Читать книгу: «Сага о Ратиборе Тень и Сталь. От Переяславля до Готланда», страница 3

Глава 12: Цена Крови и Золота

Тревожный гул не утихал, а лишь нарастал. Вокруг Ратибора люди перешёптывались, и слова «Змеиный брод» передавались из уст в уста, как дурное предзнаменование. Рядом с ним оказался старый лавочник Онисим, торговавший воском и мёдом. Он нервно теребил свою жиденькую бороду и, наклонившись к Ратибору, зашептал так, словно боялся, что духи Степи могут его услышать.

«Проклятое место, – бормотал он, и от него пахло луком. – Стоит та застава на самой границе с Дикой Степью, у змеиной речки. Там земля иная. Не наша. Каждую зиму её то половцы жгут, то кикиморы степные гарнизон изводят. Насылают болезни, сводят с ума, по ночам стонут так, что у самых храбрых гридней сердце в пятки уходит. Прошлой зимой сын Мирошки, Гордей, пошёл туда… вернулся только его щит, пробитый в трёх местах. Оттуда редко кто целым возвращается, парень. Весной, когда лёд сойдёт, хорошо если половина вернётся».

Его слова были не единственными. По толпе ползли и другие слухи, один страшнее другого. О воинах, что сходили с ума от шёпота в степном ветре. О часовых, исчезавших без следа прямо с постов. О степных духах, что принимали облик павших товарищей и звали за собой в туман.

«Тогда зачем князю людей на верную смерть посылать?» – выкрикнул кто-то из толпы, коренастый гончар с руками, перепачканными глиной. Это был вопрос, который висел на языке у всех.

Бирюч, услышав это, не смутился. На его лице промелькнула холодная усмешка человека, который уже тысячу раз слышал подобные вопросы.

«За службу и отвагу князь Мстислав платит щедро!» – его голос снова, как молот, ударил по площади, перекрывая любой гомон. Он сделал драматическую паузу, обводя взглядом лица, полные сомнений и страха. – «Каждому, кто отстоит на заставе три зимних месяца и вернётся живым, будет выплачено по десять гривен серебром!»

Толпа ахнула. На этот раз это был не ропот страха, а коллективный, сдавленный вздох изумления. Десять гривен. Это было не просто много. Это было целое состояние. Сумма, способная изменить жизнь. За такие деньги можно было купить хороший дом с хозяйством и коровой. Выкупить из долговой ямы всю семью. Открыть свою мастерскую и больше никогда не гнуть спину на чужого дядю.

За такие деньги многие были готовы рискнуть. В глазах людей зажёгся лихорадочный огонь. Но он быстро погас. Мужчины смотрели на своих жён, что крепче прижимали к себе детей, и на их лицах отражалась вся тяжесть выбора. Что толку в серебре, если твои дети останутся сиротами?

И толпа начала медленно таять. Большинство, повздыхав, покачав головами и поохав, стали расходиться по своим делам. Жизнь, пусть и небогатая, была дороже любого, даже самого большого, серебряного клада. Семья, дом, привычное ремесло – всё это держало их крепче любых цепей. Остались лишь немногие. Несколько хмурых мужиков с отчаянием в глазах, загнанных в угол долгами и нуждой. Для них этот риск был последним шансом вырваться из петли. Да горстка безусых юнцов, чья кровь кипела от жажды славы и приключений, и чьи глаза горели безумным азартом.

А Ратибор стоял как вкопанный, не шевелясь. Деньги его интересовали мало. Жизнь в кузне, помощь Велемудру и Заряне давали ему кров, еду и всё необходимое. Он не стремился к богатству. Но слова бирюча – «не боящиеся ни стали, ни злого духа» – ударили ему прямо в сердце, как удар молнии.

Это был тот самый вызов. Та самая проверка, которой жаждала его душа. Всё, чему он учился – бесполезная теория, запертая в стенах города. Все его тренировки на плацу, вся его сила, закалённая в кузне. Все его знания о рунах и травах, полученные в тишине домов наставников. Вот где всё это могло обрести истинный, кровавый, настоящий смысл.

Это был его шанс. Шанс выйти из давящей тени своих легендарных родителей. Шанс доказать не им, давно лежащим в сырой земле, не Прохору, не Воибору, не всему городу, а самому себе, и только себе, что он чего-то стоит. Что он не просто «сирота», не просто «сын Рады и Светозара», а Ратибор. Человек, способный встретить лицом к лицу и сталь, и потусторонний ужас. И выстоять. Или умереть, пытаясь.

Глава 13: Разговор в Кузнице

Вечер опустился на Переяславль, укутав его в прохладные тени. Ратибор не пошёл ни к Велемудру, ни к Заряне. Его ноги сами привели его туда, где он провёл большую часть своей жизни – в кузницу. Огонь в горне уже погас, и в помещении было сумрачно и тихо. Лишь потрескивала остывающая кладка, да пахло железом и углём. В этом полумраке, на грубой скамье, сидел Прохор. Он не отдыхал – мастер никогда не сидел без дела. В его мозолистых руках была рукоять старого молота, и он медленно, вдумчиво обматывал её свежей кожаной лентой.

Ратибор вошёл и встал рядом, вдыхая знакомый с детства запах. Он не знал, как начать разговор. Слова застревали в горле, казались глупыми и неуместными. Но они и не понадобились.

«Я слышал, бирюч сегодня кричал на площади», – произнёс Прохор, не поднимая головы, его голос в тишине прозвучал гулко и весомо. – «На Змеиный брод людей зовут. Охотников».

«Да», – коротко ответил Ратибор, и это единственное слово прозвучало как приговор.

Прохор продолжал свою работу, туго затягивая кожу. «Место дурное. Хуже не придумаешь. Каждый год оттуда привозят дурные вести. И редко когда – тела».

Наступила тишина. Ратибор собрался с духом.

«Я хочу пойти».

Движения Прохора замерли. Он медленно отложил молот и так же медленно поднял голову. Он посмотрел на парня, который вырос на его глазах, и его взгляд был тяжелым, пронзительным, словно удар кузнечного молота. В этом взгляде читалась не злость, а глубокая, почти отеческая тревога.

«Зачем тебе это?» – спросил он, и в его голосе не было и тени гнева. – «Серебра захотелось? Думаешь, я тебя в беде оставлю? Мы не чужие друг другу, проживёшь и без княжеского серебра, не пропадёшь».

«Дело не в серебре, мастер. Вы же знаете».

«А в чём тогда? В славе?» – Прохор нахмурился, и морщины на его лбу стали глубже. – «Славы ищешь? Так послушай старика. Твой отец, Светозар, сполна заплатил за свою славу. Заплатил своей кровью там, в степи. И мать твоя, Рада, не отстала. Она свою чашу тоже до дна испила. Мало тебе их славы? Хочешь добавить свою к той, что уже лежит на их могилах?» – в голосе мастера зазвучала неприкрытая горечь. Он любил его родителей и скорбел о них до сих пор, как о родных.

Это были веские, правильные слова, которые должны были бы остановить любого. Но Ратибора они лишь подстегнули.

«Я устал», – тихо, но твёрдо сказал он, глядя Прохору прямо в глаза. – «Устал бить по наковальне. Устал бить деревянным мечом по деревянному щиту. Я хочу знать, чего стоит моя рука, когда в ней будет настоящий меч, а передо мной – настоящий враг, который хочет меня убить. Я хочу знать, помогут ли мне слова Велемудра и травы Заряны, когда из темноты на меня посмотрит не сказочный, а настоящий злой дух, тот, что забирает жизни. Я хочу… я должен знать, есть ли во мне хоть что-то от них. Хоть капля их крови. Или я просто сирота, которому повезло с добрыми учителями, и вся моя сила – лишь чужая наука, а не моя собственная суть».

Прохор долго, очень долго молчал, его взгляд был устремлён в тёмное, безжизненное жерло остывшего горна. Он видел, как этот парень вырос, видел его упрямство, его скрытую боль, его голод. И он понимал, что любые слова сейчас будут бесполезны. Он слушал не слова, а то, что стояло за ними.

Наконец он тяжело вздохнул, и этот вздох был полон смирения.

«Кровь не вода. От себя не убежишь, парень. И от судьбы своей тоже. Раз решил, значит, так тому и быть. Никто тебя не удержит». Он поднял с верстака кусок хорошей стали, взвесил его в руке. «Но я тебе вот что скажу. Пустым я тебя туда не отпущу. Меч твой будет острый, как бритва, и лёгкий, как перо. А щит – крепкий, как камень у порога. Я сам его сделаю. Чтобы там, на том проклятом Броду, мне за свою работу стыдно не было».

Глава 14: Советы на Дорогу

Следующие несколько дней до отправки отряда Ратибор провёл в прощаниях, которые походили не на проводы в недолгий поход, а на последние наставления перед дорогой, с которой можно и не вернуться. Он записался в список добровольцев у княжеского приказчика, и пути назад уже не было.

Первым он пришёл к Велемудру. Волхв, казалось, ничуть не удивился его решению. Он встретил Ратибора на пороге своего дома с таким видом, будто они договаривались об этой встрече много лун назад. В его глазах не было ни укора, ни одобрения – лишь глубокое, всепонимающее спокойствие.

«Ты идёшь в Степь», – сказал он, пропуская Ратибора внутрь. – «И это правильно. Птенцу, что оперился, нет места в гнезде».

Внутри дома Велемудр взял в руки небольшую, гладкую плашку из древесины тиса и острый нож. Пока он говорил, его пальцы привычно и уверенно вырезали на тёмном дереве руну.

«Степь – это чужая земля, Ратибор. Чужая земля, чужие правила, чужие духи. Они древнее наших лесов и старше наших рек. Они не любят чужаков. Поэтому запомни: не хули их богов, даже если увидишь их безликих каменных баб, стоящих посреди пустоты. Не бросай мусор в их родники и не оскверняй их священные курганы. Ты там гость, и веди себя, как гость, если хочешь, чтобы тебя не вышвырнули вон».

Нож продолжал скользить по дереву, снимая тонкую стружку.

«И помни, самый опасный враг в степи – это не воин с кривой саблей. Его ты увидишь и встретишь мечом. Самый опасный враг – это морок. Злой степной дух, что может заставить тебя видеть то, чего нет: вражеский отряд там, где пусто; друга в том, кто пришел тебя убить; спасительный колодец там, где ядовитая топь. В степи доверяй не глазам, они обманут. Доверяй своему чутью. И этому знаку».

Он закончил работу и протянул Ратибору плашку. На ней была вырезана сложная вязь из нескольких рун, в центре которой угадывалась Альгиз – руна защиты.

«Он не спасёт тебя от стрелы или меча, это не волшебство. Но он поможет сохранить ясный разум, когда морок попытается затуманить твой взгляд. Он будет якорем для твоей души в чужом мире».

От волхва, чей дар был для разума, Ратибор направился к ведунье. Путь к Заряне был путём к земле, к плоти. Она, как и Велемудр, встретила его без лишних слов. Выслушав его молча, с едва заметным кивком, она повернулась к своим бесчисленным полкам и начала собирать для него дорожный скарб.

«Там всё иное», – говорила она, и её проворные, сухие пальцы летали от одного глиняного горшочка к другому, как мотыльки. – «Травы там злые, колючие, многие – ядовитые. То, что здесь у нас лечит, там может запросто убить. Ты должен забыть всё, чему я тебя учила о наших растениях, и быть очень осторожным».

Она отсыпала в маленький кожаный мешочек горсть серой, невзрачной травы.

«Вот, возьми. Это дым-трава, мы зовём её полынью. Если будете ночевать в степи, брось щепотку в костёр. Её горький дым отгоняет степную нечисть, мелких духов, что насылают болезни и дурные сны».

Затем она отрезала кусочек от высохшего узловатого корня.

«Это – корень одолень-травы. Не ешь его, не заваривай. Просто зашей в подкладку рубахи, ближе к сердцу. Он не даст тебе силы, но поможет отвести хворь и лихорадку, что гуляют по тем землям».

Заряна замолчала, завязывая последний, самый маленький мешочек. Она посмотрела Ратибору прямо в глаза, и в её взгляде он увидел глубокую, почти материнскую тревогу.

«Змеиный брод – место нехорошее. Там грань между нашим миром и Навью очень тонка, почти стёрлась от пролитой крови. Ты можешь увидеть… и услышать то, чего видеть и слышать не должен. То, что сводит с ума сильных мужчин».

Она протянула ему маленький мешочек, от которого исходил слабый, успокаивающий аромат мяты и чабреца.

«Если станет страшно так, что кровь застынет в жилах, а сердце откажется биться, если покажется, что ты один во всей вселенной и боги от тебя отвернулись – сожми этот мешочек в кулаке что есть силы и думай о доме. Запах родных трав. Он вернёт тебя. Он напомнит тебе, кто ты и откуда».

Она протянула ему несколько мешочков, каждый с особым назначением. Один – для тела, другой – для духа. Её дар был не для битвы и не для славы. Он был для того, чтобы выжить.

Глава 15: Шаг за Порог

Наступил назначенный день. Утро выдалось ясным, но холодным, с тем особенным осенним холодком, что щиплет за щеки и обещает скорую зиму. У южных ворот Переяславля, там, где городская грязь сменялась пылью степной дороги, царило сдержанное оживление. Ратибор стоял чуть поодаль от остальных, чувствуя на себе любопытные, а порой и сочувствующие взгляды немногих провожающих.

Он был полностью готов. За спиной – туго набитый заплечный мешок с сухарями, вяленым мясом и теми заветными мешочками с травами, что дала ему Заряна. На боку, на новом широком поясе, висела фляга с водой и его меч. Это был не учебный клинок. Настоящий, боевой, выкованный лично Прохором. Мастер не солгал: меч был идеально сбалансирован, с острым, как бритва, лезвием и простой, но на диво удобной рукоятью. Он лежал в таких же простых, но крепких деревянных ножнах, обтянутых кожей. Новый круглый щит из толстых липовых досок, окованный железом, с блестящим, массивным умбоном в центре, он пока нёс в руке. На груди, под льняной рубахой, холодил кожу резной тисовый знак от Велемудра. Он был экипирован. Он был готов.

Рядом с ним неловко переминались с ноги на ногу другие добровольцы. Всего их набралось двенадцать душ – странная, разношёрстная компания, объединённая лишь отчаянной решимостью. Был тут хмурый, неразговорчивый Борислав, бывалый воин лет сорока, которого, как шептались, нужда заставила снова взяться за меч, чтобы выкупить семью из долговой ямы. Был безусый юнец Мирослав, сын богатого купца, сбежавший из дома ради славы, чьи глаза горели восторженным, ещё не битым жизнью огнём. Стояло несколько угрюмых крестьян, чьи лица были темны, как земля, которую они пахали. Нужда заставила их сменить привычный плуг на незнакомое и тяжёлое копьё. Все они смотрели друг на друга с неприкрытым недоверием, оценивая, кто из них окажется надёжным товарищем в бою, а кто – обузой. Но в каждом взгляде теплилась искорка общей надежды – вернуться живыми и с серебром.

Ратибор в последний раз оглянулся на Переяславль. Вот она, вся его жизнь, уместившаяся в одном взгляде. Тёмный силуэт кузницы на фоне утреннего неба. Зелёный холм, где жил Велемудр. Изба Заряны на самой кромке леса, укрытая ветвями старой ивы. Он вдыхал знакомые запахи – дыма из печных труб, печёного хлеба, конского навоза. И он ощущал страх. Не панику, а холодный, осознанный страх, липкий, как осенняя грязь под ногами. Страх перед неизвестностью, перед болью, перед смертью.

Но поверх этого страха, перекрывая его, в душе поднималось другое, пьянящее чувство – предвкушение. Острое, звенящее, как натянутая тетива. Словно он всю жизнь карабкался на высокий утёс и вот наконец-то добрался до его края, чтобы совершить решающий прыжок в бездну. И он хотел этого прыжка больше всего на свете.

Из ворот детинца вышел их провожатый, кряжистый, седоусый дружинник по имени Ждан, которому было поручено довести их до заставы. Он обвёл отряд скучающим, привычным взглядом, пересчитал их по головам, словно скот, и, убедившись, что все в сборе, коротко махнул рукой.

«Нечего сопли на кулак мотать. Кому надо, уже попрощались», – пробасил он. – «Идём, пока солнце высоко».

Отряд неуверенно тронулся с места, сбиваясь в небольшую кучку. Ратибор глубоко вдохнул родной воздух в последний раз и сделал первый шаг. Его сапог опустился за черту ворот, на пыльную дорогу. Затем второй.

И с каждым этим шагом, удалявшим его от дома, от знакомой и понятной жизни, он чувствовал, как с его плеч спадает невидимая тяжесть. Тяжесть предсказуемости, рутины, чужих ожиданий. А мир впереди – враждебный, полный опасностей, населённый степными демонами и людьми с кривыми саблями – обещал ему то, чего он так отчаянно жаждал. Шанс перестать быть чьим-то сыном, чьим-то учеником, чьей-то тенью. Шанс, наконец, стать самим собой.

Глава 16: Последний Вечер у Велемудра

Вечер накануне ухода был пронизан хрустальной осенней тишиной. Ратибор, оставив позади суету последних приготовлений, снова, уже в который раз, поднимался по знакомой тропе на холм, к дому волхва. Воздух был чист, прозрачен и холоден, а звёзды в почерневшем небе разгорелись так ярко, что казались острыми ледяными осколками, готовыми посыпаться на землю.

В этот раз всё было иначе. Велемудр встретил его на пороге, но не повёл к столу с песком для изучения рун. Он молча указал Ратибору на скамью у очага. В центре комнаты горел ровный, спокойный огонь, и его пляшущие отсветы были единственным освещением, заставляя тени по углам сгущаться и жить своей жизнью. Волхв сел напротив и долго, ничего не говоря, смотрел на пламя, словно читал в нём письмена будущего.

«Ты всё же идёшь по стопам своего отца», – наконец произнёс Велемудр, и его тихий голос, казалось, исходил не от него, а от самого огня. – «Он был таким же. Добрый воин, верный друг, но сердце его было беспокойным. Его звала Степь. Манила своей свободой, своим простором. И она же его в итоге и забрала».

Ратибор промолчал. Любое слово сейчас показалось бы ему неуместным. Он просто слушал.

«Там, за рекой, ты встретишь не только людей с их кривыми саблями. Ты встретишь их богов и их духов. Помни, они не похожи на наших. Они древние, как сама земля, по которой они ходят, и суровые, как их ветра. Они не терпят чужаков, что приходят на их землю с железом и огнём. Ты должен показать им уважение, но ни в коем случае не страх». Велемудр перевёл свой пронзительный взгляд с огня на Ратибора. «Страх – это их пища. Чем сильнее ты боишься, тем они становятся могущественнее. Они питаются им, как волки питаются плотью. Они чуют его за версту».

Волхв медленно поднялся. Его тень, вытянувшись, метнулась по стене. Он подошёл к тёмной дубовой полке, где в строгом порядке хранились его ритуальные предметы – чаши, ножи, связки трав и камни. Не колеблясь, он взял в руки небольшой, тускло поблескивающий в свете очага предмет. Это был серебряный амулет в виде секиры Перуна, с символом грозового колеса в центре.

«Я просил за тебя у Громовержца. Он – бог воинов и князей, он смотрит за своими, за теми, в ком есть отвага», – волхв подошёл к Ратибору и, взяв его руку, вложил амулет в ладонь. Металл был холодным и на удивление тяжелым. Ратибор почувствовал, как этот холод проникает в самую его кровь.

«Знай, этот знак не сделает тебя неуязвимым, – продолжил Велемудр. – От глупой стрелы или коварного удара в спину он не спасёт. Магии в нём нет. Но если твой час ещё не пробил, если твоя нить жизни не дошла до конца, его сила ударит во врага, а не в тебя. Это благословение, а не заклятие. Носи его и помни: даже в самой тёмной степи, когда покажется, что ты один, – это не так. Вышние Боги смотрят на тебя. Не посрами их».

Ратибор медленно сжал кулак. Амулет впился в ладонь. Он чувствовал не мистическую силу, не поток магической энергии. Он чувствовал огромную, всепоглощающую тяжесть ответственности. Благословение Перуна было не волшебным щитом, который можно подставить под удар. Это был долг. Долг быть храбрым. Долг стоять прямо перед лицом страха. Долг не отступать, даже когда отступить хочется больше всего на свете. И этот долг был тяжелее любого меча или щита, которые ему предстояло нести.

Глава 17: Дар Заряны

От Велемудра Ратибор спускался с холма, сжимая в кармане холодную тяжесть Перуновой секиры. Но его путь лежал не домой. Интуитивно он повернул к окраине, к лесу. Если дом волхва был оплотом порядка, высоких знаний и мужской, строгой энергии, то жилище Заряны было самой сутью дикой, неукротимой природы. Здесь, на границе миров, воздух менялся. Если у Велемудра пахло озоном после грозы и чистым пчелиным воском, то у ведуньи всё было пропитано густыми, влажными ароматами земли, прелых листьев, мха и дурманящим, сладковатым запахом сон-травы.

Она ждала его. Она не сидела в доме, а просто сидела на низкой ступеньке своего крыльца, подперев щеку рукой и глядя на луну. Яркий лунный свет заливал поляну перед её домом, и в этом серебристом сиянии Заряна казалась не женщиной из плоти и крови, а лесным духом. Морщинки в уголках её глаз, обычно почти незаметные, сейчас выглядели как тонкие, таинственные руны, начертанные самой жизнью.

Она не повернула головы, когда он подошёл, словно знала о каждом его шаге.

«Волхв дал тебе благословение небес. Это защита от великого и далёкого», – произнесла она, и её голос был тих и глубок, как шелест листвы в безветренную ночь. – «Я же дам тебе ключ к земле. К тому, что рядом, под ногами».

Ратибор ожидал, что она протянет ему ещё один из своих мешочков с травами или корешками. Но она этого не сделала. Вместо этого она медленно раскрыла свою ладонь. На ней, в самом центре, лежал небольшой, идеально гладкий речной камень. Он был тёмно-зелёного, почти чёрного цвета, но весь пронизан тонкими светлыми прожилками, которые, казалось, мерцали в лунном свете. Камень был прохладным на вид, но Ратибору чудилось, что он живой, что внутри него медленно и ровно бьётся крошечное сердце. На его гладкой поверхности была искусно вырезана одна-единственная, простая и вечная фигура – спираль, уходящая вглубь.

«Это не просто камень, найденный в реке», – прошептала Заряна, и её шёпот смешался с шелестом ночного ветерка. – «В нём – частица меня. Частица моего зрения. Частица моей крови. Он согрет моим дыханием». Она наклонила голову, и Ратибор увидел, как одна маленькая капелька крови упала с её пальца и мгновенно впиталась в камень, не оставив следа.

«Пока он с тобой, ты будешь видеть. Не так, как видят все. Не глазами. Ты будешь видеть суть. Увидишь то, что скрыто от обычных людей за пеленой привычного».

«Видеть… что?» – спросил Ратибор шёпотом, не в силах оторвать взгляд от загадочного камня. Он словно притягивал к себе, гипнотизировал.

«Истинную природу вещей», – ответила Заряна. – «Ты увидишь, как на самом деле выглядит домовой, что ворчит за печкой. Разглядишь холодные лица русалок в речном омуте. Поймёшь, почему птицы замолкают, когда мимо проходит леший. Ты увидишь их такими, какие они есть». Её лицо в лунном свете стало серьёзным и почти суровым. «Это очень опасный дар, Ратибор. Мир, который он тебе откроет, не всегда будет приятен. Увидев его однажды, ты уже никогда не сможешь его развидеть. Он может свести с ума слабого духом. Но там, куда ты идёшь… на Змеином Броду… там тебе понадобится видеть не для любопытства. Тебе понадобится видеть, чтобы выжить».

Она взяла заранее приготовленный грубый кожаный шнурок и ловко продела его сквозь небольшое отверстие, просверленное в камне.

«Надень. И не снимай. Никогда».

Чувствуя священный трепет, Ратибор наклонил голову. Заряна надела оберег ему на шею. Гладкий, прохладный камень лёг на его грудь, под рубаху. И в то же мгновение он ощутил странное, резкое покалывание, которое быстро распространилось по всему телу. Словно в его горячую кровь влили ледяной, чистый родниковый ручей, меняя что-то в самой его сути. Он вздрогнул, поднял голову, и мир вокруг уже казался немного… другим. Более резким, более живым, полным скрытого движения.