Читать книгу: «День после второго», страница 2

– Ах! – резко обрезал он. Затем тут же добавил: – Вы… меня, конечно, извините за мою глупость, я не хотел вас как-то, хм… омрачить.

Для молодого человека было очень важно быть остроумным и почему-то произвести первое впечатление, ведь именно в этом кроется вся эта одежда, неудобно надетая не по сезону, все эти украшения, все эти побрякушки, которые уж до жути в итоге не зацепили, а наоборот, оттолкнули девушку. Иногда складывается мнение, что такие люди еще вдобавок ко всему нарочно тренируются перед зеркалом, так как при разговоре смотрят не на собеседника в целом, а иначе, можно сказать, смотрят куда-то в пустоту, поэтому, глупейшим образом замечая то, что кое-что случилось не так, как они рассчитывали, они тут же теряются и, можно даже сказать, забываются. Вскоре как-то глупо перескакивают с темы на тему и пытаются всем своим видом и силой поправить свое положение, резко становятся добры, много улыбаются, но при всем при этом сохраняют свою эгоистичность и даже безразличие к собеседнику, заостряя внимание лишь на своих концептах, тем самым отторгая от себя любое прощение, они неумолимо пытаются в первую очередь понравиться сами себе, и никак иначе.

Сам же молодой человек явно не ожидал себе собеседника в этот момент, как некстати, когда вокруг коробки и распаковка мебели, вся эта суета, жаркий день, меньше всего юноша ожидал сейчас разговора. Но случай: именно то, что он сбил девушку и понимал, что девушка сама находится в некотором недовольстве от этой же мелочной ситуации, – он решил таким образом поправить положение и заодно познакомиться с девушкой, отчего так до этого переживал и трусил, и в очередной раз к своему поправлению дел он добавил очередную заготовленную речь, которая, по его мнению, должна была сблизить их.

– Вы знаете, я хочу вас…

– Нет… не стоит! – резко отрезала Екатерина.

При всем его воодушевлении и поначалу даже какой-то экспрессии в этих двух недоконченных словах молодой человек совсем поник после ответа. Это «нет» из ее уст было даже больнее первого молчания, что прибавило ему еще больше смущения и разочарования. Затем он словно растерялся и не знал, что сказать дальше, когда растерял все свои методы и способы поправления ситуации. В конце концов, третий метод оставался в запасе, и он начал даже как-то пытаться жестикулировать или как-то схватить девушку за куртку, возможно, кинетический контакт и даже какое-нибудь хлопочение со словами «вы не ушиблись; все ли в порядке с вами?» как-то уж наверняка исправят все положение, он хотел закидать бедную особу словами-маркерами, при этом стараться класть руки на ее плечи или даже схватиться за низ ее платья, но потом резко сконфузился и отошел вбок. Отчего сразу услышал ответ.

– Мне нужно идти. Прощайте, – отмахиваясь и даже нарочно ускоряя шаг, сказала она в вежливом поклоне, но все же, чтобы не показаться грубой, она прежним медленным шагом, развернувшись и смотря на молодого человека, попятилась назад, как только что, совсем недавно, выходила от матери из дому.

Набрав безопасную дистанцию, девушка вызывающе прибавила шаг и убежала.

– Вы ведь в этом доме живете! Мы же теперь соседи! – крича ей вслед, он махнул рукой и пошел в дом.

Не то чтобы молодой человек был плохо воспитан. Или душой он был крив. Скорее всего, воспитание кривого зеркала или испорченного телефона привело юношу в такой смешной вид. Он, конечно, мог и любоваться собой, но какое-то чувство вины пронзило его; он даже забыл, что его уже как с полчаса зовут в дом на помощь разбирать коробки.

В здешних местах весьма принято заводить разговоры и знакомства с соседями. Особенно подрастающие юноши и девушки, конечно, хотя бы один раз задумывались при переезде куда-либо, а не встретят ли они своих сверстников, и даже заочно представляли разговор с соседями и тщательно обмусоливали приглашение.

Так как день только начинался, еще в ранних часах рассвета на улице была изрядная свежесть.

Машины еще не успели нагазовать слишком много выхлопного дыма, и дворники не смогли намести ту самую пыль, которая будет стоять в воздухе на протяжении всего дня. Сам город же часто затапливается из-за наводнений. Но когда они проходят, возвращаются ремонтные работы: чинятся аттракционы в местном парке, ремонтируются дороги и восстанавливаются крыши домов, сорванные ураганом.

Выйдя из поля зрения молодого человека и неторопливо скрывшись за автобусом, который остановился возле них, Катя как раз таки направилась в один из таких парков.

В городе их было четыре, но только один был далеко от моря. Само море и, в частности, все, что с ним связанно, а также проливные дожди и лодки на машинах – все это она не очень любила и даже как-то с презрением смотрела на тех водителей, которые довольные проезжали мимо нее.

По всей видимости, они ехали куда-то рыбачить. Такое отвращение у нее появилось совсем недавно: своего отца она не имела место помнить.

На шее же носила кулончик, самый дешевый и омерзительно сделанный на заказ кем-то: возможно, даже и ее отцом, а может быть, просто ей хотелось так думать. Потому что было даже неизвестно, какой магазин возьмется за такую работу, тут есть два варианта: либо ее отец – словно отрезала она себе в мысли каждый раз, задумываясь об этом. Либо он действительно ее очень любил, и машинально в своей голове она выбирала определенно второе.

В парке было довольно прохладно, некоторые деревья имеют необычайное свойство сохранять всю влагу на своих листьях, и когда подует ветер, в воздухе стоит этот запах дождя и свежести.

Девушку это очень сильно подкупило. О своей матери, о проблемах, о школе и даже о дне рождения в этот момент, с самого входа в парковую зону, было очень сложно и практически невозможно подумать.

Но думать об этом было бы, в частности, глупо, потому что именно за этим – чтоб как раз таки и не думать – она прибыла сюда.

Не найдя подходящую скамейку, она отправилась далее по аллее и уж совсем скрылась за деревьями. Так что шум города и машин она почти уже и не замечала.

«Вот она» – подумала она про себя.

– Вот она! – воскликнула.

Тишина! Улыбка на ее лице приобрела сияющий вид, само лицо приобрело более розоватый оттенок. Ее глаза останавливались на разных предметах, окружающих парк: будь то нелепый крокодил из камня или железные лебеди, которые уже давно потеряли свой былой вид.

Именно эта парковая зона на удивление более четырех лет не реставрировалась, людей здесь было не очень много, так как большая часть уезжает на море, где все выглядит по-другому, в более презентабельном и современном стиле. В результате и сам парк был полузаброшен и напоминал собою старое кладбище, именно такое, как она и привыкла видеть в России. Не то чтобы сам парк был настолько серым и мрачным, скорее всего, много деревьев и старые железные фигуры животных напоминали издалека могилки. Так как из-за отсутствия людей не было надобности все реставрировать.

В некоторых местах было еще мокро, и на сырой земле можно было заметить блики воды; где-то были большие лужи, мимо такой лужи как раз таки она и проходила и остановилась…

Вода была очень мутная, поэтому свое отражение она не могла разглядеть. Когда она нагнулась поближе, чтобы всмотреться, то, едва увидав свое лицо, она нахмурила брови, и лицо немного изменилось и даже приобрело некий злобный вид. Она начала долго разглядывать свой образ и даже специально улыбаться, а потом долго рассматривать свои глаза через мутную воду, волнующуюся от дуновения ветра, пока не испугалась лягушки, которая почему-то сидела там и замаскировалась под небольшой камень, сначала не шевелясь, а потом внезапно решила прыгнуть, чтобы напугать девушку. Сердце ее заколотилось, и что-то ударило в голову, и опять же, как и в случае с крысой, лягушку она не заметила, но сам факт неожиданности вывел ее из состояния задумчивости и размышлений. Волны по воде раскатились, и все покрылось илом и грязью. Она топнула ногой в воде, чтобы уж совсем отражение воды и содержание внутри лужи моментально замаскировалось под густые туманы песка, который восходил к поверхности. Дабы все, что она замечала и заметила в этот момент в самой воде, решительно исчезло. Впрочем, песок справился с этой задачей, и вода стала настолько мутной, что больше не отражала в себе изображений. Пройдя еще немного, она нашла подходящею лавочку, немного осмотревшись по сторонам и убедившись, что за ней никто не наблюдает: «а впрочем, даже по близости никто не сидит на таких же скамейках», – она решила расположиться поудобней и расстегнула куртку. Где-то с минуту она сидела и ничем не была увлечена, но почему-то постоянно трогала свой рюкзак, расстегнув зачем-то и его, сунув в него руку и потом застегнув обратно, она положила его как подушку и подперла им голову снизу. Спустя некоторое мгновение она не заметила, как сон жестоко одолел ее.

Сон же ее состоял из нескольких отрывков: лица людей, горящие башни и много рыжих деревьев. Но внезапно все переменилось, наступил необычайный холод. Деревья, уже другие, которые казались густыми, зелеными – словно башни, пропали в тумане. Девушка оказалась почти раздетая на дороге, среди множества переулков и маленьких неприметных домиков, вокруг никого не было, но не потому, что Катя не могла никого увидеть, и вовсе не из-за тумана, а такое ощущение посетило ее. Она шла вперед и, уходя вдаль босиком по холодному снегу, иногда останавливаясь и долго всматриваясь в свои же следы, размышляла о чем-то ином. Мысли ее были сбивчивы, ощущение жажды поглотило ее, словно засыпанный в горло песок, сходивший с высоких барханов в далекой пустыне, нагретый, который с каждым усилением ветра, как рой пчел, залетал во все щели путникам, мечтавшим, как и она, о глотке свежести.

– Пить!.. Пить хочу! – произнесла она в изнеможении и тут же добавила: – Хоть чертов снег ешь!

Она даже нагнулась, чтоб исполнить задуманное, но резко поняла для себя, что внутри нее словно горит огонь, а все вокруг оставалось ледяным и неизменно мрачным. Затем она решительно отвлеклась от посторонних мыслей и отрезала себе в некотором значении, подумав о страшном испытании, которое таится в гуще мрачного тумана; Катя тут же вскрикнула:

– Ну, где же! Где же найти воды!

Все кружилось вокруг нее, она ловила запах манящего и свежего снега и представляла, как будто хватает его губами, но чувство жажды только усиливалось. Снег, который кружил в воздухе, был чрезвычайно недосягаем, будто бы его и не было вообще, в то же время снег, который лежал на земле, только по виду напоминал собой нечто чистое и манящее, прохладное и свежее. На деле же стоило только ей нагнуться, чтоб зачерпнуть горстку в руку, как сразу ударяло ясное понимание того, что это лишь абстракция, к тому же весьма назойливая, как паразит, заползает в разум и начинает раздражать своим присутствием.

Потом, уж совсем впав в исступление, она заметила небольшой магазин, он был желтого цвета и напоминал собой ларек, как на ее родной земле в России.

Какое же изумление нахлынуло в ее душу, и даже в некой мере освобождение, и то подлинное состояние перехода от одной иллюзии, которая уже прогнила, как червивое яблоко, к другой, более новой и свежей, которая тоже вскоре сгниет неизбежно, но первое впечатление, переход словно из жаркой печи в ледяную арктическую воду, хоть на секунду дает то самое освобождение от мучительного первого сотрясения, но вскоре и это становится невыносимо тяжело, после всего нескольких мгновений обыденности этой ситуации, которая так и зависла в воздухе! Весь мираж рано или поздно рассеивается, словно пыль, и мы понимаем, что увлечения, пусть даже самые обоснованные и деловые, в таком-то состоянии ипохондрии, могут лишь приводить к большим заблуждениям всего этого процесса. Катя в этот момент, конечно, и сама предчувствовала всю мнимость данного состояния и даже предполагала, что все это происходит с ней из-за внутренних страхов, все эти кошмары, прочие поползновения ее неординарной личности. Но все же с гордостью, которая вскипала как огонь от знания того, что она уж совсем пропала, она сделала два уверенных шага и направилась к этому магазину.

Подойдя ближе, при всем понимании, что это непременно солит чем-то злым и безобразным, она плюнула на это все, подняла голову выше, и тут в голову пришли мысли о чем-то знакомом, о чем-то родном, о своем прошлом, детстве. Каждый раз они с друзьями заходили в такие лавки после школы или продленки, и утром, и вечером, и днем, в обеденные часы и ночью при полной луне: гуляли они всегда, гуляли они долго, как только появлялось время; а такие ларьки, казалось бы, и не закрывались. Обычно у нее и ее компании было совсем не много денег в кармане, но всегда хватало, чтоб купить жвачку или даже мороженое. Иногда они нарочно станут под таким ларечком и громко заплачут. И мимо проходят взрослые, спрашивают:

– Что случилось, девочки?!

Тут же одна из них сразу смело и решительно отвечает:

– Мама Тани послала ее за молоком. – При этом сохраняя весь серьезный вид и четко разделяя свою речь, со всеми эмоциями и вытекающими из них манерами, она далее продолжала с грустью: – Мы катались, и она где-то обронила все деньги, а у Тани строгая мама! Она выпорет ее, и она больше никогда… Слышите, никогда! Не выйдет с нами гулять. – И после этого, придавая словам еще больше убедительности, хватаясь за голову, дергая взрослых за пиджаки или куртки, – эксцентрично давала тонкий намек, давала понять, что делать и что войти в такое положение непременно благородство, что, безусловно, детские впечатления намного выше всякой похоти в денежных эквивалентах.

Разумеется, такая шалость не могла проходить со всеми, но некоторые, весьма тронутые положением девочек, мгновенно доставали свои толстые кошелечки и давали нужную сумму, а то и в два раза больше, приговаривая при этом:

– Девочки, а это вам на шоколадку!

После такого фурора они долго резвились, прыгали от радости и смеялись, пока взрослые не уходили из поля зрения.

Она долго всматривалась в этот ларек и вспоминала свое детство, пройдя шагом, а затем бегом, а затем ускоряясь со всей силой, она на всех парах помчалась к нему.

Наконец добежав до самой двери, она заметила, что дверь приоткрыта лишь наполовину, вскоре тяжелую металлическую дверь она еле открыла двумя худенькими ручками.

В лавке было пусто и даже полутемно, но это не насторожило девушку, а насторожило другое: на всех витринах и полках не было продуктов! Только лишь одна шоколадка, лежавшая в большом витринном холодильнике, на которую устремила взгляд Катя. Она уж было и забыла, что хотела пить, и изнемогающе от чего то иного машинально направилась к витрине. «Почему одна шоколадка? Почему она лежит в холодильнике для рыбы?»

Что-то странное и на вид непривычное толкнуло ее. Это была женщина с виду лет сорока пяти, не совсем старая, но выглядела она довольно солидно, она стояла подле нее и как бы намекающим взглядом давала понять, что разделяет ее заинтересованность, затем резко сказала:

– Хочешь? – указывая на ту самую шоколадку.

– Я воды очень хочу, – в решительном тоне пролепетала девушка, но затем в эту секунду даже как-то расстроилась, и слезы неожиданно заполнили ее глаза, наверно, от того чувства, что все это глупость и лишь мираж очередного кошмара.

– Воды тебе дам, – пробормотала женщина каким-то загадочным голосом, надменно добавив: – Следуй за мной.

Катя в растерянности вышла с подозрительной дамой из магазина и направилась вдоль аллеи… Они прошли еще несколько метров, не переглядывались и даже не говорили.

В этот момент, когда они подошли к переулкам, девушка чувствовала сильный испуг и усталость. Она стала дышать еще сильнее и даже задыхаться.

Но почему-то, следуя за таинственной незнакомкой, ей захотелось узнать развязку и побыстрее со всем покончить. Женщина мерзко пропадала: то в одном переулке, то в другом, пытаясь ускорить шаг и резко завернуть за угол, чтобы как-то намеренно позлить уже совсем измотанную девушку.

Катя даже стала бежать за ней ровно так, как только совсем недавно бежала до магазина.

Переулки менялись… И чем дальше они заходили, тем становилось все темнее и темнее, наконец, они завернули за совсем узкую улочку, где почти ничего не было видно, единственным, что освещало ее кругозор, был старый фонарь, небрежно прицепленный на дом, один на этой улице. Необычайный страх и ужас поразил ее в ту минуту.

Она чувствовала что-то непреодолимо злое и коварное в этом, сердце ее колотилось, ей очень хотелось пить, а женщина продолжала уходить вглубь там, где нет ничего, кроме темноты.

В итоге она отчаянно крикнула ей:

– Постойте, вы обещали! Я же пить хочу помогите мне… – Нагнувшись, и обхватив двумя руками колени, она остановилась.

Женщина в ответ действительно повернулась, встала полубоком к девушке, замерла на время и, не поворачивая лица в ее сторону, а медленно развернувшись спиной, впоследствии она зачем-то начала снимать свою шубу. Шуба же эта была длинная, с большими рукавами, походившими на кружевные темные облака, сама вещь была весьма дорогая и примечательная, поэтому девушка не смогла не приметить, как изящно и медленно она сползает с ее плеч и буквально синхронно застилает собой белую снежную гальку…

Взгляд ее замер… В этот момент она смотрела на шубу… а шуба в этот момент посмотрела на нее, а именно в изголовье, где воротник, были видны маленькие желтые глазки, напоминающие козлиные. И рукава, и пояс – все зашевелилось, вся шуба начала бурлить и пытаться встать со снега, и буквально за какое-то мгновение девушка поняла, что сейчас расстанется с жизнью. Но не страх, а скорее облегчение, что сейчас она перейдет уже к следующему миражу и «новому состоянию», при всем мучительном тоне, который, как паук, сел ей на плечи… Она знала, что все это не по-настоящему и что переходить из одного миража к другому и есть то самое наслаждение, ради чего и стоит испытывать страх и входить в разные овраги, туманы, леса, болота, и что все эти кошмары свидетельствуют лишь об одном: что она по-настоящему не умерла и что в контрасте заключается все ее мироздание. Такие мысли ей словно дьявол нашептывал.

Шуба уже бежала к ней на четырех очень мохнатых и совсем не видных лапах. Затем превращаясь в какого-то непонятного зверя, который уже был в двух шагах от девушки, и буквально через миг зверь повалил ее на снег, и она тут же оглохла. Звон в ушах и осознание того, что она проснулась, изрядно потрепали ее психику. Не понимая, что происходит вокруг, она заметила бабушку, которая стояла над ее изголовьем и пыталась до нее достучаться, то есть начала ее активно расталкивать и приговаривать:

– Эй ты!

Катя еле пришла в себя от сна и как-то поняла, что некий голос зовет ее, это стало каким-то спасением и быстро вывело ее из столь мучительного состояния.

– Эй! Ну да, ты! Что дрыхнешь, вставай вот, вставай… – протянула бабушка слово, – я покажу тебе. Вот смотри сюда! – произнесла она, пристально смотря прямо в глаза Екатерине. Каким-то добрым, на первый взгляд, но весьма таинственным голосом она пожелала ей что-то рассказывать.

Еле проснувшись, девушка едва ли могла сообразить, что происходит. Глаза ее прищурились, вместе с этим узнавая что-то знакомое в образе пожилой женщины. Она хотела понять, что вообще произошло и который час на дворе, но сделать это было крайне сложно; дыхание все еще было сбивчиво, да и голова не соображала, словно хмелем одурманенная. Открыв глаза и сфокусировавшись на одном объекте, который нависал над ней и приближался своим пугающим видом, она заметила перед собой довольно смуглое лицо, стоявшее и наклонившееся над ней, при этом упорно взявшись смотреть прямо ей в глаза; и в сочетании с бровями, которые расположились таким образом, что сам взгляд ее словно сверлил ей душу и – господи! – даже в чем-то ее укорял…

Это была весьма странная пожилая женщина лет 65, в руках она держала шкатулку и как бы намекала всем своим видом заглянуть в нее, а потом и вовсе начала говорить сбивчиво и расторопно перед девушкой.

– Крысы! Крысы! – беспощадно повторяла она раз за разом, придавая своему лицу более жалобный вид.

– У вас в шкатулке? – Заинтересовавшись ее словами и робко удивившись им, Катя даже не понимала, о чем идет речь, и ее реакция была спокойной, благородной, после такого жуткого сна она не хотела хамить, однако ж взгляд ее упал, и она принялась вставать с лавочки.

Но пожилая женщина даже не расслышала ответа и начала теребить шкатулку, неуклюже пытаясь открыть и что-то показать девушке, которая, по всей видимости, внимания на нее не обращала.

– Эгей, стой! Стой! – раздался громкий голос из ниоткуда. – Прощу прощения!

В спешке, задыхаясь, она увидела человека.

– Это моя сестра, – мужчина пояснил с досадой и добавил, подходя к Кате: – Она больна! Мы здесь недалеко гуляем, и я ее потерял.

Мужчина начал историю:

– Народу сегодня в парке было мало, и мы подумали, мы не… В общем, извините, что так вышло! Она вас напугала? У вас лицо такое бледное, – продолжал он, обращаясь прямо к Екатерине, серьезно, с чувством вины, как будто он стоит на каком-то допросе.

– Да нет, я в порядке, – отрезала она и, увидев всю серьезность и даже испуг этого мужчины, решила добавить сценарий, чтоб уж совсем успокоить его; сказать, что все это вздор и что эта милая женщина, даже наоборот, спасла ее от участи быть «съеденной». – Просто мне приснился кошмар, и ваша сестра… впрочем, она помогла мне проснуться. – В упадке сил пытаясь привстать, она тут же присела и начала вытирать пот со лба рукой.

– Господи! – мужчина сразу схватил ее руку. – Да что ж это с вами?! Да вот возьмите мой платочек. Вы, должно быть, больны?! – немного отстранившись от нее, он в полном недоумении решил поинтересоваться: – Да что ж это вам такое снилось, в конце концов? – Он метался из стороны в сторону и периодически приседал на одно колено, аккуратно, так, чтоб не запачкать одежду, но и чтоб посмотреть девушке в глаза и удостовериться, что она в порядке. Но неожиданно он начал проявлять интерес к ней не как к человеку или прохожему, а как к пациенту, которого он только что встретил на приеме, и задавал ей весьма обычные вопросы, но наводящие на некую мысль вот при таком-то напутствии, и даже выглядел надменным, знающим все о пациенте, его поведении или даже, можно сказать, его слабоумии.

– А вы откуда здесь? – продолжил он. – С вами раньше такое бывало? Вы выслушайте, ну да подождите… – Резко поняв для себя, что Катя морщится и не желает слушать весь этот вздор о ее состоянии, что не доктор ей сейчас нужен, а просто глоток воды, он сразу сменил тему. – Моя сестра больна вот уже как 17-й год, – продолжал он. – У нее шизофрения и вот уже старческий маразм. Врачи ставят много диагнозов, но ничего не помогает.

Единственное – прогулки на свежем воздухе, и именно в этом парке, хоть как-то ее заставляют думать о чем-то хорошем. Наверно! Наверно, это так. – Он начал сам себя диагностировать вышесказанным и даже переосмысливать свои слова, он опять продолжал, уже надоедая Кате:

– Ее Полиной зовут, она всю жизнь на ферме работала, за животными следила. Она очень их всех любила. – Мужчина до того проникся своим собственным рассказом, который был непонятен девушке, что и сам почти заплакал и в расстроенном виде добавил: – Вы ее не бойтесь! Эй, да! Этакое она скажет что-то обидное или пихнет! Но вы да простите уж ей.

Он почему-то был настолько сам уверен, что девушка испугалась именно его Полиночки, и сам уж путался в своих словах от страха и от некой неловкости, которая была понятна в этот момент ему самому. Старуха же эта начала ходить вокруг лавки и, нагибаясь, что-то подбирать с полу.

– Смотрите, – кивнула девушка ему. – Мужчина, смотрите, она сейчас опять уйдет. Я думаю, вам лучше быть рядом с ней. А что насчет меня, то, пожалуйста, успокойтесь, мне просто плохой сон приснился. Да и поздно уже, мне пора идти.

– Ну ради бога, воля ваша, вы уж извините. Поля! Полиночка! Ну идемте! Ну сюда, Поля, да стойте! – И он побежал за нею.

От его разговора у нее начала болеть голова, хоть особо он и не сказал многого, но что-то отвратительное и назойливое она в нем разглядела, да и потом она уж и совсем не обратила внимания на часы, в совокупности это придало еще более усиленное раздражение, отчего и головная боль была столь заметна. Было уже поздно. «Как так? Весь день я была в этом парке, что ли?» – задалась она резко вопросом.

– Что со мной происходит?! Как же я ненавижу все это! Все это должно закончиться! – опять на выдохе со злобой произнесла она эти слова. – Я так больше не могу! Еще один скандал с этой ненормальной, и… я… – Она задумалась на минуту. – Хотя бы потому что я не учусь и который день ничего не ем… – Ее взгляд стал потерянным, и она молча пошла вперед.

Ненормальной она называла свою мать. Они обе и правда часто ругались. Детство она почти не помнила. Кроме того, она не могла вспомнить свой дом и своего отца.

Обычно все дети уже к пяти годам ведут осознанную жизнь, и что-то яркое и необычное они запоминают. Но Катя не то чтобы не помнила себя в пять лет, а даже и в десять, и в двенадцать ничего не припоминала. Все это было немного загадочно для нее. Единственное, она помнила свое детство в России, пробыла она там четыре года и переехала сюда.

Она иногда задумывалась, почему она не может ничего вспомнить, что происходило до этого, но чем больше она погружалась в эти мысли, тем сильнее чувствовала отягощение, тем яростней засыпала она в раздумьях, так как девушка задумывалась об этом, лишь лежа на старой постели. Но не отказывала себе в таких мыслях, так как это помогало уснуть.

– Надо идти! – решительно она отрезала себе. – Надо идти домой, – прибавила.

Как же сильно ей не хотелось идти в этот вечер! Она почти решилась остаться в парке и ночевать на этой же скамейке. Но вдруг, как по своей обыденности для здешних мест, ударил гром. И уже буквально через две минуты ливень заполонил собой все пространство, она быстро встала, схватила рюкзак и побежала. Идти ей было не так уж и долго от этого парка, и, так же как и вчера, она промокла, устала и выбилась из сил.

Подходя к дому, как и в прошлый раз, она ни о чем не думала, кроме скандала, так как накануне ее мать заявила о каком-то серьезном разговоре. И когда бы, как не сейчас, ей предстоит его встретить. Как же всю ее сжимало, она неподдельно волновалась, поднимаясь и считая каждую ступеньку своего крыльца. Она надавила рукой на дверь, чтоб проверить, заперта ли она, ибо ее мать, как сумасшедшая, ходила по комнатам и запирала все двери, на которых были замки, и уж входную, переднюю, она не могла оставить без внимания. Но в этот раз все обошлось: дверь была не заперта и девушке не пришлось стучать.

Когда дверь закрылась, она вошла в темный коридор и закрыла глаза. Дверь захлопнулась за ее спиной от ветра; подождав минуту с закрытыми глазами, она увидела кота, который сидел и ждал ее напротив двери на лестнице, ведущей к чердаку.

Компотик… иди сюда! – позвала она кота к себе и начала приговаривать, поглаживая его ладошкой: – Мой котик, он меня ждал, он меня любит.

Кот на удивление хозяйки быстро подбежал к ней и начал проситься на руки, мяукать и смотреть ей в глаза.

Подняв кота на руки, она начала его целовать и так и присела у самого порога, не решаясь пройти дальше по коридору. Но все же осмелившись, минутой позже, и суеверно даже перекрестившись, девушка гордо начала кричать:

– Я пришла!

А потом истерически засмеялась: ха-ха-ха! И все громче пыталась выражать свой восторг.

– Я дома-а-а! – растягивая каждое слово криком.

Вскоре она повернула в гостиную, где стоял телевизор, и уже было приготовилась застать свою мать именно там… Но там никого не оказалось. Тогда она спохватилась и выбежала в коридор.

Немного постояв у двери и открыв свою комнату, Екатерина сразу обнаружила мать, которая спала на ее кровати. Трельяж и шкаф были настежь открыты, а письменный стол – весь обыскан, учебники разбросаны; видно, что ее мать что-то искала, но девушка не могла сообразить, что именно и почему. Кроме того, старый комод окончательно треснул. Ей стало жутко. Она не могла это больше терпеть и забежала на кухню.

И зачем-то схватила нож, всматриваясь в свое отражение на лезвии. Со стороны это выглядело довольно глупо и немного наигранно. Затем она тут же его положила и засмеялась:

– Ну-у и хорошо! Ха-ха-ха. Спи на моей кровати, я не жадная.

Войдя в зал, Екатерина остановила свой взгляд на кресле, но диван, на котором обычно валяется ее мать, не подошел ей для сна. Он был весь испачкан и запятнался от разных напитков, которые обычно на него проливались.

И от этого дивана исходила жуткая вонь прелости, так что заснуть, наверно, было невозможно, хотя бы из-за запаха. Весь он был к тому же изрезан, она даже уж и хотела что-то постелить, дабы спрятать это все безобразие, но потом передумала и села в кресло возле телевизора.

В полной тишине она стала задумываться: «Да почему это все происходит со мной?! Порой действительно я как будто сплю, это определенно не может продолжаться, завтра, наверно… должно все закончиться! Я скорее ударю ее либо перережу себе вены от злости. Да разве так может быть? Любой человек не будет терпеть все эти издевки, если он за человека себя считает, – заключала она в истерике. – Всю свою жизнь, – задыхалась Катя, но продолжала, – я только знала ее с плохой стороны, она каждый раз била меня и трепала за волосы, так мерзко, это все так унизительно. И кроме того, еще более унизительно находиться рядом с ней в одном доме. Признаюсь честно, в последнее время я действительно стала ее бояться, а все потому, что это ожидание скандала и побоев, наверно, еще больнее, чем сам процесс.

Может, в школу на нее заявить? – продолжала она, следуя за своими оборотом мыслей, поминутно спотыкаясь и всхлипывая. – Хотя дьявол скорее явит свое присутствие, чем они что-то предпримут! Они все и так всё знают, и ничего… господи… ничего они не хотят делать!»

Она замолкла. Голова ее отяжелела в очередной раз, мешая ей в этот момент думать, и в то же время анализировала весь завтрашний день. Потом образ накатил на ее сознание: «Как проснется и как увидит ее! Стоящую перед ее лицом… Она старалась как можно дольше оттягивать этот момент, прежде чем заснуть и нарочно переместиться во времени».

– Где же мой отец? Почему он не защитит меня? Почему же он бросил меня! Черти! Почему?! Я не могу до него достучаться?! – она закричала на всю квартиру разрывающим сердце воплем и толкнула вазу рукой со всей силы, ваза разбилась, единственная, которая хоть и без цветов, но как-то все же украшала эту квартиру. Затем одышка и кашель замучили ее.