный на реальных событиях – как перевозили химические отходы и включили двигатель… «Жгучая река» тот фильм назывался, вроде. Сол в концовке лихо закрутил корабль, чтоб отходы разлились по внешним отсекам, а сам заново активировал пустокуб и устроил там убежище для выживших. Нам понравилось, но дядя Джим, который тогда приехал в увольнительную и смотрел с нами, только посмеялся, и рассказал, что на самом деле на том корабле перевозили боеприпасы и все погибли сразу…

– Эй, Марти! Где ты? Давай бегом сюда!

Признаться, из-за этого дядиного рассказа я каждый раз побаивался заходить в пустокуб – но сейчас любопытство пересилило страх. Зажмурившись, я шагнул внутрь… а когда открыл глаза, вокруг уже мерцало ворованное пространство. Реальные объекты, помещённые в куб, казались утопленными в серый поролон. Ближайшие я сразу узнал: большие баки, канистры, ректи-какие-то (никогда не мог запомнить названия) колонны с насадками. Повсюду змеились трубки – некоторые вели от колонн к канистрам, другие свивались вертикальными спиралями. Кое-где виднелись круглые термометры, как в музее паровозов. А потом отец подал мне воронку – изящную латунную воронку, на ободе которой было выгравировано: «Abraham Foster Esq.».

– Ты спёр не только куб! – обречённо сказал я. – Спорим – тут внутри весь дедушкин гараж?

– Не весь, – подмигнул мне отец. – Я оставил ему две запаски – и готовое пойло!

***

До сих пор ума не приложу, как отец провернул это. Дома самогонный аппарат занимал почти весь гараж – а он у нас, у Фостеров, был немаленький. Дед ко всему подходил по-американски: когда ему надоело пьянствовать по подписке, «умные трактора» как раз отобрали за долги, и он решил осуществить свою давнюю мечту – гнать виски сам, чтобы пить, сколько влезет. Неизвестно, как он уломал бабушку поддержать проект – но стоило ей кивнуть на семейном собрании, как гараж заполнили баки и колонны, прорастающие друг в друга стальными трубками, а дед сделался весел – мечта сбылась! Бабушка зарубила лишь покупку бочек… впрочем, оно и к лучшему – вряд ли дед вытерпел бы несколько лет, пока напиток выдерживается. К тому же, окончательно собрав аппарат, он накупил всяких добавок и экспериментировал, особенно пристрастившись к кукурузному вкусу.

Оставалось надеяться, деда не хватит удар, когда он увидит, что его детище разобрали и увезли в неизвестном направлении. Прикинув масштаб работы, я аж присвистнул: выходило, что всего за одну ночь отец демонтировал содержимое гаража, перетаскал по частям в пустокуб и снова собрал, озаботившись тем, чтоб в пути аппарат тоже гнал пойло.

И, надо признать, он справился с делом: пыхтя, мы вытащили наружу несколько канистр. Внутри куба они ничем не пахли (запахи там куда-то деваются) – но в номере сразу распространили знакомый аромат: едкий, навязчиво-ванильный.

– И всё-таки, – спросил я у отца, – зачем нам ведро?

– А ты пробовал наливать виски из канистры в бутылку?

В кои-то веки я оценил его предусмотрительность. Захватил с собой ведро, воронку… и сына. Меня вдруг осенило:

– Ты будешь продавать это перед выступлением?

– Зачем «перед»? До. И после. И вместо. Ну, в смысле, не «вместо», а «независимо от»! Но давай-ка для начала проверим товар.

Пока я, тихо чертыхаясь, наполнял ведро из тяжеленной канистры (поднять её было никак – только наклонить), отец снова отлучился в куб и вернулся с фигурным латунным черпаком. Гравировка на ручке не оставляла сомнений – дед лишился не только производственных мощностей, но и всех своих любимых, именных инструментов.

Черпак был сразу же применён по назначению.

– Ух-х! – скривился отец, отхлебнув. – Ну и дрянь! Сойдет! Давай-ка тащи бутылки – разливать будем!

– Сейчас, – сказал я и отправился к коробкам у входа. Пару дней назад мы остановились на окраине свалки, и отец подрядил тамошних бичей, чтобы набрали нам бутылок из-под виски, да покрасивее – как раз вот эти несколько коробок.

Я приволок отцу ближайшую.

– Хм, – поджал он губы, бросив взгляд внутрь (бутылки были разного калибра, с разными этикетками). – Ну, ладно! У нас, в конце концов, авторский виски – этим и объясним, почему бутылки разные. Индивидуальный дизайн, адресный подход… Ну-ка давай, Марти, помогай: сдирай этикетки и подавай мне тару!

– Может, их сначала помыть? – спросил я, пытаясь поддеть бумажный прямоугольник ногтем. Бутылка пахла помойкой. Этикетка не отдиралась.

– Марти! – отец слегка повысил голос, как будто тренировался перед выступлением. – Сколько раз повторять: оптимизируй свой труд. Учись, пока есть кому тебя учить. Не трать время на ерунду. Виски – он лучше любого дезинфектанта! Взять старину Эйба – почему его никакие микробы не берут? Потому, что он регулярно себя дезинцифицрует! Изнутри. У русских для этого специальное слово есть, – важно добавил он. – Prospirtovanniy!

– Так может, тогда и этикетки оставим? – та, что была на моей бутылке, не поддавалась никак, а помойкой теперь пахло не столько стекло, сколько руки.

– Ну, нет! – улыбнулся отец. – Этикетки у нас будут новые. Крышки – тоже! – загадочно подмигнул он и умолк, видимо, надеясь на догадливость сына.

Однако я знал способ его разговорить.

– Как ты вообще с ними пересёкся? – спросил я, изображая равнодушие.

– С кем? С русскими? Ты не поверишь: в Торонто, на «Дистиллери» –  это такая рождественская ярмарка под открытым небом. В тот раз туда полштатов съехалось:  гостиницы – битком, ну вот меня и подселили в спортзал, к «джентльменам из восточной европы». Оказалось – просто пугать не хотели: думали, если узнаю, что селят к русским – сразу же откажусь. Но твой отец не из таких – он не пойдёт на попятный, увидев спортзал, где в три смены спят три сотни человек – и все угрюмые, бородатые, в спортивных костюмах…

– А почему в три смены?

– Ну так коек было всего сто! – заулыбался отец, словно бы заново переживая то приключение. – Вообще, оказалось, русские – неплохие парни. На ирландцев похожи: любят подраться, выпить не дураки. Вместе держатся – когда есть, против кого. Долго держались против меня; пришлось, как у них говорят, «кулаком прописаться». Ты, наверное, помнишь: из Торонто я тогда вернулся слегка помятый…

«Слегка помятый», ага! Да на нём живого места не было – левая рука в гипсе, синяки вокруг глаз, одна бровь заштопана… И вдобавок он явился вдрызг пьяный! Самое смешное – всё это сошло бы ему с рук, если бы он не наследил на ковре – роскошном белом бабушкином ковре. «Мне все равно, где ты пропадаешь и с кем пьешь! – орала она так, что стены тряслись, – но чтоб дома все было чисто! Мало мне одного Эйба, язви его в кость! Если превратился в свинью – иди в хлев, проспись! И не вздумай мне перепутать хлев с гаражом! И чтоб ковёр к утру снова был белым!».

Клятвенно пообещав исправиться, отец, как обычно, подпряг к работе меня. Когда все уснули, мы скатали ковёр и прокрались в ванную, где распределили роли: я, забравшись внутрь, поливал ковёр горячей водой, а отец выбирал его на себя и шуровал щёткой, используя край ванны в качестве стиральной доски. Но скоро мы с ним поменялись: я оттирал ковёр щёткой, на полу, а отец похрапывал, устроившись в ванне. Впрочем, я был не в обиде, потому что по итогам даже подзаработал – выморщил у него пятёрку за обещание молчать, что ковёр чистил не он.

– А из-за чего вы подрались? – спросил я поскорей, чтоб отец не вспомнил про ту пятёрку. – Поспорили?

– Ага, – кивнул он, прилаживая воронку к горлышку одной из помоечных… в смысле, авторских бутылок. – Об истории. Представляешь: они не хотели признавать нашей роли в победе над странами Оси во Второй Мировой!

Это прозвучало так, будто Железная Ти заговорила вежливо. Я, наверно, чем-то выдал своё удивление, потому что отец слегка обиделся:

– Ну да, об истории… А что? Думаешь, раз я не кончал колледжей, то спутаю высадки в Нормандии и в Заливе Свиней, или «Бурю в пустыне» с Панамской операцией? – он ловко, не глядя начал наполнять бутылку нашим «отменным пойлом». – Вот и они так думали, но я их уел: рассказал им, как твой прапрапрапрадед на Тихом воевал. Представляешь: русские вообще не в курсе той войны, сколько там погибло крепких кораблей и хороших парней! Ладно хоть, Тимотей Фостер тогда прихворнул, а то оказался бы с другими бедолагами на Гуаме. Не хлопай глазами – дай новую бутылку!

Я исполнил его просьбу – а он продолжал:

– Представляешь, русские думают, что мы сразу Бомбу скинули – будто бы не было ни Мидуэя, ни Гуадалканала… Тот, который со мной спорил, всё слюной брызгал: только и можете чужими руками, да издалека! Ну я ему и приложил – доказать обратное, и на меня его друзья кинулись, а уж на них – все остальные, потому что вроде как нечестно бить впятером одного! Потом в больницу меня возили за свой счёт, а после даже устроили otvalnaya!

– Чего устроили?

– Otvalnaya – ну, когда все напиваются на прощанье. Договорились снова на «Дистиллери» встретиться – они туда каждый год приезжают по работе. В общем, мировые оказались парни! И я подумал: раз они столького не знают о нас – может, мы тоже не знаем чего-то о них? Думаю подучить этот их язык, чтобы в следующий раз общаться поближе, слушать их разговоры…

– Подслушивать, что ли? – вздохнул я.

– Прислушиваться! – отец наполнил очередную бутылку, отставил её и взял у меня новую. – Когда хочешь кому-то что-то продать, его неплохо бы сначала узнать, ведь так? Так что держись меня, сын, учись! Обещаю, что сделаю из тебя человека!

Я угрюмо кивнул. Это точно, сделает… вот только какого? Подавальщика бутылок? Подметальщика сцены? Мне хотелось повидать мир, хотелось приключений – таких, каким поначалу представлялась эта поездка в Техас… Но оказалось, это так себе приключение – разливать самогон по бутылкам, собранным на помойке. Нескоро последняя из них была заполнена; и лишь тогда отец позволил мне отдохнуть, а сам уволок бутылки в пустокуб, к закупорочной машине.

Усталый и недовольный, я улёгся спать. Кто ж тогда мог знать, что уже назавтра мои самые смелые мечты о приключениях сбудутся – а потом начнут сбываться и страхи!

***

– Собирайся, Марти, – разбудил меня отец. Мне снилось, что я подаю ему бутылки… но, продрав глаза, я увидел, что по крайней мере от этого избавлен. Все они уже стояли в коробках, нарядные: отец закупорил их новыми пробками, наклеил наши «фирменные» этикетки… и кое-где, кажется, поверх старых. Я не стал обращать на это его внимание – по-любому ответит что-то вроде: «Закос под самопал – высший пилотаж!» Тем более, на этот раз закос явно удался.

Взяв одну бутылку, я в этом убедился: новая этикетка – золото с зеленью – представляла старика, забалдевшего над кружкой; взгляд его был ещё осмысленным, но уже «поплыл». За правым плечом у старика простёрлось кукурузное поле; за левым виднелся силуэт крепкой старухи со скалкой. Надпись поверх этого безобразия гласила: «Old Abe: limited edition».

– Деду бы понравилось! – вырвалось у меня.

– А то! – отец аж расцвёл. – Для него и стараемся! Ну ладно – давай уже, одевайся. И не забудь умыться. И причешись! Сегодня нам с тобою надо выглядеть на все сто: там, куда мы направляемся – вечный праздник!

– А куда мы направляемся? – впереди ждал Хьюстон, это понятно… но Хьюстон – огромный город, там много всего. – И что за праздник? Большая Неделя?

 Вместо ответа отец напустил на себя загадочный вид. Откуда в нём эта склонность к позёрству? Впрочем, ясно, откуда – даже если её не было изначально, сотня выступлений сделала своё дело, и теперь я часто ловил себя на мысли, что он общается со мной, как со своей публикой. Ну, или наоборот.

– Большая Неделя? Нет, сын. До неё ещё месяц.

– А тогда что же?

– Умиляюсь твоему любопытству – но потерпи. Может, я хочу, чтоб ты сначала увидел?

– Что увидел? – не сдавался я.

– На месте поймёшь, – отрезал он. – Научись почтению, в конце концов; научись двигаться к цели не спеша, но упорно. Сколько раз я тебе говорил: шаг за шагом – и вот мы уже на пороге мечты! Надо только не сдаваться, шагать и верить.

«Да, да… – обречённо вздохнул я. – Расправить плечи, затянуть пояса и с осторожным оптимизмом смотреть вперёд». А главное – скинуться по баксу, чтоб поддержать очередную авантюру, которая провалится. Мы, родственники, прощали отцу провалы, потому что любили, но посторонние – в тех редких случаях, когда понимали, что обмануты – обычно не церемонились. Вчера, когда те бичи на свалке поняли, что отец в обмен на собранные бутылки собирается угостить их лекцией о полётах в космос, они просто не стали его слушать. Ворча: «Ну-ка плати, заезжий!»; «Пожалей мальца – незачем ему глядеть, как отца бьют!»; «Плати, пижон, или ноги повыдергаем!», они наседали на него, а он всё пятился – тоже шаг за шагом, но не вперёд, а назад.

Примерно вот так, пятясь шаг за шагом, мы и оказались там, где никогда не должны были оказаться.

В смысле, на Тау-Кане.

Глава 3. Ковбой

Буря всё утро преследовала нас.

Теперь, когда Ник мне объяснил, что такое ветер, я понимаю, насколько же глупо было так думать. Нет у бури ни сердца, ни азарта; она – лишь поток воздуха, разогнавшийся по пути из области высокого давления в область низкого… было бы свободное пространство, чтоб разогнаться, и нашлась бы пыль, чтоб её подхватить. Атмосферные процессы и температура поверхности тоже влияют – как и сила, связанная с вращением планеты… ну вот не запомнить мне её название!

В общем, вы уже поняли: буря – штука сложная. Остановить её тоже непросто: ветроломы, искусственные области повышенного давления, рои метеодронов и пылеуловители – всё это работает лишь в комплексе, и имеет смысл только на больших площадях. Вокруг какой-нибудь хибары на пустошах куда проще согнать пыльные холмы и спрыснуть их чудо-спреем – тем самым, на продаже которого поднялись корпорации вроде «Ист Маунтинс» или «Айрон Касл». Ещё бы им не подняться: закажи проект изменения рельефа, оплати его, потом купи сотню литров спрея и день работы роя – и вот ты защищён… но и разорён. Тот мотель, в котором мы ночевали, был, наверно, исключением из правила – на то, чтобы выстроить полноценную защиту от бурь, средств хватает только у больших корпораций.

Впрочем, сейчас это стало бесполезным знанием. Здесь, на Тау-Кане, ничего такого нет… но, когда мы подъезжали к Хьюстону, я думал, нас просто сдует с дороги. Тяжеленный пикап дедушки Эйба мотало, как… как самого деда, когда он выпивал лишнего; двигатель, не справляясь с нагрузкой, натужно урчал. Еще полчаса такой езды – и придется менять фильтры перед радиатором. И снова скорее всего мне. Порой казалось: отец берет меня в поездки исключительно для того, чтобы оптимизировать свое время и усилия – то есть побольше пить пиво, пялиться в ящик, и трепать языком, почём зря.

– Марти, – нынче он пребывал в благостном расположении духа, поэтому разглагольствовал не переставая. –  Сегодня мы изменим будущее. Знаешь, как я устал ездить по всем этим приходам, маленьким городкам? Знаешь, как устал драть горло перед деревенщиной? Так вот: если сегодня у нас всё выгорит, нам больше не будет нужно всем этим заниматься. Мы станем выбирать, куда ехать и где выступать, сможем купить нормальную машину, отстроить дом…

– Дом для всех Фостеров? – уточнил я, прикидывая, сколько же на это потребуется места. – Так-то идея хорошая. А бабушка в курсе?

– Не стоит радовать её раньше времени, –  нахмурился отец, –  И вообще, не перебивай-ка меня. Помнишь, я тебе рассказывал, что познакомился с двумя бизнесменами из Мексики? Так вот: они готовы поучаствовать в проекте!

– Значит, нам больше не придётся нанимать случайных бичей, чтоб они искали нам пустые бутылки? Будем возить бригаду с собой?

– Я о другом проекте, – рассмеялся отец. – Мои мексиканцы – люди с деньгами. Сетевые фермеры! Растят экологичную продукцию, продвигают её… И вот, решили инвестировать в мои выступления!

– Ну и зачем им это? – вырвалось у меня.

Отец слегка оскорбился:

– То есть как «зачем»? Я повсюду езжу. Я знаю многих. Что плохого, если я шепну им: «Покупайте это. Покупайте то». Чёрт, да ведь даже если я упомяну об этом на большой сцене – это будет просто реклама… Реклама! – он включил телефон, порылся в нём и протянул мне. – Вот, знакомься: братья Гарсиа!

На экране застыли двое неулыбчивых толстяков. Один – тот, что повыше – кажется, был нетрезв; другой, с тонкими усиками, смотрел, как дядя Джим, который поубивал множество народу, но на вопросы об этом отшучивался: «Убивает пуля. Морпех – стреляет!» Оба были в мешковатых полосатых костюмах, и выглядели кем угодно, только не бизнесменами; оба показались мне опасными – о чём я сразу же сообщил отцу.

Тот только отмахнулся:

– Брось, сын. Они – добрейшие люди! Потомки ацтеков, соль земли!  Работяги, миллионеры, инвесторы. Альберто – большой любитель музыки; Мануэль увлекается пулевой стрельбой. Оба – как и мы – фанаты своей работы: отчаянно ищут новые рынки, и с нашей помощью…

– Погоди, пап! А что они выращивают? – перебил я, боясь услышать ответ.

– Да какая разница? – отец торопливо пожал плечами. – Кукурузу… или что там ещё растёт в Мексике? От нас всего-то требуется помочь им самую малость. И ты знаешь, я чую: нас ждёт знатный улов!

«Знатный улов!» Я только поморщился – очень уж знакома мне была эта фраза. Стоило отцу небрежно обронить её, как через несколько недель – максимум, через месяц – у семьи возникали знатные проблемы. То банк забирал «умные трактора» в счет процентов, то сгорала полностью наша автономная электрическая подстанция… А однажды вдруг бросил пить Кукурузный Эйб – почти на полгода, и это были худшие полгода в жизни нашего дома. В общем, ещё миг назад мне казалось, что мы едем в какое-то интересное место, где получится неплохо провести время, но после слов про улов стало ясно: мы едем искать новые проблемы для Фостеров.

А этого мне хотелось меньше всего на свете.

– Пап, давай-ка ты успокойся и расскажи мне толком, что за улов. Когда мы вернёмся, бабушка начнёт задавать вопросы, и я должен знать, что ей можно рассказывать, а что нет, – попытался я схитрить, но сегодня даже упоминание о Железной Ти не возымело на отца обычного действия.

– Будь спокоен и радостен, сын, – усмехнулся он. – Если бы я не доверял тебе – не взял бы с собой. Знаю, что ты умеешь хранить тайны. Так вот: мексиканцы уже вложились в проект. Позавчера от них поступил задаток. Полмиллиона.

– Полчего? – у меня даже челюсть отвисла, причём вбок.

– Полмиллиона. Долларов, сын! Ха-ха! – отец несколько раз ударил в клаксон и засиял, наслаждаясь произведённым эффектом. – Ну давай, скажи: «Я всегда знал, папа. Ты преуспеешь!».

«Да уж, – подумал я. – Ты уже преуспел – в проблемы влипать!» Ни одна реклама не стоит столько… уж во всяком случае, реклама в полупустых школьных аудиториях и церквях, где мы с отцом обычно выступали. Разве только он и впрямь вышел на новый уровень – но если оно так, почему тогда…

– Почему мы тогда едем на старом пикапе дедушки?

Отец слегка смутился – как я и ожидал.

– Ну, полмиллиона – это не кейс с деньгами. Это инвестиция, сын. Инвестиция с условием! Смотри: честные гасиендадо вложились в нас, чтобы мы обеспечили им выход на новый уровень. Но ведь невозможно вывести кого-то куда-то, чтобы самому не оказаться там! – мне вдруг подумалось: «Уж не на ходу ли он это сочиняет?» – Продвигая чужой товар, мы сами продвинемся! Хватит с нас трейлерных городков – мы с тобой созданы для большой сцены!

Вот как, значит! Техас, большая сцена, выход на новый уровень…

– Погоди, пап! – забеспокоился я. – Ты ведь не обещал этим мексиканцам… – но тут буря, словно по волшебству, отстала.

Мы достигли защитного периметра Хьюстона.

***

Вид, открывшийся нам, был не то, чтобы красив. Большой город – он всегда большой город; я их, разъезжая с отцом, повидал порядочно. Дедушка Эйб однажды высказался в подпитии: «Когда дома стали строить без окон – это не пошло архитектуре на пользу!» – и, глядя вокруг, тяжело было не согласиться с ним. Жилые кубы громоздились друг на друга, отличаясь лишь размером и иногда – расцветкой; выстраивались рядами вдоль узких улиц – никаких газонов, никаких веранд. Редкие прохожие спешили по делам – все поголовно в масках и плащах-пыльниках; зато в навигатор ломилась реклама отелей, хостелов, «чистых зон». Вдали, в пыльной дымке, проступали очертания небоскрёбов… но гораздо ближе высилось сооружение, которое, как я только что начал подозревать, являлось итоговой целью нашего путешествия.

Первой ассоциацией, конечно, был приземлившийся на город космический корабль – огромный, нелепый и грандиозный. Сплюснутый пончик, перевёрнутая салатница – инопланетяне, выстроившие его, наверняка были бы обжорами… если бы существовали. Жаль, что их нет – по крайней мере, в нашей галактике. Пара планет-заповедников, где однажды может возникнуть и развиться отличная от нас разумная жизнь – не в счёт; а до Андромеды лететь слишком далеко – даже на том новом двигателе, принцип работы которого пока держится в секрете. Вот будет здорово, если там, в Галактике Андромеды, живут разумные инопланетяне наподобе нас – вдруг они первыми изобретут межгалактический двигатель, и тогда обязательно прилетят с нами повоевать!

Я попытался представить этих инопланетян, но вместо них почему-то вспомнил отцовских мексиканцев – с круглыми лицами и жёсткими взглядами. Вспомнил – и обречённо вздохнул:

– Ты обещал им Родео-Арену!

– В точку, сын! Фостеры не мелочатся! Чем смелей ставка – тем крупней выигрыш! Но сегодня мы не станем полагаться на случай. На Арене нас ждёт проверенный друг – один из тех, кто благодаря мне преуспел в жизни, и будет рад встрече со мной! Да!

Я не знал, что на это сказать – «преуспевшие в жизни» друзья отца были излюбленной темой его рассказов, вот только в реальности почему-то не встречались – поэтому просто продолжил глазеть по сторонам. Поток машин был умеренным: к беспилотным фурам, так часто попадавшимся на подъезде к Хьюстону, добавились маленькие, юркие электромобили и доставкары. Потом нам встретился старый, длинный лимузин – его водитель отвлёкся от дороги, чтоб помахать нам. Потом над нами пронёсся «Бульдог» – полицейский дрон; потом движение застопорилось – но скоро возобновилось.

Чаша Арены впереди медленно росла.

***

Представьте себе огромный стадион для родео, рядом – бейсбольное поле и два футбольных (для нашего футбола, и отдельно – для соккера). Добавьте к этому конюшни, загоны для скота, кафе, рестораны, раздевалки, спортзалы, магазины, даже автосалон! Накройте всё это единой крышей с лучшей на свете системой атмосферной безопасности, позволяющей дышать безо всяких масок – и народ валом повалит внутрь, просто чтоб потусоваться, провести время, уж не говоря про любые соревнования – от проходных игр местных «Тексанс» до Большой Недели, когда, что ни день, проходят выставочные матчи, шоу, родео…

Ближе к Арене улицы чуть раздались вширь. Кое-где даже виднелась чахлая зелень – целые аллеи, – да и воздух явно стал почище, чем в пригороде. Реклама в навигаторе перестала быть навязчивой – как только мы очутились в инфополе Арены, местный чат-бот разогнал всех остальных и принялся вежливо, с достоинством предлагать нам варианты отдыха – от билетов на сегодняшний матч до абонемента на все мероприятия Большой Недели; и чем ближе мы подъезжали, тем меньше верилось в реальность происходящего. Я представил, как расскажу одноклассникам, где побывал: Бобби Уилсон в обморок упадёт от зависти – а когда очнётся, сразу в драку полезет. Интересно – у отца в школе были такие же друзья? Если так – неудивительно, что он её бросил!

– Как хоть зовут твоего друга? – спросил я у него.

– Трэвис.

– Он тут работает?

– Работает? – расхохотался отец. – Бери выше, Марти – он совладелец. Верно – ты увидишь его за работой… но это для души. Трэвис – он ковбой.

– Ого! – вырвалось у меня. Как раз в этот миг на одну из расходящихся от арены аллей выехала вереница… всадников! И кони, и их наездники были в масках. – Это они, ковбои?

– Нет, сын. Это – конная экскурсия, – ответил отец нехотя, потому что наверняка предвидел следующий вопрос. Я не замедлил его задать:

– А мне дадут прокатиться?

– Прокатиться… Этому-то Трэвис и учит – и лучше тебе не знать, сколько он берёт за урок! Помни: мы сюда приехали зарабатывать, а не тратиться, в том числе на бесполезные покатушки на лошадях… но, если ты будешь вести себя хорошо, я, так уж и быть, разрешу тебе посмотреть на на них поближе.

Поняв, что большего сейчас не добиться, я умолк. Миновав просторный стационарный сканер, мы въехали на стоянку C и припарковались; потом, привычно укрыв пикап чехлом, прошли внутрь комплекса сквозь ещё один скан-шлюз – уже для людей.

На выходе ждал сотрудник безопасности.

– Несёте с собой алкоголь, сэр?

– Это проблема? – удивился отец.

– Нет, сэр – пока вы не предложите его мальчику, – безопасник уже отвернулся, но у отца был ещё один вопрос:

– Не подскажете, как мне найти мистера Вильямса?

– Должен быть на арене – прямо, прямо и направо. Указатель с ковбоем на быке. Приятного отдыха.

– Мистер Вильямс – это и есть твой Трэвис? – спросил я, когда мы отошли.

– Ага.

– Чего от него ждать?

– Дельный вопрос! – отец хлопнул меня по спине. – Чего угодно – как от всех ковбоев. Держись с ними дружелюбно, но настороже. Считай, они те же русские.

– В смысле? – не понял я, пытаясь вообразить американцев русскими – которых вообще себе не представлял. Получалось так себе.

– Суровые парни, – ответил отец без улыбки.

Его слова подтвердились, и очень скоро. Первый ковбой, которого мы встретили, был похож, скорее, на военного, какими их показывают в рекламе армии – суровый, здоровенный, подтянутый. Только одет иначе: вместо камуфляжного комбинезона и шлема – рубаха и шляпа; на ногах – дорогущие сапоги со шпорами. А вот поверх джинсов сидели ещё одни штаны – кожаные и широкие, они защищали ноги, но не пах, и поэтому смотрелись немного смешно. Однако смеяться над этим я не стал бы… не при самом ковбое, во всяком случае. Убедившись, что он не слышит, я тихонько спросил у отца:

– А зачем ему ещё одни штаны? Поверх джинсов…

– Это не штаны, – шепнул отец в ответ. – Это чапы. Скакал когда-нибудь напролом сквозь заросли? Падал с коня? Отбивался от волков? Нет? Конечно, нет. Но если однажды соберёшься – надевай такие же.

Я кивнул, хотя и знал, что надеть их мне вряд ли доведётся. Теперь скот выращивали в Южной Америке, на месте лесов. Но ковбоев там не было – стада пасли беспилотники.

Ковбои остались только здесь, в Штатах.

***

– Приветик, Трэвис! Не меня потерял?

Высокий статный мужчина в белом костюме, белой широкополой шляпе – но в таких же смешных штанах, как у всех – настороженно, недоверчиво пригляделся к нам, и шагнул навстречу:

– Хэнки? Краснобай?! Это и правда ты?! А это кто с тобой? Твой пацан? Как там тебя…

– Марти, – поспешил подсказать ковбою отец. – Марти, ну-ка поздоровайся с дядюшкой Трэвисом!

– Здравствуйте, сэр! – сказал я.

– Сэр? – улыбнулся ковбой. – «Босс» мне больше нравится! Ну а ты будешь Пацан. Ты ж не против?

Я ответил «Да, босс», вызвав его улыбку. «Большинство людей сами подскажут, как с ними обращаться», – учил отец… Так и этот ковбой: хочет, чтоб его звали боссом – пусть будет «босс»; да и «Пацан» звучало всё-таки лучше, чем «Малой» или «Мелкий».

Чтобы не мешать товарищам Трэвиса работать, мы отошли к рекламным щитам. Людей на трибунах почти не было, и от рядов пустых кресел рябило в глазах. Отец начал было трепаться о чём ни попадя, но Трэвис не стал ходить вокруг да около, а спросил его прямо:

– Значит, ты теперь работаешь на братьев Гарсиа?

– Не на них, Трэв, – возразил отец, почему-то покосившись в мою сторону. – Я работаю с ними. Я их партнёр.

– Знаешь, Хэнки… – протянул ковбой. – Мне всегда было интересно: может, лошадь тоже считает себя партнёром всадника? Я спрашивал нескольких – но они помалкивают. Может, потому что ответ очевиден, а? Но меня удивляет твоя смелость… или правильнее назвать её глупостью? Связавшись с Гарсиа, ты вот так спокойно заявляешься ко мне в Т-Икс, да ещё и надеешься на мою помощь? А вдруг я затаил на них обиду? Вдруг я решу отыграться на тебе?

Говоря всё это, он улыбался – но ответная улыбка моего отца почему-то показалась мне натянутой.

– Ну, Трэв… Ну ты же не серьёзно? Разве приехал бы я, если бы считал тебя злопамятным? Разве привёз бы с собой сына?

– И очень хорошо, что привёз, – кивнул ковбой.

– Но ведь ты обещал… Когда мы с тобой созванивались, ты ж сам сказал: «Прошлое – в прошлом»!

В ответ Трэвис только ухмыльнулся:

– А как иначе? Чтобы заманить Хороших Парней в ловушку, любой злодей поступил бы на моём месте именно так, – тут он подмигнул мне, и я понял, что всё это время он безжалостно разыгрывал отца.

Отец, видимо, тоже это понял.

– Да уж! – вытер он пот со лба. – Умеешь же ты пошутить, дружище… Именно это я в тебе и ценю!

Трэвис подошел к нему.

– Знаю, старый ты плут, – улыбнулся он. – Знаю, и склоняюсь к тому, чтоб принять предложение Гарсиа. Что до твоих выступлений – всё уже на мази. Но давай обговорим условия позже – а пока отпразднуем нашу встречу по-техасски, как и полагается в Штате Одинокой звезды: я приготовлю отличный стейк, а потом мы все посмотрим игру из моей ложи!

– Идёт! – улыбнулся отец в ответ. – Тогда с меня – выпивка!

***

Стейк, приготовленный Трэвисом, и впрямь оказался отличным – но куда сильней меня впечатлил вид.

Вип-ложа выдавалась вперёд и одновременно возвышалась над полем – так что игра, казалось, идёт прямо внизу, за панорамным окном. Она, правда, была скучная: «Тексанс» медленно теснили «Ягуаров» к зачётной зоне. Жаль, до плей-офф ещё далеко – я б лучше посмотрел, как здешние «быки» бодаются с нашими (у «Тексанс» эмблема – бычья голова, а у нас – бизон). В этом году местным пока ещё светило попасть в плей-офф – они шли на втором месте в своём дивизионе, отставая от «Титанов» всего очков на восемь.

Обстановка ложи была довольно простой: у дальней стены – мини-кухня и бар; по углам – кресла; у окна – низкий стол. Возле стола стоял кожаный диван, а напротив – ещё одно кресло, напоминавшее трон. Хозяйское.

Внутри к нам присоединились ещё двое ковбоев. Когда Трэвис представил их нам: «Спайк и Тормоз», – оба уважительно кивнули ему: «Босс». Лицо первого «украшал» вертикальный шрам, идущий снизу вверх, от челюсти к глазнице – этот шрам и в самом деле походил на шип. Но Тормоз совсем не выглядел медлительным: на поясе у него висел свёрнутый хлыст, и взгляд его тоже сёк хлыстом – хлёсткий, умный.