Читать книгу: «Плесень», страница 8

Лиза улыбнулась.

Вдохновлённый улыбкой девушки, Перескоков продолжил заглатывать наживку.

– Это всё юмор, конечно. Нервная обстановка на работе, плюс, я чувствую себя очень одиноким (этот ход безукоризненно действовал на сентиментальных, скромных девушек), вот и зашёл в этот бар. Но теперь, теперь мне хочется прогуляться с вами, Лиза. Можно проводить вас до дома, и, как бы банально это ни звучало, мне не помешает проветриться. Так каков будет вердикт прекрасной дамы?

Девушка посмотрела ему в глаза и сказала:

– А, знаете, Иван, я вам верю! У вас очень добрые и честные глаза.

«Меня сейчас стошнит», – думала Лиза, произнося эту фразу.

– Здорово! Чудесно! Великолепно! – наигранно проговорил Перескоков. – Куда путь держим? Ведите, вы мой капитан.

– Лично я иду домой, и если вдруг вам по дороге со мной, что ж, я не против чтобы вы сопровождали меня.

– Да, хоть и не по дороге, хоть и не по пути, я пойду с вами. Ну, и жизнь есть жизнь, не так ли, проветрюсь заодно. Лиза, а можно мы перейдём на «ты»?

– Если вам так удобнее…

– Тебе, тебе, на «ты» общаться проще, как по мне…

– Мне не сложно. Давайте, ой, давай – на «ты».

– Хорошо! Так и куда же мы идём?

Я живу вон в той стороне, не очень далеко, только через парк пройти, и я почти уже дома.

– Идём. Доставлю тебя в целости и сохранности.

– Как-будто без вас, ой, без тебя, я бы пришла по частям…

Шутка понравилась им обоим, и они долго шли и смеялись. На улице смеркалось, в парке, по аллеям которого они неспешно шли, разговаривая обо всём на свете, зажигались фонари. Несколько раз Перескоков пытался приобнять новую знакомую за талию. Она мягко отстранялась, но и не выказывала явного неудовольствия.

«Он думает, что он охотник, что он ведёт игру… Пусть думает… Пусть заглотит приманку поглубже» – думала Лиза.

Не доходя до ворот, выходящих из парка метров триста в Перескокове взыграл, то ли алкоголь, то ли тестостерон. Из-за позднего времени вокруг не было ни души. Иван остановился, развернул девушку к себе лицом, одной рукой обнял её за талию, вторую положил на спину, в район лопаток, слегка наклонил её и ни слова не говоря впился в её губы страстным поцелуем. Лиза оказалась не готова к такому развитию событий и пропустила «выпад». А когда она собралась предпринять что-либо, произошло нечто неожиданное, и даже ужасное. Перескоков, поцеловал Лизу в верхнюю губу, и, обхватив её своими губами, провёл языком по её губе. Но, он тут же отстранился, сначала закашлял и стал рукой обтирать свои губы. Глаза удивлённо расширились. У него участилось дыхание, потом в дыхании послышались хрипы. Он открывал рот, стараясь вдохнуть поглубже, лицо стало серым, потом начало синеть. Ему явно не хватало воздуха. Он задыхался. В голове Лизы, как молния, промелькнуло воспоминание: аудитория и Перескоков говорит – «Я абсолютно уверен, что она, ну вся покрыта плесенью… А давайте её разденем, в виде эксперимента… только я в сторонке постою, у меня аллергия на плесень».

Мысли метались в голове девушки: «аллергия на плесень, а я ведь, ведь этот образ, это как кокон, как костюм, сотканный именно из плесени».

Из-за внезапности произошедшего, девушка с каштановыми волосами, заправленными в хвост, в сарафане и с шёлковым платком на плечах, вдруг изменилась и стала Лизой, такой, какой она была на самом деле – бледная кожа, белые волосы, щуплая как подросток. Это последнее, что увидел Иван Перескоков перед тем, как упал замертво на аллее, посреди парка.

«Выходит, он не врал, у него действительно была аллергия на плесень» – думала Лиза. Она шумно выдохнула и застыла, чуть дыша и сжимая в руке заветный платочек с плесневой пылью, перед распростёртым на асфальте, мёртвым Перескоковым.

Поезд тоже застыл и шумно выдохнул, выпуская воздух из всевозможных систем, трубок и трубочек. Лиза вернулась в реальность из глубин воспоминаний, и, как и поезд, как и в недавнем воспоминании, шумно выдохнула выпуская воздух из лёгких. Перед глазами стояло мёртвое лицо Вани Перескокова, пока ему на смену, из-за двери, не выплыло, ставшее уже таким родным, живое лицо рыжеволосой проводницы.

– Стоим два с половиной часа, – сказала, улыбаясь Мария Матвеевна.

«Как она может всё время улыбаться? У неё мышцы лица не болят, случайно? А может это паралич? И лицо просто застыло, заклинило! Да, нет, разговаривает нормально…» – подумала Лиза, а вслух спросила:

– Мария Матвеевна, а моя же станция будет утром? Я правильно думаю?

– Да, моя хорошая, – ответила рыжая женщина. Утречком, прям ранёхонько, ту-ту, и ты приехала. Намаялась, наверное? Ехала-то вон сколько. А с непривычки это тяжело. Я-то что, мне эти километры, часы, сутки уже нипочём, привыкла… Ой, как к тебе зайду, так и болтаю без умолку, а мне же ещё надо… Ой, пойду я… – И уже собралась закрыть за собой дверь купе, но Лиза обратилась к ней с просьбой.

– Мария Матвеевна, я хотела вас попросить, чтобы вы, когда будем подъезжать к моей станции, заглянули ко мне в купе, предупредить. Я, конечно, спать не собиралась, выспалась, наверное, но мало ли. Вдруг да засну.

– Загляну, Лизонька, обязательно, а то, как же, предупрежу и помогу, если надо будет. Это уж ты не беспокойся.

– Спасибо, – поблагодарила девушка и даже смогла улыбнуться.

Когда дверь купе закрылась за проводницей, Лиза села к окну и стала в него смотреть. Было уже за полночь и вокзал был освещён множеством огней. Вокзал был большим и современным, значит и город тоже был крупный. Правда разглядеть его из-за наступившей темноты было трудно. Только кое-где, насколько позволял обзор из окна, можно было угадать серые силуэты многоэтажек с редкими окнами, в которых ещё горел свет. Город спал, вокзал продолжал бодрствовать. По перрону туда – сюда сновали люди, с чемоданами, рюкзаками, сумками, налегке. Стояла группа военных, курили, недалеко от них, о чём-то громко разговаривали цыгане. Ещё дальше, почти на краю платформы виднелись небольшие столики и несколько бабушек. Самые стойкие, не ушедшие спать, надеющиеся что-нибудь да продать и заработать прибавку к пенсии.

«Нужно посмотреть, что бабульки продают. Может присмотрю что-нибудь для себя, куплю» – подумала Лиза и решила, раз времени до отправления предостаточно, не спеша собрать вещи, которые уже не пригодятся в дороге. А уж потом, пойти прогуляться. Упаковав почти всё, в чемодан, за исключением сарафана, лёгкой кофточки, туфель со следками, это она собиралась надеть по приезде, и некоторых средств личной гигиены, девушка вышла не перрон. Летняя ночь; воздух ещё сохранил тепло жаркого дня, но уже дарил лёгкую прохладу; небо, усыпанное звёздами, и полная луна. Красотища! Лиза долго смотрела в звёздное небо, задрав голову, пока не затекла шея. Затем решила пройти до конца платформы, противоположного того, где пенсионерки решили устроить торговые ряды. Шла девушка не спеша (времени предостаточно, постоянно напоминала она себе), не обращая внимания на взгляды людей.

«Ну их, пусть себе глазеют. Да, я именно так выгляжу, а вам-то что?» – немного злясь думала Лиза. – «А вот мне лично, безразлично как выглядите все вы! И смотреть на вас мне не интересно. Ха! Вы же все обычные, не то, что я».

Неспешно шагая, девушка с удовольствием вдыхала ночной воздух. Дойдя до края платформы, постояла там, глядя на тёмную рощу, освещённую луной, развернулась и пошла в обратную сторону, вновь напомнив себе, что времени много и торопиться не стоит. Так, неторопливо девушка шла к импровизированному рынку, периодически останавливаясь поглазеть на что-нибудь. Наконец она дошла до столиков, на которых были разложены: сувениры, бижутерия, солёная, сушёная и копчёная рыба, семечки, пирожки и много чего ещё. На одном столике, ну как столике – два ящика, а на них фанера, были сметана, творог и сыр. Домашний сыр! Ещё Лиза обратила внимание на реакцию торгующих здесь бабулек. Когда девушка приблизилась в босоножках, в шортах до колен и футболке с коротким рукавом, с белыми волосами и бледной кожей лица, рук и ног, у бабушек округлились глаза. Они заёрзали на своих сиденьях и, судя по выражениям их лиц, готовы были многократно накладывать на себя крестное знамение. (Одна, самая дальняя от Лизы, всё-таки перекрестилась). Бабушек, конечно же, понять можно – лето, жара, все вокруг загорелые и на тебе – ночь, полная луна и бледная-бледная девчушка. А от ярких фонарей и прожекторов вокзала, бледная кожа Лизы казалась совсем белой и даже, как будто, светилась, мертвенной белизной.

«Интересно, за кого они меня приняли – за приведение, вампира или простого, ходячего мертвеца» – улыбнувшись, подумала Лиза.

Приблизившись, девушка поздоровалась. От звука живого, человеческого голоса, бабушки немного расслабились, у них отлегло от сердца, кое-кто, даже улыбнулся. Но смотрели они всё ещё настороженно, хотя, в глазах торговок появилось ещё и любопытство. А Лиза сразу прошла к «прилавку» с сыром, всё остальное её мало интересовало.

А у вас всё домашнее? Свежее? – Спросила Лиза сидевшую тут пенсионерку.

– А, то, как же! Всё сами, сами и скотину держим, и, вот сметанка, а хошь творожок. Сыр вот, сегодня вечером дозрел. Так ты и сама посуди, свежее аль нет. – ответила пенсионерка. При этом пристально оглядывая Лизу с ног до головы, через толстые линзы очков, отчего её глаза казались огромными. Ещё бабулька, пока отвечала на вопрос, взяла в руку локон своих волос, выбившихся из-под косынки, посмотрела на них, скосив взгляд, потом посмотрела на волосы Лизы и судорожно спрятала выбившийся локон, опять под косынку.

– Не, я сметану с творогом не хочу. Мне бы сыру. – ответила Лиза.

– Сыр? Так вот, пожалуйста! Хорош, сыр! Пахнет-то как, вот, хочешь если, понюхай. Свеженький! Да и не дорого отдаю, тут вот он, весь фасованный, взвешенный, по триста граммулек. Ну, это чтоб не много было, да уж чтоб и не мало. Чтобы, вот как раз, чтобы хватило, – расхваливала, но как-то путанно, свой товар старушка. Видимо ещё не отошла от первого впечатления.

Лиза хотела понюхать, как пахнет сыр, хотела выбрать кусок поаппетитнее, покрасивее, но тут она вдруг обратила внимание на голос из репродуктора. Этот самый голос, без всяких эмоций, повторял, что её поезд отправляется через пять минут. А она была на приличном расстоянии от своего вагона.

«Неужели два с половиной часа уже прошло?» – подумала она. Но от сыра не отказалась. Быстро сторговавшись с бабушкой-продавщицей, отдала деньги, взяла первый попавшийся кусок сыра, завёрнутый в пищевую плёнку, и побежала к своему вагону.

Пока бежала думала: «Не хватало ещё, проехав пол страны, вот так, когда ехать осталось всего-ничего, отстать от поезда» – и ещё: «Время – это очень хитрый предмет, вот оно есть, целый вагон и его сразу нет» – перефразировала она высказывание Винни-Пуха из мультфильма – «Винни-Пух и день забот».

Спортсменка из Лизы была никудышная, она бежала, как могла. Но как-то разогналась, да так, что, не останавливаясь проскочила мимо рыжей проводницы, стоявшей у открытой двери вагона. Взбежала по ступенькам, через тамбур, потом по коридору и только оказавшись у себя в купе остановилась. Плюхнулась на сиденье тяжело дыша. Тут же нахлынули воспоминания. Да, в тот день она так же запыхалась, когда прибежала домой из парка, на центральной аллее которого осталось лежать мёртвое тело Перескокова. Но она остановила поток воспоминаний. Решила сначала налить чаю, просто чаю без чего, как говорила её любимая бабушка Фрося. А вот потом, усевшись поудобней, можно будет довспоминать, то, что ещё не вспомнила, пока не доехала до конечного пункта. Отдышавшись, Лизавета сходила за кипятком, вернувшись же в купе, села, поджав под себя ноги и стала глядеть в окно, попивая чай и вновь погружаясь в воспоминания.

В тот злополучный вечер, выйдя из ступора возле лежащего на асфальте тела Вани, она стремглав побежала домой, всё так же сжимая в руке заветный платочек. Пробежав изрядное расстояние, Лиза внезапно, резко остановилась возле урны и посмотрев на зажатый в руке платочек с плесневой пылью со злостью бросила его в эту самую урну. Отшатнулась от неё, как от чего-то мерзкого и вновь побежала. Бежала так, как никогда в жизни не бегала. Остановилась лишь тогда, когда закрыла за собой дверь в квартиру. Тяжело дыша, лёгким катастрофически не хватало воздуха, прислонилась спиной к двери и сползла потихоньку на пол. Сидела пытаясь отдышаться. Воздух входил в лёгкие со свистом, а выходил с хрипением. Сидела долго, утратив чувство времени. Слёз не было, мысли неслись с неимоверной скоростью, сталкиваясь, наскакивая друг на друга, кружась в вихре и уловить их, схватить, упорядочить, зацепиться хотя бы за одну было невозможно. А перед глазами стояло мёртвое лицо Ивана. Только когда уже стало больно сидеть и затекли ноги, Лиза поднялась с пола, сняла обувь и пошла на кухню. Ужасно хотелось пить, в горле пересохло настолько, что было тяжело глотать. Вдоволь напившись воды, прошла к окну и открыла форточку и стояла, вдыхая свежий, ночной воздух.

«Сколько я так просидела в прихожей? А, хотя какая разница… А вот как… Как всё это произошло с Перескоковым, ну, то, что произошло. Этого не должно было случиться… Я ведь… ведь я этого не планировала… И в мыслях не было… Я ведь… Я же просто хотела… Чёртова аллергия!» – вслух размышляла она. По щекам потекли слёзы. – «Он вот умер… Умер из-за меня! А я… Я-то живая, вот она я… Дальше-то как! Как жить дальше со всем этим!» И рухнув на колени, прям там, где стояла, заплакала навзрыд. Рыдания отняли у неё последние силы и она, незаметно для себя уснула, прямо на полу в кухне, свернувшись калачиком. Проснулась не утром, а на исходе ночи. Замёрзла. Всё тело болело. Но разве сравнится боль души с болью тела?

Неделю Лиза не выходила из квартиры мучимая совестью. Хорошо, что продуктов было в достатке. Да и ела она просто по необходимости, аппетита не было от слова – совсем, и, ела мало. Как говорят – по зёрнышку. Ходила по квартире, лежала, сидела. К углу, где была плесень старалась не подходить, даже не смотрела в ту сторону. Плакала, о чём-то размышляла, часто вслух, пыталась что-нибудь придумать. Спала урывками, просто проваливалась в сон, когда сил бодрствовать уже не было. Кто-то звонил, девушка, она, конечно, назвала своё имя, но оно вылетело у Лизы из головы. Звонившая сообщила «ужасную новость» о том, что Иван Перескоков умер, его нашли в парке и назавтра назначены похороны. Через день снова был звонок. Из него Лиза узнала, что Перескокова похоронили, ей сообщили, что умер он от асфиксии, задохнулся из-за аллергии. Узнала, что на похоронах было много народа, с работы, из универа и из школы тоже. На вопрос – «А тебя чего не было?» соврала, что очень плохо себя чувствовала. Хотя вряд ли это было неправдой. Чувствовала она себя не просто плохо, а мерзко. А в этот день у неё поднялась температура и знобило так, что аж трясло. Лиза то мёрзла, то потела. Укрывалась тремя одеялами, когда мёрзла, но всё равно дрожала от холода. Порой, дрожа под кучей одеял, она вспоминала, как пару раз её согревала плесень, как укрывала её, как покрывала ноги по щиколотку, будто шерстяные носки. Но от этих воспоминаний её тут же бросало в жар. «Только не это» – говорила она себе. Тем более, еще и потому, что в те моменты, когда ей удавалось заснуть или она просто проваливалась в сон от изнеможения, ей снились кошмары. Ну как кошмары, сон был тот же – пропасть, ленты и она на краю этой самой пропасти. Но к этому прибавились лица, одно беззвучно смеялось, при это выглядело очень безумным – это было лицо соседки Алевтины Петровны. Второе – смотрело зло, с осуждением, но при этом выглядело несчастным – это было лицо Хворостовой Софьи. Третье было лицом Ивана Перескокова и было оно мёртвым. Лиза всегда, в такие дни, вздрагивала при пробуждении и потом долго не могла унять дрожь и сильное сердцебиение. А ещё в этих снах, в шуршании чёрных лент, которые всё так же двигались в своём странном танце, Лиза слышала, не просьбу, требование. Да и во время бодрствования она чувствовала это же требование, исходящее от плесени в углу, чувствовала на том самом уровне внутреннего понимания, которое установилось при первом контакте. Это был не голос или шёпот, не огненные или кровавые слова, это было просто понимание. А требовали от неё продолжения мести. Плесень или сила, стоящая за ней, если таковая была, не удовлетворилась смертью Перескокова, ведь в планах было другое, не смерть, а позор. Умереть легко, жить опозоренным – вот тяжкое бремя. А раз Ваня «смог» избежать этого бремени позора, тогда за него должны понести это самое бремя его близкие люди, то есть родители. Лиза же и думать об этом не хотела. Она вообще обо всём этом не хотела думать, Лиза хотела забыть всё, как страшный сон и ещё ей хотелось пропасть, испариться, исчезнуть, просто не быть. Так провела, Лиза в добровольном заточении эту неделю. Терзаясь сомнениями, мучимая совестью и ночными кошмарами. Чувствуя себя щепкой в бушующем, штормовом океане жизни. На восьмой день девушка всё же решила выйти из дома, даже не просто решила, просто нужда заставила. Она ведь, хоть и по малу, хоть и без аппетита, но всё же ела. А продукты, ну никак не хотели восполняться самостоятельно. Повод, вынуждавший пойти в магазин. Хлеб, которого осталось пару кусочков, зачерствел и покрылся плесенью. С превеликим отвращением и брезгливостью Лиза выбросила его в мусорку, которая была уже переполнена. Ещё один повод, вынуждавший девушку выйти из квартиры. И не плохо было бы просто пройтись по улицам, подышать свежим воздухом. Эта вылазка пошла девушке на пользу. Здесь, под голубым летним небом, под жарким солнцем она ощутила некую лёгкость. Здесь не давили потолок и стены, не давила, незримо, плесень, которая никуда со стены не делась. А лёгкий ветерок наполнил лёгкие кислородом и в душе появилась какая-то, пусть смутная, робкая, отдалённая надежда. Надежда на избавление от всего случившегося с ней и особенно от плесени, от всех этих точек, лент и игл. Лиза не знала стопроцентного действенного метода или способа, не знала, как подступиться к решению проблемы, с чего начать, но твёрдо решила пробовать. Пробовать разные методы, пусть даже некоторые из них окажутся безуспешными, ничего, можно будет попробовать другие. Правда идей пока не было, ни одной.

Возле магазина, в котором девушка обычно покупала продукты была небольшая рыночная площадь. На площади был информационный стенд, городская доска объявлений. Стоял этот стенд здесь, сколько Лиза себя помнила, но она ни разу к нему не подходила. Не было надобности. В этот раз она подошла почитать, посмотреть, вдруг что-нибудь из того, что там есть натолкнёт её на какаю-то мысль, идею. Своих-то нет. Рассеяно, просматривая объявления о продаже, покупке, обмене, о предоставлении услуг, Лиза обратила внимание на одно из них. Девушка задумалась, перечитала объявление несколько раз, переместилась чуть правее, там за стеклом были развороты местной, городской газеты. Помимо новостей и других статей в ней так же были объявления. Лиза пробежала глазами по ним и обнаружила аналогичные тому, которое её заинтересовало ранее.

«Ну, а почему нет?» – глядя на объявления думала Лиза. – «Других идей всё равно нет. И есть же поговорка – клин клином вышибают».

Сорвала корешок с телефоном у объявления, что было распечатано на принтере, а те, что были в газете, запомнила. На память Лиза никогда не жаловалась. Придя домой и разложив продукты по местам, села к телефону и не откладывая в долгий ящик, стала звонить по выбранным объявлениям. Как она сама думала, выбрала лучшие из лучших.

Первый звонок Лиза сделала, как значилось в объявлении – Матроне. Колдунье-ведунье-травнице в тринадцатом поколении. «Интересно, кого-нибудь из её поколения сожгли на костре?» – мелькнула мысль в голове девушки. Но первый же вопрос пресловутой Матроны отбил у Лизы всякое желание общаться дальше. Ведунья первым делом поинтересовалась платёжеспособна ли её визави. Лиза бросила трубку и подумала: «тринадцать поколений коту под хвост. Похоже, если и был какой-то дар или способность, с каждым поколением он вырождался. Деградация, понимаете ли».

Второй, кому позвонила Лиза, был маг седьмого ранга запредельного круга – Мстислав. Только девушка успела поздороваться и сообщить, что звонит по объявлению, маг Мстислав буквально завалил её предложениями.

– О! Очень рад, очень, – говорил он. – На какого рода помощь вы рассчитываете? – и не дождавшись ответа продолжил; привлечение финансовых потоков – легко; взлёт по карьерной лестнице – проще пареной репы; настройка на драгоценные металлы – устроим, будете находить золото, чуть не каждый день; настройка на безаварийное вождение автомобиля, мотоцикла, любого другого транспортного средства – сделаем; блокировка страхов, стрессов, боли, различных фобий – результат гарантирую. Может вы хотите жить абсолютно без боли? Или может хотите жить долго и счастливо? Повышение потенции? Ой, это вам не подходит, вы же девушка. Тогда, тогда выведение вашей сексуальной привлекательности на высочайший уровень! Да! От этого, обычно девушки не отказываются. Гарантия сто процентов, мужик…, пардон, мужчины, толпами будут бегать за вами и будут засыпать вас цветами, ну, и другими дорогостоящими подарками. Как вам? Что же вы молчите? Алло, девушка, алло, вы здесь?

– Да, здесь я, здесь, – ответила Лиза. – Просто я не могу вставить ни слова, а перебивать как-то не прилично.

– А, я вас понял! Снятие закомплексованности и повышение самооценки! – обрадовался маг.

– Нет. Мне нужна конкретная помощь. Вы… не могли бы помочь мне…

– В чём? Я внимательно слушаю.

– Помочь мне, как бы это сказать, ну, избавиться от нежелательного присутствия сверхъестественного в моей жизни.

На другом конце провода воцарилось молчание, но не долгое.

– Что? Прям в самом деле сверхъестественное? Прям, полтергейст? – удивлённо и как будто испуганно спросил маг.

– Ну, что-то типа того, – сказала Лиза.

Абонент маг отключился.

Перед тем как звонить по следующему номеру, Лиза решила сделать перерыв. Сделай паузу – скушай пару кусочков сыра, попей чаю, – сказала она сама себе и пошла на кухню. На стену с плесенью всё так же старалась не смотреть. Просто опускала взгляд в пол, когда проходила мимо. Попивая на кухне чай, Лизавета терзалась смутными сомнениями. Что же ей делать если идея со звонками не принесёт никакого результата? Остался только один номер. Если и с ним будет, то же, что и с двумя предыдущими. Что тогда предпринять? К кому обратиться? Одни вопросы, а ответов нет. И отчаяние, как хищный зверь подкралось очень близко. На расстояние одного прыжка.

– А, что мне ещё остаётся? Буду пробовать: – сказала вслух Лиза, отставила чашку с недопитым чаем и направилась к телефону.

Поколебавшись, буквально несколько секунд, набрала номер. Следующей по списку была экстрасенс, член Российской, Тибетской и Монгольской гильдии экстрасенсов – Эссьен-Ринахвани Карбункулова.

– Алло, – сказал голос в телефонной трубке.

– Здравствуйте, – поздоровалась Лиза.

– Больше ни слова, – сказала экстрасенс. – Мой кроваво-красный, заряженный положительной энергией святых отпрысков солнечного света карбункул, уже улавливает твои нейро-психо-экнические колебания, и я сама могу сказать тебе о проблемах, с которыми ты столкнулась.

«Ого!» – подумала Лиза.

– Ты столкнулась с неприятием со стороны одного или нескольких людей. Это, однозначно – венец безбрачия! – сказала Эссьен.

«Пятьдесят на пятьдесят», – промелькнула мысль в голове Лизы.

– Ты оставила что-то, что было дорого твоему сердцу.

«Близко», – размышляла девушка, подумав об университете.

– Ты потеряла кого-то, кто-то умер. Точно! Домашнее животное, милая зверюшка, которую ты очень любила, – продолжала вещать Карбункулова.

«Ну, тридцать на семьдесят», – думала в это время Лиза.

– И наконец, – торжественно произнесла член множества гильдий, – ты неоднократно пыталась покончить с собой.

Тут уж Лиза не выдержала, не смогла молчать дальше.

– Ха, пальцем в небо! – сказала она. – Вот вы гадали, гадали, да не угадали. А я, я вот, а вот я уже умерла. Да. Просто кто-то мне в гроб телефон положил, вот я и звоню кому попало, пока батарея не села, – съязвила Лиза и бросила трубку.

«Шарлатаны!» – в сердцах воскликнула она и задумалась.

Весь оставшийся день Лиза провела в раздумьях. Она ходила из комнаты в комнату, иногда заходила на кухню, рассеяно брала с тарелки кусочек сыра и вновь уходила, жуя и размышляя, пытаясь придумать способ. Способ избавления от злополучной плесени, от зависимости от неё, способ вырваться из-под влияния чёрных точек, лент и игл. Прекратить всю эту чертовщину. На стену, где «засела» плесень, всё так же старалась не смотреть. Несколько раз подходила к окну и подолгу стояла, глядя на жизнь, что протекала за стеклом. Протекала мимо неё. Там, жизнь чувствовалась во всём – в лучах солнца, в зелени растений, в ветре, что ласково обдувал листья деревьев и прохожих, в движении машин, суетливой или беззаботной походке людей, в плаче и смехе детей. Ей очень хотелось стать частью этой жизни, что бушевала за окном. Но для этого ей нужно, каким-то образом вырваться из клетки, из западни в которую она угодила. День за окном сменился вечером, а за вечером наступила ночь. На небо высыпали звёзды.

«Красиво!» – думала Лиза, – «но и звёзды ничем мне не могут помочь».

Так ничего не придумав, легла спать. Удивительно, но спала она очень хорошо и ей не снились ни пропасть, ни ленты. Вообще ничего. А на утро, только она опустила ноги с кровати на пол, её посетила странная мысль – «Может в церковь сходить?». Почему странная, да потому что Лиза никогда особо не думала о Боге, о церкви и обо всём с этим связанным. Родители никогда не говорили с ней на такие темы. Разве что бабушка Ефросинья. Да, когда-то давно, всего лишь несколько раз любимая бабушка говорила о чём-то таком. Но Лиза не придала тогда этому значения и потому о тех разговорах почти ничего не помнила. Но она точно помнила, что у бабушки на шее висел маленький нательный крестик.

«Ну, раз других вариантов нет, стоит попробовать» – решила Лиза.

После крепкого, здорового сна без сновидений у девушки появился аппетит, и она с удовольствием плотно позавтракала.

«В церковь, вроде по воскресеньям ходят» – думала Лиза. – «А сегодня четверг. И как быть? Вот приду, а там никого… А вообще кто мне нужен-то? К кому там обратиться?»

Но несмотря на нахлынувшие сомнения решила не откладывать до воскресенья, а пойти прямо сейчас. Хоть и не снились ей в эту ночь кошмары и вообще, стало как-то легче дышать, что ли, и вроде бы, страх и беспокойство улетучились, она даже набралась смелости и посмотрела на злополучный угол, но. Но всё же девушка чувствовала, каким-то внутренним чутьём, что все эти чёрные, никуда не делись.

«Притаились, наблюдают, выжидают» – думала она.

Лиза чувствовала Присутствие и тем сильнее становилось её желание, остановить всю эту потустороннюю свистопляску, вырубить на корню всякую связь с плесенью и той силой, что за ней стояла, прервать контакт.

Церковь располагалась по ту сторону парка. Если идти по центральной парковой аллее и не доходя до ворот, выводящих из парка метров триста-двести пятьдесят, нужно свернуть налево. На более узкую (она же не центральная) аллейку. Вообще, дополнительных аллеек и дорожек в парке было много, но большинство из них петляя выходили либо опять к центральной аллее, либо к выходу из парка по обе его стороны. И только та дорожка, на которую свернула Лиза, вела к ещё одному выходу. На другом конце этой дорожки была небольшая калитка и выйдя в неё девушка оказалась на обустроенной площади перед храмом. Сам храм был довольно большой, выложенный из красного кирпича, с витражными окнами, с колокольней, со сверкающими куполами увенчанными золочёными крестами. Раньше здание церкви было обнесено высоким, глухим забором. Как-то, года три назад Лиза проходила здесь. Теперь забор убрали, площадь вымостили тротуарной плиткой, насадили газон и деревья, и поставили скамейки. Теперь люди, выходившие из храма, могли присесть на лавочку и поговорить о чём-нибудь или просто отдохнуть. Здесь же гуляли мамаши с колясками, пожилые пары и даже молодёжь. И все могли видеть великолепие религиозного здания. Кто-то, кто за спешкой и суетностью жизни не находил времени на посещение церкви, проходя мимо, останавливался на короткий миг и глядя на купола крестился и шёл дальше. Лиза, положив руки на колени, сидела на лавке недалеко от входа в храм. У неё не хватило смелости войти внутрь. Она ведь не знала, как нужно себя вести в данном заведении. Ну, вроде свечки нужно купить, а дальше то, что… Так она и сидела, глядя то на купола, то на прохожих, то на вход в церковь, куда порой кто-то заходил или выходил оттуда. Занятая своими мыслями и переживаниями девушка не сразу заметила, что перед лавкой, на которой она сидела, кто-то остановился. Она даже вздрогнула, когда этот кто-то кашлянул. Подняв глаза, Лиза увидела перед собой человека в чёрной одежде, вроде платья. «Ряса или риза» – подумала она. С длинными, слегка вьющимися волосами, густой, но аккуратной бородой и усами, в которых просматривалась лёгкая седина. На груди у человека висел внушительных размеров крест. «Священник или батюшка, или, как говорила злобная соседка – «поп»» – мелькнуло в голове Лизы. На лице его взгляд девушки задержался. Лицо у этого человека было открытым, вызывающим доверие, от него веяло добротой и пониманием. Оно было и простым, и мудрым одновременно. Глаза излучали ту же доброту, проницательность, сострадание, какую-то внеземную радость и в то же время вселенскую печаль. Встретить человека с таким лицом и глазами это большая редкость, но если уж встретишься, то начав говорить с ним, да хоть о погоде, хочется рассказать ему абсолютно всё. Человек смотрел на сидящую на скамейке девушку и слегка улыбался, так понимающе, и в глазах его светился неподдельный интерес.

– Здравствуйте. – Сказала Лиза.

– Здравствуй, – сказал священник. – Ты не будешь возражать, если я присяду тут, рядом с тобой, отдохнуть?

Лиза посмотрела на пустующие скамейки, находящиеся неподалёку, пожала плечами и кивнула. Священник проследил за взглядом девушки, улыбнулся и со вздохом сел рядом с ней.

– Что ж, – сказал он, – покой нам только снится. Ты права, не так уж я и устал. Но знаешь, я довольно пожил и много повидал, и, проходя мимо понял, нет, не просто так сидит она здесь. А в глазах твоих прочитал, что ищешь ты помощи, но и сомневаешься, и боишься. Слишком часто, за свою недолгую жизнь была ты отверженной. Думаю, я прав?