Читать книгу: «Купальный вечер», страница 3

– Так и подпишите эту промокашку с деловыми буквами,– посоветовала Ася,– ради великих всемирных пролетарских справедливостей.

– Но того мало,– стыдливо признался наиглавнейший партийный краевой начальник.– Надо бы для полного завершенья дела, чтобы за меня, большого руководителя, получается, вышла замуж красивая девушка. Она обязательно должна быть с новой стройки на Амуре, да и чтоб звали её Ася.

– Имеется у меня одна такая знакомая, моя тёзка. Её тоже Асей зовут. Крепкая, весёлая и задорная. Ударом кулака в стены гвозди забивает. Молоток бережёт.

– А сама-то ты как настроена? Ты же ведь тоже Ася. А твоя подруга с таким же именем, как у тебя, пусть гвозди забивает. Нельзя человека от важных дел отвлекать.

– Если для дела требуется,– твёрдым голосом ответствовала активная ударница новостройки,– то я бесповоротно согласная оказаться вашей женой.

И после вот этих слов они через три часа пятнадцать минут поженились. Причём, жили долго и радостно, за границу отдыхать ездили за государственный счёт, и чаще-то всего, как бы, по делу.

Понятно, что после таких волшебных процедур Махмуд сразу же человеком сделался. Причём, очень сознательным. Поначалу железную дорогу строил, от Комсомольска до Волочаевки. А после стал то ли Членом Союза Художников, то ли Писателей. Мало того, он ведь ещё трижды депутатом городского совета избирался. И скажу вот про что, и вы без сомнения поверите. Его даже орденом каким-то серьёзным наградили.

Ему даже возведён большой памятник в одном из городов российских. Не буду называть ни фамилию геройского Махумуда-Мишани, ни его литературный псевдоним. Пусть себе красуется на свежем воздухе монумент.

Вот так бы не встретил в верблюжьем состоянии Махмуд девушку Асю, ходил бы и на всех плевался. И никто бы и не ведал, что это человек, причём, не простецкий, а в прошлом главарь басмачей и бандитов. Вот и соображайте, сказка здесь или быль. Да и повторюсь. Мне какой резон брехать? За это ведь деньги не платят.

Впрочем, я ошибся в своих утверждениях. Как раз вруны да шалопаи в наше время и процветают. Они подобны сорной траве в огородах всяких, неухоженных. Им-то платят справно, и на гороховом супе они сидят. Они, видите, ребята, получатся, тоже сказочники великие. Наверное, так и есть. Кто его знает?

Но думается мне, что много ещё по стране нашей ходит людей, превращённых в верблюдов, да и в бездомных собак. Плюют они мне вслед и даже лают. Я это чувствую. Но что же я могу поделать? Ведь не колун я и даже не добрый волшебник.

Таёжная ведьма

В далёкое время, в начале тридцатых годов прошлого века, случилось это. Произошло всё, когда Комсомольск-на-Амуре, поистине говоря, проделывал только слабые и первые и, однако, не во всём твёрдые шаги к своему активному строительству. Молодое племя, что прибыло сюда из самых разных-то городов и весей страны, ощущало себя не совсем в уюте и, скажу вам, не в таком уж и полном здравии.

Чаще-то всего умирали и болели парни, да и девчата, коих поначалу было не густо, от цинги. Такая вот болезнь, когда у человека зубы сами по себе изо рта выпадают, случается тогда, попросту говоря, когда в человечьем организме, не хватает специальных витаминов. Да и не только ведь зубы вываливаются, но и дёсна распухают, кожа чёрными пятнами покрывается.

Зачастую и уход из нашего мира в иной с муками небывалыми происходит. А такое нам совсем ни к чему. Жить нам всем надо и радоваться, пока такая возможность имеется.

Но я в медицинских делах не очень-то большой и умелец. А если кому подробности надобно знать про цингу, то пусть им про болезнь жуткую лекари и поведают. Их это дело – на латыни разной говорить и умников из себя изображать. Разные умельцы в лечебном направлении, настоящие волшебные люди и в белых халатах, и, на самом деле, очень душевные и сочувствующие граждане.

Тому ведь и доказательства разные имеются. Многие из них совсем не хотят больного во время приёма в своих кабинетах, к примеру, задушить навсегда или крепко графином ударить по лбу. Так ведь? Понятно, что так. И в добром их поведении медицинском кроется сердечность необыкновенная.

Правда, наблюдаются среди врачей и прочих фельдшеров ещё более глубинная любовь к пациентам. Ласковость этакая. Пусть и своеобразная, но есть.

Выйдет, к случаю будет сказано, такой вот добрый дяденька в халате белом из кабинета своего в коридор, очки на мощном носу поправит и ласково, этак, ожидающим больным произнесёт:

– Почему и зачем вы здесь столпились?! Я ещё даже чая не попил с бубликами! И нечего тут умирать, понимаешь, в общественном месте! Мне нынче мало платят за всё и про всё. Потому и особых желаний не имею за миску борща или каши на ваших загривках тараканов-то ловить.

Пускай такого вот врача верхние начальники поймут по-человечески, и тогда он всем улыбаться начнёт, как голливудский американец. А пока всё происходит, как есть.

Но вернусь я зараз к добровольцам, что город на Амуре в давние годы начали воздвигать и страдать от цинги и других болезней. Надо вам и про такое доложить. Строители, что были из Хабаровска, местные ребята из амурских казаков, корейцы, нанайцы и другие недугом цинготным не страдали. Знали они, почему и как такое происходит.

Но держали нездешние начальники местных, почему-то, как водится, в отдельных бригадах. Причём, большей частью, на заготовке леса. Потому и общение у местного населения малое с приезжими добровольцами имелось.

Может, это делалось для того, чтобы прибывших энтузиастов и добровольцев из европейской части нашей страны с трудового настроя не сбивать или для великой закалки молодых характеров. Ведь не совсем простые люди-то понаехали с запада государства нашего, очень большого и… уже тогда сказочного по всем статьям.

Даже и москвичи приехали – и удаль молодецкую показать, да и деньжат заработать. А коли уж тут столичные люди появились, то дело почётное получалось для тайги-то дальневосточной. У неё, может быть, за счёт этого авторитет и повысился.

Да и на самом деле. С какого такого перепугу они будут доверять местным гражданам, из села какого-то… Пермского. Ведь здешние граждане – сынки и внуки местных жителей, получается, недавних кулаков и буржуазных элементов. Видно, потому и не велено им было шибко и доверять. Да и местные тоже, не всегда соображали, что же такое вокруг не ясное творится.

Многое до сей поры из тех времён и теперь не очень понятно, и, видать, так в тайне глубокой и останется, мхом минувших лет поросшей. «Держитесь крепче, герои трудовые! – на митингах кричали ответственные и голосистые начальники на берегу Амура, под красными флагами. – Помощь придёт! Родина навсегда запомнит своих орлов!». Помощь и вправду черед два года пришла. Заключённые славное дело продолжили своим трудом.

Но в самом-то начале строительства города и двух очень больших заводов, судостроительного и авиационного, Родина что-то не очень и заботилась о добровольцах, и вместо мяса, овощей и фруктов доставлялись сюда на пароходах из Хабаровска совсем уж непонятные вещи. Было дело, вместе с удалой командой красных чиновников приплыла к селу Пермскому большая партия унитазов.

Одним словом, шутили иные ответственные работники, как умели. Нынче такие вот традиции, надо сказать, продолжаются. Причём, не по щучьему велению. Просто, некоторые ответственные работники не понимают смысла своих поступков и всего происходящего. Видать, в школе не очень-то старались хорошо учиться, начиная с первого класса. Так… баловались.

Одно меня утешает, что многие события из истории нашей замечательной страны современные дети уже воспринимают, как сказку. Правда, не всегда добрую. Значит, уже с малых лет умеют думать, сравнивать, сопоставлять. А если и на самом деле всё так и происходит, значит, когда они взрослыми станут, то не повторят ошибок своих уже даже не дедов, а получается – прадедов.

Так вот. Вернусь к сказке. Тогда, как раз, добровольцы, и те, кто потом уже явились сюда не совсем по своей воле, твёрдо решили, что унитазы и прочие такие приспособления в землянках не очень-то нужны. Кто вот как, я вот лично с ними согласен.

Да и молодые люди, в большинстве своём, ожидали добрых перемен. Надеялись, что главные начальники решат организовать здесь охотничьи и рыболовецкие бригады, группы заготовителей по сбору ягод, грибов и прочих полезных таёжных растений.

Но ведь и сами-то они могли подумать об этом, а не ждать у моря погоды. Ведь были же у них и выходные дни, и свободное время после работы. Правда, некоторые из них, всё-таки, покупали у нанайцев и мясо, и рыбу, и то съедобное, что произрастает в тайге.

Деньги, по тем временам, здесь за ударный труд молодые люди получали, причём, не такие уж и малые. Всё справедливо. Если человек не ленится, а работает по-настоящему, то его труд должен нормально оплачиваться. Нынче такая традиция куда-то… испарилась.

Может быть, во многом и потому молодые строители города и одновременно двух военных заводов работали слажено и хорошо. Но вот о собственном здоровье не очень-то и заботились. Ждали указаний сверху. Вот так сказка и перемешивалась с правдой. Нет, что бы вечером или даже ночью любому добровольцу самостоятельно, без всяких приказов и распоряжений начальников, взять, к примеру, и наловить рыбы. Так нет же!

Многие ждали, что придёт к ним добрый дядя в палатку, в землянку ли в барак и скажет: «Кушать подано, господа-товарищи! Вам с горчичкой подать мясо тетерева или со сметаной? А какие салфеточки подать? Голубого али розового цвета?».

Конечно же, деньги – это хорошо, тем более, честно заработанные. Но если их жевать, вместо яблока али груши, то никак витаминами не порадуешь свой организм. Обидно говорить, но такая вот пассивность настоящих героев труда и поныне удивляет историков. Конечно же, учили молодёжь и в те годы выживать в трудных и непривычных условиях. Но не так, как следовало бы.

Не всё было по-настоящему организовано. Потому и происходил трагические случаи. Причём, многих неприятностей можно было избежать. Да и нужно было так сделать. Вот и один из них.

Произошёл он в январе, в лютую стужу, во время рытья котлована под одно из зданий будущего судостроительного завода. На нём, между прочим, не в такие уж и давние годы было построено немало ледоколов, сухогрузов, танкеров, паромов, эскадренных миноносцев, подводных лодок (в том числе, и атомных). Всего и не перечислить.

Так вот, молодой парень, а не дядька в солидных годах, Степан, вроде бы, Ржанов, почувствовал во время работы, что силы покидают его. Цинга одолела. Причём так, она добровольца прижала, что он перестал понимать всё происходящее вокруг.

Оставил он свою тяжёлую и ответственную работу и пошёл, куда глаза глядят.

На беду ноги повели его в зимнюю тайгу. Так вот и плёлся парень в сторону заснеженных сопок. Зачем шёл и куда, не соображал. Только иногда его сознание включалось, на короткие мгновения. Примерно, точно так же, как у некоторых наших больших депутатов и членов правительства.

Шёл из последних сил не в клинику, не в санитарную часть, а в неведомые дали. В глухомань, одним словом.

Ни одну версту зашарпанными валенками промерил. Но через два-три часа силы оставили его совсем, и упал парень на какой-то обледеневший валежник. Пришла пора помирать ему от лютой стужи, физического утомления и тяжёлой болезни.

Лежал он, закрыв глаза, и улыбался. Перед ним существа разные стали появляться. Кроме них, со Степаном беседу уже вели те его друзья и товарищи, которые уже в покойниках давненько числились. И они все в один голос говорили:

– У нас тут хорошо, Стёпа. Давай-ка, быстрей помирай – и к нам. Мы уж тебя заждались. Здесь никаких тебе болезней и в помине нет. Да и всяких там ударных строек не ведётся. Кроме того, у нас не брюхатые дядьки командуют всем, а тем, кому надо. Всё, товарищ Ржанов, у нас по-справедливости, если, конечно, таковая, вообще, имеется.

А Степан такому приёму был очень рад и помирал с улыбкой на лице. «Надо же, ведь, как человека, по-доброму встречают. Может, и одежду там по-настоящему тёплую выдадут. Тут, видать, у них с поставкой вещей и продуктов всё налажено». И глаза плотно закрыл.

Но когда очи свои открыл, то изумился просто. Любой бы человек оторопел от такого увиденного рая. Печка русская, небольшая, поленьями потрескивает, и лежит он на лавке, на мягкой подстилке. Поверх его тела, будто одеяло, большой овчинный тулуп.

Прямо у небольшого, грубо сколоченного стола, старуха, хозяйка избы этой райской, сказочной, копошится, какие-то снадобья готовит. Да ещё так вкусно ароматным мясным бульоном веет, что желание поесть немного, как-то, само по себе у него появилось.

Попытку Стёпа произвёл встать на ноги, чтобы поблагодарить хозяйку за радушный приём и сказать, что, мол, такой-то и сякой-то явился – не запылился в распоряжение Райского комитета и всё в таком роде. Но сил-то подняться с лежанки у него не нашлось.

– Тебе вставать-то не можно,– упредила его старая женщина. – Рано ещё.

– Ничего пока не понимаю.

– А что тут особо-то понимать? Зовут меня Варвара Семёновна. Родом я из здешних казачек. Жизнь такая вот и заставила меня ведьмой сделаться. Самой натуральной, настоящей. Как есть, так и говорю.

– Получается, что я нахожусь, Варвара Семёновна, в избушке на курьих ножках.

– Это радует, что ты разумом слабоват. Дураки, они ведь живучи, быстро на ноги встают. Какая тебе тут ещё избушка на курьих ножках? Обычная таёжная изба.

Отвернулся от неё к стене комсомолец-доброволец Ржанов. Нет, не обиделся на бабушку за такие слова.

Просто, энтузиаст первых тогдашних пятилеток изо всех сил старался понять, что же с ним такое происходит.

– Живу я тут одна, сама зверя добываю и рыбу ловлю,– продолжала говорить старуха, – Всё на мне с тех самых пор, когда старик мой на тот свет отправился. А жили мы с ним от всех поодаль. От людей ведь не только радости идут, но и не очень хороших поступков в иных жизнях в избытке.

– Выходит, бабушка, что вот я совсем не нам том свете? – вялым голосом заговорил Степан. – Дезертир я паршивый, со стройки без спросу ушёл, смылся. Что обо мне скажет товарищ…

– Вон как получается-то! – всплеснула руками бабка.– Помер бы ведь… как муха.

– А разве я и вправду сильно болел?

– Может, и не сильно. Но подобрала я тебя мёртвого, не больше и не меньше. Нет бы собакам своим, зверовым тебя скормить, так я ж тебя выходила – и заклинаньями, и колдовством всяким и разным почти вылечила.

– Мои товарищи, получается, по-ударному трудились, а я тут… прохлаждался.

– Оно понятно, ордена тебе за это не выдадут. Но, однако же, ещё побудешь ты на белом свете и бабу-ягу не однажды добрым словом вспомянешь. А будешь ты, как есть, большим начальником здесь. Я ж всё наперёд вижу. Однако ж, счастье человеческое заключается совсем в другом.

Рассказала Варвара Семёновна о том, что ходила на лыжах к самому заместителю начальника строительства завода, поведала ему про то, что подобрала паренька, почитай, уже не живого. Но на ноги пообещала его непременно поставить.

Сообщила она большому начальнику-командиру, что лично обязательство такое на себя берёт и возлагает.

– Подобных ему, больных цингой, бабушка, к сожалениям нашим, у нас много,– вздохнул начальник. – Цинга проклятая людей мордует. Что и делать-то, не знаем и не ведаем. Да ещё контра разная гадости строит. Враги скрытные и недобитые революцией, нам продуктов не поставляют вовремя. Ощутимое вредительство вокруг происходит.

Конечно же, частично Варвара Семёновна согласилась с большим начальником. Враги народа, конечно, есть в стране. Но их не так уж и много. Не на каждом пеньке сидят, что называется, и ухмыляются.

Старуха откровенно призналась Степану, что всю стройку в обереге она держать то не сможет. Сил у неё на то волшебных не хватит. Да и ответственность за деяния тех главарей стройки на себя брать не желает, у коих вместо мозгов тараканы в башке. Отвечать за их дела и непонятные поступки намерения не имеет. Но совет добрый дала большому начальнику.

Проще говоря, силой своей колдовской приказала она ему создать ближние и дальние охотничьи угодья и артели, рыболовецкие бригады, отряды заготовителей ягод, грибов, трав и всего прочего. Кедровые орехи от цинги помогают, но большей частью черемша. Она – главная сила от таких болезней. Да и отвары из разных трав пригодятся.

А черемша, можно сказать, такой дикий чеснок с широкими листьями. Но здесь, в тайге, всякий произрастает, и лук самый – разный. Лечись – не хочу.

Всё нужное начальник записал себе в блокнотик, а Варваре Семёновне руку пожал и громко, и ответственно сказал:

– Спасибо, товарищ бабушка! Так мы поступать будем и сейчас, и после. А Степана нашего берегите. Парнишка славный, надёжда стройки, один из лучших и честных рабочих. Таких бы ребят нам побольше. Настоящий герой, и, может, и более того. Слава труду! Слава товарищу…

Но таёжная колдунья не услышала, какому товарищу прокричал «славу» большой здешний начальник. Добрая женщина скоренько выскользнула за дверь его кабинета-барака. Больно уж она не уважала плакатных разговоров.

Надо сказать, что и права была в этом. Уж слишком они похожи на назойливую и порой глупую современную рекламу.

Правда, уж как есть, так и есть, и ничего с этим не поделаешь. Любим подражать мы всяким странам с их странными понятиями о свободе человеческой, потому и зачастую глуповато выглядим. Как та обезьяна, что штаны, вместо рубахи, на голову надевает.

Они там, за своими буграми, гордятся такими выкрутасами, а нам не пристало. Мы-то, хоть юмор и обожаем, но, по сути своей, люди серьёзные. Не забывать бы об этом, тогда всё и пойдёт нормально.

– Чего там, Степанушка, кота за хвост тянуть, – старуха подняла к потолку избы

указательный палец.– Вот я тебя и излечила. Ты сейчас, как есть, здоровей племенного

быка! Или не ощущаешь?

– Как же! – возрадовался молодой передовик ударной стройки. – Здоров я! Потому

и пошёл совершать очередные трудовые подвиги.

– Прямо таки и пошёл? Смотри-ка, резвый какой! – подбоченилась Варвара Семёновна и произнесла. – Сил поднабрался – и старуху можно по боку. Помощи ей никакой, получатся, от дурачка Степана не надобно. Живи тут одна, такое дело выходит, без благодарности от молодого поколения.

– Почему же ты меня, Варвара Семёновна, дурачком называешь? Не нравится мне такое. Говоришь не подумавши. Причём, неоднократно. Если бы ты знала, как я здорово в шашки играю, то не стала бы таких мне определений давать.

– А что, умник, получатся? – она поставила перед Степаном большую миску с борщом и жбан горячего брусничного напитка. – Даже одного не понимаешь, что тебя с твоими заболеваниями самые большие медицинские академики года бы полтора лечили, не менее… До тех самых пор, пока бы ты ни умер.

– Нет патриотизма и гордости в твоих словах за нашу славную медицину, Варвара Семёновна. Плохо это.

– Как есть, так и говорю. До той самой поры они бы и занимались твоим здоровьем, пока бы ты не помёр. Оно, когда по науке-то врачуют, чаше всего, так и получатся. У них традиция такая… добрая.

– Ну, ты и сказала!

– Просто сказала, без выдумки. Кроме всего прочего, сообщила я вашему основному командиру, что ты поживёшь у меня месяца три. До весны, получается. Ясно, что и зарплату тебе, какую – ни какую начислят. Они там всё могут. Ты мне за это леденцов французских купишь.

– С леденцами проблем не возникнет и с другими штуками. Другое волнует. Если я буду на стройке отсутствовать, а здесь присутствовать, такое, бабушка, справедливо разве получится?

– А как же! Понятно, справедливо,– старуха достала из сундука старые шашки с доской и положила их на стол.– Поужинаешь, и сыграем с тобой пару партий. Ещё посмотрим, оголец, кто из нас поумней.

– Ну, я-то в шашки мастерски играю. Вам постоянно по этой причине обидно будет. А пожилых людей уважать надо.

– Ты шибко не переживай! Я с самим графом Воронцовым играла и даже с товарищем Ворошиловым, с известным и очень крепким революционером. Так после этого оба на меня в обиде остались.

Конечно, Степан ухмыльнулся. Что ж, пусть старушка потешится. Может пару раз он ей специально и проиграет. Но не больше. Дело принципа.

В общем, провели они между собою двадцать восемь шашечных поединков. Только-то одну из них Степан изловчился свести к ничейному результату. Остальные – проиграл, как в народе говорят, вчистую. И пришлось ему-то и, на самом деле, остаться пожить немного у колдуньи.

Интерес у него к шашкам после этого не только закрепился, но очень даже в развитее определённо вошёл. Даже каким-то чемпионом стал.

Такая вот случилась история, не совсем и на сказку-то похожая.