My Life – 5 °Cent, Eminem, Adam Levine Everything, Everyday, Everywhere – Fabolous, Keri Hilson F**kin’ Problems – A$AP Rocky, Drake, 2 Chainz, Kendrick Lamar

Familiar Taste Of Poison – Halestorm

Tourniquet – Evanescence

Touch It – Monifah

#icanteven – The Neighbourhood, French Montana Nice & Slow – Usher

Last Night – Keyshia Cole, Diddy

Slow Jamz (feat. Kanye West & Jamie Foxx) – Twista, Jamie Foxx, Kanye West

I’m Sprung – Trick Daddy & YoungBloodz Remix – T-Pain Wonderful – Ja Rule, R. Kelly, Ashanti

My Boo – Usher, Alicia Keys

Everyone Nose (All The Girls Standing In The Line For The Bathroom) – N.E.R.D

Climax – Usher

Crawl – Breaking Benjamin

Hate That I Love You – Rihanna, Ne-Yo

Bonnie and Clyde – DJ Hit-Man

Right Now (Na Na Na) – Akon

A Place For My Head – Linkin Park

Look In My Eyes – Rains

I Fucking Hate You – Godsmack

Pray For Me (with Kendrick Lamar) – The Weeknd, Kendrick Lamar

Behind Blue Eyes – Limp Bizkit

Kiss Me Thru The Phone – Soulja Boy, Sammie

Light Up Light Up – Baby Bash, Z-Ro, Berner,

Baby E

Move to L.A. – Tyga, Ty Dolla $ign

Sex With Me – Rihanna

It’s A Vibe – 2 Chainz, Ty Dolla $ign, Trey Songz, Jhene Aiko Bad Mother F*cker – Machine Gun Kelly, Kid Rock Water – Jack Garratt

Get Dough – Dead Obies

Something I Don’t Know – Miras

wRoNg – ZAYN, Kehlani

Bad Intentions – Niykee Heaton, Migos, OG Parker Lullaby – Niykee Heaton

I’m Ready – Niykee Heaton

Zombie – Bad Wolves

Hero – Skillet

Torn to Pieces – Pop Evil

Your Betrayal – Bullet For My Valentine

Stupid Love – Jason Derulo

Addicted – Saving Abel

I’m Not An Angel – Halestorm

Infinity – Niykee Heaton

Ghetto Flower – J.Williams

I Was Never There – The Weeknd, Gesaffelstein Hurt You – The Weeknd, Gesaffelstein

The Other – Lauv

Believer – Live/Acoustic – Imagine Dragons Believer – Imagine Dragons

Call Out My Name – The Weeknd Innocence – Halestorm

Whoring Streets – Scars On Broadway

* * *

Для Эми: Ты – женщина. Ты – сила. Ты поймешь это после прочтения этой книги. Мы любим тебя, девочка, и мы всегда рядом.

# противрака

Ранее
Сломанная кукла

– Нет! – кричу я, падая на землю.

Я трясу головой, хватаюсь за волосы и с силой дергаю их, желая с корнем вырвать воспоминания.

– Мэдисон!

Кто это? Похоже на голос Бишопа.

– Брантли…

Посмотрев на кровать, я сглотнула и медленно вошла в комнату. Это была большая комната. Гигантская. В ней было очень темно, а сбоку стояла большая кровать. Приглядевшись, я подошла к кровати. Мое сердце бешено колотилось в груди, а в горле пересохло. Все лампы в комнате были совсем тусклыми, но одна из них светила прямо на кровать, и, только подойдя ближе, я увидела, что это камера, установленная на подставке и направленная на матрас.

Я нахмурила брови.

– Что…

– Иди в постель, Лебедь.

Этот голос. Я ненавидела этот голос. Я чувствовала себя ужасно, у меня скручивало живот. Что-то было не так, как и всегда, когда он был рядом. Я ненавидела его, но я повиновалась, потому что мне было велено это делать. Мне приходилось слушаться взрослых, они всегда знали, что для меня лучше. Но почему он заставлял меня чувствовать себя грязной? Ни один другой взрослый не заставлял меня чувствовать себя грязной. Он меня огорчил, обидел и разозлил одновременно. Я была в полном замешательстве.

Подойдя к кровати, я остановилась у ее изножья. На одеяле свернулся клубочком маленький мальчик, но на нем не было одежды. Почему он был без одежды? Должно быть, ему было холодно.

– Лебедь, на кровать! – Лукан повысил на меня голос, и я вздрогнула, быстро заползая на мягкий матрас.

– Привет, – прошептала я плачущему мальчику. – Что случилось? – спросила я, желая узнать, почему он так расстроен.

Он чувствовал то же, что и я? Лукан заставил его почувствовать то же?

Мальчик всхлипнул и уткнулся головой в одеяло.

– Уходи! – закричал он, продолжая плакать.

Он был зол и опечален, так что, возможно, он испытывал то же, что и я.

Я замерла, сев на матрас, когда Лукан ослабил галстук и направил на нас камеру.

– Лебедь, раздевайся.

– Нет! – кричу я, пот стекает по моей коже. – Оставь меня в покое. Меня зовут не Лебедь! Я Мэдисон! Мэдисон Монтгомери! Я не Лебедь!

Я раскачиваюсь взад и вперед, сидя на каменистой дороге и пытаясь вырваться из плена воспоминаний.

– Я… А мальчик?

Лукан посмотрел на мальчика на кровати, его губы скривились.

– Брантли, освободи место для Лебедя.

Мои глаза распахиваются, и я вскакиваю с земли, не обращая внимания на крошечные камни, впившиеся в мою кожу.

– Брантли! – кричу я.

Брантли поворачивается ко мне, его лицо ничего не выражает.

Я бледнею, кажется, что кровь покидает мое тело. Боль, гнев, грусть – все это вырвалось из недр памяти, и я снова стала той испуганной маленькой девочкой.

– О чем, черт возьми, они говорят? – гремит Гектор, теряя хладнокровие. – И что, черт возьми, только что произошло, Мэдисон?

Хижину освещает свет фар, но я не обращаю на них внимания. Я игнорирую все вокруг.

И вдруг меня наполняет ярость. Чистая ярость пронизывает меня, словно наркотик. Расправив плечи, я смотрю прямо на Лукана, на человека, который уничтожил мое детство. На человека, которому доверяли мои родители. На человека, которому, как мне казалось, я могу доверять. На человека, который заставил меня хранить ужасные секреты, пользуясь тем, что «он взрослый».

На человека, которого я хочу убить.

– Ты! – кричу я.

Его глаза встречаются с моими. Он выглядит так же, как и тогда, только старше. Гораздо старше. Теперь он лысый, на лице нет волос, но его глаза остались прежними. Его глаза всегда будут для меня спусковым крючком. Для того чувства, которое я испытывала, когда была маленькой девочкой. Оно медленно подчиняет меня себе, но я борюсь с ним. Я больше не та малышка. Я старше. Опытнее. И хотя я буду испытывать эту боль еще долгие месяцы после встречи с моим мучителем, я знаю, что оно того стоило. Недалеко от меня хлопает дверь автомобиля, но я снова не обращаю на это внимания. Я игнорирую весь мир, потому что мое внимание сосредоточено исключительно на Лукане. Все остальное для меня закрыто.

Кто-то за моей спиной приближается к нам, под их ногами хрустит гравий, но я снова это игнорирую.

Он усмехается.

– Никто тебе не поверит, Лебедь.

Шаги останавливаются.

Ледяной ветер треплет мои волосы, и тогда ко мне приходит понимание. Я знаю, что эти шаги принадлежат Бишопу и Королям.

Лукан бросается на меня, хватает меня за волосы и притягивает спиной к себе. Это происходит так быстро, что я едва успеваю моргнуть. Пистолет Лукана упирается мне в висок, и я умоляюще смотрю прямо на Бишопа, но его взгляд направлен мимо меня. Его плечи яростно вздымаются и опускаются, а глаза устремлены прямо на Лукана.

– Какого хрена здесь происходит, сынок? – спокойно спрашивает Гектор, совсем не беспокоясь о том, что мне сейчас вышибут мозги.

Мое сердце бешено колотится, мурашки покрывают мою кожу, и меня охватывает страх. Нет. Это невозможно. Я заново пережила все эти воспоминания не для того, чтобы погибнуть от его рук. Он отнял у меня достаточно, я не позволю ему забрать и мою жизнь.

Бишоп делает шаг вперед, его губы искривлены, а глаза почернели от гнева. Я никогда не видела этого взгляда раньше – он кажется нечеловеческим. Нейт стоит там же, в той же позе, его костяшки побелели от напряжения. Он пошатывается на месте, вытягивая шею, словно он в любую секунду готов броситься в бой. В чем я совершенно не сомневаюсь. Остальные парни тоже стоят там, готовые в любую секунду прийти на помощь. Знают ли они всю историю, или нет, я вижу ее воплощение в каждом из них. Их преданность Бишопу. Бесспорную и безоговорочную. Это Клуб Элитных Королей в полном составе.

– Эй! – Лукан сильнее прижимает пистолет к моему виску. – Не шевелись, тварь! А сейчас, раз уж сегодня вечером погибнет так много людей, я хочу рассказать Лебедю, что к чему.

– Не называй меня так, – шиплю я, искривив рот.

– Вообще-то я делаю тебе одолжение.

– Пошел на хрен.

Он смеется, его дыхание касается моей шеи, и я не могу скрыть отвращения: к моему горлу подкатывает рвота, я едва не выплевываю свои кишки прямо на дорогу.

– Что, черт возьми, происходит? – снова спрашивает Гектор.

Где Брантли? Все это было подставой. Его и Хейл нигде не видно. Я оглядываюсь, насколько это возможно в моем положении, и, конечно же, они оба исчезли с того места, где находились несколько минут назад.

Ненавижу!

– Позволь мне начать. Лебедь, много ли ты знаешь о фамилиях этих мальчишек?

Что?

– Как это связано с тобой и тем, что ты сделал со мной в детстве?

– К этому мы еще вернемся.

Он усмехается. По его омерзительному тону я чувствую, как много удовольствия он получает от происходящего. С годами ничего не изменилось. Голос Лукана остался все тем же.

– Что ты делаешь, Лукан? – прерывает его Гектор.

Одного его тона должно быть достаточно, чтобы вселить в Лукана страх Божий, но этого не происходит, потому что он продолжает свою речь.

– Гектор и Бишоп Хейс… Хейс означает «дьявол», – начинает он, и как только я собираюсь задать вопрос, он останавливает меня, зажимая мне рот ладонью.

– Все заткнитесь и дайте мне закончить, или, клянусь Богом, я ее пристрелю.

Он откашливается, прежде чем самодовольно продолжить:

– На чем я остановился? Ах да, фамилии. Лукан и Брантли Витиос. Я перейду к значениям фамилий и переводу, когда закончу. – Он смеется. Затем его губы скользят по мочке моего уха, и он шепчет. – Ты же знаешь, что я умею устраивать шоу, не так ли, Лебедь?

Слезы, смешанные с гневом. С яростью.

Он продолжает:

– Макс, Сэйнт и Кэш Дитио. Феникс и Чейз Дивитэ. Рагуэль, Эйс и Эли Ребеллис.

Над последними двумя он смеется. Мои глаза устремляются к Нейту, которого удерживают Чейз и Кэш. Кажется, он совершенно не в себе. Недостаток света и пелена слез затуманивают мое зрение, но, даже ничего не видя, я явственно это чувствую.

Лукан продолжает.

– Нейт Малум-Риверсайд.

Затем он смеется, снова приближая губы к моему уху.

Я закрываю глаза, борясь с рвотой, которая вот-вот извергнется из моего рта. Не только от его близости, но и от его прикосновений.

– Йохан, Хантер, Джейс и Мэдисон Венари.

Я замираю. Все эмоции словно стираются с моего лица.

– Слышишь, Лебедь? Тебя удочерили… тебя и твоего сумасшедшего братца.

Что? Слезы потоком льются из моих глаз. Это не может быть правдой. Ни в коем случае. Он просто мучает меня. Мой папа – это мой папа, а моя мама – это моя мама. Почему я должна ему верить?

Я смотрю на Бишопа, который наконец поднимает на меня взгляд, и вижу это. Его глаза. Я видела этот взгляд, когда мы были наедине. Его брови нахмурены, а глаза прикованы к моим.

Это не просто правда. Он давно все знал.

Рыдания сотрясают мое тело, и мои колени подгибаются, но Лукан поднимает меня обратно.

– Осторожнее, осторожнее… Может быть, ты поговоришь со своим парнем о том, что означают эти фамилии и какие обязанности за ними кроются? Но, Лебедь, позволь мне сказать тебе вот что, – резко шепчет он мне на ухо. – Когда ты все узнаешь, они убьют тебя.

Мне все равно.

Меня удочерили. Вся моя жизнь была ложью. Я была не права. Я не могу никому доверять. Только Деймону. Деймон. Его образ всплывает в моей голове, но вместо того чтобы успокоить, вызывает новые слезы.

– Поэтому я облегчу тебе задачу и расскажу о главном секрете! – кричит он сквозь истерический хохот.

Наклонившись, я замираю, мое тяжелое дыхание – единственное, что нарушает тишину.

– Ты…

Гремит выстрел, и Лукан с криком падает на землю.

Я замираю, в ушах гудит звук от выстрела.

Боль.

Злость.

Ярость.

С каждой секундой во мне закипает жар. Его прикосновения к моему детскому телу. То, что он заставил меня сделать с Брантли. И то, что он заставил Брантли сделать со мной, когда мы были детьми.

– Хватит! – кричу я, мои остекленевшие глаза устремлены на стоящую передо мной машину.

Тишина.

Я медленно оборачиваюсь и вижу, что Бишоп сидит рядом со мной, опустившись на колени перед Луканом, который истекает кровью на дороге.

Я смотрю на Лукана, наклонив голову. Улыбаясь, я шепчу:

– Я счастлива видеть твою боль.

Лукан смотрит мне прямо в глаза.

– Я буду жить в твоих воспоминаниях, Лебедь. Вечно.

Сжав челюсть, я наклоняюсь к Бишопу и кладу руку на его ботинок. Я подношу руку туда, где он, как мне известно, держит свой нож. Я чувствую, как он замирает, понимая, что я собираюсь сделать, но, прежде чем он успевает меня остановить – если он собирался это сделать, – я расстегиваю кобуру, вытаскиваю большой охотничий нож и торжественно поднимаю его в воздух. Глаза Лукана медленно следуют за моими движениями.

– Ты видишь это? – Я провожу указательным пальцем по тупой стороне ножа. – Это «Фалькнивен A1Pro», нож для выживания.

Я ухмыляюсь, любуясь тем, как мальчики – за исключением Бишопа, который все еще сидит рядом со мной, – стоят позади меня и смотрят за моими движениями со смесью благоговения и страха. Они прикрывают меня, но сейчас мне не нужна их защита. Я вонзаю нож в область таза Лукана до тех пор, пока не чувствую, как его кости хрустят под лезвием. Он кричит громким, леденящим душу криком, его спина выгибается, а по лицу текут слезы.

Я наклоняюсь к его уху, провожу губами по мочке – так же, как он недавно делал со мной. Чувствуя, как его кровь заливает мою руку, я ухмыляюсь и шепчу:

– Знаешь, раз уж ты любишь устраивать шоу… этот нож – нож для выживания.

Я провожу кончиком пальца по лезвию, моя рука липкая от его крови. Он усмиряет мой гнев, успокаивая его, словно пакет со льдом на свежем ожоге. Избавляет меня от боли.

Выдергивая из него нож, я отступаю на дюйм назад и обеими руками сжимаю лезвие, готовясь вонзить его в голову Лукана. Это единственный способ потушить пожар, бушующий у меня внутри. Жжение лишь немного ослабевает, когда появляется Брантли, выхватывает нож из моей руки и вонзает его прямо между глаз Лукана. Кровь брызжет на меня, заполняя все мои рецепторы резким, теплым запахом.

Брантли кричит. Вены на его шее вздуваются, глаза почти вылезли из орбит. Он переполнен гневом – я была права. Он ненавидит его так же, как и я, если не сильнее, потому что Лукан был его отцом.

Мое дыхание замедляется, и, когда голова Лукана падает набок, а воздух наполняется запахом его смерти, я падаю на Бишопа, опустив голову ему на плечо.

Он обхватывает меня рукой, целуя в голову, а Брантли вытаскивает нож из Лукана и вонзает его обратно. Еще раз. И еще раз. Я вздрагиваю, вжимаясь лицом в Бишопа. Это его запах, это… просто Бишоп. Единственный звук, который я слышу, это то, как Брантли загоняет нож в Лукана. Снова и снова.

– Пойдем, детка, – шепчет Бишоп мне в волосы, понимая, что в ближайшее время Брантли не собирается останавливаться.

– Что ж, – говорит Гектор, и я поворачиваюсь к нему лицом, стараясь не смотреть на Брантли, расправляющегося со своим отцом. – Все это прекрасно, но кто-нибудь из вас, ублюдков, скажет мне, что, черт возьми, здесь происходит и почему мой главный помощник мертв? Брантли, слышишь? Он мертв, так что пора это прекратить.

Гектор делает паузу, глядя на беспорядок, который устроил Брантли, а затем пожимает плечами, как будто он видит такое каждый божий день. Наверное, так и есть. На самом деле кажется, что им всем безразлично происходящее.

Бишоп прижимает меня к себе.

– Лукан изнасиловал Мэдисон, когда она была маленькой девочкой.

Гектор потягивает сигару, но я замечаю, что слова Бишопа вызывают у него злость, и это меня удивляет. Это Гектор Хейс. Не думаю, что что-то подобное могло его обеспокоить. Заметив мое внимание, он смеется.

– Не принимай это близко к сердцу, милая. Лично ты не нравишься мне по многим причинам. – Он смотрит на своего сына, а затем снова на меня. – Но я не одобряю изнасилования.

– И… – Бишоп делает паузу, но затем продолжает: – И Брантли.

Резкий звук ударов прекратился, теперь слышны рыдания. Не тихие рыдания, а отвратительный, нечеловеческий вой, и я поворачиваюсь в объятиях Бишопа, чтобы наконец посмотреть на Брантли.

Он сидит, обхватив руками колени, и качается вперед-назад рядом с тем, что осталось от Лукана. Кровь капает с его волос, лица и рук, но он не перестает монотонно качаться, громко всхлипывая.

– Я не хотел. Почему? Почему ты заставил меня это сделать? Все эти разы…

Он качает головой. Мое сердце разрывается. Я медленно приближаюсь к нему, когда Бишоп хватает меня за руку.

Я поворачиваюсь к нему лицом, но он качает головой.

– Не надо.

– О чем ты говоришь? Неудивительно, что он меня ненавидит, Бишоп, – шепчу я, глядя ему в глаза. – Ему нужно было кого-то винить, поэтому он обвинил меня в том, к чему нас принуждал его отец. Он винил меня потому, что, если бы меня не существовало, этого бы не случилось.

Бишоп качает головой.

– Нет, детка.

Он отводит взгляд и смотрит мне за спину.

– Тридцать семь, – шепчет Брантли, и я быстро поворачиваюсь к нему лицом. – Тридцать семь маленьких девочек.

Что? Я хочу переспросить, но не делаю этого, боясь, что он на меня накинется. Вместо этого я молчу, надеясь, что он продолжит. Так он и поступает.

Он смотрит на меня, фары машины освещают его лицо. Кровь покрывает его кожу и одежду, в руке зажат нож. Он бросает его, и тот приземляется у ног Бишопа.

– Но ты права, – начинает он, обходя лежащий на земле изуродованный труп. – Я ненавидел тебя. Я так и не понял, почему ты вернулась. Когда мы были детьми, на моем дне рождения я ненавидел всех детей, не только тебя, но мой отец уже начал говорить о том, что он хочет с нами сделать. – Он делает паузу. – Когда ты пришла в Риверсайд, я не знал, помнишь ли ты меня. Сначала я думал, что помнишь, и, не знаю… трахаешься с нами, чтобы отомстить за то, что сделал Лукан.

Черт, это многое объясняет.

– Но, – он вытаскивает пачку сигарет, зажимает одну из них между губами и зажигает, – ты была моей первой. И это была еще одна причина тебя ненавидеть. Я не понял, что он называл тебя Лебедем из-за того, что ты – Серебряный Лебедь. Я идиот, что не понял этого сразу. Я просто подумал, что это было твоим прозвищем.

Он подходит ко мне, задерживая дым во рту.

– Ты чувствуешь это? – спрашивает он, наклонив голову.

Я смотрю глубоко в его глаза, и меня наполняет чувство покоя. Огонь ненависти к Лукану, который полыхал во мне столько лет, угас. Улыбаясь, я киваю.

– Да.

Он выпускает облако дыма.

– По крайней мере, тебе это удалось.

Он смотрит на меня, прищурив глаза.

Я хмурюсь.

– Ты все еще меня ненавидишь?

Его брови удивленно взлетают вверх.

– Черт возьми, нет. – Он пробегает по мне взглядом. – Просто… неважно. Но я тебя не ненавижу. Теперь я чувствую, что мы не враги.

Затем он улыбается. Я впервые вижу улыбку Брантли, и она действительно искренняя. Мне хочется обнять его, но, наверное, для него это слишком быстро. Придется действовать постепенно.

Оборачиваясь, я обнимаю Бишопа и смотрю на Хантера и Джейса. Мои братья. Биологические братья со мной и Деймоном.

Хантер делает шаг назад, качая головой, и идет прямо к припаркованной неподалеку машине, захлопывая за собой дверь. Я хмурюсь, мои плечи опускаются. Не знаю, чего я ожидала, но Хантер не должен был так себя вести. Он всегда хорошо ко мне относился.

Джейс пристально смотрит на меня, его темные глаза прикованы к моим. Последняя струна в моем сердце лопается, когда он мне улыбается. Улыбается и подмигивает. Удивительно, ведь он мой старший брат. До сегодняшнего дня мы почти не общались, но я знаю, что с этого момента все изменится.

Бишоп берет меня под руку, пока остальные мальчики идут обратно к машинам. Он смотрит на своего отца.

– Хочешь, я позвоню Катсии по поводу этого бардака, или ты разберешься сам? – спрашивает он отца, кивая головой в сторону окровавленной дороги.

Гектор смотрит на меня, а затем на Бишопа.

– Я позвоню ей.

Затем он поворачивается ко мне.

– У меня была причина, по которой я привез тебя сюда сегодня вечером, и дело было не в Лукане.

Я прижимаюсь к Бишопу, и он крепко меня обнимает.

– Я собирался сказать, что тебя удочерили. – Он смотрит на Бишопа. – Но, видишь ли, как бы я ни любил своего сына, сегодня он сделал нечто плохое. Нечто, что противоречит нашим правилам. А у нас есть только одно правило, Мэдисон. – Гектор смотрит прямо на меня, и по моей коже пробегают мурашки. – Итак, теперь, когда всплыла информация о твоем происхождении, я думаю, будет справедливо, если я расскажу тебе кое-что еще, раз уж сегодня мой сын проявил такую безответственность.

Я смотрю на Бишопа. Безответственность?

Гектор делает шаг вперед, засовывая руки в карманы.

– Я уверен, что ты знакома с процессом инициации Королей? – спрашивает он, глядя мне в глаза. Я киваю. – Отлично. Итак, в таком случае ты, – он делает жест рукой, и из тени снова появляется Хейл. Бишоп замирает, его хватка становится нестерпимо крепкой, – что Хейл принадлежала Бишопу, – у меня кружится голова, а желудок сжимает спазм. Из темноты выходит кто-то еще, – как и твоя приемная мать.