Читать книгу: «Тени «Шарль де Мона»»

Глава 1. Университет

Мне хорошо запомнился тот пасмурный день в октябре 1922 года. Я сломя голову бежал вниз по лестнице Страсбургского университета, опаздывая на лекцию ненавистного мне профессора Готье. Тогда прохожим могло показаться, что я умею летать – так ловко мне удавалось перепрыгивать по три ступени за раз. И все было бы очень даже неплохо, если бы я не врезался в бегущего мне навстречу человека. Удар был достаточно сильным, чтобы я упал, словно мой кузен снова пытался учить меня боксерским приемам. Все мои записи, которые я держал в правой руке, разлетелись по лестнице.

– Какая нелепая авария, прошу прощения, – мой брат по несчастью протянул руку, чтобы я мог подняться.

Только в этот момент я впервые взглянул на него и тут же узнал по отличительной черте: огромный шрам проходил через все его лицо от правой брови до левого края подбородка. Многие мои товарищи рассказывали о чудаковатом первокурснике с огромным шрамом. Но когда я рассмотрел этого молодого человека немного внимательнее, он не показался мне странным. По крайней мере, внешне. Даже такой шрам на лице в сочетании с довольно высоким ростом, темными волосами и зелеными глазами может выглядеть вполне выигрышно.

– Спасибо, – пробурчал я. – Прошу прощения в ответ, но мне пора бежать.

– У вас пуговица на штанах расстегнута.

– Черт! – я принялся поспешно исправлять конфуз.

– Хит.

– Что?

– Меня зовут Хит. Хит Веслер.

– Говард Анцер, очень рад знакомству, но мне действительно нужно идти, – после этих слов я направился в нужную мне сторону.

Однако стоило мне отойти на пару шагов, как позади снова раздался голос Хита Веслера:

– Говард, постойте! Лекция профессора Готье по праву отменилась, у него ужасная простуда.

Находясь в абсолютном потрясении от смеси радости и удивления, я развернулся к своему новому знакомому на пятках. Спустя много лет мне кажется, что я был ужасно несобранным в тот день.

– Лекция отменилась? – я замолчал на несколько секунд, обдумывая эту информацию. – Насколько я знаю, профессор Готье не преподает у первокурсников.

Я слишком поздно понял, что оговорился, ведь мой собеседник не представлялся первокурсником. Однако Веслер, по всей видимости уставший от своей “дурной славы”, просто проигнорировал эту часть моей фразы.

– Ах да, я заметил ваши рефераты с его подписью, – Хит перевел взгляд на мои записи. – По абсолютно нелепой случайности я почти так же столкнулся с самим Готье у ворот больницы. Примерно час назад.

Веслер говорил так непринужденно, будто все эти вещи не имели особого значения. Я сохранил эту ситуацию в своей памяти, потому что еще тогда отметил внимательность и некую эмпатию этого молодого человека. Чем-то неуловимым он отличался от нашего потерянного поколения. В тот же день наше знакомство закрепилось походом в ближайший винстаб – один из тех уютных эльзасских погребов, где за столом из темного дерева можно было просидеть хоть до утра.

И вот сейчас, спустя шесть лет, мы с Хитом сидели на плетеных стульях одного из лионских брассери. Со времен университета многое изменилось, особенно заметны были мои лишние килограммы, набранные упорным трудом при работе поверенным. Хит, в отличие от меня, доучился только до третьего курса, а затем отправился странствовать по свету. Этот парень никогда не нуждался в деньгах, чему я, если честно, немного завидовал.

– Сколько времени осталось? – эти слова вернули меня в реальность.

– А? У нас еще сорок минут, спешить некуда.

– Прекрасно, тогда я продолжу свой рассказ, – Хит достал сигарету и закурил ее, параллельно повествуя мне о своих приключениях.

Тогда я узнал, что мой друг побывал во многих уголках света (включая Африку, которую он упоминал несколько раз), а также выучил более семи языков. Всем историям Хита я не верил. Этот хитрец любил привирать, особенно о тех вещах, которые действительно имели для него значение. Еще во времена учебы он придумал минимум пять историй получения своего знаменитого шрама, каждый раз подбирая нужные слова под тип человека, задающего вопрос. Помню, что я вел записи тех историй, чтобы в конце концов добраться до истины – к сожалению, у меня не получилось, но его придумки я запомнил:

В первый раз о получении шрама спросила первокурсница по имени Мари. Тогда Веслер рассказал, что в детстве мечтал стать шпагоглотателем, но после неудачной попытки передумал (Мари до ужаса боялась острых предметов).

Следующую попытку предпринял мой доверчивый сокурсник Шарль, увлекавшийся изучением диких животных. Ему досталась повесть о том, как Хит, будучи подростком, спас целое племя аборигенов, отбившись от тигра голыми руками.

Незнакомцы на улице, в особенности подшофе, несколько раз подходили к моему другу с вопросом о шраме. Этим ребятам он всегда отвечал одинаково: “Однажды я подошел к прохожему, чтобы задать ему вопрос… А потом РАЗ, очнулся уже со шрамом”. После этого разговор не клеился.

В университете был один не очень вежливый профессор (его имени я, к сожалению, не помню), который поинтересовался об особенности Веслера прямо во время лекции. Не знаю откуда, но Хит прознал о связи профессора с первокурсницей, поэтому его ответ был прост – шрам оставила ревнивая жена, с которой мой друг якобы развелся в девятнадцать лет.

Не буду скрывать, что меня тоже одолевал интерес по поводу этой “отметины”. Однако со мной Хит, очевидно, промахнулся, потому что объяснял наличие шрама тем, что не слушался маму.

– Говард, ты снова летаешь в облаках, – Веслер размахивал рукой перед моим лицом. – О чем задумался? О звездах?

– Почему о звездах?

– Просто я вспомнил, что твоя бабушка постоянно называла тебя “маленьким астрономом”. Странное дело – я много раз ломал над этим голову. Ты ведь не то чтобы помешан на звездах.

Я, в свою очередь, постоянно забывал это прозвище по неведомой мне причине. Словно в моей памяти срабатывал какой-то предохранитель. Разумеется, я не собирался посвящать Хита в историю возникновения “маленького астронома”. По крайней мере, не сейчас.

– Конечно, я не думаю о звездах. Я вспоминаю университетские годы.

– Готов поспорить, это было самое спокойное время в нашей жизни. По крайней мере, тогда у тебя не было этой ужасной эспаньолки на лице.

Я, будучи оскорбленным, встрепенулся и, немного повысив голос, ответил:

– Попрошу, Веслер! Я несколько лет добивался идеальных пропорций… – я тоже достал сигарету и закурил.

– Боже милостивый! – воскликнул мой друг. – Ты куришь!? Ох, если твоя мама узнает, что же тогда будет?

– Мне двадцать шесть лет, я могу сам принимать подобные решения.

– Три года назад, когда мы виделись последний раз, ты побоялся выпить бокал шампанского при своей маме. Хотя это был рождественский ревейон, – лицо Хита озарила широкая улыбка.

Конечно же, он преувеличивал. Мне не хотелось лишний раз тревожить маму по поводу моего здоровья, ведь она так печется обо мне. После слов Веслера я опять погрузился в свои мысли. Меня так и тянуло поразмышлять о прошлом. А ведь действительно, последний раз мы с Хитом виделись три года назад. После этого он уехал из Франции, и мы общались только по переписке. На самом деле я был очень удивлен, когда мой друг-путешественник принял приглашение на встречу в Лионе. Несмотря на огромное количество несостыковок в наших характерах, были вещи способные нас объединить, одна из таких вещей – различные представления. Сегодня в знаменитом лионском театре “Шарль де Мон” премьера нового спектакля от виртуозного режиссера Лебланша, именно такой повод я выбрал для нашей встречи.

– Что ж, пора выдвигаться, – я поднялся со стула, смахнув со своего пиджака невидимую пылинку.

Хит кивнул и неспешно достал из своего портсигара новую сигарету.

– Вторая подряд, – отметил я, придержав для него дверь. – Беспокоишься о чем-то или французский табак тебя больше не берет?

– Скорее первое, – коротко бросил он. – Пока все в порядке. Но интуиция шепчет о чем-то неприятном.

Мне хотелось продолжить эту мысль и переубедить Хита, ведь его волнение могло быть связано с тем, что он довольно долго не появлялся во Франции. Но разговор продолжить не удалось, так как Веслер быстро сменил тему на что-то повседневное, и мы направились в сторону театра. По дороге я выслушал еще одну историю о приключениях Хита в Африке, а если быть точнее, о его участии в раскопках. Я тоже не отставал, рассказывая о своей работе поверенным. Мои истории не были такими интересными, по большей части они состояли из ситуаций, в которых была неразбериха с документами. В тот момент у меня промелькнула мысль, что моя жизнь довольно скучна и однообразна, но я постарался быстро ее отбросить. Последние пять минут мы шли молча, разглядывая улочки Лиона. Я с интересом рассматривал все постройки на нашем пути, хотя модернистские элементы, которых в последнее время становилось все больше, были мне не по душе. Прекрасная осенняя погода благоволила прогулке, даже не хотелось заходить в здание, чтобы не прерывать идиллию. Однако впереди уже виднелся вход в “Шарль де Мон”, поэтому мы интуитивно ускорили шаг. Неожиданно я столкнулся с мужчиной, который чуть ли не бегом удалялся от театра.

– Тысяча извинений, – пробормотал незнакомец и убежал в неизвестном направлении.

Я повернулся к Хиту.

– Какой-то неприятный человек, – шепотом проговорил я. – Ты заметил, у него был очень странный глаз, как будто бы подбитый?

– Если честно, то я не обратил внимания… – так же шепотом ответил Хит, передразнивая меня, а затем перешел на обычный голос: – Не терпится увидеть премьеру!

С этими словами Веслер распахнул двери “Шарль де Мона”.

Глава 2. В театре

В фойе лионского театра было довольно многолюдно. Мы с Хитом зашли примерно за двадцать минут до начала премьеры и сразу же окунулись в густой аромат, сотканный из терпкого дыма сигар, сладковатой пудры и дорогих духов.

– Не могу поверить, что ты не обратил внимания на того человека, – поправляя свою бабочку, отметил я. – Ты всегда был придирчив к незнакомцам, особенно с некоторыми странностями.

– Я просто задумался о чем-то своем. Даже жаль, что не заметил этого человека с подбитым глазом.

Ответ Веслера снова навел меня на мысль о том, что он чем-то обеспокоен. Мой друг никогда не пропускал ничего мимо своих глаз, особенно, если прохожие врезались в нас на улице. В этот момент к нам подошел молодой официант, одетый в белый полуфрак и темные брюки, он ловко протянул мне серебряный поднос с бокалами шампанского.

– О, нет-нет, благодарю, – натянув улыбку до ушей, сказал Хит. – Нам уже хватит.

Слегка качнув головой в знак понимания, официант направился в сторону группы людей, расположившейся у колонны. Выцветшие береты, размашистые жесты и громкий спор о конструктивизме – это явно была богема, а точнее, местные художники.

– Да уж, друг мой, с тобой невозможно провести достойный отдых, – я произнес это немного опечаленным голосом.

– Мы только что вышли из брассери. К тому же, необходимо придерживаться правила сохранения трезвого рассудка хотя бы на сорок процентов.

Я подумал, что Хит сказал это в шутку, но его лицо было максимально серьезным, а зеленые глаза постоянно цепляли кого-то из толпы.

Публика на премьере была довольно разнообразной. Помимо вышеупомянутых художников можно было увидеть большое количество состоятельных джентльменов в безупречных фраках, а также дам в их бесконечных жемчугах. Конечно, не обошлось и без журналистов, которые зыркали во все стороны и поспешно делали записи в своих блокнотах. Стараясь не привлекать внимания, по фойе прогуливались представители среднего класса – их можно было отличить по одежде: не новые, но чистые костюмы на мужчинах и недорогие платья на женщинах. Таких людей было совсем мало, скорее всего им удалось зацепить билеты в “курятник” (в студенческие годы я и сам частенько оказывался именно на этих местах). У нас с Хитом были билеты в бельэтаж. Изначально он хотел оплатить нашу вылазку, забронировав места в партере, однако я решил взять ответственность на себя, будучи инициатором встречи.

– Постарайся незаметно посмотреть в сторону лестницы, – едва шевеля губами, бросил Хит.

Я не был мастером маскировки, поэтому просто развернулся в нужном направлении (после этого прозвучал разочарованный вздох Хита). Около перил стояла пожилая пара – мужчина в темно-синем фраке и его спутница в платье цвета морской волны. После того, как я повернулся в их сторону, пожилой джентльмен удивленно поднял брови и вместе со своей дамой медленно пошел в нашу сторону. Только сейчас я узнал в его лице мецената Анри де Гурмона, который спонсировал один из дискуссионных клубов в Страсбургском университете. Поняв, что происходит, Хит быстро повернулся в их сторону и почтительно поклонился.

– Молодые люди, не ожидал увидеть вас здесь, – сказал меценат, отчеканивая каждое слово. – Альберта, познакомься, это Хит Веслер и Говард Анцуршорт, одни из завсегдатаев дискуссионного клуба в Страсбурге.

Анцуршорт?! Этот старик всегда забывал мою фамилию, но на этот раз слово “Анцер” превратилось в нечто невообразимое. Только из приличия я не стал его поправлять. Мы обменялись любезностями с женой де Гурмона.

– Очень неожиданная встреча, – старик начинал свою любимую балладу. – Я хорошо помню тот случай, когда вы яростно спорили с профессором Готье о чем-то из раздела права…

Действительно, тот день было тяжело забыть, ведь в порыве спора я случайно разбил дорогущую вазу, купленную меценатом в подарок университету. После этого мы с Хитом целый месяц помогали Анри с организацией его выставок.

– Надеюсь, ваши отношения с фарфором стали лучше, – этими словами де Гурмон закончил свой длинный монолог.

– Ах, Анри, хватит думать о прошлом, – размеренно высказалась Альберта. – Если молодые люди решили посетить премьеру нашего дорогого Лебланша, значит у них отменный вкус.

После этого мы еще несколько минут поговорили о чем-то незначительном, пока разговор совсем не погас. Ситуацию спас служитель театра, проходивший по фойе с ручным колокольчиком. Это был уже второй звонок. Мы распрощались с меценатами и направились прямиком в бельэтаж по узкой лестнице с бархатными перилами.

Люди постепенно стягивались в зал, ожидая начала премьеры. Я сразу выцепил взглядом чету де Гурмонов в полузакрытой ложе. Наши же места располагались в первом ряду бельэтажа – прямо над партером. Конечно, я довольно сильно расщедрился, покупая билеты, но, как любил говорить мой друг: “Лови день, ибо завтра может и не наступить”.

– Месье Анцуршорт, подскажите, какие у нас места? – насмешливый голос Хита раздался из-за спины.

Этот парень частенько подшучивал надо мной, однако его выходки никогда меня не задевали. Мое отношение к Хиту, как к непоседливому младшему брату, сглаживало все углы. К тому же, я знал, что он осиротел еще в юном возрасте, поэтому воспринимал его шутки словно желание видеть мир в юмористическом оттенке. Я указал Веслеру на наши места, а спустя пару мгновений мы услышали гонг, означавший начало представления.

– Тут довольно душно, – отметил шепотом мой друг.

Я тоже не мог этого не заметить, ведь дама, сидевшая справа от меня, непрерывно махала своим веером и вздыхала.

Зрителей в тот день было много – ни одного свободного места. Режиссер Лебланш считался новатором, хотя служил в Шарль де Моне уже около двадцати лет. Абсолютно все его премьеры производили настоящий фурор, поэтому и ожидания с каждым разом возрастали. Особенно мне запомнилась постановка “Вы тоже здесь”, в которой часть зрителей принимала непосредственное участие. Я бы сравнил это с лотереей. Часть продаваемых билетов была помечена специальным символом, тот, кому посчастливилось приобрести подобный билет, становился “актером” на время спектакля. Таким людям выдавали специальные конверты при входе, которые содержали в себе необходимую информацию. Мне было около шестнадцати лет, когда я посетил этот перформанс вместе с родителями. К сожалению, никому из нас не попался счастливый билет, но я испытал искреннее восхищение, когда люди из зала неожиданно выкрикивали свои реплики (один из них даже выбегал на сцену).

Сегодняшняя премьера тоже не могла быть обычной. Как я понял из афиши, мы должны были испытать что-то вроде погружения в древние театральные традиции с помощью игры теней. Присутствие на премьере Лебланша можно назвать изыском, ведь он показывал каждый свой спектакль всего лишь дважды.

Наконец свет, исходящий от хрустальных люстр, начал угасать, утопая в красном бархате кресел. В зале воцарилась та особая, давящая тишина, что бывает только в святая святых искусства, и все присутствующие погрузились в представление.

Первый акт был довольно оживленным, а в некоторых местах даже пугающим, несмотря на заявленный жанр драмы. Особенно мне запомнилась сцена, во время которой мужчина сидел на стуле, окруженный темнотой, и нервно чистил яблоко ножом. Из-за кулис доносились мужские и женские голоса: “ПРАВДА, ПРАВДА, ПРАВДА”. Актер продолжал кромсать фрукт, пока тот не иссяк полностью, а после этого резко метнул нож в стену.

– О боже, я теряю сознание! – воскликнула дама с веером.

Некоторые женщины в зале были чересчур пугливы… Но, не буду скрывать, мне тоже стало не по себе. В какой-то момент свет полностью погас, и всех зрителей призвали закрыть глаза. Мы просидели около десяти минут в таком положении, слушая искусственный гул ветра.

– Это, безусловно, невероятно интересно, но я сейчас усну, – прозвучал голос молодого человека позади меня.

Ответ его спутницы не заставил себя ждать:

– Геральд, соберись с мыслями, это ведь искусство!

Основным действующим лицом спектакля – и тем самым актером с яблоком – был высокий статный мужчина, которому на первый взгляд многие дали бы около пятидесяти лет. Я же, даже под гримом узнал в нем Гаспара Сореля – одного из мастодонтов “Шарль де Мона”. Все черты его внешности говорили о благородном происхождении: темные, зачесанные назад волосы, уже тронутые редением, нос с небольшой горбинкой и высокий лоб. По крайней мере, именно так в моем представлении выглядели аристократы. Гаспара невозможно было не признать легендарным актером Лиона – он посвятил театру всю жизнь. Даже моя мама восхищалась этим мужчиной и в свое время болтала о нем без умолку.

Спустя час первый акт подошел к концу. Зал озарился несколькими яркими вспышками света, после чего кулисы мгновенно закрылись. Большинство людей находились в приятном шоке, оставаясь прикованными к своим местам. В отличие от них, я был научен горьким опытом, поэтому решил оставить свой восторг на потом.

– Поднимайся, Хит, мы должны выйти прямо сейчас, – протороторил я своему другу.

– Я еще даже не успел обдумать увиденное, Говард.

– Обязательно обдумаешь, как только мы доберемся до буфета.

Хит не был удивлен моему желанию перекусить, поэтому не стал спорить. По дороге в буфет мы довольно бурно обсуждали увиденное. Даже напряжение Веслера, преследовавшее его весь день, куда-то испарилось. В оазисе буржуазных услад тоже не обошлось без перформансов. По всему полу была разложена яблочная кожура. Ее было так много, что в глазах начало рябить.

– Лебланш, безусловно, гений, – заговорил Хит, – но тот, кто за ним прибирает – воистину святой человек.

Мы взяли крепкий чай и пару пирожных, после чего расположились за одним из столиков у окна. Через несколько минут все места были заняты, и я мысленно похвалил себя за проницательность. Буфет наполнился запахом кофе и сладковатого духа от разлитого ликера – соблазнительным коктейлем, от которого, увы, пришлось отказаться ради правила “трезвого рассудка”.

– Цены неумолимо растут с каждым годом, – подметил Веслер, доедая свое пирожное.

– Да, друг мой, раньше за эти деньги мы могли бы взять еще несколько тартинок с паштетом из гусиной печени.

После небольшого диалога мы решили посидеть в тишине. Каждый из нас думал о чем-то своем. В этот момент мне снова показалось, что Хит пытается найти кого-то в толпе, поэтому я решил его отвлечь:

– Какие ожидания на второй акт у вас, месье?

– Хотелось бы увидеть обещанную игру теней, но без происшествий.

– Происшествий? – я довольно сильно удивился. – Каких происшествий?

– Это просто шутка, ничего более, – сказал он, но его глаза на мгновение стали плоскими, как монеты, прежде чем снова оживиться насмешкой.

Я хотел продолжить диалог, но в помещении раздался жуткий грохот. Один из официантов поскользнулся на кожуре и упал вместе с подносом.

– Что ж, этого стоило ожидать, – тихо подметил я.

Вскоре мы расправились с чаем и направились в сторону бельэтажа.

Второй акт сильно отличался от первого. Как минимум тем, что теперь на сцене было сразу семь актеров. Шесть из них представляли собой страхи главного героя (которого воплощал месье Сорель). Теперь действие по-настоящему превратилось в драму – тщетную попытку человека справиться со своими темными сторонами. После каждого монолога дама с веером давала о себе знать томным вздохом. Я взглянул на свои карманные часы, отметив, что второй акт скоро подойдет к концу.

В один миг все шесть актеров окружили Гаспара, и перед ними, откуда-то сверху, опустилось большое белое полотно. Теперь весь свет был сосредоточен только на этой точке, отбрасывая гигантские искаженные тени участников действия. Вместе с этим начались удары в гонг. Первый удар – центральная тень отчаянно пытается оттолкнуть свои “страхи”. Второй удар – актеры начинают подбираться ближе, их тени сливаются в угрожающую массу. Третий удар – каждая тень заносит нож над главным героем. И в этот момент, под последний замирающий удар гонга, все шесть ножей вонзились в силуэт Гаспара. Это выглядело пугающе, но в то же время великолепно. Я замер в ожидании кульминации, и все вокруг замерло вместе со мной – идеально выверенная картина. Но затем тень Сореля не просто дернулась. Она изогнулась в странной, неестественной судороге и рухнула на пол с той мертвенной тяжестью, которую не смог бы сыграть ни один из актеров. Остальные тени внезапно отшатнулись, и в гробовой тишине недоумевающего зала раздался хриплый голос одного из присутствующих на сцене:

– О Боже… Он настоящий… О Боже! Он мертв?!

Только тогда раздался пронзительный женский крик со сцены. Занавес мгновенно опустился, подтверждая догадки большинства – произошла трагедия. Зал, за секунду до этого пребывавший в шоке, взорвался хаосом. Я вскочил со своего места, пробежался взглядом по лицам, искаженным ужасом. Дама с веером потеряла сознание. И только один человек, отмеченный огромным шрамом, остался невозмутимым.

– Происшествие все же случилось, – произнес Хит разочарованным голосом.