Читать книгу: «В середине апреля», страница 3

– Так что пиво для богов это как лимонад для смертных, – сказал Сема во всеуслышанье, а потом склонился к уху Лели и добавил. – Так что не волнуйся, я никогда не буду приставать к тебе по-пьяни.

Леля хотела огрызнуться, сказать, что и на трезвую голову не позволит ему это делать. Но не была уверена на сто процентов, поэтому промолчала.

К тому же настроение было такое: выскочить из-за стола, потом из кафе, а потом пойти в море… ну, не утопиться, но хотя бы поплавать. Но этого не произошло, потому что Лелю отвлекли.

Чей-то стул проехался по полу с характерным громким звуком, а потом Леля услышала:

– Можно счет, пожалуйста?

Только Леля была уверена – сказано это было не на русском. Какой-то другой язык, который Леля поняла, как родной.

На стол незнакомца обернулись сразу все.

– Секундочку! – сказала Догода и понеслась к бару.

Японец, кажется, понял ее. Он кивнул и слегка улыбнулся. Улыбка ему не шла – казалось, он скалится, как дикий зверь, хотя по глазам читалось, что ни о чем плохом он не думал.

Пока Догода не вернулась, все молчали. И лишь когда за странным посетителем закрылась дверь, тишина ускользнула.

– Кто этот япошка? – сказала Морана, с прищуром глядя на дверь, словно гость мог вот-вот вернуться.

– Мне он не понравился… – сказала Догода. – Молчаливый какой-то.

Коляда хохотнул и добавил:

– Догода, по сравнению с тобой все молчаливые.

– Нет, правда! Он ни слова не сказал… Даже не глянул! Он кому-то из вас хоть на секундочку посмотрел в глаза?

Леля промолчала.

– Мне нет, – сказала Морана. – Но я и не смотрела в его сторону.

Сема тоже промолчал, но причина была не той же, что у Лели. Просто Догода наконец-то принесла вареники, и Сема набросился на них, как голодный пес.

Остальные тоже ели. И даже умудрялись при этом разговаривать. Морана ела с вилочкой и ножом, Догода и Коляда просто вилкой, а Сема порывался есть руками. Но Леля под столом, так чтобы не видели остальные, наступила ему на ногу. Сема глянул на нее с удивлением и капелькой раскаяния. А потом все же взялся за вилку.

С вареников валил пар, наполняя кафе вкусным запахом и влажностью. Вареники блестели маслом. С каждой секундой маленький кусочек становился все меньше, увеличивая желтую лужицу. Хотя это были самые аппетитные вареники, которые Леля когда-либо видела, она вдруг поняла, что совсем не голодна. Несмотря на слова Мораны о том, что собрание – это полная ерунда, Леля не могла прекратить нервничать.

– Извините, – буркнула она. – Мне нужно отойти.

Не поднимая головы, Леля встала из-за стола. Она не хотела смотреть на лица других, боясь увидеть в них обеспокоенность, или, что гораздо хуже, равнодушие.

Быстро, чтобы никто не успел ее остановить, Леля прошла ко входной двери, толкнула ее, и оказалась на улице.

Быстрым шагом Леля прошла сначала по асфальту, потом по траве, а затем наконец-то вышла на песок. Она стянула балетки, чтобы идти было удобнее. Песок оказался неприятно холодным.

Леля утопала при каждом шаге, но быстро добралась до кромки воды. Она присела и протянула к ней руку. Море тут же намочило всю ладонь. Леля отшатнулась. Вода тоже оказалась холоднее, чем она думала. Леля привыкла, что в Нави все-все теплое круглый год: песок, вода, солнце. Поэтому сейчас Леля удивилась. Хотя ничего странного – всего-то середина апреля. В такое время вода в море не может быть теплой.

Леля села на песок, уже не чувствуя холод. Море успокаивало. Леля смотрела на горизонт и слышала тихий плеск волн. Догода права – место и правда замечательное. Странно, что вокруг нет ничего кроме скал и шума воды. Наверное, добираться сюда не просто. Но для тех, для кого это кафе было возведено, расстояние – не проблема. Ведь любой бог может перемещаться внутри Яви в мгновение ока. Леля пыталась овладеть этим навыком, Сема учил. Тогда у нее получилось, но она боялась, что снова уже не получится. Хотя это, наверное, как кататься на велосипеде – один раз научишься и никогда не разучишься.

Леля не знала, сколько она так просидела. Уходить не хотелось. Но и оставаться тоже. Она понимала, что Хорс часто нервничал чрезмерно. Но ведь почему-то он отправил их на Олимп с самого утра. Может, Морана не права, и собрание действительно важное мероприятие? Просто она сама ничего не считает важным… Но ей можно. Наверное, если проживешь больше тысячи лет, абсолютно все становится неважным и скучным.

Вдруг справа от Лели упал ее рюкзак. Испугавшись, Леля вздрогнула. Откуда рюкзак? С неба свалился? Глянув на него, Леля мельком заметила чью-то руку с серым манжетом, а потом слева от нее сел Сема.

– Зря, – сказал он, подперев кулаком подбородок.

Сема с таким видом уставился на водную гладь, что Леля подумала, будто пропустила что-то очень важное.

– Что зря? – сказала она.

Сема с таким же меланхоличным видом, не отрывая взгляд от водной глади, сказал:

– Зря ты не поела вареников. Очень вкусные.

Леля едва не застонала. Вечно она думает, что Сема вот-вот что-то важное скажет, а он, как всегда, ерунду морозит.

Но Леля промолчала. Она смотрела, как Сема роет ямку. Когда песок стал попадать на Лелю, та схватила Сему за руку, и не отпускала, пока он не перестал копать.

– Когда появилось кафе? – спросила Леля, пока Сема отряхивал руки.

Сема пожал плечом.

– Недавно. Когда я пришел, Догода и Коляда как раз уходили, так сказать, на фриланс.

Леля хохотнула, но тут же осадила себя, вспомнив, что вообще-то недовольна Семой.

– Я помню, Хорс был недоволен этой идеей. А сейчас рад, что у богов Нави появилась в Яви… ну, штаб-квартира, получается.

– Интересно, – сказала Леля.

Она притянула к себе колени и положила на них подбородок. Бессонная ночь дала о себе знать. Хотелось спать, но слушать Сему хотелось больше.

– Что еще скажешь? – спросила Леля.

Сема глянул на нее. Теперь он пересыпал песок из одной ладони в другую. Леля поражалась тому, как он каждый раз умудрялся находить себе занятие, когда ничего занимательного в округе не было.

– Почему Догода и Коляда решили переселиться в Явь?

Сема качнул головой.

– Ровно по той же причине, по которой остальные боги делают то, что не связано с работой… Да и люди тоже.

– Не поняла, – Леля нахмурилась и приподняла голову.

– Со скуки.

Пока Леля осознавала это, Сема принялся ссыпать песок ей на штанину. Леля отмахивалась от него, словно от комара. А осознав, что это не комар, и что песок не сам по себе сыплется, пнула руку Семы так, что тот пошатнулся – не ожидал удара.

– По крайней мере мне так кажется, – добавил он.

Леля не знала, что ответить. Наверное, она не понимала до конца то, что услышала. Не удивительно. Ведь она в целом жила не так долго, и в частности с божественной сущностью внутри. Ей пока не понятно было, как можно скучать в этом мире, где так много интересных занятий. Но Сема, скорее всего, прав. Когда существуешь бесконечно, единственной твоей проблемой становится скука.

– Если что, – сказал Сема шепотом, выводя пальцем на песке какие-то узоры. – Встречаемся здесь.

– Что? – Леля смотрела на узоры Семы, но, кажется, никакого смысла они не несли. – О чем ты?

– Ни о чем. – Сема поднял голову и заглянул Леле в глаза. – Морана права, собрание это просто фарс. Но, знаешь, нужно быть готовым ко всему. Если что-то случится… Ищи меня здесь.

С последним словом Сема ткнул пальцем в середину узора, который стал темно-серым, чем отличился от остального песка. Леля так и не поняла, о чем он, и что все это значит. Но она кивнула, просто чтобы Сема уяснил, что она его услышала.

Затем Сема встал, струсил песок со штанов и, подав Леле руку, сказал:

– А теперь идем. Пора на Олимп.

Глава 4

В этот раз Леля ожидала ощутить ветер. Но не настолько сильный.

Теперь в воздухе не было солоноватого запаха моря со сладким, но мерзким привкусом тины. Нынешний воздух был сухим, но это едва замечалось за сильным ветром, который подсовывал Леле под нос порцию воздуха, и тут же ее забирал.

Когда Сема отпустил руку, Леля бросилась ее искать. Открыв глаза, она увидела небо. Бескрайнее. Наверное, такое оно видится космонавтам через иллюминатор, когда они поднимаются в космос. Только приглядевшись, Леля поняла, что внизу небо – не небо, а море. Кое-где даже виднелась суша. А Леля стояла высоко-высоко над всем этим, словно смотрела на землю с вершины высокой горы.

Осознав, что стоит на самом краю огромной каменной скалы, которая непонято как держится в небе, Леля отшатнулась. Со скалы можно было упасть. Легко. Испугавшись, Леля не вспомнила бы, как перемещаться, и разбила бы свое человеческое тело о водную гладь.

Чтобы не представлять этого и вообще не думать эти жуткие мысли, Леля развернулась. Раньше она высоты не боялась, но, похоже, лишь потому что не была на по-настоящему большой высоте.

Как Леля и думала Олимп оказался горой. Высокой горой – это хорошо было видно, ведь Леля стояла у подножья на старой каменной кладке, трещины которой поросли жухлой травой. Солнце светило теперь со спины и Леля хорошо могла разглядеть лестницу, ведущую, кажется, в облака. С широкими ступенями, выложенными грязно-серым камнем, лестница казалось надежной. Перила у нее тоже были – целых три. Два по бокам и одно в центре. Зачем перило в центре Леля не понимала. Лестница была не такой уж большой, чтобы делить ее пополам.

Если бы не обрыв и не лестница, утопающая в облаках, все вокруг казалось бы обычной скалистой местностью. И все же чувствовалось тут что-то волшебное.

– Ваши имена? – сказал молодой человек со светло-каштановыми, почти русыми волосами.

И снова Леля поняла, что сказал «иностранец», хотя языка его не знала. Видно, божественная сущность давала ей понимать любые языки. По крайней мере те, на которых говорили боги.

Одет молодой человек был в синюю тогу. Сандалии завязками уходили под нижний подол, а на его голове красовался шлем с перышком в цвет тоги.

– Ваши имена? – тут же сказал второй молодой человек.

Он был почти полной копией первого парня. Те же волосы, каскадом обрезанные повыше плеч, тот же высокий рост. Только, кажется, нос у него был чуть бо́льшим, «римским»… Или Леле это лишь показалось из-за его тяжелого взгляда.

Одет второй юноша был так же, как и первый, только его тога и перо в шлеме были не синими, а красными, как спекшаяся кровь.

Леля растерялась. Кому отвечать? Они же заодно, поэтому неважно, да?..

Впрочем, отвечать Леле не пришлось. Сема вышел вперед и со смехом обнялся сначала с одним парнем, потом со вторым. Причем, когда он обнимался с одним, второй смотрел на него недовольно. И наоборот.

– Гермес! Меркурий! Кто вас так вырядил?

Сема засмеялся, и Морана тоже прыснула со смеху. Леля пока не понимала, с чего смеяться. Примерно такую одежду она и представляла на богах, которые живут на Олимпе.

Меркурий, парень в красном, с недовольным видом стянул шлем. Ясно было – он бы стянул и тогу, только бы не позориться в ней. Но тут были дамы, поэтому он не стал.

– Не смешно, – сказал он.

– Это Зевс приказал так вырядиться, – сказал Гермес. – Типа у нас почетная роль: встречать гостей.

– Ну мы же не в цирк приехали, – сказала Морана. – Зачем нас встречать клоунам?

Меркурий застонал, бросил шлем на каменную кладку, и пнул его. Леля отскочила, хотя Меркурий в нее не целился. Шлем пролетел мимо Лели и канул в небытие. Точнее свалился с Олимпа. Леля ужаснулась. Вроде понятно было, что ограждения там нет. Но Леля все еще надеялась, что есть хоть какой-то невидимый барьер.

– Замечательно, – сказал Гермес. – А если он по голове кого-то стукнет?

– Божья кара, – ответил Меркурий и Сема хохотнул.

– Дурак, – сказал Гермес и быстро, пока слово было за ним, добавил: – Так что, ваши имена?

– Ну что за фарс? – сказала Морана. – Первый раз что ли на Олимпе?

Она щурилась от солнца, хоть и сложила ладошки козырьком над глазами.

– Такие правила, – сказал Меркурий. – Вы должны выбрать, где вас поселят: в Пантеоне или Парфеноне?

– Давай к тебе, – сказала Морана. – В Пантеоне я в прошлый раз была.

– Согласен, – добавил Сема. – К тому же сейчас у Меркурия шутка смешнее.

Меркурий показал Гермесу язык и записал что-то в свитке, который взялся из ниоткуда.

– Дорогие гости, – сказал Меркурий с широкой улыбкой, спрятав свиток за спину. – Прошу подниматься по правой стороне лестницы. Увидите строение, зайдете в правые двери и повернете направо. Если заблудитесь…

– Да не заблудимся мы, – сказала Морана, отталкивая Меркурия, чтобы добраться до лестницы. – Я тут дольше тебя бывала. Так что это ты у меня дорогу спрашивай, если че.

Подобрав юбку, она стала подниматься по лестнице. Меркурий просто кивнул ей вслед, а потом обернулся к Леле и Семе, которые так и стояли у подножья.

– Правила не напоминать, да? – сказал он, боясь, что Сема отчитает его так же, как Морана.

– Напомни. Леля у нас новая.

Сема кивнул на Лелю, и та попыталась улыбнуться. К нынешнему дню она уже отбила у себя привычку знакомиться со словами «меня зовут Леля». Все ее знают. Это она никого не знает, как Гарри Поттер в первый день в Хогвартсе.

– Мы же не опоздали? – спросила она, все еще за это переживая.

– Что ты? – воскликнул Меркурий. – Вы одни из первых.

Сема усмехнулся и пихнул Лелю плечом, пока Меркурий продолжал:

– Честно говоря, меня так давно не просили рассказать правила, что я их уже и не помню…

– Нельзя телепортироваться внутри Олимпа! – вмешался Гермес.

Сейчас он, недовольный, сидел не предпоследней ступеньке, облокотившись на колени.

– Это я помню, – сказал Сема.

– Точно, да… – сказал Меркурий. – Ну, значит… Не крушить ничего, не ломать…

– Меркурий, – перебил его Сема. – Ну нам же не по пять лет. Переходи к более важному.

– Да все правила такие! Ты сам попросил напомнить…

После Леля и Сема выслушали еще несколько правил, которые Меркурий и Гермес взяли из «классного уголка» кабинета первоклассников. Через пару минут Меркурий замолчал и нахмурился, но почти сразу его лоб разгладился.

– Вспомнил еще важное! Если будете кормить Цербера, то, пожалуйста, все три головы. А то они завидуют друг дружке и… да, глотки рвут. Прозерпина задолбалась его лечить…

– Персефона тоже!

– В прошлый раз, – начал Меркурий на повышенных тонах. – Персефона твоя только одну голову лечила! А Прозерпина – две!

Гермес вскочил и, оправляя тогу, заговорил так же громко:

– А в позапрошлый раз…

– Так, ребят, ладно, – вмешался Сема. – Мы пойдем. А то под этим солнцем… Не понимаю, как вы его выдерживаете.

Ни тот, ни другой не заметил, что Сема заговорил. Они ссорились, словно так уж важно было, кто, когда и сколько голов вылечил.

Сема протянул Леле руку, но отпустить ее пришлось уже на лестнице. Ополовиненная, она была слишком узкой, чтобы идти вдвоем рядом. На первом десятке ступеней Леля то и дело оглядывалась на Гермеса и Меркурия. А когда решила, что они ее не услышат, сказала Семе:

– Не очень они дружные.

– Здесь все такие, – сказал Сема, не оборачиваясь.

Он шел впереди, да так быстро, словно они спускались, а не поднимались. Леля тоже торопилась, потому что хотела поскорее попасть в тень.

– Какие? – спросила она. – Недружелюбные?

Леля не могла этого видеть, но знала, что Сема улыбнулся, как улыбался всегда, если она задавала глупенький вопрос, каковым сама его не считала.

– Понимаешь, – сказал Сема. – Как-то так издавна завелось, что древнегреческие боги и древнеримские хоть и вместе всегда, но недолюбливают друг друга. Особенно своих… двойняшек.

Леля весело хмыкнула.

– Почему?

Сема остановился, так что Леля едва не врезалась в него. Затем он обернулся и сказал:

– Ты опять спрашиваешь меня, почему боги что-то делают?

– Извини, – сказала Леля, но с улыбкой.

Сема кивнул и продолжил подниматься.

Ко времени, когда Леля добралась до вершины лестницы, ей уже ничего так не хотелось, как лечь. Можно прямо на эту сухую траву. А вот Сема лишь слегка запыхался.

Они не разговаривали, пока не зашли в тень разлапистого дерева со светло-серой корой и листиками с одной стороны нежно-зеленого цвета, а со второй – мятного. Тут же находился питьевой фонтанчик в виде невысокого столба, который венчался пучеглазым лицом, изо рта которого тонкой струйкой текла вода.

– Не канализация? – спросила Леля, которая в новом месте боялась абсолютно всего.

Сема не ответил – он уже пил из фонтанчика, потом умывался, а потом и вовсе подставил затылок под струю. Тогда Леля отпихнула его и сама стала пить.

Вода была вкусной. Хоть и принято, что вода вкуса не имеет, эта, из недр самого Олимпа, была в меру соленой, холодной, но такой, что зубы не сводило, и как будто ароматной, но в то же время кристально чистой, значит, без примесей.

– Они тут ориентированы на туристов, – сказала Леля.

Она шутила, но Сема спокойно сказал:

– Олимп вообще туристическое место.

Леля хохотнула.

– Нет, правда. Сюда боги приезжают на экскурсии.

Леля плюнула водой. Но не потому, что обнаружила, что она канализационная, а от удивления.

– Серьезно? – сказала она. – На экскурсии?

Сема не шутил. Он кивнул со всей серьезностью и сказал:

– Идем. А то Морана, как всегда, лучшую кровать себе заберет.

Это значило, что спать они будут в одной комнате. Лелю это напрягло, хотя она обдумывала и тот вариант, что они все втроем будут спать в одной кучке, в палатке, во время бурана, на снежной вершине неизведанной горы.

Покидать тенек оливкового дерева не хотелось, но Леля решилась помечтать, что в храме будет кондиционер. Это ее ободрило, и она зашагала по дорожке из серого булыжника.

Вид на храм открылся, едва Леля ступила на последнюю ступеньку бесконечной лестницы. Но хорошо разглядеть его она смогла только сейчас.

Храм был цельным, но состоял словно из двух половинок. Их отличия не бросались в глаза, но они были. Например, с левой стороны дюжина колон крыльца были рифлеными, но их верхушки почти ничем не украшались. А справа колоны были гладкими, но с обильным украшением там, где колона держала потолок. На торце левого ската крыши толпились вырезанные из камня фигуры людей, а справа – находились буквы, складывающиеся в неизвестные Леле слова.

В тени крыльца храма, среди этих высоченных колон, было приятнее, чем под тенью дерева. Словно каменный пол и стены не нагрелись под солнцем, и дышали холодом.

Дверь, высокая, широкая, в общем, величественная, как и все тут, была двустворчатой. Слева трещинки резьбы заполнялись синим, справа – красным.

Сема толкнул правую створку и дал Леле зайти первой.

Внутри храм был таким же половинчатым, как и снаружи. Каменная плитка пола с замысловатым узором была одинаковой. Но если слева на ней перемежались белый и синий, то справа – белый и красный.

Подняв голову, Леля увидела, что фойе храма небольшое. Ну, как для дворца. У противоположного от входа конца фойе находилась широкая лестница, раздваивающаяся на половине своей высоты. С обеих сторон она заворачивала, так что Леля не видела второго этажа, как бы ни наклонялась.

Без Семы Леля не решалась ступать вглубь фойе, хотя прохлада манила пройти по плитке медленным шагом, рассматривая узоры на стенах. Но когда Сема уверенно двинулся вдоль правой стены, Леля натянула лямку рюкзака и бросилась за ним.

В зале находилось несколько богов, но никто не обращал внимания на Лелю и Сему. Все они были чем-то озадачены, к чему-то готовились. Но понять, что к чему, Леля не успела, ведь вместе с Семой подошла к широкой лестнице.

– Стоять! – крикнула им высокая женщина и Леля с Семой послушно замерли.

Ее густые каштановые волосы были уложены в такие аккуратные волны, что Леля залюбовалась, не заметив, что женщина злится.

– Вы откуда? – спросила она.

– Навь, – ответил Сема.

– У кого записывались?

– Да правильно мы идем, Юстиция…

Юстиция сжала губы в тонкую белесую линию. Прежде, чем она успела ответить, от противоположного перила лестницы до них долетело:

– Если в синей тоге…

Это была девушка лет тридцати пяти, казавшаяся сестрой Юстиции, настолько они были похожи. Только ее волосы были уложены в низкий узел. Впрочем, такой же аккуратный и гладкий, как волны Юстиции.

– Нет! – крикнула та, напрочь не так величественно, как обращалась к Леле и Семе.

– Он сказал, что у Меркурия!

– Не правда! Он еще ничего не сказал!

– Меркурий! – заорал Сема, так что Леля и Юстиция вздрогнули.

Девушка с узелком передернула плечами и уставилась на вход. Леля подумала, что, кажется, она обидела ее и Гермеса тем, что решила придерживаться римской стороны.

– Идемте, – сказала Юстиция, прошагав мимо Лели и Семы обратно ко входу. – Я вас провожу.

Шаг Юстиции был шире, чем даже у Семы, и Леля за ними едва не бежала.

Они свернули на боковую лестницу и Юстиция, глядя в свиток, сказала:

– Из ваших уже кто-то заселялся, да?

Леля прослушала вопрос – следила, как бы не наступить на подол ее узкого серого платья. По фигуре оно стягивалось то с одного бока, то с другого, так что на нем залегали складки. И лишь подол тянулся по полу. Ненамного – но достаточно, чтобы Леля могла на него наступить.

Забравшись на второй этаж, Леля попала в коридор, пол которого застилал красный ковер без узоров. Потолок в коридоре был невысоким, словно в обычном отеле. Хотя после грандиозного фойе этого храма Леле подумалось, что все здание будет таким вычурным.

– Да, – сказал Сема. – Морана. Она уже…

– А, точно, – перебила Юстиция и перестала смотреть в свиток.

Хотя Юстиция была высокой, каблуки ее туфлей тоже были немаленькими. Получалось, что Юстиция возвышалась над Семой и Лелей на полторы головы. Леле она сразу внушила какой-то благоговейный страх. А вот Сема глядел на нее со спины как-то насмешливо. Глядел, а потом стал вышагивать, как она, виляя бедрами. Леля хихикнула и тут же Юстиция замерла.

Леля подумала, что сейчас этим мощным свитком ее будут бить по голове, а Сему – по ногам. Но Юстиция сказала:

– Пришли, – и указала на дверь.

Стены в коридоре до середины покрывали дубовые панели, выше – темно-бордовые, шершавые обои. Из-за панелей двери не бросались в глаза. Так что издалека Леле казалось, что это такой настенный декор.

На двери была табличка с надписью «Навь». Она слегка накренилась и Юстиция, заметив это, нахмурилась и поправила ее.

– Спасибо, Юстиция, – сказал Сема.

– Спасибо, – пискнула Леля.

Юстиция лишь кивнула и, задрав подбородок, продефилировала обратно к лестнице. Леля смотрела ей вслед, не в силах оторвать взгляд. Вот кто настоящая богиня. Такая величественная, серьезная. Леля такой никогда не будет. Она совсем другая – робкая, скромная и спокойная. И хотя спокойные люди часто бывают решительными, а это качество богу необходимо, Леля не могла себя такой назвать. Поэтому часто, и сейчас особенно сильно, ей показалось, что всего этого она недостойна. Недостойна называться богиней, находиться в этом прекрасном месте, и даже того, чтобы Сема ей дверь открывал.

– Прошу, – сказал он. – Дамы вперед.

Едва Леля зашла в покои, мимо пронесся черный ураганчик.

– Вот вы где! – сказала Морана. – Чего так долго? Только не говорите, что заблудились.

Не дав слова вставить, Морана прижала указательный палец к носу, и сказала:

– Чур я сплю соло!

Затем она бросилась вглубь покоев. Леля ничего не успела ответить. Она пока что не осознавала масштаб проблемы.

Покои были большими. Даже для троих. Узкий коридорчик тянулся от входной двери влево и вправо на равные расстояния. Правее от входной двери находился арочный вход в общую комнату.

Леля сразу зашла в нее. Вся противоположная стена комнаты состояла из панорамных окон. Вид открывался на небо и немного на скалы, но солнце так слепило, что их было почти не видно. В любом случае Леля не успела бы больше ничего разглядеть – Морана закрывала шторы, приговаривая:

– Попадись мне только этот Гелиос…

– С этой стороны скорее Сол, – сказал Сема.

– Абсолютно все равно.

Морана искала, чем бы скрепить шторы, но ничего не нашла и отпустила их. Толстая полоса света упала на бежевый ворсистый ковер. Шторы хорошо справлялись с солнцем, поэтому в комнате стало почти темно.

– Почему здесь такое яркое солнце? – спросила Леля.

Но тут же пожалела об этом, ведь вопрос был тупым. Она же в средиземноморье. Какое еще здесь может быть солнце?

Тем не менее ответ ее удивил:

– Потому что их тут два, – сказал Сема.

Леля тут же подбежала к окну. Но чтобы открыть шторы, предстояло сперва сразиться с Мораной, которая крикнула:

– Э-э-э! Куда обутая?

Увидеть два солнца было не так жизненно важно, как спасти себя от осуждения Мораны. Поэтому сперва Леля разулась и лишь потом вернулась в комнату.

Лели не было всего дюжину секунд, но в комнате заметно похолодало и стало темнее. Порывы холодного воздуха, возникающие непонятно откуда, запахивали шторы. А рядом Морана, довольно улыбаясь, струшивала руки.

– Красота, – сказала она и пошла к кровати.

– Ну холдрыга… – сказал Сема.

До этого он осматривал каждый шкафчик, каждую полочку, словно на них было что-то, кроме пыли. А теперь подошел к шторам и разогнал руками ветер Мораны.

Та уже успела пройти к кровати. Но почувствовав, что в комнате теплеет, она обернулась и, поняв, в чем дело, заголосила:

– Ты издеваешься? Тебе что, эта жара нравится? Зачем ты испортил мой ветер?

Морана пошла колдовать новый, но Сема схватил ее за руку, не давая приблизиться к шторам.

– Пусть будут открытыми, – сказал он.

Морана пыталась вырваться, но у нее не получалось. Наконец она сдалась, и сказала:

– Я хотела поспать!

– Но сейчас полдень, – сказал Сема.

– Отлично! Я как раз вписываюсь в полуденную дрему. Пусти!

Сема отпустил, потому что теперь Морана рвалась не к шторам, а к кровати. Уже через пять секунд она лежала, прижимая к лицу подушку. Она бы казалась мертвой, если бы не носок левой ноги, которым Морана дергала как-то недовольно.

– Отлично, – сказал Сема, уперев руки в боки.

Леля не поняла, о чем он, ведь причин сказать это было много. Например, в комнате было прохладнее, чем в холле, и уж тем более на улице. Если бы Леля знала, что Морана – это переносной кондиционер, то не стала бы отпускать ее одну взбираться по лестнице.

Но не только это вдохновляло Лелю. Олимп ей уже нравился. Покои для жителей Нави были шикарные, хоть и однокомнатные; сил вдруг стало много, хотя Леля не выспалась; и Морана молчала, значит, не портила никому настроение.

– Пойду спрошу, когда обед, – сказал Сема и вышел из покоев.

Леля осталась одна, если не считать Морану, которая впала в анабиоз.

Леля прошлась по комнате. Справа от входа находилась односпальная кровать, где лежала Морана, в том же углу стоял большой платяной шкаф, отделанный резьбой так богато, что не было видно, где у него ручки. Потолок был высоким, белым, и таким светлым, что иногда казалось, будто его нет вовсе. В центре комната была пустынной. Если б пол был устелен паркетом, а не мохнатым ковром, то Леля подумала бы, что это бальный зал.

Стена слева от двери тянулась гораздо дальше, чем стена справа. Торцом к ней стояла огромной кровать, двухспальная, но уместнее сказать трех, если не пятиспальная. Леля восхищалась ею ровно до того мига, как поняла, что их трое, а кроватей две.

– Надо будет уговорить Сему спать на однушке, – сказала Леля сама себе.

Но и Морана услышала это. Она мигом очнулась, будто ждала приглашения к разговору.

– Он согласится.

– Отлично, – сказала Леля, не понимая, почему Морана такая хмурая.

– Подвох в том, – сказала она. – Что я не соглашусь.

– В смысле, – Леля нахмурилась. – Ты боишься спать одна? Вы будете вдвоем?

Леля понимала, в чем ошибается. Но не хотела это осознавать.

– Нет, – сказала Морана, приподнявшись на локтях и глянув на Лелю. – Вы будете спать вдвоем.

– Нет! – сказала Леля.

Наверное, уж слишком встревоженно, так как Морана довольно заулыбалась.

– Я сразу сказала, что буду спать одна. Помнишь?

Морана приложила палец к носу, и Леля вспомнила.

– Это нечестно, – сказала она. – И вообще неправильно. Мальчики с мальчиками, девочки с девочками.

– Мы же боги, – сказала Морана. – Бесполые существа.

Морана перевернулась на бок, лицом к стене. Последние ее слова потонули в зевке.

– Ну не скажи.

Впрочем, Леля не сомневалась: Морана не только бесполое существо, но и бессовестное.

– Вечером еще поговорим, – сказала Леля.

– Удачи, – ответила Морана.