Читать книгу: «Корни Японии. От тануки до кабуки», страница 5

Глава 2
Странные сказки

 
Не ведает горная ведьма,
Где родилась она,
Нет для ведьмы приюта,
Ведут её облака.
Потоки подскажут дорогу…
Ни одной не минует горы…
 

Иккю Содзюн

Наверно, не будет преувеличением утверждение, что одна из причин нашей любви к Японии – это смелая и непредсказуемая фантазия её обитателей. Все эти нескончаемые аниме-персонажи от огромного Тоторо до маленького Пикачу, множество ярких и запоминающихся существ, созданных современными художниками и мультипликаторами, – лишь одно из проявлений неиссякаемого японского воображения.

Но его истоки, разумеется, лежат гораздо глубже комиксов и мультфильмов последнего столетия. Не меньшее (а то и большее) удивление может подстерегать нас при знакомстве с японским фольклором – сказками, легендами и преданиями, которые испокон веков передавались из поколения в поколение жителями этой страны.

Это сейчас народные сказки стали почти музейным жанром: историями, которые иногда рассказывают детям перед сном или изучают в рамках курса этнологии или фольклористики; но вплоть до XX столетия они были основным источником знаний о мире. Через них передавались основы морали, понятия о добре и зле, о правильном и неправильном. В них были заключены базовые принципы жизни – любовь к природе, уважение к предкам, боязнь сверхъестественного, важность дружбы и бескорыстности.

В Японии сказки играли ту же мирообразующую роль. Из них японские дети (как, впрочем, и взрослые) в то время, когда мир ещё не был до такой степени изучен и объяснён, как сегодня, черпали знания о том, как он устроен, кто обитает в нём помимо них самих и как нужно себя вести в разных ситуациях. От высот божественного и великого до низин простого и народного – мир был сконструирован мифологическим и сказочным сознанием японцев, и, что самое удивительное, до сих пор во многом таким и остаётся.

Одни из первых легенд, дошедших до наших дней из японского прошлого, содержатся в мифологических сводах «Кодзики» (712 г.) и «Нихон сёки» (720 г.), о которых уже шла речь выше. Но это в большей степени предания, нежели сказки: они запечатлены на века в мифологических текстах, прославляют божеств и императоров, священно неприкосновенны и отдают чрезмерной серьёзностью.

Народные истории, рассказы и суеверия хоть и не в полной мере нашли отражение в священных мифах, зато остались в памяти людей и составляют сегодня важнейший культурный пласт, скрывающий целые глубины подсознательных образов, архетипов и сокрытых нитей, ведущих из далёкого прошлого к современности.

Как полагают исследователи мирового фольклора, сказки являются зашифрованным посланием из глубины веков, в котором, к сожалению, далеко не все элементы по прошествии многих столетий мы можем правильно истолковать и расшифровать. Поэтому нам зачастую остаётся лишь обращать внимание на форму, которая, впрочем, сама по себе тоже весьма любопытна. Фольклорные персонажи разнятся от страны к стране: и звери, и герои, и нечистая сила – все эти элементы отличаются в зависимости от того, в какой местности была придумана сказка.

При анализе японских сказок можно обратить внимание на ряд элементов, представленных там в большей степени, чем другие. Некоторые из них являются вполне универсальными для многих культур, а другие, наоборот, представляют уникальные социальные и историко-психологические особенности, характерные для японцев больше, чем для других народов. Попробуем вкратце их выделить.

В отличие от русских народных сказок, тут почти не встречается историй про трёх братьев, самому младшему и глупому из которых везёт больше всего. Да и вообще, главный герой, к имени которого прибавляется определение «дурак», смотрелся бы тут слишком вызывающе. Это в русской традиции существует извечная любовь к юродивым и дурачкам, поэтому мимо сказок это тоже пройти не могло. Японцам куда тяжелее представить очарование глупости – и ещё сложнее представить её удивительную способность решать любые проблемы. То же самое с ленью: в японской сказке человек, лежащий на печи, будь он хоть самых благородных качеств, едва ли мог бы добиться успеха в жизни благодаря простому везению.

Хотя, безусловно, добрым и простым парням в японской культуре тоже везёт (эти качества всегда были в чести в любой народной традиции), тут отсутствуют как ярко выраженная негативная характеристика умственных способностей, так и противостояние двум старшим братьям. Вообще, можно предположить, что превосходство младшего брата над старшими могло быть воспринято как подрыв важных общеяпонских ценностей: принцип старшинства тут уважали во все времена.

Ближайший аналог русского Ивана в японских сказках – это Таро (самое распространённое имя в японском фольклоре), однако по популярности эти герои всё же несравнимы. Есть, конечно, японские сказки про особо примечательных Таро, но их гораздо меньше, чем в России, где Иван-дурак или Иванушка-дурачок фигурирует чуть ли не в каждой второй истории.

То, что главный герой русских сказок – юноша, неразрывно связано со следующим важным сказочным элементом: его женитьбой на красивой девушке (чаще всего – принцессе) как самое главное вознаграждение за старания и труды¹⁸. В японских сказках этот элемент встречается редко: женских персонажей тут значительно меньше, а прекрасные девушки с большой вероятностью оказываются оборотнями-лисицами, с которыми надо держать ухо востро.

Зато тут гораздо чаще, чем в отечественном фольклоре, главным героем становится некий безымянный дед. Именно на долю дедов выпадает значительная часть приключений, которая достаётся на Руси героям лет на пятьдесят младше. Деды залезают в мышиные норы, гостят у воробьёв, развлекают чертей, порой несказанно богатеют – и вообще живут такой насыщенной жизнью, какой многие могли бы позавидовать.

Как и во всём остальном мире, в Японии много сказок, где фигурируют животные, и там, разумеется, в изобилии представлена местная фауна: обезьяны, рыбы, крабы и енотовидные собаки тануки. Как и в русских народных сказках, часто появляются зайцы. Медведи почти не встречаются¹⁹. Лиса есть, хотя она не только хитрая, но ещё и впридачу является оборотнем. Ещё один важный персонаж – черепаха: обычно она показана довольно-таки недалёкой и не слишком сообразительной, однако иногда оказывается земным воплощением красавицы Отохимэ – дочери Морского царя.

Особенностью японского фольклора можно считать то, что сказок про животных (то есть таких, где люди вообще не появляются) достаточно немного, в отличие, к примеру, от русских народных сказок, где волк, лиса, заяц и медведь для развития сюжета зачастую совершенно не нуждаются в человеке. Как правило, в японских сказках появляется человек, который взаимодействует с животными, говорит с ними на одном языке, попадает к ним в царства. Животный мир (как и мир нечистой силы, о которой пойдёт речь ниже) становится, таким образом, совершенно неотделим от человеческого.

Любопытно и то, что в японском фольклоре нарушена ещё одна важная основа сказочного жанра: речь идёт о принципе вымышленности происходящего. Неслучайно традиционный сказочный зачин – «в некотором царстве, в некотором государстве», или «в тридесятом царстве, в тридевятом государстве», то есть специально указывается, что место действия неважно, и история тем самым могла произойти, где угодно.

Японцы же, как известно, предпочитают точность: в ряде префектур можно встретить указания, что те или иные сказочные события происходили именно тут. Бывает даже так, что несколько префектур оспаривают право считаться локацией особо культовых сказочных сюжетов. Подобную тенденцию мы рассматривали, говоря о мифологическом сознании японцев, и народные сказки этим очень похожи на мифы.

Ещё одна общая черта сказок и мифов, которая может нас удивить, в том, что некоторым сказочным героям тут даже посвящают храмы и святилища и поклоняются им как самым настоящим божествам. Это у нас невозможно представить, чтобы, например, Колобку было посвящено святилище, в Японии же это вполне могло бы быть. Божеству Колобка тут могли бы поклоняться, как олицетворению борьбы до последнего против самых злых и сильных противников²⁰.

Однако говорить о сказках и при этом их не рассказывать – по меньшей мере странно, а поэтому пришло время познакомиться с ними поближе.

Японцы очень любят составлять всевозможные списки, поэтому не следует удивляться тому, что тут существует список пяти самых великих сказок. Хотя у кого-то могут возникнуть вопросы, почему именно эти, а не другие сказки включены в этот список, – относительно первого места ни у кого нет никаких сомнений. Самая известная и нежно любимая всеми японцами сказка – это история про мальчика из персика по имени Момотаро.

В отличие от многих других сказок, в которых могут существовать разные версии и варианты сюжетных поворотов, тут никаких расхождений нет, и сюжет довольно прост. В самых общих чертах он звучит так.

Жили-были дед да бабка, у которых не было ни детей, ни внуков. Однажды бабка пошла к реке стирать бельё и увидела – по волнам к ней плывёт огромный (прямо очень большой) персик. Она, конечно, выловила его, дотащила с трудом домой, и решили они с дедом его съесть. Но только дед занёс нож, персик вдруг разделился на две части и оттуда выпрыгнул маленький мальчик. Старики, конечно, удивились, но и весьма обрадовались. Мальчика так и назвали: Персиковый Таро – Момотаро.

Персик в Японии вообще фрукт особой важности. Он цветёт весной, когда природа просыпается; кроме того, именно персиковое дерево спасло бога Идзанаги, когда он убегал от злобных фурий, пущенных своей бывшей супругой за ним в погоню в загробном мире. Таким образом, мальчик, появляющийся из фрукта (тем более столь сакрального), непременно должен быть каким-то особенным. Таким он и оказался.

Момотаро, как это часто бывает в сказках, рос не по дням, а по часам, а когда вырос, неожиданно объявил, что не намерен сидеть дома, а отправляется драться с чертями на остров чертей – Онигасима. Снарядили его старики в дорогу, бабка дала рисовые колобки кибиданго, он и отправился в путь.

Рисовые колобки, что характерно, один из наиболее ключевых для этой сказки моментов. Во-первых, он несёт их гордо, держа в руках стяг с надписью «日本一» (Лучшие в Японии). Подобная высокая оценка бабкиных колобков наверняка была совершенно справедливой, но это сочетание иероглифов можно перевести и куда более торжественно: «Япония номер один». По этой причине Момотаро в 30-е и 40-е годы XX столетия получил новый виток популярности, став главным героем для японских милитаристов. Бесстрашный мальчик с патриотическим лозунгом, который борется с чертями и легко побеждает их – невозможно было придумать лучшую иллюстрацию к идее вой-ны Японии с иноземцами. Неслучайно первый японский анимационный фильм, выпущенный в пропагандистских целях в 1945 году, назывался «Божественные моряки Момотаро».

По пути ему встречаются собака, обезьяна и фазан – и все они готовы стать его верными слугами, если только он угостит их рисовым колобком. Это те самые волшебные помощники, на которых так часто строится любое увлекательное сказочное повествование. Они же оказываются его верными друзьями: с тех пор Момотаро, будучи увековеченным в тысячах иллюстраций, почти никогда не появляется один – с ним рядом всегда его товарищи, без которых подвиг был бы невозможен.

В такой весёлой компании добираются они до острова с чертями, а остальное уже было делом техники. Сказка опускает детали сражения и не вдаётся в подробности, но каким-то удивительным образом маленький мальчик, двое животных и птица проникают в замок к чертям, всех легко и быстро побеждают, а главного и самого страшного чёрта заставляют молить о пощаде. Затем Момотаро возвращает людям свободу и отнятые деньги и победителем возвращается домой.

В общем, даже немного сложно извлечь из этого нехитрого рассказа какую-то мораль, за исключением того, что с животными надо дружить и угощать их рисовыми колобками, а зло будет неизбежно повержено. То есть, конечно, это важная мораль, но не покидает ощущение, что она преподнесена в данном случае слишком прямолинейно.

Момотаро и его спутники с добычей, доставшейся им после победы над королём демонов. Книжная иллюстрация Сантō Кё: дэна. Национальная парламентская библиотека, Япония

Впрочем, учитывая, что мы говорим о сказке, это не так важно. Зато тут крайне убедительно показано то, что японский герой победит злых чертей: по всей видимости, этого духоподъёмного патриотического элемента достаточно, чтобы стать сказкой номер один в Японии.

Ещё две сказки из этого списка несколько похожи друг на друга сюжетными элементами, и обе содержат важную мораль о правилах поведения в обществе и мире: быть скромным, делать добро бескорыстно и не думать о выгоде, ведь жадность может оказаться губительной.

Так, в сказке «Воробей с обрезанным языком» добрый старик-лесоруб находит в горах раненого воробья и бережно выхаживает птицу, несмотря на возмущение своей супруги, которая считает, что не имеет смысла переводить еду на какого-то воробья. Но однажды голодный воробей склёвывает в доме остатки крахмала, и старуха приходит в ярость: отрезает ему язык и прогоняет прочь. Старик, узнав об этом, отправляется на поиски и находит в горах бамбуковую рощу с множеством воробьёв, где его встречают как родного.

Воробьи поют и танцуют для него, а перед тем, как попрощаться, хотят вручить подарок и предлагают на выбор две корзины – большую и маленькую. Наш герой скромный, да и путь до дома неблизкий, потому он берёт корзинку поменьше и дома обнаруживает там золото и всякие драгоценности.

Старуха, разумеется, недовольна: надо было брать большую корзину. Тогда она идёт в лес сама, находит эту бамбуковую рощу и забирает у удивлённых воробьёв вторую корзину. Однако та оказывается страшно тяжёлой, поэтому старуха не выдерживает и открывает её ещё на полпути до дома. Это было ошибкой: из корзины выползают жуки и змеи и жалят её до полусмерти.

Это противопоставление (бескорыстный против жадного) фигурирует в японском фольклоре довольно часто, и бескорыстной стороной в таких историях обычно является добрый дед, а антигероем – либо его жадная жена, либо не менее жадный сосед. Рассказанная выше сказка перекликается со следующей, не менее знаменитой – «Старик, который заставил цвести деревья».

У доброго деда была собака, которая однажды вырыла под деревом во дворе яму, полез он туда и нашёл шкатулку с золотыми монетами. Его завистливый сосед попросил одолжить ему на время эту чудесную собаку, та искала-искала, но ничего у него на участке не нашла. Тогда он в порыве злости и досады убил её и сказал, что она, дескать, просто вдруг ни с того ни с сего умерла. Наш старик, погоревав, похоронил собаку под этим деревом, и она стала являться к нему во сне после своей смерти, давая полезные советы.

Сперва она посоветовала ему сделать из этого дерева ступу. Старик послушался и не пожалел: когда эту ступу наполняли рисом, рис сразу превращался в золото. Сосед тогда одолжил и ступу, но рис в ней почему-то превращался не в золото, а в конский навоз: явно не самый желаемый эффект. Тогда он в очередной раз рассердился и в сердцах сжёг её, вернув нашему герою лишь горстку пепла.

Но собака, явившись во сне, посоветовала ему не расстраиваться, а развеять пепел по ветру. Сделал он так – и на сухих деревьях в окрестностях распустились вдруг прекрасные цветы. Слух о чудесном деде, который может заставить цвести увядшие деревья, дошёл до самого даймё²¹, который приехал любоваться цветами и щедро одарил старика. Увидев такие дела, злой сосед тоже стал развеивать пепел на деревья, но они так и не зацвели, зато этот пепел попал даймё в глаза. За такое вредительство соседа, разумеется, посадили в тюрьму.

В этих сказках добро, конечно же, торжествует, а зло оказывается наказано довольно сурово. Так очень наглядно и убедительно объясняются основы морали и правила поведения в обществе, показано, насколько печальными могут быть последствия нарушения этих норм. После прочтения таких сказок хочется сразу совершать добрые дела, быть ласковым с животными, ценить скромность и не делать зла.

Однако четвёртую из списка наиболее великих японских сказок доброй не назовёшь. Несмотря на то, что главные герои тут – животные, а не люди (а возможно, и благодаря этому), степень конфликта показана совсем не шуточная. О многом говорит и само её название: «Сражение обезьяны и краба».

В её начале обезьяна и краб дружат, но в один прекрасный день на прогулке краб находит рисовый колобок онигири, а обезьяна – зёрнышко хурмы. Тогда она уговаривает краба поменяться, отдаёт ему семечко и, довольная результатами сделки, съедает вкусный рисовый колобок.

Однако проходит несколько лет, и трудолюбивый краб выращивает из семечка хурмы огромное дерево со сладкими плодами. Однако он краб, поэтому в силу биологических особенностей полакомиться высоко висящей хурмой не может. Тогда он просит обезьяну залезть на дерево и достать ему вкусные плоды, но она только ест их сама и делиться не спешит. Более того, когда ей надоедает слушать его крики снизу, она закидывает его незрелыми плодами, и один особенно меткий удар, оказывается для трудолюбивого членистоногого смертельным.

Обезьяна предлагает обменять семечко хурмы на рисовый шарик краба. Иллюстрация из книги Йей Теодоры Одзаки «Японские сказки», 1908 г.

Такое поведение, конечно же, не могло остаться безнаказанным: сын погибшего краба собирает команду настоящих фриков, включающую в себя пчелу, коровью какашку и каменную ступу. Подробности операции можно опустить, но этой слаженной командой они убивают наглую обезьяну прямо в её доме. Так в этой сказке о животных в мягкой, но назидательной форме иллюстрируется идея кармического воздаяния: все плохие и жестокие поступки будут отмщены, и местью за смерть человека должно стать убийство его обидчика.

Пятая сказка из этого списка великих тоже не так добра, даже наоборот – весьма сурова. Она называется «Хрустящая гора» и появится в нашем рассказе немного позднее.

К сожалению, для понимания всех особенностей японского фольклора пересказа приведённых выше сказок недостаточно: есть масса других, не менее важных для культурного кода этой страны. Не будем ставить задачу рассказать их все, но хочется обратить внимание на наиболее важные.

Начнём с классической сказки, которая называется «Благодарность журавля». В ней мужчина спасает в лесу журавля от охотников, а на следующий день у его порога появляется прекрасная девушка, объявляющая, что хотела бы стать его женой. Мужчина явно небогат, скорее даже беден, но её это не смущает. У неё с собой мешок риса на первое время, а вскоре она и вовсе уходит в дальнюю комнату в доме и просит не заходить туда.

Через неделю она выходит, бледная и исхудавшая, и выносит ткань удивительной красоты.

«Пойди в город и продай, – говорит она мужику, – вот и деньги появятся».

В городе он, разумеется, продал эту ткань за огромные деньги, и после его возвращения жили они и не тужили. Даже девушка чуть ожила, а на щеках её вновь появился румянец. А потом она снова решила уйти в дальнюю комнату и попросила её не беспокоить: будет ткать не покладая рук.

Но на этот раз мужчина, конечно, не удержался и подсмотрел в щёлку. Как можно было догадаться, он увидел журавля, ткавшего полотно из собственных перьев. Увидев, что запрет нарушен, журавль сокрушается: «Ах, что же ты наделал, ну зачем? Нам же так хорошо было вдвоём», – а затем улетает, чтобы никогда больше не вернуться.

Подобная сказка про союз человека и животного, заканчивающийся провалом, далеко не единственная в японском фольклоре. В разных локальных версиях этой сказки вместо журавля появляются и другие представители фауны: гусь, лиса, рыба, даже змея и моллюск. Но основные элементы везде одни и те же: благодарность за спасение, появление в виде человека, табу, которое нельзя нарушать (как правило, не смотреть) и которое тем не менее нарушается, – и закономерный печальный финал.

Любопытная особенность японских сказок: нарушение запрета тут оказывается не катализатором истории, как часто бывает в мировом фольклоре, а совершенно наоборот – приближает её грустный конец (можно вспомнить и Идзанаги, нарушившего запрет в начале «Кодзики»). За этим можно увидеть строгость законов и нерушимость правил, заложенные на фольклорном уровне: если сказали чего-то не делать, то и правда не стоит – лучше не будет.

Что же касается брака между человеком и нечеловеком, который является основой этой сказки, это как раз очень частая история – так называемый «бродячий сюжет». В китайской сказке женщина выходит замуж за лошадь, в греческом мифе Зевс соблазняет Леду, превращаясь в лебедя, в русских (и не только) сказках прекрасный принц берёт в жены лягушку. Одна из теорий говорит, что в таких сюжетах проявляется традиция экзогамии – жениться на чужаках, представителях не своего рода.

Однако, если не брать в расчёт нарушение табу, спасение животных всегда предвещает что-то хорошее – кармическое вознаграждение тому, кто это сделал.

Классический пример – история из «Кодзики» о том, как Оокунинуси спасал голого зайца из Инабы, попавшего в беду. Эта история, хоть и вплетена в мифологическое повествование, всё равно до такой степени отчётливо сказочная, что даже несколько выделяется на фоне других событий. Начинается она на маленьком островке²² посреди океана, на котором живёт один маленький зайчик. И этот зайчик мечтает оттуда любой ценой сбежать.

Вокруг острова плавают крокодилы; да и вообще, заяц не умеет плавать, поэтому выбраться с острова – довольно проблематично. Однако наш герой придумывает план.

Он обращается к одному из проплывающих мимо крокодилов с вопросом, сколько у этого крокодила есть родичей: просто ему, дескать, кажется, что зайцев больше, и он хотел бы сравнить и проверить. Крокодил, разумеется, с ходу не знает ответа, но у зайца есть идея: можно собрать всех крокодилов вместе и попросить, чтобы они выстроились (легли?) в один ряд. Тогда он пробежит по ним и сумеет всех сосчитать. Крокодил соглашается, собирает всех своих – и заяц начинает свой авантюрный путь к свободе, прыгая по спинам крокодилов.

В «Указателе сказочных сюжетов», который носит в англоязычной литературе название «Индекс Аарне – Томпсона – Утера» и считается наиболее успешной на сегодняшний день попыткой систематизировать фольклорные сюжеты из разных стран и регионов мира, этот сюжет упоминается под кодовым названием «Обезьяна бежит по мосту из акул». А значит, эта история существовала и в других частях света с немного другими героями, и японский фольклор вовсе не так самобытен, как нам может показаться: сюжеты удивительным образом кочевали по миру, и сходство можно обнаружить там, где это иногда представляется совершенно невозможным из-за огромных расстояний.

Впрочем, эта история, вне зависимости от того, где она происходит, кончается примерно одинаково: хитрый план оборачивается провалом. Заяц, допрыгнув до берега, сообщает, что никаких сравнительных подсчётов он проводить не будет, целью его было выбраться с острова, собственно, на этом он хотел бы откланяться.

Услышав это, крокодил, находившийся ближе всего к берегу, хватает его зубами за кончик хвоста и держит так крепко, что зайчик и рад бы вырваться – да не может. Когда у него это наконец получается, его шкура остаётся в крокодильих зубах, а сам он поэтому известен сегодня как «голый заяц из Инабы».

Мучаясь от боли, он бредёт по дороге – и встречает по пути процессию из восьмидесяти богов: это братья Оокунинуси, и все они идут свататься к прекрасной богине Янагихимэ. Решив подшутить над бедным животным, они советуют ему искупаться в море и потом лечь на горе, чтобы обсохнуть. Можно догадаться, что боль не то что не ушла, а стала ещё более невыносимой.

Оокунинуси, шедший следом, был куда более добр и отзывчив. Встретив бедного зайчика, он советует ему вымыться в пресной речной воде, а затем обваляться в пыльце водного растения кама, и тем самым избавляет его от мучений. За это заяц ему предсказывает, что прекрасная богиня Ягамихимэ отдаст своё сердце именно ему.

В общем, доброта к животным (и, видимо, шире – доброта к другим живым существам) может приносить самые разные положительные результаты – вот один из важных месседжей, воплощённый в японском фольклоре в ряде сюжетов.

Однако иногда, если увлечься и забыть о чувстве меры, это вознаграждение может выйти боком: как это, например, случилось с рыбаком по имени Урасима Таро.

На момент начала сказки он жил вместе с матерью в рыбацкой деревне на берегу моря (предположительно на юге Кюсю, в районе современной Кагосимы) и зарабатывал на жизнь ловлей и продажей рыбы. Звёзд с неба не хватал, но не тужил и о матушке заботился. Но однажды он спас черепаху, выкупив её у подростков, и отпустил её обратно в воду («плыви назад и больше не попадайся!») – так и начинается эта история.

Через несколько дней, когда он спокойно рыбачил с лодки, из воды вдруг появляется огромная черепаха и говорит, что за проявленное благородство Урасиму приглашает к себе Морской царь. Он лично хочет выразить рыбаку благодарность за спасение черепахи: дело в том, что она оказалась его прекрасной дочерью Отохимэ. Урасима вначале отказывается, но в итоге любопытство берёт верх: он садится на спину к черепахе, они погружаются на дно и плывут в роскошный дворец.

Каванабэ Кёсай. Рыбак Урасима Таро после спасения черепахи от детей на её спине направляется в подводный дворец. 1870 г. Библиотека Конгресса, Вашингтон, США

Морской царь рюдзин, повелитель грозной и могущественной стихии, изображается в Японии в виде огромного дракона, который, впрочем, иногда может принимать человеческий облик. Его роскошный подводный дворец, построенный из красных и белых кораллов, украшенный жемчужинами, фигурирует во многих легендах и преданиях, что неудивительно: море составляло основу жизни населения архипелага, поэтому такая огромная сила вполне могла представляться одушевлённой. Впрочем, в этом японцы совершенно не уникальны: как мы помним, и Садко в русской былине попадает к могущественному морскому царю, правда, по всей видимости, более антропоморфному.

В роскошном дворце Урасиму радушно встречает Морской царь: потчует его разными вкусными яствами и предлагает остаться хоть на несколько дней – погостить у него во дворце, ведь на дне морском так весело и много чудес. Предложение было весьма заманчивым. Урасима, конечно, немного волновался, что не предупредил мать, но подумал, что за два-три дня ничего страшного не случится, и решил остаться. Было и правда весело: это были счастливые и беззаботные дни, в течение которых он вкусно ел и пил, танцевал с кальмарами и креветками, наблюдал всевозможные морские чудеса и даже забыл о том, что на земле его ждут матушка, работа и прежняя жизнь.

Однако спустя несколько дней он всё же решил вернуться домой. Морской царь не стал возражать, лишь вручил ему на память волшебную шкатулку, наказав открыть её в тот момент, когда он сам поймёт, что время пришло. С тем Урасима и вернулся назад, да вот только ничего не узнал на берегу.

Дома стоят совсем другие, люди ходят совсем незнакомые, а на месте его жилища – одни развалины, посеревшие от времени. Стал он, конечно, спрашивать у прохожих о своей матери, но те лишь разводят руками и ничего не знают. Наконец один старый дед рассказал, что ему говорил его дед, что, дескать, жила в этом доме давным-давно старушка, сын которой ушёл рыбачить, да так и не вернулся. Она ждала-ждала, да и умерла. Но было это много лет назад – никто и не вспомнит, когда именно.

Словно тяжёлым молотом ударило Урасиму Таро ясное осо-знание того, что случилось: за те три дня, пока он веселился с рыбами и кальмарами на дне, на земле прошло много-много лет, и теперь он остался один на чужой земле, где никто даже не знает его. Вернулся он на морской берег и решил открыть шкатулку: что ещё оставалось ему делать? А из неё вылетело белое облачко и окутало его: так в один момент наш герой превратился в старого седого деда.

Как это часто бывает в фольклоре, у этой поучительной истории существуют разные версии окончания: по другой версии, Урасима превращается в журавля и взлетает высоко над землёй. В это время из воды выползает та самая черепаха: так они образуют одну из классических пар, символизирующих счастье в японской традиции.

Концепция того, что время может течь по-разному в разных реальностях (удивительно, но в физике это так иногда и называют официально – эффектом Урасимы) неоднократно появлялась в литературе и кино, была представлена широкой мировой публике в фильме «Интерстеллар» (реж. Кристофер Нолан, 2014 г.), поэтому может не звучать для нас откровением, но для древних японцев это было безусловно крайне поучительным сюжетом. Кроме того, тут появляется ключевая японская идея о важности труда и семьи в противовес развлечениям: даже несколько дней, проведённых в праздности, могут привести к самым трагичным последствиям. То, что сам Урасима после возвращения стал стариком, может напомнить нам «Сказку о потерянном времени» Евгения Шварца: этот ресурс важен во все времена.

Тема потерянного времени нас подводит к ещё одному любопытному фольклорному элементу, на этот раз связанному с луной. Комплекс лунных верований присутствует во всех без исключения регионах мира: можно представить себе, как разыг-рывалось воображение древних людей, когда они наблюдали то растущую, то убывающую луну, чувствовали её связь с различными земными процессами. Если неизменно яркое солнце вселяло уверенность в том, что всё неизменно будет хорошо, печальная изменчивая луна с загадочными пятнами на поверхности скорее наводила на раздумья.

Луна в Хэйане считалась тревожным и печальным объектом, поскольку «накапливает годы». Как писал Аривара Нарихира (826–880 гг.) про полную луну, «Каждый раз, как она нарастает, / Мы с ней стареем».

Представители разных народов видели в тёмных её пятнах самые разные предметы и людей. Один из самых популярных лунных образов, распространённых в древней Европе, – фигура человека с коромыслом или вёдрами. В этом можно увидеть связь луны с водой, в основе которой, как предполагают учёные, лежит связь между убыванием луны и приливами/отливами, которую древние люди, вне всякого сомнения, замечали.

Однако японцы видели на луне вовсе не людей и не вёдра с водой. Они видели там зайца.

В этом они были не оригинальны: образ лунного зайца появился в древнем Китае ещё в эпоху Хань в III веке до н. э. и распространился впоследствии по всему тихоокеанскому региону. Согласно известной легенде, когда Будда сидел под деревом в медитации, он настолько обессилел без еды, что не мог даже пошевелиться. И тогда заяц, чтобы спасти его от смерти, сам прыгнул в огонь и предложил себя в качестве пищи. В благодарность Будда даровал ему вечную жизнь и отправил на луну, где тот и поныне находится: толчёт в ступе снадобье бессмертия.