Читать книгу: «Призраки Москвы. Тени Петербурга», страница 4

Затишье

Анна проснулась со странным ощущением легкости во всем теле. Она лежала, укрытая тонким одеялом. Жакет и корсет исчезли, осталась только тонкая рубашка, сбившаяся на одно плечо. Она пошевелила ногами: чулки на месте, только одна подвязка была заметно ослаблена. Юбки не ощущались, как и ботинки. Она открыла глаза и медленно села на кровати. Прислушалась к себе. Ни головной боли, ни ломоты, только странное ощущение, что все это было, но давно прошло. Осталась память о боли, но не сама боль.

– Проснулась? – рядом раздался молодой веселый голос. – Вот и славно.

Анна огляделась. Она сидела на небольшой кровати в комнате с деревянными стенами. Рядом со столом в центре комнаты стояла девушка – лет семнадцати, не больше – и, улыбаясь, с любопытством на нее смотрела. Девушка была одета… Анна сморгнула, пытаясь понять, что видит. Волосы девушки спускались практически до самого пола, плавно обтекая ее стройную фигурку. Они были настолько длинны, что закрывали все ее тело, оставляя открытыми только руки и лодыжки.

– Здравствуй, я Милава, – сказала девушка.

– Я Анна. Очень приятно, – поздоровалась журналистка и спросила: – Скажи, пожалуйста, а где моя одежда? И… где Фёдор? Он жив?

– Жив, конечно, – Милава хихикнула. – Он с Древним сейчас разговаривает, там – она неопределенно махнула рукой в сторону. – Не думаю, что тот его съест.

– Он же ранен был! – воскликнула Анна, вспомнив про кровь у себя на ладонях.

– А, ты про ту железку у него груди? Она же недолго в нем была. Древний немного время назад вернул, и та из него вылетела. Березу поцарапала.

– Я не понимаю…

– Я тоже многое не понимаю, – с готовностью кивнула Милава. – Например, мне непонятно, зачем ты на себе столько носишь? – она показала рукой на разложенную по комнате одежду Анны.

Анна сделала внутреннее усилие и, выбравшись из-под одеяла, стесняясь, в одних панталонах подошла и взяла в руки нижнюю юбку.

– Вот! – воскликнула Милава. – Зачем тебе три юбки? Боишься, что их кто-то украдет, и потому все на себе носишь?

Анна не стала спорить. Вместо этого сдержанно улыбнулась и пошла собирать свою одежду, разложенную по столу и стульям.

– Эта нижняя, – пояснила она, надевая юбку. – Эта – потому что прохладно. А эта – основная.

Милава внимательно слушала и кивала, будто записывая в памяти.

– Тебе бы в газету, – сказала Анна, застегивая пуговицу на рубашке. – Вопросы у тебя хорошие и слушаешь правильно.

– Я бы хотела, – серьезно ответила та, – но я не знаю, что такое газета.

Анна остановилась, посмотрела на нее и вдруг рассмеялась – от неожиданности и непосредственной наивности ее новой знакомой.

Застегивая корсет, она коснулась рукой кобуры – и замерла: револьвера не было. Аккуратно подбирая слова, спросила:

– Милава, скажи, пожалуйста… тут была такая железная вещь. С рукояткой и барабаном.

– Я знаю! – обрадовано воскликнула девушка, подскочила к столу и, откинув жакет, взяла в руки револьвер. – А барабан – это вот это, крутящееся? – она провернула его с интересом.

Анна застыла: первым был холостой патрон, теперь же под курком встал боевой. Милава же продолжала изучать новую вещь:

– Ух ты, крутится. А что еще тут движется? – ее палец соскользнул на спусковой крючок, и грянул выстрел.

Девушки хором взвизгнули от неожиданности. Пуля, прошив стену вскользь, выломала длинную щепку.

– Ой! – воскликнула Милава, а потом нахмурилась и попросила: – Не шевелись пока. Я сейчас поправлю.

Она зажмурилась, наморщила лоб и, плавно поводя стволом из стороны в сторону, замерла. Шепка, вращаясь, вернулась на свое место, аккуратно закрыв царапину на стене. Пуля, подлетев к стволу, втянулась в него вместе с появившимся из ниоткуда дымом.

– Злая вещь, – Милава положила револьвер на стол, – кусачая. Зачем она тебе?

– Для самозащиты, – ответила Анна. Она осторожно взяла револьвер, откинула барабан, провернула, выставив холостой патрон напротив ствола. Потом положила оружие в кобуру и незаметно выдохнула. – Скажи, а как ты это сделала? – обратилась она к Милаве. – Как выстрел обратно вернула?

– Так это же только что было, – ее лицо снова озарила улыбка. – На несколько мгновений у меня получается время назад провернуть. А вот Древний – он да, может надолго. Даже на целый день!

* * *

Фёдор сидел на мягкой траве у лесной опушки. Рядом на камне возвышался Древний, неподвижный, словно изваяние, вырезанное из времени. Был он высок, и чудовищно стар. Его лицо было тонким, почти прозрачным, кожа будто морщинистый пергамент. На лице без бороды и усов притягивали внимание глаза – ярко синие, как стоячая вода без волн и без дна.

– Ты привел сюда женщину, – произнес Древний тихим низким голосом.

– Навья не оставила мне выбора. Я не был готов к бою с таким противником, – ответил Фёдор.

– Ее дело – создавать слова. А слова порождают действия. И этим действиям еще не время.

– Ты хочешь оставить ее здесь? – Фёдор подобрался, он, кажется, стал понимать, куда клонит Древний. – Но месяц в Затишье – и она уже не сможет вернуться. А если попробует, то умрет на меже.

– Это цена.

– Не ее! – Фёдор вскочил на ноги. – Это не ее судьба.

– А ты знаешь ее судьбу, Фёдор? – Древний поднял на него взгляд. – Ты, кто и своей еще не ведает?

Фёдор отвернулся, сдерживая возмущение.

– Я не знаю ее судьбы, – наконец произнес он, опустив голову. – Может быть, она и не должна была сюда попасть. Но все уже случилось. И сдается мне, это не случайность. Анна ничего не расскажет о Затишье, она мне обещала.

Древний медленно встал с камня.

– Я хочу с ней поговорить. Приходите ко мне на обед. Тогда я и приму решение.

Когда Древний ушел, Фёдор обратно сел на землю. Провел рукой по теплой траве, перебирая пальцами травинки, посмотрел на яркое небо. Честер подошел и сел сбоку, прижавшись плечом. Фёдор потрепал его за ухом:

– Вот такие тут дела, дружище.

Он посидел еще немного, потом поднялся и неторопливо пошел к одинокому домику, стоящему на этой же опушке.

* * *

Закончив одеваться, Анна провела рукой по волосам:

– Где у вас тут зеркало, – спросила она, оглядываясь.

– О! У меня есть лучшее! – оживилась Милава и схватила ее за руку. – Пошли покажу!

– Но я еще…

– Пошли, пошли! Оно не в доме – и оно настоящее.

Анна не успела возразить, как Милава уже распахнула дверь, и они оказались снаружи. Невдалеке под низко склонившимся деревом виднелся небольшой пруд, окаймленный крупными камнями. Поверхность воды была гладкой и неподвижной как стекло.

– Вот, – гордо сказала Милава, – этот омут – мое зеркало! Смотришь – и видишь как есть.

Анна подошла и посмотрела в воду. Сперва она увидела отражение неба, зеленой листвы над головой, а потом и свое лицо. Немного бледнее обычного, с легким беспорядком в волосах.

– А ты что сделать хочешь? – заинтересовалась Милава, подходя и вставая рядом.

– Причесаться. В таком виде нельзя из дома выходить.

– Давай я помогу! – радостно воскликнула девушка. – С волосами я умею. Смотри!

Она шагнула в сторону, приподняла подбородок и раскинула в стороны руки. И вдруг волосы Милавы вскинулись, как пушистое облако, будто снизу подул сильный ветер. Пряди задрожали, выпрямились. Это было похоже на одуванчик перед грозой или на человека, подошедшего к разряднику. Сотни тончайших нитей поднялись в воздух и разошлись в стороны.

Анна ахнула и отвернулась: другой одежды, кроме волос, у Милавы не было. Сзади раздался сдавленный вздох.

– О, Фёдор. Доброе утро! – воскликнула Милава, обернувшись.

Фёдор, красный от смущения, застыл около дома, потупив взор.

– Ты… – пробормотал он, – одежда…

– Что одежда? – Милава искренне удивилась. – Летом на Купалье ты не краснел. – Она прищурилась и добавила с невинной улыбкой: – Может, потому что и на тебе тогда ничего не было?

– Милава, опусти волосы, – выдавил Фёдор, глядя в землю. – Пожалуйста.

– Ладно, – она провела ладонями по воздуху, и тяжелые пряди плавно опустились, снова укрывая ее тело. – Странные вы, люди…

Повисла неловкая тишина. Даже ветер, казалось, стих.

Фёдор кашлянул в кулак:

– Древний… э-э… приглашает на обед. Говорит, что скоро будет готово.

Анна медленно пригладила ладонью выбившуюся прядь. Волосы все еще топорщились.

– Спасибо, – сказала она хрипловато, – но перед визитом мне хочется все-таки причесаться.

– О! – оживилась Милава так, будто и не было неловкости. – Сейчас помогу.

Она подошла к Анне, провела рукой у нее над волосами, и они сами собой разгладились, легли ровно и аккуратно, как после заботливой укладки. Анна посмотрела в омут и улыбнулась отражению. Милава подошла и тоже заглянула в воду.

– А хочешь, они у тебя вьющимися станут? Или совсем курчавыми. Приходил к нам недавно один гость – кожа темная, а волосы все в таких очень мелких завитушках. Мне так не понравилось… – Она задумалась, а потом весело добавила: – Но тебе могу сделать – вдруг подойдет?

Анна немного приподняла бровь, посмотрела в омут, потом на нее и с мягкой улыбкой отрицательно покачала головой:

– Спасибо, Милава. Мне нравится так, как есть.

Фёдор подошел к Анне.

– Древний ждет. Хочет поговорить с тобой.

– Мне стоит волноваться? – спросила она, не оборачиваясь.

– Думаю, что в первую очередь стоит волноваться мне. Это же я привел тебя без спроса.

Анна вспомнила заброшенный парк и летящую к ним навью.

– А у тебя был выбор?

– По мнению дивьих людей – да. Я мог оставить тебя умереть. Смерть для них не аргумент.

Милава, до этого молчавшая, вдруг сказала:

– Ой, да ладно вам. – Она повернулась к Анне: – Он не причинит тебе вреда. Если захочет – задаст прямой вопрос. Здесь вообще не принято играть в догадки.

– Особенно перед Древним, – подхватил Фёдор. – Он видит любого насквозь.

– А он… насколько древний? – вдруг спросила Анна.

Фёдор пожал плечами:

– Не знаю. Но похоже, что когда он познакомился с княгиней Ольгой, то был уже очень стар.

Милава долго вела их по петляющей лесной тропинке. Анна внимательно смотрела по сторонам и все пыталась определиться. Вроде бы лес как лес, такой же, как и многие леса вокруг Москвы, но при этом ее не оставляло ощущение инаковости этого места, и она никак не могла понять, в чем именно оно появляется. Милава шла впереди, насвистывая себе под нос, периодически отходя в сторону, чтобы сорвать какие-то ягоды с кустов. Анна молчала, прислушиваясь к собственным мыслям. В конце концов она повернулась к Фёдору:

– Древний – это его имя?

– Это и имя, и звание, да и природа у него такая, если на то пошло.

– Кто он? – голос ее был ровным, но в нем сквозила напряженность.

Фёдор на секунду замедлил шаг.

– Он один из немногих, кто родился до Изгнания. Никого древнее я не встречал. Он не просто живет здесь – он хранит Затишье. Без него оно давно бы исчезло.

– И он решает, кто опасен для этого мира, а кто нет? – спросила Анна, подняв брови.

Фёдор кивнул:

– Да, он всегда говорит с теми, кто первый раз сюда пришел. Он опасается не тебя, а твоих слов, которые живут своей жизнью.

Анна кивнула, не глядя на него. Тропа начала спускаться вниз, открывая просвет в зелени.

– Он боится, что я про все это буду рассказывать и писать в газетах? – тихо спросила она. – И потому он будет меня проверять? Или допрашивать?

Фёдор помолчал.

– Он посмотрит тебе в душу. Не глазами. Просто будет знать. И если решит, что ты сможешь уйти, – значит, так и есть. А если нет… тогда Москва, твоя прежняя жизнь станут сном.

Анна покосилась на него:

– И ты знал, что все может закончиться именно так?

– Нет, – он покачал головой. – Я хотел показать тебе тот двор, немного рассказать… Я не думал, что все так обернется. – Он замолчал на миг, потом добавил: – Навья все изменила. Она могла убить тебя, потому выбора у меня не осталось. Но теперь, когда ты здесь, – он посмотрел на нее с тихой уверенностью, – я думаю, может, это судьба.

Впереди Милава обернулась и радостно махнула им рукой:

– Идете? Уже почти пришли!

Фёдор выдохнул, собираясь.

– Ну вот. Сейчас и узнаем.

Лес расступился, и они вышли на открытое пространство к развалинам какого-то большого строения. Полуобрушеные стены, провалившаяся крыша. Это напоминало какую-то старую усадьбу, над которой с очень большим старанием поработало время. Анна остановилась перед арочным проходом, ведущим во внутренний двор, и, присмотревшись, спросила:

– Не могу понять… Это что – камень или дерево?

– И то и другое, – ответил Древний, выходя им навстречу. – Это окаменевшее дерево. Мы раньше любили так строить.

Анна шагнула вперед, слегка присела и склонила голову:

– Здравствуйте. Благодарю за приглашение.

Древний сделал шаг в сторону, приглашая войти:

– Пройдемте, стол накрыт.

Прежде чем идти, Анна подошла к стене и провела по ней ладонью. Поверхность была гладкой, но при этом сохраняла на ощупь древесную структуру – мягкие неровности волокон, тонкие изгибы. Самое удивительное, что стена была теплой, не нагретой солнцем – казалось, тепло шло изнутри.

– Она как будто живая, – прошептала девушка.

– Была, – отозвался Древний, – и не до конца забыла.

Внутренний двор напоминал светлую поляну, окруженную остатками стен. Там, где когда-то был зал, под открытым небом стоял деревянный стол, низкий, длинный, темный от времени. На нем уже ждали деревянные тарелки, глиняные чаши, миски с едой. Все выглядело просто: густой суп в большой чаше, запеченное мясо с травами, ломти хлеба, яблоки, какой-то ягодный напиток в стеклянном кувшине.

Древний занял место на одном из широких резных табуретов у торца стола. Милава, не теряясь, села слева от него и, указав на свободные места через стол, сказала:

– Садитесь сюда, добрые люди. Места хватит на всех.

Все расселись. Милава наполнила чаши напитком, аромат которого напоминал сразу и вишню, и мед, и что-то совсем незнакомое, как будто лето в траве. Анна обратила внимание, как Древний берет ложку – движение его было неспешным, почти церемониальным.

Некоторое время ели молча. Было вкусно. Простой густой суп оказался удивительно насыщенным, мясо пахло дымом и травами. Наконец, когда трапеза подходила к завершению, Древний посмотрел на Анну:

– У вас много вопросов, но вы почему-то их ждете от меня.

– Я не знаю, что могу спрашивать, – ответила Анна. – И не уверена, что вообще имею на это право.

– Имеете, – на лице Древнего на миг появилась легкая улыбка. – Вы хотите знать, что это за место и кто мы такие. – Он ненадолго замолчал, глядя перед собой, а потом продолжил: – Имен у нас много. Но все они даны нам людьми: эльфы, сиды, дивьи люди, народ холмов… Пусть будет так. Наше настоящее имя вам все равно ничего не скажет – его можно понять, только зная наш язык. Мы появились задолго до человека и по милости Адонаи жили в эфирном плане Земли, рядом с вашим плотным физическим миром.

Он на секунду прикрыл глаза, словно вслушиваясь в воспоминания.

– А потом появились вы. Люди. Любимые создания Бога. И Земля была отдана вам. Что это значило для нас? То, что энергия Земли, потоком идущая из ее сердца, стала проходить через вас. А большая ее часть – оставаться у вас. Мы начали болеть. Слабеть. Исчезать. – Он открыл глаза: – Мы поняли, что без вас нам не выжить. И тогда каждый наш род пошел своим путем. Кто-то вошел в союз с животными, кто-то – с деревьями. Домовые и брауни нашли путь через симбиоз с людьми. А иные стали хищниками и паразитами: кикиморы, бэньши, ночницы…

– А вы? – тихо спросила Анна.

– Мы, эльфы, выбрали третий путь. Мы научились создавать свои области, анклавы, Затишья. Пространства, где можно жить независимо от физического мира. Но и они невозможны без людей. Нужен тот, кто сохраняет и поддерживает проход между мирами, кто своей жизнью поддерживает само существование этой области.

Он посмотрел на Милаву. Та спокойно подставила лицо солнцу, улыбаясь.

– Мы нашли ее зимой. Мать оставила младенца в корзинке у двери дома богатого купца, а сама убежала. В доме же хозяев не было – семья уехала на праздники, а сторож был пьян и не слышал плача ребенка. Девочка бы замерзла. Мы ищем таких, кто умрет, не дожив до года. Иногда подменяем – ребенка уносим, а вместо него оставляем одного из младших, который потом исчезает, возвращаясь к своим. Человек же растет здесь, с нами, ни в чем не нуждаясь. Меняется, врастая в наш мир. И в сорок два года умирает.

Анна вздрогнула и медленно повернулась к Милаве. Та поняла ее взгляд и спокойно ответила:

– У меня нет страха смерти, – она мягко улыбнулась. – Если тебе будет легче, считай, что я умерла тогда, в три дня от роду. А все остальное – подарок. Мне осталось чуть больше года. И я рада каждому дню.

– Ты выглядишь такой юной! – воскликнула Анна.

– Эти люди медленно стареют, – ответил за Милаву Древний.

– Или медленно взрослеют, начиная с двенадцати лет, – добавил Фёдор.

Древний перевел на него свой взгляд.

– Ты правильно считаешь себя в ответе за нее. И ты опасаешься, что Анна вспомнит страшные сказки: про чудовищ, что прячутся в ночных тенях, воруют детей и магически вредят честным людям. А теперь оказывается, что это не сказки, а самая что ни на есть реальность, доступная в ощущениях. – Он медленно обвел рукой пространство вокруг: – А раз это реальность, то ее можно изучать. Можно вступать в диалог и даже договариваться с теми, кто живет рядом с Москвой и до сих пор был вам неведом.

Фёдор бросил взгляд на Анну. Он понимал, что за неспешной речью Древнего, за его воспоминаниями скрывается проверка. И от того, как сейчас отреагирует Анна, зависит, сможет ли она покинуть это место.

– Да, ты правильно понял, – Древний кивнул, не отрывая от него взгляда. – А потому помолчи пока.

Он посмотрел на Анну. Та сидела неподвижно, обдумывая услышанное. Поняв, что Древний ждет от нее ответа, она посмотрела на окружающие их разрушенные стены и спросила:

– Скажите, а у вас много таких развалин?

– Хороший вопрос, – кивнул Древний. – Бедствия, о которых я говорил, что коснулись моего народа с появлением людей, это только начало. Дальше люди уже сами продолжили нас вытеснять из своего мира и однажды сделали наше пребывание на Земле вне Закона. Не просто так в Ирландии холмы стали называться пустыми – после Изгнания.

– Вы говорите про охоту на ведьм? Костры инквизиции?

– Нет, конечно. На кострах тогда горели люди. Среди них, конечно, встречались и те, кто знал о нашем существовании. Но их было меньшинство. Нас же изгнали другим способом и гораздо раньше. Очень немногие смогли остаться. Потому тут и развалины. – Он ненадолго замолчал, а затем добавил: – Сейчас же, когда мир начал меняться, Изгнание закончилось, и мы получили возможность вернуться. Это не просто и не быстро, но скоро все эти руины будут восстановлены.

Фёдора обдало холодным пониманием того, что Древний уже принял решение.

Анна вскинула голову и спросила напрямую:

– Вы хотите, чтобы я дала клятву нигде не упоминать про Затишье?

– В этом нет необходимости, – Древний улыбнулся, и на этот раз его улыбка была теплой и дружелюбной. – Я знаю, что ты не будешь рассказывать. Знаешь ли ты сама причину?

Анна задумалась:

– Я очень мало что здесь увидела, – она говорила медленно, но ее голос понемногу крепчал, – но не хочу быть причастной хотя бы краешком к тому, что кого-то будут преследовать только потому, что он иной.

Древний молча кивнул, после чего повернулся к Фёдору:

– Вам нельзя возвращаться тем же путем. А до другого прохода путь неблизкий. Если хочешь вернуться до темноты, то не трать попусту время.

– Спасибо. Да, мы поспешим. Но у меня еще есть вопросы.

– Спрашивай.

Фёдор достал из кармана платок, развернул его на столе пред Древним и показал на огарок черной свечи:

– Я нашел это перед Проходом, как и следы какого-то ритуала. Что тебе известно про это?

Древний взял огарок, задумчиво покрутил между пальцами, скатил в ладонь. Комочек воска вспыхнул, оставляя в воздухе коптящий дым, который вскоре исчез.

– Слушай. Три дня назад, после заката, в саду у Прохода появился мужчина. Он стал организовывать пространство ритуала. Судя по использованным силам и направлению энергии, он планировал взломать межу и призвать кого-то из нас. Я был готов встретить его как врага. Однако в самый последний момент ритуал исказился – и вместо пробоя межи его энергия ушла вниз и притянула навью. Ту самую, с которой ты столкнулся. Это удивило даже меня, но спасло его от смерти. В итоге навья была оглушена и частично связана структурой портала. Человек, посчитав, что ритуал не удался, собрал свои артефакты и ушел. Навья позже пришла в себя и отправилась на охоту. Это меня не заинтересовало – до тех пор, пока она не влетела в Затишье вместе с тобой. Тогда я прекратил ее существование.

– А зачем тогда черные свечи? – спросил Фёдор. – Я не понимаю.

– Ты не работаешь с темными – и правильно делаешь, а он работает. Я видел демона рядом с ним. Видимо, энергия нижних миров для него привычна.

– Ты можешь мне показать, как это было?

– Закрой глаза, – коротко сказал Древний.

Фёдор послушался, и перед его внутренним взором появилось изображение парка, темные деревья под низкими тучами, свечи, стоящие на земле в низких подсвечниках, и мужчина в длинном одеянии, читающий нараспев заговор на латыни.

– Марко! – выдохнул Фёдор, откинувшись от удивления на спинку стула и открыв глаза.

– Ты его знаешь?

– Виделись на днях. – Юноша задумался и мысленно стал сопоставлять то, что ему было известно про этого мага, Маришку, демона… Он поднял взгляд: – А демон такой низкий, коренастый, с длинным синим языком?

– Даже если бы мы вдвоем смотрели на одного и того же демона, – ответил Древний, – то видели бы его по-разному. Я же не человек, как ты. Да и демоны не привязаны к своему облику так, как вы к своему телу.

– Спасибо. Теперь мне стало понятнее.

Фёдор встал и поклонился Древнему:

– У меня есть еще одна небольшая просьба. Ты можешь организовать нам тропу до прохода в Голосов овраг? А то в прошлый раз я полдня потратил, отвечая на дубовые загадки деревьев, мешавших мне пройти.

Древний на миг задумался, затем склонил голову:

– Будет тропа. – Он повернулся к Анне: – Если будет желание, приходите к нам еще. Мне понравились вопросы, которые ты не решилась задать.

Милава подошла к ним, улыбаясь. В руках у нее была корзинка с чем-то завернутым в полотенце:

– Вот! В дорогу. Яблоки, хлеб, немного орехов и того самого медового напитка, – сказала она, протягивая корзину Анне. – Ты ведь не против?

Анна улыбнулась и покачала головой:

– Спасибо.

– Ну я же добрая, – кивнула Милава с лукавой улыбкой. Она шагнула к Фёдору, прижалась на миг к его плечу. – Буду ждать вестей. Если что – я тебе приснюсь, – сказала она шепотом и быстро отступила.

Фёдор ничего не ответил. Только коснулся ее плеча и отвел взгляд.

– Вам пора, – произнес Древний. – Идите.

* * *

Тропа начиналась у самого края холма – тонкая красная нить лежала поверх травы, слегка дрожа при каждом дуновении несуществующего ветра. Анна наклонилась, провела пальцами по ней – и ничего не почувствовала: рука прошла как сквозь дым.

– Как в сказке, – сказала она, – идем за клубочком.

– Это точно, – ответил Фёдор, – и в сторону не отходим.

– Далеко нам идти? – спросила Анна.

– По прямой – верст восемь. Если же по-новому, в километрах, то дальше, около девяти.

Анна улыбнулась шутке и спросила:

– Ты часто сюда заходишь?

– Нет. Ты же Древнего видела – к нему просто так на чай с бубликами не приходят.

– Но ведь не только он здесь. Милава… она ведь человек?

– Почти, – подтвердил Фёдор. – Любой человек, находясь здесь, меняется. Тело перестраивается под этот мир настолько, что уже через месяц невозможно вернуться. А она здесь с младенчества.

– Наверное, не только тело. Она так спокойно говорит о смерти, как будто это просто часть расписания… – Анна помолчала. – Моей тетушке когда-то поставили смертельный диагноз. Я тогда была совсем маленькая, почти ничего не понимала… Но помню, как тяжело было на нее смотреть, как она страдала от страха и ожидания. Больше, чем от телесной боли.

– Для Милавы все иначе, – вздохнул он. – Она живет здесь всю жизнь. По иным правилам, по-другому смотрит на смерть. Я не уверен, что она вообще видит в ней конец… Скорее – переход.

Анна замедлила шаг и, не оборачиваясь, с деланным равнодушием поинтересовалась:

– А ты давно ее знаешь?

– Не очень. Весной впервые увидел. А ближе познакомились на Купалье, летом.

Он замолчал, Анна кивнула и все же решила уточнить:

– А ближе – это как?

Фёдор сбился с шага, и Анна смущенно поправила волосы. Откровенность вопроса и то, что как он прозвучал, создало неловкую паузу. Федер остановился, подумал и заговорил, аккуратно подбирая слова:

– Я остался здесь на ночь. Тогда был праздник, Купала, горели костры и над рекой стелился туман. Она пела у воды, а потом… потом мы долго говорили. Я был неопытен и очарован, в общем, все как будто само собой случилось. А утром бабушка сказала, что я идиот.

Анна рассмеялась – коротко, беззлобно:

– Строгая она у тебя.

– Иногда, – кивнул он. – Милава хоть и старше и очень непосредственна, но она не сделала мне ничего плохого. Просто… это другой мир. Свои правила. Я потом не знал, как себя с ней вести, но для Милавы все, что между нами произошло, так и осталось милым и незначительным приключением. А потом и я стал так же к этому относиться.

Анна смотрела на него, стараясь побороть смущение. Перед глазами возник романтический образ ночной реки, и она с удивлением поняла, что ревнует. Опустив глаза, Анна эхом повторила:

– Да, другой мир… Свои правила. Удивительное место! Спасибо, что показал мне Затишье! Я бы хотела узнать его получше!

Некоторое время они шли молча и немного смущенно в тишине, но потом понемногу вновь заговорили, обсуждая окрестности.

Вскоре лес рядом с тропой разошелся, и они увидели в отдалении небольшой город – редкие, просторно стоящие дома, высокие шпили с огнями, мерцающими сквозь легкую дымку. Анна остановилась:

– Это город? – спросила она. – А много их тут живет?

– Ну я перепись населения не устраивал, – хмыкнул Фёдор. – Сотни, тысячи… вряд ли сильно больше. Древний сплел тропу в обход. Не хочет, чтобы ты пока туда заглядывала.

Анна молча кивнула. Они пошли дальше, и почти сразу тропа нырнула обратно в лес. Через некоторое время сделали привал и подкрепились.

Сидя на пригорке и заканчивая трапезу, Анна поинтересовалась:

– Мне вот еще что непонятно. Ты тогда на угольном складе спокойно пошел договариваться с Митяем, искать выход, однако, когда появилась навья, ты сразу приготовился к бою. Почему? Ведь это тоже… ну… призрак.

Фёдор усмехнулся и немного откинулся назад, глядя в легкие, как пар, облака.

– По сути своей – да, душа, не ушедшая полностью. Только разница между ними такая же, как между заблудившимся путником и зверем в капкане.

– Объясни.

– Воля человека – удивительная сила. Иногда она способна остановить смерть. Не отменить, но и не отпустить до конца. Держит желание, долг, обещание. Как у Митяя – на свадьбе хотел побывать. Или как та женщина, про которую бабушка рассказывала – мать, что не могла уйти, оставив ребенка. Она призраком приходила к нему, когда он плакал ночью, пыталась утешить, успокоить. Не просто же так у каждого народа, в любой религии есть ритуалы провода души. Это помогает отпустить. Отойти. Не зацепиться.

– А навьи?

– Навьи… это уже иное. Если смерть была насильственная, жестокая, если человека мучили, унижали, если он умер в страхе или проклятии, и душу не проводили – она не отпускает боль. И тогда боль, страх, ненависть… разъедают ее. И душа превращается в навья, который хочет одного. Смерти. Для всех без разбора. Ненавистного ко всему живому. И тут договариваться, искать способ проводить и отпустить не получится. Только драться. Жизнь против смерти.

Анна помолчала.

– Я вспомнила сколько насилия было раньше, да и сейчас, что скрывать, происходит. В полицейских сводках много такого: убили, ограбили, тело сбросили в Неглинку. Получается, их много? Навьев.

– Достаточно. Помогает то, что они обитают как бы между мирами. Далеко от места смерти не отходят и живых редко слышат. Но если кто-то откроет проход, нарушит границу, призовет, – тогда беда. Мы с тобой одного такого встретили. Марко его привел, на Арбате.

– Он сразу набросился.

– А я сразу стал звать на помощь. Хорошо, что было кого.

Они замолчали. Ветер прошелестел по траве. Анна убрала со лба прядь:

– Спасибо, что объяснил. Просто мне важно понимать… с чем мы имеем дело.

Фёдор кивнул.

– Конечно. Мы же теперь вроде как в одной упряжке.

Анна улыбнулась. Тепло, почти застенчиво.

– Тогда давай продолжим путь по нитке.

– Давай, – откликнулся он.

Они встали и снова пошли по тропе – рядом, в каком-то новом, более близком ощущении друг друга.

Пройдя еще некоторое время, Анна остановилась и прислушалась:

– Слышишь?

Фёдор замер и услышал тихое ритмичное пошлепывание.

– Да.

– Что это?

– Видимо, пароход, это колеса по воде бьют. Мы сейчас там, где Москва-река проходит…– он задумался, поводя руками, – над нами… вокруг. Сложно объяснить, но реки как-то с этим миром связаны, тут завеса тоньше, потому можно что-то услышать. Но это хороший знак – значит, мы рядом. Хорошо бы до темноты вернуться.

* * *

Они вышли у подножия холма. Обернувшись, Анна увидела, как зеленоватый туман, заполнивший овраг, плавно исчезает, впитываясь в землю. Под ногами чернела земля, плотная от недавнего дождя. Воздух стал другим – густым, резким, с примесью дыма и прелой листвы. Вверху над оврагом синело вечернее небо. Где-то лаяла собака. В отдалении прозвучал колокол.

– Мы уже в Коломенском? – спросила Анна, оглядываясь.

– Голосов овраг. Почти на окраине. До людей еще версты две идти.

– Немногим ближе, – раздался веселый голос сверху. – С возвращением!

Фёдор поднял голову – голос был знакомым.

– Михаил Борисович? Барон, что вы тут делаете?

– Ну, во-первых, не барон, а баро, – отозвался Михаил, – а во-вторых, вы лучше совсем темноты не дожидайтесь, пройдите немного вперед, там тропинка будет, и поднимайтесь ко мне.

Наверху Михаил протянул руку, помогая преодолеть последние метры крутого подъема.

– Пойдем, тут недалеко. – Он постучал по корпусу большого электрического фонаря в руках. – Вот, с собой взял. Боялся, что до полуночи вас ждать придется. Ан нет, вы молодцы, еще до самой темноты вышли.

– Но как вы узнали, где мы? – спросил Фёдор.

– Ты, Фёдор, помнишь, что обещал сегодня ко мне в гости заехать? – Михаил пошел впереди, освещая путь фонарем и то и дело оборачиваясь. – А я утром понял: адреса-то не оставил! Примчался на фабрику, а там Евдокия – вся на нервах. Говорит, ночью домой не вернулся, на зов не отвечает. Я сразу понял – дело серьезное, раз Петровна так забеспокоилась. Ну и сам в поиски включился. А уже к обеду она, спокойная, как вечер у костра, рядом со мной появляется и говорит, что какая-то древность ей открыла, что ты к ночи тут появишься. – Михаил усмехнулся, щелкнул по корпусу фонаря. – Расскажешь, зачем ты весь день от нас в этом овраге прятался?