Взгляд на миллион

Глава 15

Утром Мартин услышал странный шум и громкий детский плач. Он быстро оделся и открыл дверь. Это была Кэтрин. Из-за её беспрестанных всхлипываний невозможно было понять, что она говорит. Из комнаты напротив жутко пахло гарью и валил серый дым. Наощупь пробираясь к окну, Мартин открыл форточку, размахивая попавшимся под руку полотенцем. Судя по всему, Стефани что-то готовила на плите, позабыла выключить и убежала в прачечную на работу. Мартин убрал старую железную сковороду, на которой догорали чёрные угольки, и внимательно посмотрел на Кэтрин:

– Что случилось? Почему твоя мама ушла и не выключила плиту? – взволнованно спросил он.

Но девочка только плакала, и понять, что тут происходит, было абсолютно невозможно. На столе Мартин увидел сложенную вдвое бумагу, развернув которую он смог прочесть: «Уведомление». Работодатель Стефани уведомлял её о том, что прачечная, в которой она работала, закрывается и оплаты за этот месяц не будет. Подумав минуту, Мартин вышел из комнаты и через мгновение вернулся с небольшим газетным свёртком в руках. Он положил в него немного денег из тех, что дала ему Софи на поездку в Лондон. Сверху, в свободном месте над новостными колонками, он надписал: «Стефани, это деньги на еду. Прошу, не отказывайтесь». Мартин присел на стул и обнял девочку, как будто это был его собственный ребёнок. Она долго всхлипывала, потом замерла на секунду, посмотрела на Мартина и, обняв за шею, положила голову ему на плечо. Какое-то время он ещё находился в комнате рядом с Кэтрин, дожидаясь, пока она окончательно успокоится, потом встал и, попрощавшись, торопливо направился к выходу. Кэтрин залезла на стул, чтобы посмотреть, как «дядя Марти» будет выходить из дома, и, увидев Стефани, которая в этот момент подходила к подъезду, радостно побежала навстречу. Мартин снова вернулся в свою комнату и прикрыл дверь, чтобы избежать ненужных объяснений…

Уже через пять минут он шёл в направлении автобусной остановки, чтобы добраться до галереи Vieux Château («Старый замок»), надеясь встретиться с Джонни и узнать, где именно и в котором часу состоятся похороны Марго. Выйдя из автобуса, Мартин миновал бистро и, обнаружив, что центральные двери галереи закрыты, вновь решил воспользоваться похожим на тайный лабиринт запасным входом. И, надо сказать, очень вовремя, поскольку именно в этот момент на расстоянии метра, едва ли не коснувшись его, проехало очень знакомое легковое авто. Мартину показалось, что водитель как-то уж очень резко и неожиданно развернул машину, тогда как места на дороге было достаточно и этот странный манёвр был абсолютно ни к чему. Если только водитель сознательно не хотел сбить его… Мартин остановился и, продолжая смотреть вслед удаляющейся машине, достал сигарету и закурил. Он не был до конца уверен, но ему показалось, что на заднем сидении автомобиля, развалившись в своей привычной позе хозяина жизни, с сигарой в руке сидел не кто иной, как Роджер Кауфман собственной персоной.

Некоторое время Мартин стоял в задумчивости, затем резким движением выбросил сигарету и, спустившись по знакомой лестнице, постарался как можно скорее найти своего старого приятеля Джонни.

Обсуждая с посетителями вопросы, связанные с аукционом, тот показывал картины и натянуто улыбался, когда речь заходила о деньгах.

– Джонни, – окликнул его Мартин.

– Мартин, что ты тут делаешь? Я думал, ты сегодня уже… – но он не договорил, потому что в этот момент мужчина весьма почтенного возраста отвлёк его и с видом настоящего ценителя и знатока аукционов начал что-то вдумчиво и монотонно объяснять.

Через минуту он раскланялся с Джонни, и тот смог, наконец, подойти к Мартину.

– Ты не улетел в Лондон? – спросил удивлённо Джонни.

– Нет.

– Сегодня похороны Марго. Ты пойдёшь? Хотя о чём это я? Тебе это ни к чему. К тому же, Роджер там будет, и это может вызвать ненужные разговоры. – После этих слов Джонни глубоко вздохнул и как-то странно посмотрел на Мартина.

– Ты прости, Джонни, я на минуту. Можешь сказать, где это будет?

– Ещё не знаю, но, думаю, что смогу спросить об этом у сестры Марго. Сегодня поехать на кладбище с ними я не смогу, а завтра мы встретимся с Изабель и Роджером здесь, у них на квартире. У него есть кое-какие дела, которые он хотел обсудить с одним коллекционером.

«У Роджера – дела, и он встречается с каким-то коллекционером», – с отчаяньем подумал Мартин и, с грустью взглянув на Джонни, произнёс: – Возможно, я ещё зайду к тебе перед отъездом. Прощай.

На ходу доставая сигареты, он вышел из галереи и нос к носу столкнулся с Роджером. Несколько секунд они пристально смотрели друг на друга. В это мгновение в сознании Мартина происходило что-то невероятное. Как будто время повернулось вспять и он снова оказался возле квартиры Роджера и Марго и даже услышал звук выстрела пистолета и её умоляющий, надрывный крик. Ему показалось, что всё это Роджер сейчас увидел в его глазах. Юноше становилось нехорошо…

«Значит, это была его машина, – подумал Мартин. – Странно, что он находится именно здесь, а не на похоронах Марго. Он избавился от неё, как от ненужной вещи, и продолжает жить, как будто ничего не случилось. Мерзавец! Если бы я только мог, то задушил бы его здесь и сейчас собственными руками».

Роджер, несомненно, узнал Мартина. Он остановился, на секунду задумался и, посмотрев на часы, торопливо спустился по ступенькам запасного входа. Сразу за углом стояла его машина. В ней, рядом с водителем, сидел мужчина в чёрном костюме, очень похожий на того самого официанта с «серьёзными, колкими глазками», которого Мартин видел несколько дней назад на аукционе рядом с Генри Говардом. Юноша перешёл на противоположную сторону улицы и скрылся в арке, желая дождаться Роджера и посмотреть что будет дальше…

…Спустившись в галерею Vieux Château («Старый замок»), Роджер прошёл в выставочный зал и остановился напротив портрета старушки в старинном церковном наряде, на раскрытой ладони которой лежал золотой перстень с выгравированным изображением льва и лошади.

– Добрый день, Роджер! – окликнул его Джонни.

Тот оглянулся с недовольным видом и резко спросил:

– Ну, что ты хотел мне сказать? У меня мало времени.

Джонни, словно не замечая тона Роджера, пригласил его в хранилище и запер двери.

– На днях ко мне в галерею заходил Мартин. Он был абсолютно не в себе, и мы до утра просидели с ним в кабачке «Весёлый мельник». Он всё время повторял что-то вроде: «Бедная Марго, я так виноват перед ней». Он очень много пил, а потом сказал: «Если бы ты видел её глаза в этот момент». Мне пришлось вызвать такси и увезти Мартина домой, иначе дело кончилось бы плохо. Это, конечно, меня совершенно не касается, но мне кажется, он что-то знает про убийство Марго. А ещё на следующий день утром в его комнате я увидел её портрет. Судя по всему, она ему позировала и не только…

При этих словах Джонни посмотрел на Роджера и покраснел.

– Зная, что Мартин крайне стеснён в средствах, я попытался уговорить его отдать мне картину под предлогом возможной продажи на аукционе, но он отказался. А вчера сам принёс портрет и попросил оставить здесь на хранение.

Роджер смотрел на Джонни, и глаза его наливались кровью.

– Сегодня Мартин снова был у меня и интересовался, где похоронят Марго. Совсем скоро он собирается лететь в Лондон на обучение к Генри Говарду, который попросил в своё время, чтобы Мартин привёз с собой одну из своих картин. И желательно, чтобы это был портрет женщины, – продолжал объяснять Джонни и, сделав небольшую паузу, как бы между делом спросил: – Так что мне делать с портретом Марго?

– Это всё?

– Да, – ответил Джонни.

– Покажи мне картину, – небрежно бросил Роджер.

Джонни достал портрет и поставил на стол.

– Боже, он действительно гениальный художник… – с замиранием сердца произнёс Роджер. – Я помню этот взгляд. В такую минуту хотелось всё бросить к её ногам, а утром я смотрел на неё, как на… – он не договорил.

– Что? – не расслышал Джонни.

– Ты ещё кому-нибудь говорил об этом? – вместо ответа вкрадчиво спросил Роджер.

– Нет, только тебе.

Роджер порылся в карманах, достал несколько купюр самого высокого достоинства и передал их Джонни.

«Значит, Генри Говард хочет заполучить нового «мастерового». Ну что ж, это как раз то, что нужно. Я объясню Генри, как с ним следует поступить», – подумал Роджер, а вслух сказал:

– Надо найти способ, чтобы избавиться от него…

– От кого? – не расслышав, переспросил Джонни.

«Этому мальчишке всё равно никто не поверит, и это уже моя забота», – не обращая внимания на вопрос Джонни, продолжал размышлять про себя Роджер.

– Портрет, безусловно, хорош, но его по понятным причинам нужно будет изменить… После этого можешь делать с ним всё, что угодно… – сказал он и, выдержав секундную паузу, продолжил: – Сегодня ты проведёшь последний ночной аукцион, затем в галерее будут проходить обычные дневные выставки. Парадный вход завтра днём можешь открыть. Работы, которые привезли вчера, заберёт сегодня ночью после завершения аукциона вот этот мужчина. – И Роджер передал Джонни визитку с именем какого-то человека. – Деньги получишь как обычно, через неделю. Ты всё понял?

Не дожидаясь ответа, он открыл дверь, прошёл в сторону чёрного хода и быстро поднялся по ступенькам.

Словно стоя на плацу и продолжая вытягиваться в струнку, Джонни осторожно выглянул из хранилища… Убедившись в том, что Роджера в галерее нет, он вернулся обратно и, выдохнув наконец, плотно закрыл за собой дверь. Трясущимися руками Джонни достал из кармана маленькую записную книжку и, отыскав нужный номер, снял трубку телефона.

– Алло! Добрый день! Мне нужно заказать звонок. Да, срочно. Англия, Лондон, … – и Джонни продиктовал номер телефона…

…По дороге к машине Роджер время от времени останавливался и резкими движениями что-то отмечал в своём дорогом кожаном блокноте. Затем он свернул за угол, перешёл на противоположную сторону улицы и, не заметив того, что за ним наблюдают, сел в машину и тотчас уехал.

«Роджер вышел совсем другим из галереи, – подумал Мартин, выглядывая из своего укрытия и провожая машину взглядом. – Интересно, что там такого могло произойти? Если бы только Джонни знал, что за человек этот Роджер! И что их только связывает?»

Всё это казалось Мартину очень странным, но сейчас у него не было никаких других мыслей, кроме той, что сегодня он навсегда прощается с Марго и даже не сможет увидеть её в последний раз. Спустя какое-то время незаметно для себя Мартин оказался на набережной Сены и, грустно оглядевшись вокруг, почему-то подумал о том, что за всё время знакомства с Марго они не разу не прокатились на прогулочном катере, и он никогда не бежал ей навстречу с цветами в руках, а ведь она этого вполне заслуживала. Красивая и женственная, Марго в первый год их знакомства была готова на всё ради Мартина… Он поднялся в часовню на пристани и зажёг свечу.

Пламя как бы нехотя захватывало фитиль, изгибаясь из стороны в сторону. Точно так же ныла и изгибалась сейчас его душа.

Мартин мысленно просил прощения у Марго, целиком и полностью принимая всю вину за случившееся на себя…

«Она всегда была такой сильной, и, казалось, в мире нет ничего, что могло бы ей помешать добиться своего. Почему жизнь так несправедлива?», – думал он.

В часовне заканчивалась служба, и в этот момент Мартин почувствовал некоторое облегчение, как будто Марго и в самом деле всё это время была с ним, а сейчас простила, попрощалась и разрешила ему быть счастливым и жить дальше.

Глава 16

Несмотря на то, что Мартин уже два года жил в Париже, друзей его можно было пересчитать по пальцам. На пристани порта de l’Arsenal он окликнул высокого, худого парнишку с пышной шевелюрой на голове. Мишель, который занимался исключительно сортировкой «лёгких» грузов, не входил в число хороших знакомых, но, если не было старшего бригадира, «лысого Гастона», как его все называли, мог быстро договориться, чтобы Мартина поставили на разгрузку в ближайшую смену. Поездка в Лондон всё откладывалась, и Мартину снова нужно было думать о том, чтобы заработать немного денег и не истратить всё подчистую. Небольшое грузовое судно стояло в доке, и всё, что необходимо было сделать, – это перенести ящики с фруктами на ближайший склад. Через два часа Мишель, как всегда, принёс накладную, пересчитал ящики и выдал Мартину плату за работу. Этого должно было хватить на то, чтобы купить цветы, посидеть в кафе и выпить со Сьюзен по чашечке кофе. Он поймал такси, заехал домой и, переодевшись, уже через полчаса направлялся в сторону набережной Вальми.

…Мартин не был франтом, но и не пренебрегал хорошей и чистой одеждой. Модные стрижки он относил больше к прихоти и желанию выделиться и предпочитал не тратить на это ни деньги, ни время. Поэтому густые, слегка вьющиеся и непослушные волосы все время приходилось зачёсывать назад. Ну, а когда была влажная погода, то с этим «бедствием» уже ничего нельзя было поделать. Острый и проницательный взгляд Мартина заставлял думать, что он вынашивает какую-то серьёзную идею… На самом же деле ему просто очень нравилось наблюдать за обычными прохожими и улавливать интересные особенности их поведения, жестов, взглядов. Иногда он заходил в случайное кафе и, расположившись в укромном уголке, рисовал всё подряд.

«Да, откладывать поездку в Лондон больше нельзя, иначе мне придётся всю жизнь караулить грузовые суда в надежде на то, что рабочие в порту дадут возможность хоть сколько-нибудь заработать на разгрузке, – думал Мартин, всё ближе подходя к кафе Soleil («Солнце»). – В противном случае роли вечного лакея, который пытается угодить искушённой толпе, рисуя на улицах дешёвые портреты, избежать не удастся».

Он достал визитку Генри Говарда и посмотрел на неё как на выигрышный лотерейный билет.

«Это действительно мой шанс, и я не должен его упустить. Если бы знать, что там впереди и как сложится вся моя дальнейшая жизнь…»

Пожилой цветочницы не было на этот раз в переулке возле женского ателье, и Мартин пожалел, что не купил цветы на пристани. Был уже конец рабочего дня, когда он вошёл в книжный магазин Lys Blanc («Белая лилия») в надежде увидеть Сьюзен.

Колокольчик над дверью сообщил, что в магазине появился новый покупатель, и девушка в розовом, глядя на которую сразу вспоминаешь про Рождество, приподняла голову, сидя за прилавком возле кассы, и сонными глазами посмотрела на Мартина.

– Простите, но я бы хотел увидеть Сьюзен Эмилейн. Она работает в этом магазине, – сказал Мартин, подходя к девушке и одновременно разглядывая вышитое мелким белым бисером на нагрудном кармане цветного летнего сарафана имя – Диана.

– Сьюзен отпросилась сегодня немного пораньше. И сейчас она у себя в комнате. Вход со стороны подъезда закрыли на два часа, там ремонт, поэтому можете подняться через магазин. Первая дверь слева по коридору, – и девушка указала на винтовую лестницу, которая вела на второй этаж в соседнее крыло здания.

Какое-то время Мартин стоял в нерешительности, но, в конце концов, желание посмотреть, где и как живёт Сьюзен, оказалось сильнее. Он поднялся по лестнице и, подойдя к комнате, робко постучал в дверь. Не ожидая увидеть Мартина на пороге, в первую секунду Сьюзен не знала что сказать… В её взгляде читались и смущение, и волнение, и радость.

– Здравствуйте, Мартин! А как вы смогли?.. – она не договорила. – Кажется, мне всё понятно… Проходите.

Это было и приятно, и необычно – попасть в комнату к Сьюзен.

Даже здесь, на полках и в шкафу – везде были книги. В зеркале Мартин увидел взволнованного юношу, очень похожего на себя и не имевшего ничего общего с респектабельными молодыми людьми, которых в соответствующих кругах принято было называть «золотой молодёжью». Около кровати, на изящном круглом столике, стояли в вазе раскрывшиеся во всём своём великолепии и источающие невероятно нежный и одновременно пьянящий, сладковатый аромат чудесные белые лилии… Он вспомнил их вчерашнее свидание, и это придало ему уверенности.

– Сьюзен, давайте на «ты», – предложил Мартин.

– Хорошо, – ответила она, поправляя возле раскрытого настежь окна взметнувшиеся вверх от резкого сквозняка, словно наполненные ветром паруса, полупрозрачные, светло-голубые, ажурные шёлковые шторы.

– У вас красиво и очень много света, – сказал Мартин, подходя к Сьюзен и помогая ей закрыть окно.

– Снова на «вы»? – спросила она и, развернувшись к нему, кокетливо склонила голову набок.

– Нет, – Мартин вдруг стал очень серьёзным. – Просто ты для меня очень много значишь. Я помню про твоё отношение к влюблённым… Но, думаю, мой «карантин» уже позади, я ни разу за это время на тебя не набросился. Мне можно доверять.

При этом Мартин улыбнулся и очень искренне посмотрел на Сьюзен.

– Так, значит, ты всё-таки, влюблён? – спросила она, отступая немного назад.

И её взгляд стал глубоким и пронзительным одновременно.

В этот момент Мартину казалось, что он – в густой, непроходимой лесной чаще, где яркая зелень молодой листвы и искрящиеся проблески мягкого солнечного света, взывающие к поцелую трепетные губы и подступающая к самому краю и сметающая всё на своём пути безудержная страсть…

– А разве я этого ещё не сказал? – после некоторого замешательства спросил Мартин.

– Нет, – по-своему ласково и игриво ответила Сьюзен и в ожидании посмотрела на Мартина.

– Влюблён. И очень, – произнёс он, ощущая всем своим существом огромное желание обнять и поцеловать Сьюзен.

– И что будет дальше? – спросила она с волнением в голосе.

– А дальше я очень нежно обниму и поцелую тебя, – шёпотом сказал он, касаясь губами её волос и обнимая за талию.

Чувства переполняли и Мартина, и Сьюзен. И уже ничто не могло остановить их или помешать им… До утра они оставались в комнате Сьюзен.

Мартин проснулся раньше обычного, но не потому, что кто-то барабанил в дверь или надо было собираться и ехать в аэропорт. Он вдруг чётко осознал, что впервые проснулся просто оттого, что счастлив. Уже давно не ощущая настоящей страсти – ни к жизни, ни к живописи, – ему казалось, будто благодатный источник иссяк, и вот сейчас начинает бить с новой силой.

Первый луч солнца, мелькнув робко среди занавесок и отразившись в зеркале, мягко коснулся лица Сьюзен…

«Это самое чудесное утро, которое только можно себе представить», – решил Мартин. У него не было с собой ни мольберта, ни красок, зато на столе лежали ручка и простой карандаш. На стене, возле окна, висел свежий календарь, на котором был изображён какой-то средневековый замок с причудливым фамильным гербом и развевающимися влагами на башнях. Мартин снял календарь и, перевернув его обратной стороной вверх, обнаружил абсолютно чистый лист, на котором можно было рисовать…

В семь часов утра зазвенел будильник, и Сьюзен проснулась. Мартин не спал. Всё это время он писал портрет любимой, но, зная, что будильник прозвенит точно в семь, лёг и притворился спящим. Сьюзен встала и, не замечая портрета, направилась в ванную. На полпути она остановилась и, оглянувшись, посмотрела на Мартина, который всё ещё делал вид, что спит. И тут её взгляд упал на календарь, лежащий на столе.

«Как странно», – подумала Сьюзен. Она взяла календарь в руки и хотела повесить на место.

На обороте календаря она увидела свой портрет. На нём было всё: и утренняя нега, и солнце, и едва заметная милая улыбка…

Сьюзен тихо опустилась на стул, продолжая с восхищением и замиранием сердца смотреть на свой портрет. Потом она встала, подошла к Мартину и поцеловала его. Он открыл глаза и улыбнулся.

– Милый, это прекрасно, – проговорила Сьюзен.

– Ну вот, теперь ты видела мои рисунки, – сказал он.

– Просто волшебство какое-то. Как и, самое главное, когда ты успел написать мой портрет? – в недоумении спросила Сьюзен.

– В ту самую минуту, когда почувствовал себя самым счастливым человеком на свете, – ответил Мартин и нежно поцеловал ей руку.

– Никогда бы не подумала, что можно нарисовать таким красивым и одухотворённым спящего человека. Я ощущаю себя мадонной, глядя на свой собственный портрет.

– Это наше доброе утро и будущий счастливый день! – улыбнувшись, проговорил Мартин.

Он хотел сказать, что будет рисовать её всю жизнь, но в этот момент вспомнил о Марго – как говорил ей примерно такие же слова.

– Моя Вселенная – это ты, Сьюзен! Я очень люблю тебя! И мечтаю о том, чтобы мы всегда были вместе. Ещё мальчишкой я пробовал писать стихи, и даже вроде бы получалось. Когда-нибудь я обязательно напишу что-нибудь красивое для тебя и о тебе… – После этих слов он обнял и страстно поцеловал Сьюзен.

– Мартин, ты действительно очень хороший художник. Я думаю, что тебе обязательно нужно поехать на учёбу в Лондон.

Он смотрел на Сьюзен и думал о том, что она чувствует и понимает его даже лучше, чем он сам…

…Книжный магазин Lys Blanc («Белая лилия») открывался в девять, а кафе Soleil («Солнце») – в восемь. Мартин и Сьюзен спустились вниз и вышли не через магазин, а со стороны подъездов, где ещё оставался запах невысохшей краски, а под лестницей лежал сорванный плакат с яркой надписью: «Восстановительные работы». На улице было свежо. Утреннее солнце отражалось в зеркалах и окнах проезжающих мимо авто, из-за чего казалось, что сотни солнечных зайчиков перепрыгивали с одной машины на другую. Счастливый официант у входа в кафе широко улыбался, причём только тогда, когда наклонялся вперёд, радостно приветствуя прохожих, а когда выпрямлялся, то снова принимал невозмутимый вид. И почему-то он всё время поправлял бантикбабочку, который, словно настоящая живая бабочка, мог в любой момент вспорхнуть и улететь в неизвестном направлении. В этом кафе у них уже был «свой» столик – в уютном, почти домашнем, уголке. Возле бара на стене, похожей на театральный занавес, висела картина какого-то местного художника. Она почти полностью сливалась с общим зеленоватым фоном и на первый взгляд была совсем незаметна. Сьюзен подошла ближе, чтобы рассмотреть картину получше, и на секунду задумалась. Сюжет показался ей знакомым, и она с некоторым удивлением в голосе спросила:

– Мартин, тебе не кажется, что этот пейзаж чем-то напоминает ваш виноградник? Посмотри: дом с верандой, мост и виноградная долина…

Он подошёл к Сьюзен, и, делая вид, что пристально разглядывает картину, помедлив какое-то время и загадочно улыбнувшись, ответил:

– Да, ты права, очень похоже.

Она взглянула на Мартина. В памяти живо всплыла сцена их первой встречи.

– Это же твоя картина, – глядя на его довольное лицо, произнесла Сьюзен. – Смотри, вот твой дом… Почему ты не сказал сразу?

– Всё верно. А вон там, с противоположной стороны виноградника, твой, – ответил Мартин, обнимая Сьюзен.

– Всё это время картина была здесь? – спросила она.

– Да. Я написал её два года назад, за месяц до моего приезда в Париж, а потом подарил хозяину кафе Максимилиану за то, что время от времени мог сидеть вон за тем столиком на открытой террасе, иногда обедать, пить кофе, слушать музыку и рисовать портреты посетителей кафе за чисто символическую плату.

Сьюзен слушала Мартина и думала о том, что, наверное, только по-настоящему талантливые люди, несмотря на все превратности судьбы, могут так неотступно следовать своему предназначению и зову сердца. Это даже не мечта, а нечто большее. То, что заставляет их жить именно так и никак иначе. Когда только то, что они делают, имеет настоящий, глубинный смысл, и ничто не может помешать им свернуть с пути, даже если этот путь – в неизвестность, где нет абсолютно никакой уверенности в завтрашнем дне.

– Сьюзен, а почему ваш магазин называется – «Белая Лилия»? – прервал её размышления Мартин.

– Для Нэнси, хозяйки магазина, цветок белой лилии – это олицетворение открытости, честности и красоты. Как новый белый лист…, свобода для творчества. Здесь есть и приключения, и поэзия, и учебная литература… Словом, всё для всех.

– Хорошее название, – заметил Мартин и продекламировал: – Сьюзен из «Белой лилии»…

Он взял девушку за руку и попытался заглянуть ей в глаза. Она отвела взгляд, чтобы скрыть выступившие слёзы, и Мартину становилось всё труднее решиться и сказать ей про скорый отъезд. Официант принёс им кофе с круассанами и тёплые булочки с корицей. А ещё до девяти часов утра был так называемый «сладкий час», когда можно было попробовать небольшие порции кондитерских новинок абсолютно бесплатно. Поэтому уже через минуту их стол был уставлен самыми разнообразными десертами, благодаря которым настроение немного улучшилось, как от сладких сюрпризов в детстве.

Мартин наслаждался каждой минутой, проведённой со Сьюзен. Ему начинало казаться, что если сейчас они расстанутся, то он потеряет её навсегда.