Читать книгу: «Государь», страница 4

– А кто тогда? Ну, нож-то понятно, сам видел как Ваньша его в запале швырнул… Стервец этакий, я ему еще задам! Неужто Федька расстарался?

Помявшись, Дивеева неохотно раскрыла подробности:

– Остановка сердца от царевны, и удар сильной болью от Федора. Царевич Иван целил в рудную жилу на шее, но тело крутнулось, и… Если бы что-то одно, меньшой Басманов того не пережил – а вместе они только погасили друг дружку. Почти. Оставшегося только и хватило, чтобы обездвижить этого… Человека.

О том, что она и сама немного приложила руку к состоявшемуся наказанию, целительница скромно умолчала. Сама прокляла, сама вскоре и снимет, чего говорить про такие мелочи?

– Ну и почему тогда – недолго и невесело?

Едва заметно пожав плечиками, Домна напомнила:

– Он вызвал недовольство всей Семьи разом, Великий государь.

Возможные последствия счастливому отцу крайне одаренных детей объяснять было излишне – он и сам все прекрасно знал. Придется поговорить с чадами, и крепко-накрепко запретить им и далее опаляться гневом на сына его верного ближника. Понимать же надо, что не со злого умысла тот нарушил их покой, а лишь из дурного усердия… Эх, ну что за непуть бестолковая?! Все знают, что нельзя лезть на глаза к царской семье во время их совместных трапез, так нет же, выслужиться захотел! Будто предатель-Курбский в своих писульках что-то новое мог начертать?!

– А с Митей что? Растолкуй-ка, что за эта… Как ее? Что за зверь такой, эта его эмоцальная нестояльность? Надеюсь, в снадобьях и прочем потребном для ее лечения у тебя недостачи нет?

Впервые за все время в карих глазах Дивеевой мелкнула тень неуверенности. Слабая и быстрая, но Иоанн Васильевич уже давно сидел на троне, а потому прекрасно ее разглядел.

– Ты говори, Домнушка. Сладкой лжи мне и без тебя хватает, а ты как не лгала мне, так и не начинай.

– В снадобьях недостачи нет, Великий государь. У наставника… Он ныне и до излечения временами будет вельми гневлив.

– Тю?.. Я-то уж было подумал!

Помявшись, личная целительница правителя дополнила свои прежние объяснения:

– Наставник очень сильный целитель, крайне быстр в своих воздействиях, и он… Правитель. Его гнев может легко обернуться чьей-то смертью или сильными муками. Поэтому рядом с ним постоянно должна быть родная кровь, которую он даже во временном помрачении не уб… Не помыслит тронуть. Кто-то из царевичей или царевна, что будут успокаивать его и помогать удерживать внутренний покой.

Запустив пальцы в только-только расчесанную бороду, царь слегка растерянно пробормотал:

– Вот же докука! А ежели ты?!?

Вообще-то ученица первым же делом предложила именно себя, но – увы, получила от наставника отказ, вместе с убедительным объяснением оного.

– Мое место подле тебя, Великий государь. Пока я на страже твоего здоровья, наставнику спокойнее и легче пребывать в разлуке с отчим домом.

– Тоже верно… М-да.

Машинально вытянув из кармашка серебряный гребешок, сорокалетний властитель повертел его в унизанных перстнями пальцах, легко согнул-разогнул и положил перед собой, глядя отстраненным взором.

– Ты ступай себе, Домнушка, ступай милая. А мне надобно малость поразмыслить…

* * *

За стенами Теремного дворца кружилась-ярилась февральская метель, засыпая столицу колкой белой крупой из крупных снежинок – словно чувствуя скорое приближение марта-месяца. А с ним и наступление дня весеннего равноденствия, знаменующего наступление второй половины года семь тысяч семьдесят девятого года от Сотворения мира. Ну, или как считали католики – тысяча пятьсот семьдесятого от Рождества Христова.

– Так, а теперь медленно напряги ногу и расслабь. Ваня, медленно!

Хм, а еще старого Нового года, что по сию пору втихомолку отмечал по городам и селам добрый христианский люд. Несмотря на то, что Стоглавый церковный собор еще восемьдесят два года назад решил перенести празднование наступления нового года с марта на сентябрь, дабы вычеркнуть из памяти народной традицию древнего (много старше самой Церкви!) праздника весны и обновления жизни – народ русский его упорно отмечал. Хуже того, даже и не собирался забывать, пропуская мимо ушей все проповеди и призывы церковников. Что поделаешь, христианство на Руси было особенное – такое, что поскреби его чуть и запросто обнажишь стародревнее язычество…

– Теперь носок потяни от себя. Вот здесь ноет?

Сквозь изморозь, затянувшую теремные окна, смутно виднелись кремлевские башни, изредка сквозь густой снегопад прорывались звуки колоколов…

– Немного. Ух! Щиплет!..

– Все уже. Нет, пока держи как есть.

Но несмотря на стылый февральский холод, в жилых покоях Теремного дворца было тепло – а кое-где так даже откровенно жарко. Настолько, что в Опочивальне государя-наследника сам Димитрий Иоаннович и брат его Иоанн Иоаннович спокойно сидели в одних лишь домашних штанах и рубахах из мягкого беленого льна. Вернее сказать, один сидел на своем ложе, а второй, стянув портки и вовсю сверкая голым задом, терпеливо выполнял все, что просил старший брат.

– Теперь чуть согни в колене, и мысок тяни на себя.

Медленно ведя ладонью над некогда изуродованной медвежьими клыками плотью, восемнадцатилетний слепец время от времени легонько шевелил пальцами, словно бы прикасаясь к невидимым струнам. В ответ жилки на ноге то и дело подергивались-сокращались, или наоборот, полностью расслаблялись – а под новой и еще тоненькой розовой кожицей лениво шевелились жгуты слабых пока мышц…

– Восстанавливаешься хорошо, но чуть сбавь напор – тело само все закончит, не погоняй его больше необходимого.

– Ага.

Отряхнув руки, Дмитрий чуть отстранился и словно бы продолжая прерванный разговор, негромко обронил:

– Дурак!

Насупившись, средний царевич быстро натянул штаны, перестав сверкать голым задом, и буркнул:

– Может и дурак. Зато не калека колченогий!..

– А если бы я не успел? Дважды дурак!

Устраивая на ложе старшего брата побаливающую ногу, Иван отмахнулся:

– Я чувствовал, что ты уже близко.

Помолчав, Дмитрий неохотно признался:

– Плохо помню, как оказался в Москве. Последнее, что отложилось – как подо мной пал последний конь, и я удачно соскочил с седла на укатанный наст дороги. Отец сказал, что последние двадцать верст до города я пробежал сам…

Дверь в Опочивальню государя-наследника тихо приоткрылась, пропуская личную челядинку Хорошаву с подносом, на котором едва заметно парило два кубка с горячим ягодным взваром. Поставив их так, чтобы господин мог легко дотянуться, огненноволосая служанка так же неслышно исчезла – но дверь не закрыла. Тому помешал Федор, что зашел в горницу с рисовальным планшетом наперевес. К тому же, не один: двое теремных челядинов затащили вслед за ним пару громадных свитков с чертежами будущего Большого царского дворца, и эскизами внутренней отделки нового же Гостиного двора на Красной площади. Коротким жестом направив слуг к стоящему возле дальнего оконца столу, младший царевич молча плюхнулся на покрытое медвежьей шкурой низенькое креслице и затих, послав братьям слабую эмоцию радости, дополненую чем-то вроде досады с усталостью напополам. Видимо, сказывалось недавнее общение братца с парой итальянских инженеров и полудюжиной русских розмыслов по каменному устроению, кои вежливо, но очень упорно сомневались в замыслах юного зодчего царских кровей. Напрямую не спорили, боже упаси – но сомневались абсолютно во всем, что тот им предлагал. Не строят так нигде, видите ли!

– Ты понимаешь, что я успел в последний миг?

Синеглазый царевич упрямо повторил:

– Я тебя чувствовал! И вообще, ну чего ты? Все же хорошо закончилось! Ну-у… Почти. Ты обязательно исцелишься! А новые ноги, между прочим, даже ты отращивать не умеешь!..

– Пф! Люди бывает, всю жизнь без головы живут, чужим умом пользуясь, и ничего… Тамерлану Железному хромцу в молодости колено стрелой пробили, и с той поры нога у него почти не гнулась. И что, помешало ему это достигнуть величия? Что касается тебя, то по такому случаю я бы ОЧЕНЬ постарался научиться!

Хоть и с повязкой на глазах, старший царевич прекрасно разглядел сомнение на лицах младших братьев, и нехотя пояснил:

– Я почти уверен, что опираясь на Узор пациента, опытный целитель может понемногу восстанавливать целостность утраченного. Только чтобы такому научиться, понадобится немалое число подопытных из числа отпетых душегубов и пойманных степных людоловов, и много свободного времени на опыты… Впрочем, это так, задумки на будущее: мне все равно скоро возвращаться в Вильно, а у вас тут будут свои заботы-хлопоты.

Аккуратно подтачивая малым ножичком красную палочку-чертилку, самый младший из трех братьев негромко предложил:

– Может, Домна?

– На ней, помимо прочего, еще Аптекарский приказ висит, и поездки в Александровскую слободу. Если только ты будешь ей помогать?

Задумавшись над новым интересным делом, синеглазый рисовальщик добрую половину минуты машинально укорачивал красный грифелек чертилки в лакированной кедровой оболочке – пока девушка, чье имя недавно прозвучало, сама не вошла через открывшуюся перед ней дверь. Заняла привычное место на удобном стульце с резными подлокотниками, и с явным интересом глянула на незаконченный эскиз наставника и его брата, свободно развалившихся на заправленном ложе. Меж тем, последний как раз коротко ткнулся лбом в твердое предплечье слепца и вздохнул:

– Ну… Прости. Я дурак!

Иван застыл в таком положении на долгое мгновение, затем рвано вздохнул, почувствовав, как его ласково потрепали по непокорным вихрам. Вновь замер, и вдруг неожиданно даже для себя едва слышно спросил – о том, что занимало его помыслы все последнее время:

– Мить?

– М?

– А помнишь, ты как-то в детстве мне предрек…

Помявшись, средний царевич нерешительно напомнил давний разговор:

– Ты тогда сказал, что однажды я надену шапку Мономахову?

Запустив пальцы поглубже в темные волосы, Дмитрий шутливо потрепал Ванины вихры:

– Не Мономаха, но свою и только свою Золотую шапку Великого князя! Было такое, было… Неужели мой брат наконец-то созрел для серьезных дел?!

Опять насупившись, тот в ответ напомнил:

– Я водил полки при Ахуже!

– И у тебя это славно получилось, брате. Будь уверен, об этом будут помнить долго… Но быть хорошим военачальником совсем не то же, что быть хорошим правителем – тут немного иные науки надобно ведать, и свободно их применять.

– Я учения не боюсь!

Поерзав на месте, Иван подгреб под себя пару подушек, устраиваясь со всем возможным удобством – и совсем немного опередив в этом сестру, явившуюся вместе с Аглаей Черной в покои любимого старшего брата. Возмущенно запыхтев и моментально позабыв о подруге-подопечной, опоздавшая царевна решительно ринулась отстаивать свои исконные права на место подле Митеньки… Однако была им поймана в объятия и усажена на колени, что полностью погасило девичий наступательный порыв. Что же касается младшей ученицы Гуреевой, то она самостоятельно устроилась возле старшей ученицы Дивеевой, и успешно делала вид, что всегда здесь и была.

– Возвращаясь к твоему вопросу: в наших жилах одна кровь, и конечно же, твое право на власть не подлежит сомнению…

– Но отцу наследуешь ты?!

Прижав ладонь к губам торопыги, государь Московский согласился:

– Наследую. Согласно обычаю рюриковичей линии Даниила Московского, по старине и дедине, как и заведено это со времен Великого княжества Владимирского. Запомните все: власть и трон должно передавать по закону и доброй традиции. Закон тот должен быть прост, понятен и не допускать двойного толкования – а еще известен всем подданным, от мала до велика. В ином случае всегда будет опасность междоусобицы и смуты… Всю жизнь жить в страхе и ожидании предательства, что может быть горше? Взойти на трон ценой крови можно, но долго усидеть на чужих клинках не получалось не у кого! Брате, ты бы хотел править, подозревая всех и каждого, будучи всегда одиноким и ненавидимым?

– Нет!!!

– Запомни это и передай потомству, для его же блага. Каждая капля нашей крови драгоценна…

Устроившись поудобнее на своем живом «сидении», юная царевна перекинула толстенную косу со спины на грудь и наконец, окончательно затихла.

– Но что-то я заговорился, вопрос же был немного об ином. Что думаете, мои хорошие? Попробуем приискать для Вани подходящее ему Великое княжество?

В один момент покои пронизало множество ярких эмоций – окрашенных в целую палитру оттенков любопытства.

– Молдавское княжество! Там и вера наша, и людишки охотно под его руку пойдут. Опять же, через прадеда нашего Ивана Великого мы с Господарем Молдавским Стефаном в свойстве, а значит и не чужие!

Поглядев на младшего братца, успевшего озвучить свое предложение самым первым, будущий Великий князь впал в глубокую задумчивость. Покосившись на вредного Ваньку, сестрица нежным голоском пропела:

– Ты бы еще Валахию предложил! Там же всех или турки к дани и вере своей примучивают, или цесарцы под свою власть нагибают… Лучше сесть на те земли, что за Сибирским Ханством, на берегу Тихого окияна! Там тепло, землица два раза в год родит, рыбные ловли изобильны…

Насмешливо фыркнув, но не переставая при этом рисовать, Федор отбрил задаваку с длинной косой, да малым умишком:

– И орда диких чжурженей под боком. Богданка Бутурлин отписывал, что они при действительно большой нужде запросто до ста тысяч сабель выставить могут! Самое оно, чтобы по крымчакам не скучать – будут вместо них наскакивать и людишек в полон уводить.

С трудом удержавшись от того, чтобы не показать язык, или не зафыркать как необъезженная кобыла (увы, ей сие уже невместно – четырнадцать лет, совсем уже взрослая дева!), Евдокия уверенно парировала:

– Для начала можно и на островах укорениться, силы подкопить – я Большой чертеж земель хорошо помню, там есть сразу несколько подходящих близ берегов! Конники по морям скакать не умеют, а наши ратники с лодий воевать привычны. Вон, воевода Адашев какой уже год плавает и Крым разоряет, и ни разу еще его не разбили. Даже толком поймать, и то не могут!.. Ваня, ну скажи?!

– А? Да-да.

Несколько раз не глядя поведя рукой по воздуху, царевич Иван все же уцепил кубок с компотом из сушеной вишни и основательно глотнул. Передав кисло-сладкое густое питье брату, раздумчиво пробормотал:

– Там еще империя Ханьцев рядышком, будет на кого… С кем торговать и воевать. Только очень уж далеко те земли от Москвы!

Получив в ответ недовольный взгляд сестры. Впрочем, она уже давно привыкла, что средний брат у нее непослушный и немного задавака, причем даже тогда, когда она старается исключительно в его интересах. Одно слово – мужчины!

– Домна?

Старшая из учениц, легонько играясь с наконечником из наборного янтаря, украшавшем ее тугую косу, слегка наклонила голову:

– Крым?! Когда-то в нем уже было древнерусское Тмутараканское¹⁵княжество, затем православное княжество Феодоро. Бояре Ховрины и Головины как раз потомки тамошней знати, значит – у Ванечки будут все права. А с крымчаками у нас все равно полное немирье.

Отстаивая свое предложение, ясноглазая царевна тут же ревниво заметила:

– Там же ни хлебов толком не вырастить, ни мастерских каких поставить – обязательно придут турки и все разорят… И с торговлишки по морю жить не получится. А еще самих крымчаков куда-то надо девать!

Поставив опустевший кубок обратно, будущий царь равнодушно заметил:

– Они уйдут. Отец начал решать с ними, я продолжу, мой наследник закончит – так, или иначе… Впрочем, обитатели Крыма уже сейчас понемногу приносят пользу: ведь всяк может быть годен в дело при правильном его применении, даже если это потомственный тать и людолов.

Пока младшая ученица вертела головой и слегка удивляясь, замечая недобрые улыбки у окружающих, добросердечный царевич Федор мягко ей пояснил:

– Работать на рудниках и каменоломнях, Аглаюшка. Ты же знаешь: на Руси еще с позапрошлого года начато великое каменное устроение – сначала будут проложены царские тракты-дороги, затем в камень и плинфу оденутся и большие города. Тятя даже подумывает особый Дорожный приказ учинить!

Согласно кивнув, седовласый слепец на ложе чуть отстранился от ажурного венчика на голове сестры, что понемногу начал упираться в его скулу, и добавил:

– Мы лишь повторяем путь древних римлян, что руками рабов и своих легионеров связали земли Рима превосходными дорогами, и тем заложили основу могущества Вечного города. Правда, кабальных холопов для работ мы использовать не будем, а наши ратники для такого дела негодящи… Зато Разбойный приказ исправно ловит душегубов и разных татей, да и без того у Руси хватает откровенных врагов – коим вполне можно доверить самую грязную и тяжелую работу. Заодно и наши порубежные дворяне с помещиками поправят свои дела, отлавливая крепких телом крымчаков на каменоломни…

Встрепенувшись, юный зодчий уточнил:

– Митя, а помнишь наш разговор про нарядный гранит-камень с Корельского уезда?

– Да?

– Мне с тех мест рудознатцы отписали, что еще три выхода хорошего камня нашли: один обычный светло-серый, какой для мостовых прирешили, зато следующие два! Первый цветом схож с малахитом, его на стены домов хорошо, а второй вообще как малина! Представляешь, из такого набережную Москва-реки? Это же какая лепота получится!

– М-да? Ну, наверное. Хотя много красного тоже не очень хорошо…

Пропустив мимо ушей слова старшего брата, младший просительно протянул:

– Поговори с батюшкой, чтобы он еще людишек мастеровых в Карелы послал? Ведь пока доберутся, пока обустроятся-обживутся и камень начнут ломать – не меньше года пройдет! Все равно же в тех местах верфь закладывать порешили и канал копать, ну так пусть заодно и… Еще Бутурлиным было бы хорошо отписать!

– С Урала гранит везти? Федя, да он золотым встанет!..

– Нет, Мить, я не о том: чтобы они у себя там на Урале чистого белого и голубого мрамора поискали хорошенько. А то каррарский¹⁶уж дюже дорог!

Помолчав, Дмитрий согласно кивнул:

– С новыми каменоломнями помогу, а вот на Камень Уральский писать бестолку – Богданка с отцом сейчас только и успевают, что на три стороны воевать-отмахиваться. Ты же знаешь, в тех местах с каждым рудознатцем отряд для охраны надобно отправлять, и то… Маленький вырежут, на большой постоянно наскакивать будут и стрелами бить. С поисками обождать придется.

Тяжело вздохнув, Федя отцепил из зажима готовый набросок, переложил его в самый низ стопки плотных листов и принялся подтачивать грифели чертилок – собираясь «покуситься» на облик целительницы Дивеевой.

– Аглая, а ты что скажешь?

– Эм?..

Младшая их учениц с удовольствием слушала и запоминала, но вот что-то говорить и советовать – особенно в таких важных государських делах… Хотя, к собственному немалому изумлению, и у нее нашлось что предложить:

– Забрать у короля Юхана Третьего всех финнов и часть исконно-шведской земли! Он же нам враг?

Остальные тоже удивились, причем приятно: вечная молчунья заговорила! Иван, едва-едва вынырнув из мыслей, вновь задумчиво почесал висок:

– Хм-м? Ну да. Это… Свой выход на побережье Балтики, а если хорошо постараться, то и к Русскому морю. Но опять же: податных людишек маловато, и земли худые.

Хозяйственная сестренка тут же напомнила молодому, но подающему надежды военачальнику:

– У шведов железо хорошее, они им со всем миром торгуют!

Поерзав на коленях у Мити, она неохотно покинула его объятия и пересела на более прохладный подоконник, подложив себе под спину и «тылы» утянутую из-под головы другого брата подушку.

– У-у, натопили как в бане…

– Одним железом сыт не будешь, а земли там – тощие!

Поправив на себе плотную ткань платья (даже слишком плотную и теплую!), взрослая четырнадцатилетняя дева как бы совсем не в тему заметила:

– Мы сегодня с Аглаей ходили в царские мастерские, глядеть на работу ширазских умельцев коврового дела. Жаль, мало пока сплели, но уже красиво смотрится… Особенно нежно-розовый ковер с синими завитками. А в Аптекарском приказе алхимики почти все восточные сладости научились выделывать – да еще и лучше, чем у самих персов выходит!

Моргнув, средний брат уставился на Евдокию, как кое-кто с рогами на новые ворота.

– Еще не раз слышала, что в Александровской слободе какой-то особенный стан для вышивки измысливают… И маленькие часы делают, с двигающимися стрелками!¹⁷

– Ты это вообще, к чему сейчас?!?

Закатив глаза, царевна снизошла и растолковала:

– Из железа не только сабельки булатные можно ковать, много иного полезного – тоже! Поставишь великокняжеские мастерские, наймешь в них знающих кузнецов – и будут они тебе всякую утварь делать в превеликом множестве для мужиков торговых. Им будешь продавать, и с них же мыто брать. Вот тебе и пополнение казны!

Уловив несказанное (что воеводничать да саблей махать много ума не надо), Ваня едва заметно надулся: он вообще-то тоже прекрасно помнил уроки старшего брата. Просто в отличие от некоторых, сначала думал об общем-важном, а уж потом о разных мелочах…

– Смотри-ка, да ты и впрямь выросла и настоящей хозяйкой стала. Вот же повезет твоему мужу!

Вспыхнув как маков цвет, почти невеста на выдание возмущенно зарделась – и слегка запнулась, не в силах вот так сходу придумать, как уязвить ласковым словом несносного братца. А тот, не теряясь, развивал достигнутый успех:

– Митя, а ты?

Потянувшись и примериваясь тоже завалиться на ложе, хозяин Опочивальни хитро улыбнулся:

– А что я?

– Что-нибудь присоветуешь? Ми-ить?!?

Ответить все сильнее улыбающийся старший брат не успел – помешала постучавшаяся и тут же вошедшая в покои Хорошава, прямо с порога доложившая, что ее господина очень желает видеть Великий государь. Вздохнув, его наследник подверждающе кивнул:

– Распорядись там, чтобы облачаться… Постой! Батюшка меня один ждет?

– Н-нет, господин, с владыкой Филиппом.

Понятливо кивнув, Димитрий спустил ноги с ложа, сгреб в ладонь любимые рубиновые четки и начал вдевать ступни в легкие домашние чувячки из мягкой замши.

– Мить, а ты надолго? Мы же еще чертежи и эскизы дворцового комплекса и Гостиного двора смотреть хотели!

Повернув голову к младшему братцу, восемнадцатилетний Великий князь Литовский вновь вздохнул:

– Ну ты же знаешь отче Филиппа: как начнет печаловаться о нуждах монастырей да разных епархий… Отец же у церкви соляные промыслы в казну забрать хочет.

Позабыв о уже слегка растрепавшейся косе, царская целительница Дивеева, у которой с митрополитом Московским и всея Руси были довольно своеобразные (с налетом вечных подозрений в волховстве, ага) отношения, с большим интересом уточнила:

– Упирается?

– Батюшка его дожмет… Когда еще сказано иерархам нашим, что будем печатать во множестве книги богослужебные и Благую Весть? Дело богоугодное и вельми полезное, а они по сию пору даже собраться на Освященный собор¹⁸и решить, какие именно книги множить будем – не соизволили! А там ведь и вычитывать надо, и какие миниатюры на страницах будут…

Притопнув, чтобы обувка лучше осела по ступням, государь Московский махнул рукой и направился прочь из своей Опочивальни, бросив напоследок досадливое:

– Одно слово – церковники!