Читать книгу: «Неординарные преступники и преступления. Книга 2», страница 3

Но можно предположить и иную причину необычной сдержанности прокурора, более циничную. В списке мог оказаться некто уважаемый и влиятельный, и обнародование имени этого человека могло оказаться не в интересах самого прокурора. Пословица, гласящая, что при расследовании преступления важно не выйти на самого себя, появилась отнюдь не на пустом месте.

В общем, нам известно, что некий интимный список из 24 мужчин попал в руки правоохранительных органов, но никто никогда [ни защита, ни обвинение] о нём не упоминал и на него не ссылался. При этом Рут Снайдер не утверждала, будто Генри Грей единственный её любовник, а обвинение никогда не интересовалось теми, кто побывал в её постели ещё, Такая вот получилась область обоюдного умолчания.

Выяснились кое-какие детали и о времяпрепровождении Рут. Оказалось, что она вовсе не сидела дома, как пришитая пуговица на пальто. Напротив, она активно «клубилась» и любила в час вечерний отправиться через мост в Нью-Йорк, дабы пропустить пару «дайкири» и потанцевать танго. И с Генри Греем она познакомилась именно в ресторане, а не в магазине или на бензозаправке, как, может быть, подумал кто-то.

«А как же её безграничная загруженность по дому и воспитание девочки?» – может спросить внимательный читатель. Да очень просто! Мама Рут – Жозефина Андерсон-Браун (Josephine I. Anderson Brown) – регулярно приезжала в дом дочери, чтобы принять на себя некоторые хлопоты и отпустить любимую дочку отдохнуть. Происходило это так часто, что для матери была даже выделена отдельная комната на 2-м этаже, в которой та жила. Кстати, именно в этой комнате Генри Грей и поджидал возвращения супругов Снайдер с вечеринки в ночь убийства.

Согласитесь, эта деталь заставляет несколько иначе оценить слова о чрезвычайной загруженности Рут и бессовестном эгоизме убитого Альберта Снайдера. Муж, стремящийся тотально контролировать жену, никогда не отпускает её в ночной клуб танцевать танго и пить «дайкири».

Газеты весной 1927 г. активно обсуждали различные нюансы «дела Рут Снайдер» и возможную судьбу 9-летней Лоррейн, которая в случае осуждения матери могла остаться без родителей. На фотографии из газеты Лоррейн с бабушкой, которой тогда было немногим за 60 лет.

Наконец, следствию стала известна ещё одна деталь, которую Рут постаралась скрыть. При обыске дома за обивкой шкатулки с драгоценностями был обнаружен ключ от банковской ячейки. Никаких документов, способных прояснить местонахождение ячейки, найти не удалось, очевидно, Рут посчитала целесообразным уничтожить и договор её аренды, и квитанции об оплате. Интрига стала ещё более запутанной после того, как выяснилось, что Рут не арендовала ячейку в тех банках, услугами которыми пользовалась она сама и убитый муж.

По-видимому, в ячейке хранилось нечто, что обвиняемая очень старалась скрыть от окружающих. Детективам пришлось потратить несколько суток на прочёсывание всех банковских офисов сначала в Квинс-вилладж, а затем и в Нью-Йорке. В какой-то момент возникло опасение, что объект поисков находится вообще за пределами штата, то есть зона поиска грозила стать неохватной, но, к счастью, Рут не догадалась уехать далеко от дома. Нужное отделение было найдено на Манхэттене, менее чем в 10 км от места проживания семьи Снайдер.

В банковской ячейке находились 2 документа – договор страхования жизни Альберта Снайдера и Рут и дополнение к нему. По договору, в случае смерти одного из супругов второй должен был получить 48 тыс.$ – это была очень значительная сумма, эквивалентная сегодняшним 4,5 млн.$ или даже чуть более [в 1927 г. ещё действовал «золотой стандарт», жёстко привязывавший курс доллара к золотому эквиваленту, с тех пор доллар обесценился почти в 100 раз]. Однако ещё более интересным оказалось дополнение к договору страхования, из которого следовало, что сумма выплаты будет удвоена в случае внезапной насильственной смерти. Таким образом, страховое покрытие достигало 96 тыс.$ – очень серьёзный мотив для устранения застрахованного!

Под документами стояли подписи обоих супругов, но прокурор Ньюкомб вполне разумно предположил, что подпись Альберта Снайдера могла быть подделана. Страховой агент, оформивший оба документа, был найден и допрошен – он настаивал на том, что Альберт присутствовал при подготовке договора и дополнения к нему и лично подписался под обоими документами. Агента можно было понять – признай он подделку, отправился бы в тюрьму лет на 10 точно. Приглашённые для анализа специалисты по почеркам затруднились дать однозначный ответ о происхождении подписи – её мог оставить как Альберт Снайдер, так и искусный имитатор.

Сама Рут Снайдер настаивала на том, что её муж знал о наличии страховки и сам же настаивал на заключении такого договора. К этому его побудило то, что в последние 3 месяца жизни он дважды попадал в серьёзные ДТП, и поэтому он беспокоился о том, что в случае его внезапной смерти Рут и дочка останутся без серьёзных сбережений.

Забавно то, что обвиняемая, давая такое разъяснение, не подумала о его явном противоречии её же собственным показаниям. Напомним, она утверждала, будто Альберт не считал Лоретту своей дочерью и, вообще, являлся человеком холодным и эгоистичным. Теперь же, по словам Рут, оказывалось, что «холодный и эгоистичный человек» демонстрировал удивительную заботу о своих близких.

Одно с другим явно «не билось», но женщина не отдавала себе отчёт в том, как звучат её объяснения для постороннего человека.

Коллеги и друзья Альберта ничего не знали о страховке, что укрепляло подозрения прокуратуры в том, что в данном случае найдено свидетельство мошеннической сделки.

Чтобы закончить со страховкой и более не возвращаться к этому вопросу, добавим, что страховая компания провела собственное расследование. Заключение дополнительного соглашения, удваивавшего страховую выплату в случае внезапной насильственной смерти, было сочтено мошенничеством. Агент, оформивший этот документ, превысил свои полномочия и не доложил о совершённом руководству, что послужило одним из доказательств его вовлечённости в аферу.

Рут Снайдер (фотография из газеты 1927 года).

Кроме того, совершенно ненормальной выглядела сумма страхования – 96 тыс.$ – что совершенно не соответствовало реалиям тех лет и устоявшейся практике страхового бизнеса. Тут можно привести пример, позволяющий лучше понять данный тезис: в ноябре 1935 г. серийный убийца-«автостопщик» Честер Комер убил адвоката Рэя Эванса и завладел его автомашиной [похождениям Комера посвящён очерк «Попутчик»]. В договоре страхования автотранспортного средства имелся пункт, согласно которому жизнь и здоровье человека, находившегося за рулём, считались автоматически застрахованными. Страховая компания отказалась выплатить компенсацию, мотивируя это тем, что смерть находившегося за рулём явилась следствием не технической неисправности автомашины, а уголовного преступления, и тогда вдова убитого адвоката подала на страховщиков в суд. Так вот сумма, из-за которой разгорелась эта тяжба, составляла всего 3750$! Заметьте, речь идёт о событиях, имевших место спустя 8 лет после убийства Альберта Снайдера, причём с той поры много чего произошло в США – случилась «Великая депрессия», последовал отказ от «золотого стандарта», и доллар значительно девальвировался. То есть 3750$ в ценах 1935—1936 гг. – это сущие копейки в сравнении с 96 тыс.$ в реалиях 1927 года.

В общем, страховая компания подала в суд на собственного агента, заключившего со Снайдерами договор и дополнение к нему, выиграла суд и отправила его на 1 год в тюрьму. То есть суд по косвенным доказательствам признал схему мошеннической, хотя окружная прокуратура доказать это не смогла. Разумеется, остался открытым вопрос о том, что побудило страхового агента ввязаться в это мошенничество? Получил ли он взятку от Рут Снайдер? Или она расплатилась с ним как-то иначе? Судя по всему, дамочка любила мужчин, притом разных и побольше, так что необходимость альтернативной оплаты не представляла для неё каких-то особенных морально-этических затруднений.

Генри Джадд Грей (фотография из газеты).

Итак, что же последовало далее?

Далее последовал суд, подготовленный в кратчайшие сроки. Дело представлялось ясным, убийцы были названы и находились под стражей, поэтому не имелось резонов затягивать с началом процесса.

Для проведения суда был выбран самый большой зал в здании окружного суда. Он вмещал 400 человек, но мест на всех желающих не хватило, и поэтому было принято решение пускать в зал некоторое количество людей, согласных следить за процессом стоя. Обвинителем на процессе стал окружной прокурор Ричард Ньюкомб (Richard S. Newcombe), что свидетельствовало о большой важности суда. [К тому времени уже появилась практика назначения для поддержки обвинения в суде особых помощников прокурора, специализирующихся именно на такой деятельности]. Рут Снайдер защищали упоминавшиеся выше Дэйн Уоллес и Эдгар Хэйзелтон, а Генри Грея – Уилльям Миллард (William Millard) и Сэмюэль Миллер (Samuel Miller). Председательствовал на процессе судья Таунсенд Скаддер (Townsend Scudder). Фотография из газеты: адвокат Эдгар Хэйзелтон, судья Таунсенд Скаддер и обвинитель Ричард Ньюкомб.

Процесс начался 21 апреля с чисто процедурных нюансов – рассмотрения досудебных прошений защиты и отбора присяжных. Генри Грей всегда появлялся в зале суда тщательно выбритым, подстриженным и аккуратно одетым. Он внимательно следил за ходом заседаний и выглядел очень напряжённым, что легко понять – подсудимый, несомненно, отдавал себе отчёт в том, что положение его крайне неблагоприятно и у него мало шансов на спасение жизни, ибо его вина с самого начала представляется всем понятной и очевидной.

А вот Рут являлась в суд почти как на театральную премьеру. Дамочка, очевидно, наслаждалась всеобщим вниманием, по крайней мере, в начале процесса это выглядело именно так. По-видимому, она поверила в своих адвокатов и была уверена в их способности отбить все обвинения прокурора.

Один из журналистов, наблюдавший за процессом от начала до конца, в таких выражениях описал облик Рут Снайдер: «Статная и подвижная, она подходит к своему месту в начале каждого заседания, скорее так, как если бы она представала здесь в некотором режиссёрском качестве, а не как обвиняемая в жестоком убийстве. Ей 32 года, у нее светлые подстриженные волосы и от природы яркий цвет. Она одета в чёрное, внешне скорбя по мужу, в убийстве которого она обвиняется, но её одежда по последней моде. Многие наблюдатели усматривают в этом внешнем проявлении горя немного иронии. Платье до колен с прозрачными шёлковыми чулками и изящными тапочками. Ее шляпа – новейшая спортивная разновидность – из плотного фетра с покатыми двухдюймовыми полями. А на шее у нее длинное ожерелье из чёрных бус, которые она беспрестанно перебирает.»¹

Генри Грей и Рут Снайдер во время суда.

Обвиняемые отказались от дачи показаний в суде, и потому после зачитывания обвинительного заключения и допросов первых свидетелей обвинения возникла необходимость в зачитывании тех признаний, что Рут и Генри сделали после арестов. Для этого в зале установили микрофон, звукоусилитель и громкоговорители. Для чтения текстов были приглашены артисты театра – мужчина и женщина.

Чтение показаний было очень важным моментом, поскольку в них обвиняемые прямо перекладывали вину друг на друга. Тем самым между ними должен был появиться конфликт интересов и неизбежное разделение защит, при котором защита одного обвиняемого должна была начать обвинять другого. Тем самым адвокаты должны были начать бороться друг с другом, облегчая работу обвинителю.

План прокурора Ньюкомба сработал отлично. 26 апреля были зачитаны показания Рут Снайдер, в которых та перекладывала всю вину за случившееся на любовника. Из показаний следовало, что Генри Грей купил газету на итальянском языке, раздобыл груз для штор, ставший орудием преступления, забил им насмерть Альберта Снайдера и даже пропитал подушку последнего хлороформом. Мало кто из присутствующих сомневался в том, что дамочка постарается свалить вину на любовника, но то, что это будет проделано настолько откровенно и беззастенчиво, поразило многих. Чтобы совсем раздавить Генри, Рут сообщила, будто тот постоянно вымогал у неё деньги, причём брал весьма значительные суммы. То есть он вёл себя как самый настоящий жиголо или сутенёр – просто омерзительный тип!

После зачитывания этих показаний обвинитель приобщил к делу чек на 100$, найденный в столе Рут Снайдер. Чек был именным и выписан, как несложно догадаться, на имя «Генри Джадда Грея».

Рисунок из газеты показывает обстановку в зале суда во время зачитывания показаний Рут Снайдер. Если увеличить изображение, можно увидеть обвиняемых – их фигуры подписаны, и на них указывают стрелочки.

На следующий день – 27 апреля 1927 г. – были зачитаны показания Грея, безмолвно сидевшего в зале с поникшей головой. В показаниях, данных после ареста, он называл Рут Снайдер «ужасной женщиной» и настаивал на том, что с её стороны имело место преследование. Он пытался разорвать отношения с любовницей, но та не позволяла это сделать, угрожая разрушить семейную жизнь Грея. Отношения, установившиеся между ними, обвиняемый сравнивал с водоворотом. Также сравнил с себя человеком, не способным сопротивляться силе гипнотизёра. Интересным оказался пассаж, в котором Генри сообщил о неверии в возможность убийства. Генри якобы до последней минуты считал, что Рут испугается и откажется от преступления, а он, разумеется, настаивать на убийстве не станет. Генри Грей не верил в то, что дело дойдёт до настоящей крови вплоть до того момента, пока не оказался в спальне перед спящим Альбертом Снайдером.

В этих показаниях присутствовал фрагмент, в котором Грей рассказал о том, как Рут Снайдер с бутылкой виски в руках около 3-х часов ночи прошла в спальню, где он прятался, выпила с ним спиртного и занялась сексом. Она была в комбинезоне на голое тело, и Генри не мог устоять перед ней… Понятно, что детали такого рода выглядели в реалиях 1927 года как самая жёсткая порнография, а Рут Снайдер в глазах присяжных должна была уподобиться самой низкопробной проститутке.

В зачитанных показаниях Генри Грей также категорически настаивал на том, что хлороформ, перчатки и проволоку, использованную для душения, получил от Рут Снайдер. Также он несколько раз подчеркнул, что дважды пытался покинуть спальню матери Рут, где прятался до приезда Снайдеров, но оба раза ему это не удалось. В первый раз в коридор вышла Лоррейн, и Генри пришлось сразу же возвратиться обратно, а во второй раз, когда он уже спустился на первый этаж, приехала машина Снайдеров, и он был вынужден бегом возвратиться обратно в своё убежище.

В своих показания обвиняемый указал также на всякое отсутствие симпатии к мужу со стороны Рут. Речь шла не об отсутствии любви – понятно, что о любви в данном случае и речи быть не может! – а именно об отсутствии даже малейшей человеческой лояльности. Генри сообщил о том, что Рут рассказывала ему, по меньшей мере, о 7 попытках убить мужа, предпринятых ею в одиночку. Всякий раз у неё что-то не получалось, и, в конце концов, она отчаялась отделаться от постылого мужа в одиночку. Рут поняла, что ей нужен помощник, и принялась его искать. По мнению Генри, женщина расчётливо остановила свой выбор на нём, убедившись в том, что полностью подчинила его себе и может манипулировать им по своему усмотрению.

Далее в показаниях Генри настаивал на том, что после первого удара грузом по голове Альберт Снайдер проснулся и стал с ним бороться. Тогда на помощь нападающему пришла Рут, которая и добила мужа. Более того, Рут не только била мужа грузом для штор, но и проделала все манипуляции с хлороформом. То есть фактически Альберта Снайдера убила именно его жена!

В самом конце признания Генри Грей подтвердил факт сожжения в камине окровавленной одежды, признал попытку организации ложного alibi и подчеркнул, что Хэддон Грей никоим образом к преступлению не причастен и использовался им вслепую.

После зачитывания показаний обвинитель философски заметил, что они не вполне точны и Генри Грей, описывая борьбу с Альбертом Снайдером, очевидно лжёт. Грей, понимавший, что сейчас решается его судьба, вспыхнул и воскликнул со своего места: «Нет, это правда!» На что Ньюкомб всё так же спокойно сослался на мнение судмедэксперта, считавшего, что каждый из 3-х ударов по голове, полученный Альбертом Снайдером, должен был неминуемо привести к потере сознания. Грей, явно позабыв о том, что отказался от дачи показаний, закричал: «Вас там не было!»

Ньюкомб усмехнулся и спорить не стал.

Показания Грея звучали, конечно же, убийственно. Убийственно для Рут Снайдер! Рассказ про бутылку виски, комбинезон на голое тело и оральный секс перед расправой над спящим мужем – это было за гранью всех этических ограничений для тогдашнего обывателя.

Защита Рут Снайдер полетела коту под хвост, уж простите автора за эту вульгарную, но точную метафору.

29 апреля защита Рут заявила о том, что имеет намерение допросить в качестве свидетеля защиты саму Рут. Это законом не запрещалось, главное, чтобы сама обвиняемая была согласна на допрос. Можно не сомневаться в том, что накануне – то есть 28 апреля, в понедельник – адвокаты и подзащитная потратили немало сил и времени на репетицию этого допроса.

После того, как Рут заняла свидетельское место, судья увещевающе обратился к ней, сказав, что никакой нужды в её допросе нет и она имеет полное право уклониться от дачи показаний. Так сказать, дал ей последний шанс… Но Рут проявила характер – энергичный и не по делу упёртый – и заявила, что желает свидетельствовать.

Ну, и понеслась душа в рай!

Многие американские газеты воспроизвели свидетельские показания Рут Снайдер практически со стенографической точностью. Это чтиво нельзя назвать очень интересным – скорее это образчик человеческой глупости и отчаяния, попытки сказать хоть что-то в ситуации, когда молчать нельзя… Но и говорить нельзя тоже!

Рут Снайдер продемонстрировала полное самообладание, она отвечала на вопросы громко, чётко, её хорошо поставленный голос был слышен во всех углах просторного зала. Если для зачитывания признательных показаний был нужен микрофон, то Рут в нём явно не нуждалась – она говорила как ментор, вбивающий в голову тупенькому ученику таблицу Пифагора. Генри Джадд Грей всё время сидел, уткнувшись глазами в пол. На протяжении почти 3-часового допроса Рут он ни разу не поднял глаза на бывшую любовницу.

Рут наговорила много интересного, причём трудно отделаться от ощущения, что она не вполне понимала, что именно говорит и как окружающие расценят сказанное. Так, например, она заявила, будто мать «умоляла» её не пускать любовника в дом, так как Грей до добра её не довёл бы. Сказанное, вроде бы, обличало в чём-то Грея [непонятно, правда, в чём], но на самом деле разоблачало мать. Ведь та, оказывается, знала о прелюбодеянии дочери и покрывала её! Хороша семейка, правда?! Пролезли в чужой дом, фактически поселились в нём, а потом друг друга стали попрекать, мол, ты неосторожно себя ведёшь, погубишь нас всех. Прямо так сразу и вспоминается великий поэт: «Ай да Пушкин! Ай да мама…»

Совершенно анекдотично прозвучал рассказ Рут о том, что она разучивала с дочерью песни и церковные гимны. По-видимому, сказанное должно было свидетельствовать о религиозном воспитании девочки, но… лучше бы мама не затрагивала эту тему! Дело в том, что в жюри присяжных сидели люди по-настоящему религиозные, такие, которые знали Библию наизусть. Для них атеист являлся инвалидом, человеком с ампутированной частью личности, отвечающей за мораль. Для религиозного человека атеист – это несчастное существо, лишённое в силу неких причин духовного опыта и способности становиться лучше. Атеист заслуживает снисхождения и жалости хотя бы потому, что ему не открылся Господь! Если бы Рут хоть немного понимала, кому и о чём она пытается рассказывать, ей бы следовало напирать на то, что она – атеист. И это сразу бы всё объяснило… И все бы сразу поняли, дескать, да – она такая вот грешница, папа с мамой не воспитали! А вместо этого она понесла дичь про воспитание дочери в христианском духе.

А это сразу же рождало вопрос: а ты-то кто такая? Ты – христианка? Ты же любовника в дом привела и мужа убила! Ты же – вавилонская блудница, притом нераскаявшаяся!

В общем, это были очень странные показания и автор должен признаться, что не совсем понимает, для чего Рут Снайдер рассказывала о своих проделках именно так. Была бы она чуточку умнее, чуть более тонким психологом, деликатнее и осторожнее в словах, и речь её зазвучала бы совсем иначе!

Значительную часть показаний Рут заняло повествование о тяготах жизни с Альбертом Снайдером. Она рассказала про отсутствие прислуги, про фотографии Джесси Герхардт в кабинете мужа, про яхту, названную в честь умершей невесты и пр. – обо всём этом ранее уже упоминалось. Рут настаивала на том, что после рождения дочери её отношения с мужем будто бы окончательно расстроились, хотя свидетели обвинения этого не подтверждали.

Признав факт адюльтера с Генри, обвиняемая категорически заявила, что эта связь была единственной изменой мужу. Рут заявила, что Генри Джадд Грей вызвался помочь ей освободиться от мужа, и впервые это предложение прозвучало около года тому назад, то есть в конце весны 1926 г.

Поскольку обвинение в качестве одного из мотивов совершения преступления называло стремление получить значительную страховую выплату, Рут особо остановилась на истории заключения страховки. Она настаивала на том, что муж был в курсе всех финансовых дел и лично подписался как под страховым договором, так и дополнением к нему. Доказывая невозможность заключения подобного страхового договора в тайне от мужа, Рут указала на то, что выплаты по нему осуществлялись с совместного счёта и эти выплаты невозможно было скрыть от Альберта.

5 марта 1927 г., за 2 недели до убийства, Грей якобы передал ей некие порошки, которые надлежало высыпать в пищу Альберту. Через день – 7 марта – они встретились и поговорили, Рут якобы заявила, что не станет травить мужа. Тогда 16 марта Генри Грей прислал новое письмо с новыми порошками и сказал, что «всё сделает» 19 марта. Рут якобы бросила полученное письмо со всем содержимым в камин, так что никаких свидетельств его существования, как и порошков, якобы в нём находившихся, не осталось.

Вернувшись 19 марта с мужем домой после карточной вечеринки, Рут, убедившись, что Альберт и дочь спят, прошла в спальню матери, где прятался Грей. Тот был сильно пьян, поскольку в отсутствие Рут выпил много виски. Согласно показаниям Рут, она поцеловала Генри, а затем случайно нащупала резиновые перчатки. Рут якобы сказала, что запрещает Генри убивать Альберта, но тот ответил, что ей не о чем беспокоиться и он всё сделает сам. Она умоляла и плакала, но в его руке появился револьвер, которым он угрожал ей.

В этот момент, кульминационный во всех отношениях, Рут испытала потребность пройти в уборную. Дальнейший её рассказ изложен в таких выражениях (это не протокол, а его пересказ в газете, поэтому речь косвенная): «Находясь в ванной, она услышала сильный удар и побежала наверх. Она ворвалась в спальню и увидела Джадда Грея, сидящего верхом на распростёртом [в кровати] Альберте Снайдере и избивающего его до смерти. Она пыталась оттащить Грея, но он оттолкнул ее, и она упала, потеряв сознание. Когда она пришла в себя, дело было сделано, и кровавый отпечаток руки Грея, появившийся при её отталкивании, остался на её груди.»²

Рассказ про толчок в грудь и потерю сознания звучал, конечно же, совершенно недостоверно. Впрочем, как и упоминание револьвера, которым Грей якобы угрожал ей. Застрелил бы он её в ночном доме, да-да, как бы не так! и что бы потом делал?

Остаётся добавить, что через неделю – 6 мая – дать показания надумал и Генри Джадд Грей. Решение это было принято, очевидно, от полной безысходности, Грей понимал, что его защита в глазах присяжных выглядит никуда не годной и надо что-то предпринимать. Вот он и предпринял… Лучше бы ничего не делал! Показания его выглядели очень бледными, полностью соответствующими тому, что он говорил после ареста, и тому, что было зачитано в зале суда в начале процесса. Всю вину в подготовке и совершении убийства он валил на Рут Снайдер, и даже если сказанное им являлось чистой правдой, его собственное поведение не находило ни малейшего оправдания и не становилось менее отвратительным.

Честное слово, если бы он молча просидел весь процесс, это выглядело бы намного более мужественным и достойным.

Защита обоих подсудимых оказалась провальной. Большой вопрос, имелся ли вообще хотя бы один шанс из тысячи провести суд лучше, поскольку обвиняемые совершенно откровенно «топили» друг друга и не скупились на разного рода гнусности, а в таких условиях выстроить достоверную и убедительную линию поведения очень сложно. Как бы там ни было, 9 мая присяжные заседатели, посовещавшись всего 1 час 11 минут, вынесли в отношении каждого из подсудимых самый жёсткий вердикт из всех возможных: виновен, снисхождения не заслуживает.

Фактически это означало смертную казнь для обоих. День вынесения вердикта оказался 50-м днём со времени убийства Альберта Снайдера.

По возвращению в камеру с Рут Снайдер приключилась истерика, которая закончилась коллапсом. Эта внезапная эмоциональная вспышка оказалась для тюремного персонала неожиданной, поскольку в суде и на пути следования в тюрьму Рут оставалась абсолютно спокойной. Примерно через час после начала необычного припадка и последующего коллапса в тюрьму прибыл доктор Пироза (известны разные написания фамилии – Pi Rosa, Pirosa и пр.). Осмотрев женщину, он поставил диагноз «истерическая эпилепсия». Сделав назначения и убедившись, что Рут вернулась в адекватное состояние, доктор убыл.

Однако не прошло и 24-х часов, как приступ повторился.

В последующие недели и месяцы история Рут Снайдер и Генри Джадда Грея оставалась в эпицентре общественного внимания. Приговорённые к смертной казни подали апелляции, и возможный пересмотр активно обсуждался. Другой темой, привлекавшей общественный интерес, стала судьба Лоррейн Снайдер, дочери Рут и Альберта. До решения судьбы Рут девочка находилась в школе-интернате при женском католическом монастыре, но там она не могла находиться вечно. Кроме того, против пребывания Лоррейн у католиков выступала сама Рут, заявлявшая о приверженности протестантским конфессиям. За право опеки боролись с одной стороны мать Рут [т. е. Жозефина Андерсон-Браун], а с другой – родственники убитого отца [от их лица консолидированно выступал Уоррен Снайдер, старший брат убитого Альберта].

Для общественности определённый интерес представлял и другой вопрос – наследование имущества Альберта Снайдера. Последний был довольно богат, кроме того, страховая компания согласилась на частичную выплату страховки [половины от 96 тыс.$], так что Лоррейн Снайдер потенциально должна была стать весьма состоятельной девушкой. Понятно, что пока она являлась малолетней, её деньги и имущество должны были находиться в трастовом фонде, а потому было очень интересно, кто именно будет им управлять до совершеннолетия Лоррейн.

В отношении Жозефины Андерсон-Браун, матери Рут, в обществе существовало предубеждение [следует признать, вполне обоснованное!]. Ведь Жозефина знала о том, что её дочь изменяет мужу, и не считала нужным что-то в этой ненормальной ситуации предпринимать. Она регулярно бывала в доме Альберта Снайдера, общалась с ним и при этом делала вид, что ничего особенного не происходит. Фактически Жозефина участвовала в обмане Альберта Снайдера наравне с дочерью. Можно ли такому человеку, как Жозефина, доверить воспитание внучки?

Вопрос назначения опекуна Лоррейн Снайдер вызвал определённый ажиотаж в обществе. Многие были против того, чтобы Жозефина, мать приговорённой к смерти Рут Снайдер, получила право воспитывать внучку. Ведь Жозефина знала о том, что Рут изменяет мужу, и покрывала безнравственное поведение дочери! Если Жозефина не справилась с воспитанием дочери, то где гарантия того, что она справится с воспитанием внучки?

В конечном итоге победила Жозефина, бабушка Лоррейн, получившая 7 сентября 1927 г. право опеки решением суда.

23 ноября 1927 г. Верховный суд штата рассмотрел апелляции на приговор окружного суда и оставил оный без изменения. С этого момента судьба смертников оказалась в руках Губернатора штата Эла Смита, который мог помиловать их своей волей. Рут должна была стать 8-й женщиной в истории штата Нью-Йорк, казнённой на электрическом стуле. Казни мужчин не были редкостью [более того, в те годы иногда казнили по несколько человек в день, порой до 4-х], но убийство женщины посредством электрического разряда признавалось событием экстраординарным. Поэтому значительная часть юристов была уверена в том, что к Рождеству Губернатор, уходивший в отставку в конце января 1928 г., помилует Рут Снайдер. Тем более что помимо соображений гуманистических, для помилования имелись основания и медицинские – у приговорённой обнаружилась нервная болезнь – та самая «истерическая эпилепсия», которую диагностировал доктор Пироза в мае. [В последующие месяцы Рут перенесла ещё несколько подобных приступов. Судя по всему, это была вовсе не симуляция, Рут действительно серьёзно заболела, хотя и не совсем понятно, что же это была за болезнь. Современная медицина различает припадки эпилептической природы и истерические, а доктор Пироза, как видим, был склонен их объединять].

Однако незадолго до Рождественских праздников канцелярия Губернатора распространила официальное заявление, из которого следовало, что никаких помилований в связи с приближающимися праздниками не последует. На вопрос одного из журналистов о возможности помилования Рут Снайдер ввиду её болезни последовал заранее подготовленный ответ, из которого следовало, что заболевание Рут является нервным, а не душевным, а потому оно не может служить основанием для отмены смертного приговора.

6 января 1928 г. судья Таунсенд Скаддер направил губернатору штата [по просьбе последнего] свои соображения относительно возможного помилования убийц. Содержание доклада не разглашалось, но, судя по тому, что помилования так и не последовало, судья дал нелестные характеристики обоим осуждённым и высказался против снисхождения.

Подельники были казнены в один день – 13 января 1928 г. [в «Википедии» указано, будто казнь произошла днём ранее, но это неверная информация]. Первой в 23:09 умерла Рут Снайдер. Журналисты и приглашённые на казнь лица увидели перед собой старушку – так сильно изменилась она в ожидании смерти. Те, кто имел возможность наблюдать поведение Рут в суде, а потом в день казни, не могли поверить в то, что перед ними одна и та же женщина, причём молодая – в момент казни ей не исполнилось и 33-х лет! Один из журналистов отметил, что Рут выглядела неухоженной, без причёски и «постаревшей на 50 лет».