Читать книгу: «Минимальное воздействие. Книга 4», страница 4

Глава 4

Во дворе дома раздались какие-то крики и шум суеты.

– Сашка, харэ выёживаться! Давай уже сам иди! Хватит на мне виснуть!

– Вася! Ну как так-то? Зачем он меня так? Что я ему сделал-то? – Сашка уже десятый раз задавал эти вопросы и, несмотря на прогрессирующее опьянение, смысл в них так и не поменялся. Ответы Василия он вроде как даже не слышал совсем. Размазывая слёзы и сопли по лицу, периодически икая, Меншиков наконец-то приобрёл устойчивое вертикальное положение и сделал шаг в сторону открывшейся входной двери.

Мишка ещё даже обувь снять не успел, когда на него в прихожей ввалились эти два товарища. Вася при этом виновато развёл руками. И облокотился о стену. Выпил он поменьше, но на ногах тоже стоял с трудом.

– Что случилось? – К гостям вышла Пелагея и с тревогой их осматривала, видимо ожидая увидеть какие-то внешние повреждения.

– Душевная рана! – пробормотал Васька, указав рукой на шатающегося собутыльника. – Вот, лечить привёз. Сам уже не вывожу. Извините. Ик!

– Саша, как же так? – Пелагея всплеснула руками и подошла к парню, который согнулся и начал самозабвенно блевать на пол, поддерживаемый Михаилом за талию. – Миша?

– Не-не-не, я не с ними! Сам только приехал! – Абсолютно трезвый хирург сделал не менее удивлённое лицо. – Вась, чё случилось-то?

– Потом, – Василий приложил палец к губам и смачно его поцеловал, – надо сперва, ик, помыть его. Воняет. – Потом принюхался к своей руке, которую так и держал перед носом. – И мне помыться бы. Со вчерашнего вечера пьём. Ик.

– Так, давайте-ка в баньку быстро. Только натопили. – Пелагея махнула девкам и подхватила сама Сашку под плечо. – Миша, ну чего ты стоишь? С ними пойдёшь. Не мне же их в чувство приводить там!

– Да-да, щас, – разуваться он уже не стал.

Баня была метрах в пятидесяти от главного дома. Вот туда бойцов с зелёным змием и повели. Девки мигом занесли в предбанник чистое бельё и принялись помогать раздевать парней.

Томка, жутко смущаясь, и постоянно поглядывая на Мишу, помогала Дуське снимать с Меншикова заблёванные портки. Когда парни были раздеты догола, Мишка поднёс каждому знаменитый Пелагеин опохмелин, настой на каких-то забористых травках. Глазки у парней вмиг округлились и по телу пробежала судорога, оставив после себя здоровенные мурашки.

– Ну, прям Астерикс с Обеликсом! Встряхнулись? А теперь пошли веничком вас слегка взбодрю. – Мишка прекрасно знал, что пьяным в сильно натопленную баню соваться опасно. Сердце может не выдержать. Но долго истязать там парней он и не собирался.

Быстро пройдясь по тушкам дубовыми ветками и облив их сперва ледяной, а потом уже и тёплой водичкой из вёдер, он добился устойчивого фокуса в обоих глазах пациентов и наконец-то вытащил их обоих в предбанник.

– Парни, я, конечно, врач, но, блин, хирург, а не физиотерапевт. Давайте уже сами чаю себе наливайте. Не-не, Сашка, квас не трогай! Тебя щас с него опять в туман унесёт. На вот горяченького с чабрецом. И сушку погрызи.

– Да всё нормально уже. – Сашка тяжко вздохнул, шмыгнув носом. – Спасибо!

– Немазащто, как казаки Семёнова говорят! – И Мишка сам с удовольствием зажмурившись отпил горячий чай из блюдца. Покатав кипяток по нёбу, он проглотил напиток и открыл глаза. – Ну и что у вас такого произошло?

В бане они были втроём и открытого разговора не опасались.

– Царь Сашку заставил головы ворам рубить. – Васька ляпнул, как есть, без прикрас. А и как такое можно прикрасить?

– В смысле? – Миша даже опустил блюдце на стол, боясь расплескать.

– В прямом. Там три иноземных вора из Воинского приказа в крови наших солдатиков по самые уши были. – Васька продолжал описывать Сашкин диагноз, видя, что сам Меншиков приуныл и пока не настроен сильно откровенничать. – Вот, чтобы сор из избы не выносить и слухи ненужные не распускать, Петр и принял решение их по-тихому убрать. Сам понимаешь, в живых таких тварей оставлять негоже, а доверять дело такое кому? Вот он и доверил Сашке и Ромодановскому. Лично. В тайне.

– Дела-а-а! – Мишка задумчиво почесал гладко выбритый подбородок и посмотрел на Сашку. – Первый раз?

Сашка только молча кивнул.

– Оно тогда понятно.

Помолчали, прихлёбывая чаёк и закусывая свежими баранками.

– Нет, я понимаю, – Сашка наконец-то смог сформулировать то, к чему мысли его вели уже второй день. – Но одно дело, когда мы ему сведения даём какие-то, и он сам уже историю вершит. А тут, когда своими руками…

– Ну, ты ведь, как ни крути, тоже персонаж вполне себе исторический. – Мишка был далёк от теории психоанализа и слабо себе представлял, как он может помочь Сашке мозги на место поставить после такого стресса. – Я когда-то читал, или смотрел, точно не помню, что после подавления стрелецкого бунта в 1698-м ты, вроде, как сам стрельцам там головы рубил на Красной площади. – И замолчал, глядя на расширившиеся глаза Меншикова. Вот ведь ляпнул, хирург!

– Чё?!

– Ну а чё? Время такое! Без страха не доходит у многих слово и дело государево!

– Миш, ты чё такое говоришь-то? – Сашка даже протрезвел ещё немного. – Это ты щас убийства типа оправдываешь? Ты ж это, клятву давал этому, как его, Иппограту!

– Гиппократу. Ну и чё? Я и автомат в руках не только, как палку держал в своё время.

– Да ладно? Пришлось?

– Было дело. – Мишка вспомнил, как отходили с госпиталем из-под Суджи. Пострелял он тогда не много. Но пару раз точно попал. – Издалека.

– А я вот этими вот… – Сашка посмотрел на ладони, будто разглядывая на них пятна крови.

– Первый раз всегда так бывает, – Васька похлопал Меншикова по плечу. – Со временем пройдёт. Ты только в депрессию не впадай. А то я, как тебя увидал, думал кукуха поехала совсем уже. Напугал, чёрт!

– Да я и сам думал.

– Ну, если «думал», видать кукуха недалеко улетела всё-таки, успела вернуться. Стресс – дело такое. Может и хорошо, что Васька тебя напоил сразу. Вроде, как мозги не успели пропитаться шоком.

– Да мне ещё Фёдор Юрьич стакан совал. Там. Я не стал. А потом вот, как в Васе приехал, так и накрыло.

Стук в дверь прервал их затянувшуюся терапию.

– Войдите! – все уже успели в простыни завернуться, поэтому стесняться вроде было нечего.

В дверь вошла Пелагея с подносом, на котором лежали куски мяса.

– Я тут подумала, поесть вам всё-же не помешает. Ежели второй день токмо хмельное пьют, стало быть, и поесть забывали. Вон, не к столу будь сказано, в блевотине-то у Саши всё жидкое. Так чего ужина ждать, вот налетайте!

Парни посмотрели на покрасневшего Сашку, и протянули руки к еде. После баньки жрать хотелось нещадно.

…

– Володь, я ведь сама через это всё прошла. – Пелагея прижалась к мужу, как тогда, когда про сыночка понаслушалась. Слёзы лились ручьём.

– Солнышко, я понимаю. Но это другое! – Попову завтра уже надо было отправляться в посольство, а тут жена после разговоров про Сашкины муки совести опять вся в слезах. Репрессии, вишь, так их раз так! Жалко ей всех!

– Да что ж другое-то? Евдокия вон с малыми детками в Сибирь уехала вслед за мужем. А у неё трое. Мал-мала-меньше. Так чем она с детьми виновата-то?

– Милая! Такая политика! Родня тут всегда отвечает за грехи рода. Ты же сама всё знаешь.

– Мишу моего, когда в темницу посадили, я ж и не знала ничего. И тоже потом говорили, что против царской власти он со-товарищи удумал бунтовать. А там же только про веру старую вопросы были, кои они обсуждать с Софьей решились. А их сразу – в бунтовщики! Может и тут так?!

– Политика и государственное управление никогда простыми не бывают. Может и просто неугодных кому-то так подставляют. Но мы и пытаемся ведь следить, чтобы всё по правде было. Чтобы казнокрады и душегубы своё получили заслуженно. А то что семьи страдают, так то их отцов вина полностью. Знали, чем воровство да убийства грозят, и делали. Тут уж судьба у семей с их детишками такая. Да и то ведь не в вечную ссылку отправляют, а на время. Мягок Пётр Алексеевич у нас.

– Да как же мягок-то? У Сашки вон уже и руки в крови…

– Пелагеюшка, ты бы видела те могилки братские, где те душегубы солдатиков прикапывали, так сама бы их своими рученьками и придушила. Я же тебя знаю. – И он опять ласково посмотрел на любимую жену.

Как царевну Софью травить – так душа у неё спокойная была. Просто эмоциональная она у него очень! И верит всему, что говорят.

– Ты же у меня умная! Ну вот зачем нам лишний грех брать на душу, если мы и так решили на историю сильно не влиять, а лишь сдерживать слегка от явных перекосов. Думаешь мы тоже не переживаем за всех, кто в Сыскной приказ попадает? Ещё как переживаем. Спорили недавно как раз опять в штабе чуть не до хрипоты. Но интернета тут у нас нету, чтобы судьбу каждого казнокрада и его родственников отслеживать в будущем. Приходится идти по пути наименьшего зла. Но к откровенным душегубам и вредителям снисхождения у нас точно не будет. Пусть может и перегнём слегка палку в истории, но, зато, по совести поступать будем.

– По совести? Совесть токмо у всех разная бывает. Старообрядцев, которые тоже по совести поступали, Никон сжигал, по своей совести.

– Это ты про «правду» говоришь. Она у всех точно разная бывает. А совесть, она всё ж от Бога. Наверное. Ну, мы так думаем. Когда корысть, похоть, честолюбие и амбиции толкают людей на грехи, которые и в библии, и в государевом управлении тяжкими считаются, то такая их «правда» точно не по совести будет.

– Токмо грехом это опять-таки люди называют. А ведь токмо Бог судить может. Почто же вы судить решили сами?

– Вот поэтому мы и стараемся никого не подводить под казнь, даже, если уворовал слишком много. Но с откровенными душегубами ласково же не получается.

Такие разговоры у них уже случались. Ещё, когда полтора года назад Наталья с Ильёй и Василием взялись потрошить казнокрадов и мздоимцев в приказах по Москве, Пелагея пыталась вступиться за справедливость. Тогда он её еле уболтал. Уж больно у неё глубока рана в сердце и обида на власть после смерти мужа и первенца. Но время вроде постепенно лечит. Хотя такие вот разговоры и у попаданцев периодически возникают, Владимир считал это нормальным. Если бы они забыли об осторожности и предались просто праведному гневу, голов полетело бы много больше.

– Родная, давай уже спать!? – видя, что слёзы у жены уже высохли и она наконец-то успокоилась, Попов решил быстрее закругляться. И так уже перевалило за полночь.

А рано утром отход. Азов снова впереди. И не понятно, как указ царя им выполнять вообще. Скоро ведь и султан турецкий помрёт. И Селим-Гирея из Крыма попросят в отставку. С кем там разговаривать – не понятно. Но Петру же не скажешь про такое. Придётся плыть и как-то решать!

…

Костик умотал в Ригу в погоне за легатом Ордена, оставив на Сергея все хлопоты по подготовке к большому европейскому турне дружной бригады экспроприаторов Мафии.

А у Ульянки внезапно нарисовалось много дел по непосредственной работе в качестве фрейлины-секретаря вдовой царицы. Все кругом за глаза её и так безродной выскочкой называли. Боярским да княжеским дочкам поперёк горла встала. Но она всё последнее время была вынуждена везде следовать в свите. И мысли об отложенной свадьбе её терзали почти каждый вечер. И утро. И день. Вообще всегда.

В те краткие дни, когда Ульяне удавалось вырваться из Преображенского в Москву, они проводили с Сергеем вместе. Он бросал все дела, чтобы побыть с любимой. А она потом долго извинялась перед Аишей за то, что не смогла уделить много времени подруге.

Любовь – она такая!

…

В начале июня Костик наконец-то вернулся из своей бесполезной поездки злой и довольный одновременно. Почти на въезде в Москву он встретился с отрядом, который конвоировал Владислава Витольда из Кёнигсберга в столицу. Брат Варфоломей лично заботился о сохранности пленника. «Ведь чуть не убёг он там, тварь такая! Еле споймали.»

Историю захвата легата надо будет потом описывать отдельно. Может в будущем когда-нибудь по ней даже снимут отдельный фильм с погонями и перестрелками. Но Костя на ходу выслушал только отчёт по итогу этого увлекательного приключенческого рассказа.

Владислав лежал в коляске связанный и с кляпом во рту, и это сейчас было самое главное. А остальное потом послушаем. Один из братьев монахов Варфоломея даже отдельный курс читал в их Московской школе по теории и практике скрытного наблюдения, слежки и захвата объектов. И Костя был уверен, что эпизод с легатом он включит для их студентов в примеры практической работы на территории сопредельного государства. Может и сам Костик даже как-нибудь послушает. Но потом.

Дознаватель Ордена был, что называется, «крепким орешком». Методики добывания показаний от пациентов, попадающих в Орден на дыбу, Владислав знал превосходно. Сам методички некоторые писал по этой теме. Так что, удивить его разнообразием методов проведения дознания Костик и не планировал. К чему изыски? Когда достаточно просто душевного разговора. Все присутствующие на первом допросе, включая самого Владислава, прекрасно знали варианты прелюдий. Поэтому их благополучно пропустили, едва обозначив в самом начале беседы серьёзность намерений сторон. Ну и правда, зачем зря время терять, портить друг другу настроение, заливать кровью пол и смотреть на вырванные с корнем ногти. Все же цивилизованные люди! Ну, поехали, с Богом!

Василий даже расстроился слегка. Уже больше полутора месяцев он готовился к этой встрече, лелея надежду оторваться с иезуитом по-полной и заодно Данилу порадовать. Нет, Вася не превратился в кровожадного маньяка! Была у него, конечно, какая-то профдеформация в сторону нечувствительности к крикам и боли допрашиваемых. Но тут было всё по-другому. Он ведь до сих пор себя винил с случившемся с Ниной. Не уберёг! Как Василису! И на него опять, в который раз за последние два года, накатывала волна бессильной ярости. И этой энергии нужен был какой-то выход. Вот он и ждал этого легата. И наконец-то дождался.

А тут, на тебе – говорит! Прям вот сам и добровольно! Смотрит в глаза Васе, трясётся весь и говорит. Прям не остановить! Видимо «крепкий орешек» всё-таки увидел в его глазах что-то такое, что рвало все давно привычные шаблоны проведения дознаний. И методички иезуитов по пыткам начали казаться Владиславу забавными детскими сказками на ночь. Этот жуткий попаданец был в его глазах самим воплощением смерти.

– А отец-провинциал?

– Нет-нет! Больше никто! Клянусь, именем Господа нашего! Ромель ведь никому не доверял. То, что в Московском конклаве тогда собрали шесть легатов – и то он считал перебором. Сам потом и жалел, что созвал его. Просто сперва-то растерялись все. Не знали, верить ли и что делать с этим всем. Но потом Магистр уже сам все дела вёл и нас отстранил. Потому и архивы все прятал от нас.

– Ты уверен, что генералу и папе тоже ничего не известно?

– Генерал Гонсалес что-то подозревает, скорее всего. Но доподлинно знать точно не может. Хотя Ромель брата Лео, я слышал, лично убрал потому, что тот в Ватикан доносил. Но, что именно от него туда ушло, я не знаю. А папу Александра VIII никто в проект и не посвящал. Это изначально было определено, как внутреннее дело Ордена.

– А генералу вашему значит и не положено было знать?

– Секретарь генерала Шарля де Нойеля был человеком Ромеля. Поэтому все донесения, которые так или иначе доходили до Ватикана с самого начала проекта, до генерала тогда не доходили. Это я уже потом случайно узнал, в Москве, когда работал с Николаем Головко. Ромель как-то проговорился вскользь. А потом, когда в 1687-м, сразу после смерти генерала де Нойеля, секретаря того нашли мёртвым и без бумаг, у меня всё и сложилось.

– Митрофана ты послал в Москву?

– Он должен был только захватить провидицу! Живой! Богом клянусь! Ну, вы же умные люди, – его взгляд лихорадочно заметался по лицам присутствующих на допросе мужчин, – ну, сами подумайте, зачем она мне неживая нужна? Я только для этого и людей ему дал. Я не знаю, что там произошло, но никаких убийств в плане не было точно! Богом клянусь! – Эти клятвы Господом у него вылетали изо рта практически не переставая.

Видимо для него это было привычным выражением в условиях крайнего стресса. Хотя мужик вроде был стрессоустойчивым. До этого дня. Он ведь даже после захвата и этапирования в Москву сыпал проклятиями и зло сверкал глазами на монахов. Держался, прям, молодцом!

А сейчас весь трясся, и губа дрожала не переставая. Он очень хотел, чтобы ему поверили!

…

Ибрагим приехал в Московский дом Мафии на следующий день ближе к вечеру. Прочитал лист допроса легата и посмотрел на хмурые лица присутствующих за столом попаданцев.

– Ну, что решать будем, товарищи маршалы? Так-то вроде всё гладко чешет. В случайной смерти Нины его и не обвинишь вовсе. Прав он, не вяжется это. Ему Наталья живой нужна была.

– А Нина – сопутствующий урон? – Данила уже держал себя в руках и говорил вполне спокойно. – Он ведь команду отдавал только Наталью живой брать. А других значит не щадить можно?

– Тут только с его слов знаем. И верить ему или нет – уже нам решать. Я не верю! – Серёга стукнул ладонью по столу. – Иезуитам этим верить вообще нельзя! Он мог приказать и не церемониться ни с кем при захвате.

– Мог. – Ибрагим задумался на секунду. – Но всё это лирика. Что делать будем дальше? Я понимаю, – он взглянул на Данилу, – месть, и всё такое! Но он на курок сам не нажимал, это точно. А чем там Митрофан руководствовался при той стрельбе – это мы вряд ли узнаем. Поэтому для начала давайте определяться по главному вопросу. Жить ему или нет?

Все задумчиво посмотрели в стол. Лишать человека жизни, пусть даже и врага, вот так вот, не в бою, а сидя за столом, это было тяжело всем.

Серёга посмотрел на Костика и слегка ему кивнул, как бы подтверждая их когда-то начатый спор.

– Верить ему мы не можем. Но использовать его это нам не мешает. Нам через две недели в Варшаву ехать. Может…?

– Он. Наш. Враг. – Чеканя каждое слово медленно произнёс Василий. – Ты сам, Серёга, видел, что они с нашими там у себя в подземелье делали. И он был одним из тех, кто это всё и делал. Грёбаный иезуитский палач! Ты предлагаешь его просто отпустить?

– Ну почему сразу отпустить-то? Подержим пока у себя.

– Тюрьма? И каждый день думать, что эта тварь живёт где-то рядом?

– Ну, что именно он там в Ордене делал мы тоже точно сказать не можем. Если как бы применять нормы судебного права… – Михаил всё-же пытался найти какой-то компромисс. – Если уж подходить с точки зрения формальной логики, то судить-то нам его сейчас можно только за намерение похитить Наталью. А это на смертную казнь, как бы, не тянет. Вроде. Нет?

– Я видел, как он работал с нашими, там, – Илья тоже был темнее тучи и время от времени сжимал и разжимал кулаки под столом. – Не в подземелье, туда я не ходил, но я помню, как он обрабатывал Головко. Тот, правда, и так был уже сильно радикально настроен, но этот умеет уговаривать. Сука!

У Василия побелело лицо при упоминании убийцы его Василисы.

– Работа такая у человека была, убеждать и уговаривать. Мы тоже иногда чиновников вербуем не прям медовыми пряниками. – Ибрагим не был адвокатом дьявола, но топил за справедливость до последнего.

– Это ты сейчас нас с ними сравнил? – Василий говорил тихо, но все услышали.

– Вася, цели и задачи у нас с ними точно разные, но согласись, ты же и сам это прекрасно знаешь, методы воздействия на людей мы часто используем похожие. Не мы это придумали. Я просто говорю, что надо судить сперва по целям, а уже потом по методу их достижения.

– Для казни, как по мне, фактов против него маловато. – Серёга решил подвести итог, и так уже засиделись. – Другом он нам точно не станет. Верить мы ему до конца не можем. Использовать его, как источник информации об Ордене – на мой взгляд самый оптимальный вариант. Хоть какая-то польза. Пока Попова нет, Вась, ставь на голосование.

– Хрен с ним, пусть пока поживёт, – Василий не стал даже считать поднятые руки, и так понятно, что все «за».

Даже Данила, вон, согласился, скрипя зубами.

– Но Митрофана вы мне отдадите, – проговорил он, и все молча кивнули ему в ответ.

…

Посольский караван шёл по Волге вниз по течению. Миновали Казань. Скоро уже Сызрань. До Царицына должны дойти дня через три.

Погода была прекрасная. Небольшой ночной дождь принёс свежесть, и птицы утром разбудили Владимира громким пением. Солнце вставало на совершенно безоблачном небе. День опять будет жарким. Палубы стругов приходилось периодически смачивать речной водой, иначе ходить по ним было невозможно. Дерево сильно нагревалось.

– После волока пошлём гонца вперёд. Надо же предупредить ворогов, что с миром идём. Неровен час, пальнут сдуру-то!

Казацкий сотник Ерофей Кротов уже стоял рядом с Владимиром на корме и щурился на рассвет.

– Егорку пошлём. Шустрый малый. Ежели не убьют, доплывёт.

– А Пашка? Вроде он должен был? – Попов почему-то слегка напрягся.

– Пашка вчерась животом заболел. Жрёт зелень всякую, паскудник. Вот и мучается. Пущай сидит теперь, позорище, и думает, как вину искупить. Я его такого болезлого на дело не отправлю. Завалит.

Владимир не любил, когда многократно проработанные планы в самый последний момент приходилось корректировать. Причём не по причине каких-то внешних обстоятельств, а вот так вот, из-за банального человеческого раздолбайства. Нет, Егорку он тоже знал хорошо, ещё с их прошлого рейда в Азов. И возразить было особо нечего – нормальный казак. Но если у него выбывает боец на ответственной миссии, то это всё равно сильно напрягает.

– Ладно. Пусть Егорка. Пойдём, поговорим с ним. А то сболтнёт ещё чего лишнего. Вон, как он всё на Мустафу-то зыркает. Видать, всё никак ему брата простить не может. Помню я такой взгляд.

И они пошли проводить новый инструктаж бойца.

А у Попова как-то чуйка вдруг проснулась и начала зевать спросонья. Не к добру это!

…