Озверевшие

Глава третья. Нестраховой случай

Понедельник, 28 августа 2028 г.

1

Утро понедельника в семье Громовых было наполнено десятками звуков. Звонко бил по жестяному подоконнику по-осеннему холодный затяжной дождь. Свистел чайник, размеренно бормотал телевизор. Дверь холодильника со скрипом открывалась и с басовитым хлопком закрывалась. Деловито постукивали о стол расставляемые кружки. А самым приятным звуком среди всех был заливистый детский смех.

Источником его являлась круглолицая голубоглазая девочка в возрасте семи лет. Слегка вьющиеся русые волосы едва доходили ей до плеч. От улыбки на щеках появлялись очаровательные ямочки. Смешил её брат, сидящий рядом за обеденным столом. Ему недавно исполнилось двадцать лет. На его лице, покрытом по-юношески неуверенной щетиной, виднелось напряжение. Он старался не рассмеяться, но, не сумев сдержаться, захохотал сестре в унисон. Напротив, словно не замечая их, отец с матерью торопливо уплетали завтрак, изредка посматривая в телевизор. Когда смех затих, на передний план вышел голос диктора:

– А сейчас наш корреспондент расскажет подробности взрыва на юго-востоке области. Пожалуйста, Дмитрий.

– Да, Сергей. Напомню, что в субботу, двадцать шестого августа, в одной из квартир девятиэтажного дома произошёл взрыв, – на экране появился покрытый копотью участок стены с пустыми глазницами выбитых окон, затем камера вновь вернулась к корреспонденту. – Как сообщает источник в правоохранительных органах, погибло три человека, один находится в реанимации. По предварительной версии, взрыв произошёл из-за ненадлежащего хранения газовых баллонов, которыми жильцы пользовались из-за частых перерывов в подаче газа. После взрыва начался пожар, и…

Девочка, которую звали Алиса, старалась не смотреть в экран телевизора, когда шли новости. После них ей нередко снились кошмары, от которых она начинала кряхтеть, ворочаться и, в конечном счёте, просыпалась в слезах. Об этом знал только её брат, с которым они делили одну комнату. Он словно чувствовал её беспокойство и, просыпаясь среди ночи, садился к ней на кровать, гладил по волосам, приговаривал что-то успокаивающее, пока она вновь не засыпала. Между ними вообще была крепкая эмоциональная связь, что так редко встречается между братьями и сестрами с такой большой разницей в возрасте. Причин тому было множество.

Тимур, брат Алисы, рос в остром дефиците родительского внимания. Его отец, Виктор Сергеевич Громов, был человеком молчаливым и замкнутым. Когда на втором году брака молодая жена объявила, что беременна, он не знал, как на это реагировать. Его диплом ещё пах свежими чернилами, стабильной работы в городе не было, да и особой любви к детям Виктор не питал. Однако жену он любил и, не желая её расстраивать, держал свои страхи при себе, делая вид, что даже рад этому событию. Рождение Тимура пришлось на не самое благоприятное время: ещё не выплаченная ипотека, экономический кризис, да и чем закончится военный конфликт с Грузией, никто не знал. Виктор понимал, что с появлением ребёнка на многих планах придётся поставить крест. Чтобы обеспечить семью, ему приходилось много работать, и вечерами сил не оставалось ни на что, кроме как упасть на диван перед телевизором с банкой пива. К сыну Виктор относился холодно и с раздражением, подсознательно воспринимая его как источник свалившихся на него трудностей. Маленький Тимур не понимал причину такого отношения. Не найдя любви со стороны отца, он переключил всё внимание на мать и стал ходить за ней хвостом. Наталья Громова – стройная хрупкая женщина, и без того погружённая с головой в домашние хлопоты, пыталась объяснить сыну, что мальчику обязательно нужно общаться и с папой, чтобы вырасти настоящим мужчиной. Она надеялась, что они найдут общий язык, но вместо этого ребёнок замкнулся в себе, а когда научился читать, и вовсе погрузился в напечатанные на бумаге миры.

Рождение Алисы стало для семьи Громовых глотком свежего воздуха. Наталья, за долгие годы уставшая от общества двух молчаливых хмурых мужчин, едва ли не в ультимативном порядке заявила, что хочет дочь. Это заявление заставило Громова старшего в кои-то веки оторваться от телевизора. Громов младший, услышав разговоры о будущей сестре, отложил книгу. Не желая ничего слышать о сложных временах (а когда они вообще бывали простыми), Наталья настояла на своём, и Виктору ничего не оставалось, как сдаться. Беременность наступила на удивление быстро. На выписку из роддома отец с сыном ехали другими людьми. С их уст не сходила улыбка. Напряжение не висело между ними густым облаком. В тот день они впервые поговорили по душам, и Виктор с удивлением обнаружил, что сын без всякого его участия вырос очень похожим на него. Тимур слушал ту же музыку, что и он в его возрасте, читал те же книги. Виктор даже пообещал, что найдёт для него свои старые диски с любимыми группами. Наталья, и без того счастливая рождением дочери, не могла налюбоваться на своих мужчин. Она не могла поверить, что маленькое существо в атласном конверте настолько могло их изменить.

Но, как известно, рутина со временем делает блёклыми даже самые яркие краски, и Виктор, окунувшись в привычный круговорот «дом-работа-дом», всё чаще выглядел хмурым. Незамеченным для домочадцев это не осталось, но и сильных неудобств не доставляло. Наталья всё время проводила с долгожданной дочкой, да и Тимур, приходя из школы, первым делом бежал к сестре. Когда Алисе исполнилось два года, Наталье пришлось выходить на работу – вынудила нехватка денег. Тимур понимал, что ему во многом придётся заменить вечно занятых родителей, и принял свалившуюся на него ответственность спокойно. Тому способствовала и первая безответная любовь, отбившая у юноши последнее желание выходить из дома. Со временем Тимур сделал вывод, что никому на свете не нужен, кроме сестры, потому улыбку на его лице можно было увидеть лишь в её присутствии.

Алиса, проведя рядом с братом большую часть жизни, воспринимала их близость как должное, понимая, что родители много работают, чтобы обеспечить их всем необходимым. Отец трудился дальнобойщиком в расположенном неподалёку распределительном центре, через который осуществлялись поставки продуктов, в том числе и в столицу. Работы было много, она хорошо оплачивалась, потому он за неё держался, собирая все сверхурочные. У матери, помимо работы в ателье, на плечах лежали обязанности по дому, и ей тяжело давалось частое отсутствие мужа. Всё это приводило к напряжению в семье, которое словно висело в воздухе, выливаясь в мелкие ссоры.

– Надо же, хоть чем-то наша дыра отличилась, – сказал Тимур с притворным восхищением. – Пап, может, переключишь? Каждый день одно и то же, не надоело?

Виктор вспомнил, как его отец говорил похожие слова, стоило кому-то включить новости. Они вообще во многом походили друг на друга. Дед настаивал, чтобы внука назвали Тимуром, по имени его любимого персонажа из советской повести. Так как у отца голова была забита другими проблемами, а молодая мама не возражала, так его и назвали.

– Тим, не начинай, – строго сказал отец. – Мы должны быть в курсе событий. Если произойдёт что-то действительно плохое, мы…

– Да каждый день происходит что-то плохое. Зачем людям это показывать? Только настроение портят, – буркнул Тимур.

– Не хочешь – не смотри, – сухо сказал отец, затем, подумав, взял пульт и прибавил громкость.

Зелёный столбец на экране вырос не больше чем на деление. Разницы никто не почувствовал. Наталья искоса посмотрела на мужа, но решила промолчать. Тимур с Алисой, уткнувшись в тарелки, поспешили доесть завтрак и вскоре ушли собираться.

Спустя пятнадцать минут копошения и требований поторопиться брат с сестрой уже обувались в коридоре. Тимур поправил Алисе капюшон на лёгкой курточке, взял её портфель, затем дверь за ними захлопнулась. Оставшись наедине, родители принялись обсуждать, как дальше сводить концы с концами. В пятницу Алиса оканчивала школьную подготовительную группу и должна была зачисляться в школу. К этому дню им требовалось, кровь из носу, купить все учебники и недостающие принадлежности. Осенняя одежда Тимура оставляла желать лучшего, но при таких высоких ценах покупка новой сильно била по семейному бюджету. Не прошло и пары минут с начала разговора, как раздался звонок в дверь.

– Тима опять что-то забыл, подожди, – сказала Наталья и побежала открывать дверь.

Однако на пороге стоял совершенно незнакомый человек. Он кротко улыбался. Взгляд его был светлым, обволакивающим и таким узнаваемо родным, что усталое лицо женщины вдруг обрело блаженное выражение. Тонкие линии зарождающихся морщин исчезли, в глазах появился блеск, словно она ждала этой встречи долгие годы.

– Доброе утро. Я ваш друг, – доброжелательно сказал незнакомец. – Нам нужно немного поговорить. Я могу войти?

– Да, конечно, – Наталья, как завороженная, сделала шаг назад.

Мужчина вошёл в прихожую, медленно прикрыв за собой дверь. Из кухни появился хмурый Виктор, и вошедший дёрнулся от неожиданности.

За те несколько дней, что друг следил за этой семьёй, он не видел никого, кроме матери и её детей, и был уверен, что она воспитывает их одна. Будучи неготовым к контролю двоих человек одновременно, он решил поскорее избавиться от лишнего. Отпустив взгляд женщины, друг впился в глаза мужчины так сильно, что у самого зазвенело в ушах. Виктор резко остановился, покачнувшись, и замер, словно солдат, ожидающий приказа.

– Здравствуйте. Я старый друг вашей жены. Мы хотели бы пообщаться, если вы не против. Кстати, вы опаздываете на работу, – с трудом скрывая нервозность, проговорил незнакомец.

Он понимал, что, разойдись его слова с реальностью, быстро отделаться от этого человека не получится. Что, если эта женщина ему не жена, а сестра? Что, если он вообще не работает, а дома отсутствовал по какой-то другой причине? Из этой ситуации было два выхода. Первый – спешно уходить, на скорую руку стерев из памяти обоих следы об этой встрече. Второй – брать над мужчиной полноценный контроль, рискуя оказаться с очнувшейся женщиной за спиной. Другу пришлось полагаться на свою интуицию, которая его редко подводила. Не подвела и сейчас.

Виктор задумался, затем кивнул и медленно перевёл взгляд на часы, висевшие в прихожей. Вернув взгляд на собеседника, сказал:

– Опаздываю… Да… Кажется, опаздываю… Пора идти…

Он схватил дорожный рюкзак, бросил на плечо куртку и вышел из дома, как ни в чем не бывало.

Когда захлопнулась дверь, блаженный туман в голове Натальи начал рассеиваться. Друг на секунду подумал, что лучше всё-таки стереть из памяти женщины все следы и удалиться, – он не любил, когда что-то шло не по плану; но, сделав несколько глубоких вдохов, он всё же переборол порыв слабости. Вновь поймав её взгляд, друг вернул над ней контроль и начал непринужденную беседу.

Больше получаса кропотливой работы не дали ему никакого результата. Он вытащил из её подсознания всю ненависть, что смог найти, но она оказалась ничтожно мала и рассеяна. Попытка собрать её воедино выглядела бы жалкой и бессмысленной. Эту женщину мучило то, что ей не хватает времени на собственных детей. Она скучала по молодости, по тем временам, когда только познакомилась с мужем. Тогда они были студентами, беззаботными и жизнерадостными. Самым большим страхом была сессия. Самой большой проблемой – найти денег на концерт любимой группы или смартфон новой модели. Она уже и забыла, что когда-то могла покрасить волосы в неестественно яркий цвет, а её молчаливый муж мог болтать без умолку часами напролёт. Воспоминания о прошлом вызывали печаль, от настоящего хотелось плакать, но друг не смог найти в ней ни единой мысли, в которой она желала бы причинить вред себе или кому-то ещё. А самое главное, он нашёл в ней любовь. Ту самоотверженную материнскую любовь, которой он никогда в жизни не видел и не ощущал.

Задолго до образования Восточного Союза отец друга, главный технолог крупного металлургического предприятия, приехал из Китая в Россию для обмена опытом. Солидный и интеллигентный, он почти без акцента говорил по-русски, был доброжелателен и вежлив, чем и привлёк внимание молодой миловидной секретарши. Та мечтала выйти замуж за богатого и успешного бизнесмена, но за неимением такового согласилась немного понизить планку – всё же по улыбчивому иностранцу было видно, что он весьма неплохо зарабатывает. Тот, в свою очередь, не имел ничего против маленького, ни к чему не обязывающего романа, и до конца командировки его постель не пустовала.

Когда пришло время, он уехал, не оставив ни адреса, ни номера телефона. Мать друга предполагала, что такое может произойти – успешный иностранец не клялся ей в вечной любви, и забрать с собой не обещал. К его молчаливому отъезду она отнеслась спокойно, пока не узнала, что беременна. Сообщать об этом было некому – мать с отцом давно умерли, ни о каких других родственниках она ничего не знала. На безуспешные поиски неумелого любовника ушло слишком много времени, и делать аборт стало поздно. Ребёнок, которого она не хотела, рос сам по себе, а когда между дружившими столько лет странами началась вражда, его жизнь и вовсе превратилась в ад.

Восточный генотип в нем проявился лишь более узким, чем у других детей, разрезом глаз, но этого оказалось достаточно, чтобы стать изгоем среди сверстников. У его матери дела тоже не клеились – предприятие, где она работала, было на грани банкротства, зарплату подолгу задерживали, о личной жизни не было и речи. В конце концов, она начала пить. Маленькому мальчику не к кому было прийти за советом и утешением и, достигнув совершеннолетнего возраста, он уехал искать отца в Китай, ставший тогда частью Восточного Союза. Успеха юноша не добился, но нашлись люди, которые смогли его таланты и ненависть к родной стране направить в нужное русло. Так он и стал оружием перенаселенного Восточного Союза в борьбе за новую территорию.

Друг отбросил не вовремя нахлынувшие воспоминания и посмотрел на женщину. Ему казалось, что она смотрит на него с жалостью и сочувствием, словно его воспоминания каким-то образом смогли ей передаться.

Понимая, что больше ничего не добьется, он сказал:

– Ладно. Дай мне салфетку. Хоть этого я могу от тебя добиться?

Женщина не двигалась до тех пор, пока друг не ослабил над ней контроль, и лишь после этого она встала и принесла ему салфетку их кухонного шкафчика. Её движения были плавными и чёткими, словно в хорошо отрепетированном танце. Гость неторопливо вытер каплю крови, тёкшую из носа, чувствуя горечь своего провала. Конечно, он мог заставить её сделать всё, что угодно, записав в её разум команды, как программу в компьютер, но это было бы неправильно, против принципов. Переведя дыхание, друг посмотрел на часы. Он ещё успевал на подготовленное за день до этого представление и, не забыв стереть из памяти женщины их встречу, удалился.

Опоздав на работу на целый час, Наталья так и не вспомнила, что же её так задержало. После обеда ей позвонил Виктор. Его интересовал только один вопрос: как он умудрился не заметить, что ушёл на работу в домашних тапочках.

2

В то время как родители встречали дома непрошеного гостя, Тимур вёз сестру в школу – одну из немногих в городе, что ещё не закрыли. Мелкий дождь беззвучно ложился на лобовое стекло, размеренно скрипели дворники. Дорожные ямы за ночь наполнились мутной водой, и приходилось тревожно вглядываться в блестящую гладь асфальта. Игравший в магнитоле готический рок вторил мрачной погоде, и Тимур медленно стучал пальцами по рулю в такт музыке.

Алиса молча смотрела в окно, и чем ближе становилась школа, тем больше нарастала её тревога. Занятия в подготовительной группе давались ей нелегко. Сидеть подолгу на одном месте было непривычно. Учительница вечно тараторила, словно куда-то опаздывала, и понять что-либо не получалось. Перемены её и вовсе пугали. Алиса не привыкла видеть вокруг себя много детей, и то, сколько шума они могут издавать, стало для неё открытием. Детский сад, должный подготовить её к этому, был родителям не по карману, во дворе, где она росла, сверстников не было, и заводить дружбу только предстояло научиться.

– Тима, а зачем нужно ходить в школу? – спросила Алиса у брата.

– Как это зачем? В школе дают знания. Ты же не хочешь, чтобы все называли тебя дурочкой, – ответил с улыбкой Тимур, не отрывая взгляд от дороги.

– Но ведь учёба начинается в сентябре, а сейчас август. Почему я должна ходить туда сейчас? – закапризничала Алиса.

– Понимаешь, мама с папой заплатили немало денег за подготовительную группу. Это значит, что тебя в школу точно возьмут.

– А что будет с теми, кого не возьмут? – спустя долгую паузу поинтересовалась Алиса.

– Не знаю, солнышко…

Тимур вздохнул. Ему было неприятно врать сестре, но правда бы её только расстроила. Он прекрасно знал, какая незавидная участь ждала всех, кто не попадёт в школу. После реформы образования 2023 года все дети были обязаны пройти экзамен для поступления. Конкурс доходил до пяти человек на место, и те, кто не набирал достаточно высокий балл, попадали в так называемую «Школу обучения рабочим специальностям». Предполагалось, что там за три года ребёнок должен научиться читать и писать, одновременно осваивая базовые знания по востребованным рабочим профессиям, после чего система образования считала свою обязанность выполненной. Выпускники получали свои дипломы «об элементарном специальном образовании» и были вольны делать, что им заблагорассудится. Предоставленные сами себе, дети быстро находили проблемы на свои, а следом и родительские головы, чем государство умело воспользовалось, законодательно снизив минимальный возраст приёма на работу до десяти лет. К 2027 году редкая семья не нуждалась в деньгах, и многие родители отдавали своих детей на тяжёлую и малооплачиваемую работу. Те, кто не желал подобной участи своим детям, платили большие деньги за подготовительную группу, негласно считавшуюся гарантом зачисления в школу.

Передав сестру учителям, Тимур поехал на завод, работа на котором не была пределом его мечтаний. С детства он хотел стать журналистом. В начальных классах ему нравилось вклеивать в тетрадь вырезки из любимых журналов, в старших Тимур отвечал за стенгазету, которую, за крайней скудностью событий школьной жизни, заполнял в основном интересными фактами и цитатами из книг. Празднуя выпускной, он понимал, что продолжать учиться ему негде. Оба городских института закрыли через год после реформы, техникум ещё годом позже. Об учёбе в другом городе он и не думал, поэтому сразу пошёл работать.

Так как завод был одним из немногих мест, где платили неплохо и практически без задержек, устроиться туда без связей было невозможно. На счастье, сидевший в кресле директора человек был в долгу у Виктора – тот привёз ему из Москвы какие-то чрезвычайно редкие лекарства для его больной матери. Как ни была далека карьера журналиста от должности токаря, Тимур понимал, как ему повезло, потому смирился. Ко всему прочему, завод обеспечивал хоть и безвкусным, но горячим обедом, а главное, там был единственный друг Пашка, которым он дорожил.

Парковка, располагавшаяся напротив входа в здание завода, наполовину пустовала. Сам завод впечатлял габаритами: высотой с пятиэтажный дом, площадью едва не больше футбольного поля. Перед входом неизменно стояла машина директора, сменявшая одна другую не реже, чем раз в полтора года. В это утро там сверкал своими отполированными боками огромный внедорожник «Мерседес», из тех, что нелегально ввозили из Западной Конфедерации для людей, у которых достаток позволял такую машину приобрести.

День шёл своим чередом: станки шумели, технологи в серых халатах о чем-то спорили над чертежами. Пахло жжёной стружкой и машинным маслом. Пыль, медленно и блаженно летавшая под потолком, словно планктон в просторах океана, подсвечивалась тусклым светом из окон. Внезапно по заводу разнесся странный шум. Такой шум обычно сопровождал день выдачи зарплатных квитков, когда мужчины разбивались на небольшие компании, жалуясь друг другу на неоцененность своего труда. Однако в этот день ничего подобного не ожидалось. Внезапно люди начали выбегать на улицу, сначала по одному, затем по несколько человек. Тимур решил, что начался пожар, и эта мысль ужаснула его – бороться с огнём было нечем. Датчики дыма в цеху отсутствовали, огнетушители не первый год просрочены, а городские пожарные едва смогли бы потушить горящую квартиру, что говорить о целом цехе. За себя Тимур переживал в последнюю очередь – сгореть в огне для многих рабочих было не так страшно, как остаться без работы. Выйдя в проход, он осмотрелся, но ни огня, ни дыма не увидел. Рабочие, пробегавшие мимо, не казались напуганными, скорее заинтригованными. Поглощённый происходящим, Тимур вздрогнул, ощутив короткий тычок в бок. Он не заметил, как к нему сзади подошёл Пашка, высокий рыжеволосый юноша пронырливого вида с вечно довольным выражением лица.

– Тим, хрен ли встал, – возбуждённо просипел тот. – Там Семёныч с крыши прыгать собрался, всё пропустишь.

– Чего? Куда прыгать? – удивился Тимур.

– Куда, куда? Вниз, наверное. Да пойдём же, – Пашка схватил друга за рукав и они вместе побежали к выходу.

На улице толпа вобрала в себя не меньше пятидесяти человек, все смотрели наверх, прикрывая ладонями глаза от капель дождя. Сергей Семёнович, рослый широкоплечий мужчина, чей возраст начал подбираться к пятидесяти, действительно стоял на крыше завода.

– Серёга, не дури! Слезай давай! – крикнул кто-то из толпы.

– Я буду говорить только с директором, – послышалось с крыши.

– Он же уволит тебя, идиот, – крикнул в ответ хриплый голос.

Сергей Семёнович сдержал своё слово, проигнорировав и эту, и десяток других, куда более обидных реплик. Когда стало ясно, что вразумить его не выйдет, рабочие стали выбирать, кто пойдёт за директором. Это заняло куда больше времени, чем все уговоры. Роль гонца с плохими новостями примерять на себя не хотел никто. В конце концов за начальником отправили, подкрепив просьбу парой тумаков, самого молодого, коим Тимур, к своему счастью, не оказался.

Все уже успели промокнуть и замёрзнуть, когда перед толпой появилось всё начальство в полном составе. Валерий Михайлович Лосев, директор завода, стоял впереди всех. Небрежно болтающийся пиджак оголял солидного размера живот, золотые кольца на толстых пальцах, казалось, полностью перекрывали кровоток. Задрав седеющую голову вверх, он не нашёл ничего лучше, чем проорать:

– Зарплату не прибавлю! Слезай, а то уволю к чертовой матери!

Последовала долгая пауза и, казалось, Сергей Семёнович не может принять решение. Покачиваясь на лёгком ветру у края крыши, он, наконец, крикнул:

– Не нужны мне ваши деньги паршивые! Я здесь, чтобы сказать то, что о вас думает весь завод. Да что там завод – весь город.

Тимура эти слова несколько озадачили. Сергея Семёновича знали как человека замкнутого и странного. В курилке и столовой он садился отдельно от всех, разговаривал с коллегами только по делу, и в сопереживании к ближнему его заподозрить было трудно.

– Теперь точно уволит, – грустно подметил пожилой рабочий из толпы.

– Сволочь ты, Валерий Михайлович, – нравоучительно продолжил Семёныч явно подготовленную речь. – Мужиков обкрадываешь, чтобы машины себе покупать. А люди голодают в стране. Из-за таких, как…

– Ты уволен, мать твою! Уволен! Ты это понял? – не дав тому договорить, прорычал Лосев.

Его лицо покраснело, вены на шее вздулись. Несколько секунд висела гробовая тишина. Рабочие начали пятиться в сторону проходных. Директора редко видели в такой ярости, и попасть под горячую руку никому не хотелось.

– Нет, Валерий Михайлович. Я сам увольняюсь, – крикнул мужчина с крыши и прыгнул вниз.

Рабочие, до последнего воспринимавшие происходящее как глупую шутку, раскрыли рты. Падение, длившееся не больше секунды, казалось, растянулось на час. Мгновение – и мощное тело упало всей своей массой на блестящий «Мерседес», промяв его крышу до спинок сидений. Стекла разлетелись в мелкую крошку. Сигнализация оглушительно ревела, но её будто никто не слышал. Голова на неестественно вывернутой шее будто специально была повёрнута к толпе. Изо рта стекала струйка крови. Тимур отвернулся, не в силах смотреть на переломанное окровавленное тело человека. Он не мог поверить, что такое в принципе могло произойти. Люди умирали, ему это было известно, но никогда это не происходило на его глазах. Смерть была для него неким фантастическим существом, о котором многие говорят, но никто не видел. И что самое страшное, она никогда не была такой глупой, такой бессмысленной. Тимур смотрел на низкое мрачное небо, на летящих по нему птиц, на серые кирпичики зданий, и вдруг понял, что эта невзрачная панорама кажется ему прекрасной, ведь в ней есть жизнь. Жизнь, которую никто не замечает, не ценит, не бережёт.

Поодаль, у дороги, ведущей к парковке, стоял мужчина в сером рабочем костюме. Он смотрел на труп, окруженный толпой, и улыбался.

Спустя полтора часа консультант страховой компании тщетно пытался объяснить разъярённому мужчине, что падение самоубийцы на крышу его автомобиля не является страховым случаем.