Читать книгу: «Царь Иоанн IV Грозный», страница 5

Венчание и принятие царского титула Иоанном IV

К. Лебедев, до 1916 г.

Иоанну напоминались истории Иерусалимского храма, построенного «Царем Израильским» Соломоном, разрушения царствующего града и храма вавилонянами, многих «нечестий», творимых царями. Однако, замечал Максим, «Божественная благодать и дар пророчества, и чудесные проявления в сем храме никогда не прекращались».

И далее «море бесчестия» не исчезло. «Хотя и долгое время святый град Иерусалим находился во власти безбожных сарацин и осквернялся всякими их беззакониями, но это осквернение нисколько не коснулось Святаго Святых, то есть находившегося в том граде Божественного храма Воскресения Господа Бога и Спасителя нашего Иисуса Христа и прочих святых церквей и честных обителей, какие в нем и окрест его сооружены благочестивыми, но благодать принявшего в нем распятие и погребение и воскресшего Великого Бога и Спаса нашего Иисуса Христа продолжала освящать его и прославлять великими добродетелями…»

Вывод был однозначным. «Один на земле Иерусалим и одна земля Иудейская, в которой Христос родился, где крестился на Иордане, где на горе Фавор преобразился и на Голгофе был распят и там же вблизи погребен, и в третий день воскрес, и после Воскресения пожил сорок дней с учениками Своими, и с горы Елеонской вознесся на небо, откуда и послал, как и обещал, святым Своим ученикам Святого Духа…»¹²⁵

Царь внял аргументам Преподобного. Понятие «новый Иерусалим» исчезло не только из царской лексики, но и вообще из официального употребления времен Царствования Иоанна. Оно возвращается в общественный обиход позднее, а в XVII веке эта идея «становится общепризнанной в русском обществе»¹²⁶.

Самого факта возникновения Царства для Иоанна было недостаточно; он хотел добиться легитимизации «нового Царьграда» в глазах не только своих подданных, которые в церквах по всей России принесли ему клятву верности. Он желал признания и извне, со стороны всего православного мира и в первую очередь, со стороны архиерейства павшего Царьграда.

Московский правитель во всех центрах Православия воспринимался как единственный защитник, как единственная надежда и опора. Патриарх Константинопольский (1543–1551) Дионисий II взывал к нему: «Православие повсюду на Востоке ратуемо иноплеменными врагами и столь велики напасти и убытки, что без помощи христианской невозможно существовать»¹²⁷.

Еще раньше, в 1548 году, иноки афонского сербского Хилендарского монастыря в послании в Москву именовали Иоанна «Самодержавным, великим Царем Московским, единым правым Государем, белым Царем восточных и северных стран, который всем православным христианам Царь и Государь».

Через несколько лет после венчания на Царство, Иоанн послал Вселенскому Константинопольскому Патриарху (1551–1565) Иоасафу II с суздальским архимандритом Феодоритом Помянник всех князей своего рода, отметив среди них святых, которых поминают на молебнах, как и прочих святых, которым составлены каноны и стихиры. Он просил вписать эти имена в синодик «великой цареградской церкви». Особо просил у Патриарха «благословенную грамоту на Царство».

Иоасаф в 1556 году прислал в Москву своего представителя и грамоту, в которой говорил, что венчание, совершенное Митрополитом Московским и всея Руси, не имеет силы, «так как не только Митрополит не имеет права венчать, но даже не всякий Патриарх, а только два Патриарха: Римский и Константинопольский». Далее Патриарх заявлял, «что присуждает господину Иоанну быть и называться Царем» и предложил ему повторить венчание через Митрополита Евгрипского, как патриаршего экзарха, который и привез в Москву грамоту¹²⁸.

Иоанн не хотел благословения от прибывшего Митрополита и даже не принял его, сославшись на то, что по дороге в Москву, находясь в Литве, тот «лобызал латинские крыжи»¹²⁹. Но Царь сделал щедрые пожертвования и Константинопольскому Патриархату, и многим обителям на Востоке, в том числе известному монастырю Святой Екатерины на Синае.

Наконец, в 1561 году в Москву поступила «утвердительная грамота» от Константинопольского Патриарха, подписанная, кроме Святейшего, 32 митрополитами Константинопольской патриархии, одним архиепископом и тремя епископами. В ней Иоанн признавался Царем «законным».

«Реченному Царю, господину Иоанну, быть и называться ему Царем законным и благочестивейшим, увенчанным и от нас правильно, вместе и церковно, так как от Рода происходит и от крови Царский… и сие полезно всему христианству… Не только в одной Константинопольской церкви, но и по всем церквам митрополичьим будем молить Бога о имени твоем, да будешь и ты между Царями, как равноапостольный и приснославный Константин»¹³⁰.

Много всегда говорилось о том, что «утвердительная грамота» была получена только потому, что Царь Иоанн послал в Константинополь «щедрые дары» и как бы «купил голоса» константинопольского клира. Наверное, щедрое «вспомоществование» могло сыграть какую-то роль, но такие утверждения – всего лишь догадки и предположения. Совершенно точно известно другое обстоятельство, никак не связанное с самой «грамотой».

Ничего необычного, а уж тем более «удивительного» факт помощи Царя Иоанна не заключал. Во время его правления это была уже давняя попечительская традиция. Еще в XIV веке, как только Русь начала освобождаться от ордынского ига, от русских начали поступать пожертвования православному Востоку. Сначала скромные и случайные, они в первой половине XVI века приобретают характер регулярной помощи «братьям во Христе».

Сразу же после падения Константинополя в 1453 году, Константинопольский Патриарх Геннадий (Схоларий, 1453–1459) обращался к Московскому Великому князю Василию II Васильевичу («Темному», 1415–1462) и Митрополиту Ионе (1448–1461) с просьбой о «пособии», и таковое получал. Сохранились летописные известия о том, что на Руси обретались в тот период монахи из греческих монастырей, собиравшие пожертвования («милостыню») для своих обителей.

Приезд митрополита Иоасафа в 1556 году

Миниатюра из Лицевого летописного свода, XVI в.

Одному из них, некоему Димитрию, Митрополит Иона дал особую грамоту, где содержался призыв к русской пастве: «Дети мои, этот человек, христианин православный, по имени Димитрий, грек, пришел к нам от великого православия, из царствующего Константинограда и поведал нам, что попущением Божиим грех ради наших тот велики Константиноград взяли безбожные турки… Положа упование на великое Божие человеколюбие и слыша о великой нашей вере в Бога, он пришел просить милостыни… И я благословляю вас, своих детей, что кому Бог положит на сердце, ради спасения ваших душ подайте ему милостыню…»¹³¹

«Милостыня», причем весьма значительная, переправлялась в конце XV века восточным церквам постоянно. В числе адресатов были и афонские монастыри, числом до восемнадцати, в их числе и известный Пантелеймонов монастырь, который уже в то время назывался «русским».

Иерусалимский Патриарх Иоаким воззвал к Руси за помощью в начале княжения Иоанна III. В Иерусалиме случилось страшное землетрясение, в результате которого храм Воскресения Христова треснул, а купол обвалился. Местные мусульмане вознамерились отнять храм у христиан, как неспособных к его восстановлению, чтобы превратить его в мечеть. Султан обязал Патриарха заплатить за храм шесть тысяч венецианских золотых монет, а до того были взяты в залог все богослужебные храмовые сосуды и книги. Патриарх надеялся только на помощь Московского правителя, так как ждать больше ее было неоткуда, и сам направился с этой миссией в Москву, но умер на полпути. До столицы Руси удалось добраться лишь Митрополиту Кесарийскому Иосифу, который, как замечает летопись, «много собрал милостыни».

Среди адресов вспомоществования при Василии III значились и Константинополь, Иерусалим, Афонские монастыри и сербские обители. Помощь шла деньгами, церковными предметами и особо ценимым повсеместно «русским золотом» – мехами. В летописях имеются указания на многие сотни шкурок соболей, куниц, горностаев. Греческие монахи в этот период уже нередкие гости на Руси, где они появляются постоянно для сбора пожертвований.

По словам историка Церкви, Царь Иоанн «рассылал свои пожертвования по всему Востоку с истинно царскою щедростью. Все четыре патриарха (Константинопольский, Иерусалимский, Антиохийский и Александрийский. – А.Б.) пользовались милостынею Царя, присылали ему грамоты, благодарили за дары и просили вновь о вспомоществовании. Как дороги были для Востока милости Царя, видно из того, что Константинопольский Патриарх в одной из своих грамот называл Иоанна Грозного ктитором¹³² патриархии»¹³³.

Как заметил в своей «Истории Русской Церкви» Митрополит Макарий (Булгаков), в «царствование Ивана Васильевича пособия восточным христианам из России еще множились и увеличивались. Он помогал всем четырем патриархам»¹³⁴. Митрополит Макарий постарался соединить все данные об этой помощи, чтобы представить ее масштаб. Задача была непростая. Никаких сводных материалов не сохранилось (если они когда-то и существовали), а потому Владыка привлек все имеющие в летописях упоминания.

В итоге получился впечатляющий свод, который конечно же отразил только часть реальной поддержки. Речь шла о десятках тысячах рублей, множестве изделий из ценных металлов, расшитых облачениях и бесчисленном количестве мехов. Современному человеку эти «тысячи рублей» века шестнадцатого ничего не говорят. Стоимостное содержание современного рубля напрямую соотнести с рублем пятисотлетней давности невозможно. Но как минимум речь идет о многих десятках миллионов нынешних рублей.

На царские пособия обновлялись церкви, строились училища, покрывались расходы приходов во многих частях православного мира. Сохранилась благодарственная грамота Константинопольского Патриарха от 1561 года, в которой говорилось, что на средства Царя в Константинополе устроен патриарший дом и духовное училище.

Бедность патриархатов была удручающая. Патриарх Иерусалимский Герман II (1534–1579) писал Иоанну, что «многие здесь у Святого Гроба носят митры – армяне, абиссинцы и другие, только мы ее не имеем». Естественно, что митра была послана вместе с денежным пособием.

Фактически заботами Иоанна восточные церкви жили и выживали в жестоком мире исламской ненависти и притеснений. Никто из числа земных владык, называвших себя «христианскими государями», не проявлял никакого интереса к судьбе погибающих христиан Востока. Только Московский Царь явился в ту эпоху единственным покровителем и «питателем» Православия на Востоке, выступая и по титулу, и в действительности, Вселенским Православным Царем. В этом проявлялась уникальная черта исторической роли и личности Иоанна Грозного.

Денга Иоанна IV Грозного, XVI в.

Глава 3. Царь – устроение Божие

Принципиально важный смысловой момент Царского самосознания отражало «слово» его по случаю закладки города Свияжска в 1551 году. «Всемилостивый Боже устроил мя земли сей православной Царя и пастыря – еже правити людьми Его в православии непоколебимом бытии»¹³⁵. Иоанн, в соответствии с библейской традицией, признавал за Царем не только водительскую, но и пастырскую функции: хранить, беречь и преумножать истинное Богопочитание (благочестие).

Профессор государственного и канонического права М.В. Зызыкин (1880–1960) очень точно обрисовал смысл царекратической идеи, которую выражал и отстаивал на протяжении нескольких десятилетий Первый Царь.

«Верховной властью была его Царская власть, и все права ее вытекали из ее обязанности, миссии, свыше возложенной; права его были ограничены не правами подданных, а их обязанностями по отношению к Богу… Без православного миросозерцания нельзя понять Царской власти, ибо она мыслится как орудие Божьего Промысла, действующего через помазанника Церкви. Если она неприемлема для гуманистически безбожного миросозерцания, то она неизбежна для миросозерцания православного, которое делает верховным принципом жизни личный нравственный подвиг»¹³⁶. Здесь отражен смысловой фокус такого исторического института, как «Самодержавие», которое «безбожное миросозерцание» трактовало всегда только как «власть безбрежную»…

Иоанн имел вполне зрелое «православное миросозерцание» уже в свои молодые лета. Каким путем, под влиянием кого и чего оно сложилось, как уже упоминалось, установить вряд ли удастся. Трудно усомниться в том, что такой благочестивый Пастырь, как Митрополит Макарий, не сыграл в духовном возмужании важную и положительную роль. Но это все опять же из области предположений. Убедительных данных о том не существует. Без колебаний же можно только утверждать, что великим учителем для Первого Царя навсегда оставалась Библия. Ее он читал постоянно, однако с каких именно пор это стало для него необходимым каждодневным занятием, о том свидетельств не сохранилось.

Некоторые утверждали, что Новый Завет Иоанн знал чуть ли не наизусть. Ему действительно было присуще обширное библейское знание; он постоянно пользовался неисчерпаемым кладезем вселенской мудрости. Митрополит Макарий (Булгаков), не питавший ни малейшей симпатии к Первому Царю, признавал: «Царь Грозный, судя по его сочинениям, не менее других книжников своего времени был начитан в слове Божием, и писаниях отеческих, особенно аскетических, и в житиях святых и что по своему красноречию и витиеватости слога он не уступал никому из тогдашних представителей красноречия»¹³⁷.

Даже ненавистник Царя князь А.М. Курбский вынужден был заметить, что Иоанн «искусен в Священном Писании»¹³⁸. В библейских текстах Грозный находил ответы не только на текущие вопросы бытия, но и просвещался в основополагающих проблемах мироустроения, в том числе и находил объяснения особой царской миссии.

Современный ученый, размышляя о бесспорности Царской властной прерогативы, заключает: «Если того требовали обстоятельства дела, если иначе государство не могло справиться с внутренним кризисом, государь вправе и даже обязан применять силу физическую, идти наперекор и обществу, и сильным мира сего, и даже закону. Именно таким путем действовали и Феодосий Великий¹³⁹, и святой Юстиниан¹⁴⁰, и святой благоверный князь Александр Невский, и Иоанн Васильевич Грозный…»¹⁴¹

Построение Свияжска

Фрагмент иконы «Сергий Радонежский с житием», середина XVII в.

Нахождение Первого Русского Царя в ряду вышеуказанных святых правителей не кажется неуместным. Грозный хоть и не был прославлен в лике общечтимого святого, но неустанно, с максимальной энергией боролся за торжество православного дела, которое в тот период являлось синонимом государственного (государева) дела.

Во втором послании князю А.М. Курбскому Иоанн заявлял: «По Божьему соизволению с рождения был я предназначен к царству; и уже не вспомню, как меня отец благословил на государство; на царском престоле и вырос»¹⁴². Письмо князю Царь написал в 1577 году, но убеждение в Богоизбранности собственной персоны наличествовало у него и двадцатью годами ранее.

Можно совершенно определенно констатировать: знание и понимание идеи Богопоставленного Царя Иоанн почерпнул из книг Ветхого Завета, которые, как признавался, «он любит». Поэтому так важно очертить некоторые базовые духовносмысловые наставления касательно правителя, которые содержит эта часть Книги Книг. Данный источник Богомудрия, взрастивший и сформировавший комплекс нравственно-властительских представлений Первого Царя, биографы Иоанна Грозного обычно оставляют за рамками рассмотрения.

В Библии понятие «царь» встречается множество раз. Царем назывались: предводители войск (Иов. 15.24), князья колен и городов (Навин.12. 9-24), правители народа (Исход. 8.21); царь же ассирийский титуловался «великим царем» (Исход. 36. 4), а царь вавилонский – царем царей (Иезекиль. 26. 7). Дела же людей и правителей судил Царь Царствующих, незримо присутствующий и воздающий верным Себе и неверным по праву Бесспорного Судьи и Абсолютного Авторитета.

Господь Бог был Царем народа Израильского, волю Которого доносили и исполняли вожди, пророки, судии и священники. Враги Богоизбранного народа являлись и врагами Всевышнего. В определенный момент истории, в XI веке до Рождества Христова, народ возжелал, по образу других племен, иметь и у себя видимого земного царя. Господь был недоволен этим, но явив Свою великодушную милость, подарил народу Израиля монархическую форму правления и указал через пророка Самуила имя первого Царя. Им стал Саул (ок. 1029 – ок. 1005 до Р.Х.), сын Киса из колена Вениаминова. Самуил помазал молодого Саула, сказав: «Господь помазывает тебя в правителя наследия Своего. Ты будешь царствовать над народом Господним и спасешь их от руки врагов их» (Первая книга Царств. 10).

Сорок лет правил Саул. Безусловно исполнявший волю Божию в начале царствования, постепенно, обуреваемый гордыней, он уже не считал себя обязанным следовать Его предуказаниям. Произошел разрыв, и пророк Самуил предсказал Царю, что «теперь не устоять царствованию твоему; Господь найдет Себе мужа по сердцу Своему и повелит ему Господь быть вождем народа Своего, так как ты не исполнил того, что было повелено тебе Господом» (Первая Книга Царств.13. 13).

Самуил сдержал обещание и, исполняя волю Божию, тайно помазал на царство пастуха-героя Давида (ок. 1036 – ок. 965 до Р.Х.)¹⁴³, что привело Саула в состояние почти невменяемое. Совершив еще множество неправедных и жестоких дел, Саул погиб от собственного меча после жестокой битвы с филистимлянами при Гелвуе¹⁴⁴.

Царскую власть наследовал Давид, сын Иессея из Вифлеема, из колена Иудина, принявший помазание в 19 лет и названный в Библии «светильником Израиля». Давид не сразу вступил на престол, а был сначала оруженосцем у Саула и прославился своей победой над гигантом филистимлянином Голиафом. Эта победа поставила Давида в исключительное положение при дворе Саула, а с сыном Царя Ионафаном они стали задушевными друзьями.

Саул же стал завидовать славе Давида и вознамерился его погубить, хотя Давид являлся зятем Саула, так как был женат на его дочери Мелхоле. После новых военных побед над врагами Давид чудесным образом избежал преследований Саула, сумев при этом объединить отдельные израильские племена (колена). Саул несколько раз был в руках у Давида, но тот не поднял руку на Саула, как Помазанника Господня.

После гибели Саула Давид по Божественному указанию удалился в Хеврон, куда «пришли мужи иудины и помазали там Давида на царство над домом Иудиным»¹⁴⁵. Семь с половиной лет Давид правил коленом Иудиным, а затем был торжественно помазан царем над всеми коленами Израилевыми. Давиду тогда было тридцать лет и правил он еще сорок лет.

Давид овладел Иерусалимом и сделал город столицей Израиля. Ковчег Завета, не имевший до того определенного местопребывания, был перенесен в Иерусалим, в новую Скинию¹⁴⁶. С этого времени Иерусалим сделался не только резиденцией Богоизбранного Царя, но – «градом Божиим». Давид захотел соорудить величественный храм для поклонения Господу, вместо Скинии, переносимой с места на место. Но Бог возвестил ему через пророка Нафана, что этот храм построит его сын Соломон (965–928 до Р.Х.)¹⁴⁷.

Давид, которого Иоанн Грозный, называл «праведником», положил начало Царской Династии. Ему наследовал сын Соломон. Перед смертью, передавая кормило правления и венец сыну Соломону, Давид передал ему план, чертежи и средства на строительство храма, напутствуя того, чтобы неукоснительно соблюдал повеления Господа¹⁴⁸.

Соломон был десятым сыном Давида, родившимся от второй жены Вирсавии, с которой Давид совершил грех прелюбодеяния, так как она состояла в браке с военноначальником Урием. Царь Давид специально подготовил смерть Урии, чтобы потом жениться на Вирсавии, за что Господь ниспослал ему страшные кары. Лишь только глубокое покаяние Царя и его новой супруги смягчили гнев Всевышнего. Соломон – сын Давида и Вирсавии – свое имя («Мирный») получил по пророчеству пророка Нафана, в знак того, что Господь возвратил к Давиду Свою милость.

Господь возлюбил новорожденного, и пророк Нафан, по слову Господа, назвал его Иедидия – «возлюбленный Богом»¹⁴⁹. Вступив на престол в шестнадцать лет, Соломон был наделен справедливым сердцем и проницательностью. Умиротворив Израиль, Соломон в 962 году до Рождества Христова завершил строительство величественного Храма, а имя этого Царя сделалось синонимом мудрости и процветания.

Таковы самые краткие абрисы биографий трех величайших царей израильских. Иоанн Грозный знал перипетии жизненных путей Саула, Давида и Соломона во всех мельчайших подробностях, зафиксированных в книгах Ветхого Завета. Знал он и те властные полномочия, нераздельные царские прерогативы, которые неотъемлемы и бесспорны, так как дарованы Самим Всевышним. «Царской власти, – заявлял Грозный, – позволено действовать страхом и запрещением и обузданием, и строжайше обуздать безумие злейших и коварных людей»¹⁵⁰. Санкцию на это своим избранникам-царям ниспосылал Господь.

Согласно Библии, царские обязанности состояли в том, чтобы предводительствовать во время военных сражений и решать различные тяжбы в качестве высшего земного арбитра; вводить подати, право казнить и миловать своих подданных, наказывать смертью по собственной воле. Так поступали и «светильник Израиля» Царь Давид, и «мудрейший из мудрых» – Царь Соломон. Этим же путем стремился следовать и Царь Иоанн, подражая им порой даже в мелочах.

Совершенно необычным был трон Соломона¹⁵¹. Третья Книга Царств (11.18) сообщает: «И сделал царь большой престол из слоновой кости и обложил его чистым золотом». Подражая ему, Царь Иоанн имел подобный трон из слоновой кости, над которым красовался золотой двуглавый царский орел, герб константинопольской Династии Палеологов, ставший гербом княжеско-царского рода еще при деде Грозного Иоанне III. Трон этот сохранился до наших дней и является одним из шедевров собрания Оружейной палаты Московского Кремля…

Царь верил в бесспорное: он – единственный правитель во вселенной, правящий благочестивым народом по Божией воле. Другие народы отпали от истинного благочестия; у них «цари своими царствами не владеют, а как им укажут их подданные, так и управляют. Русские же самодержцы изначала сами владеют своим государством, а не их бояре и вельможи!»¹⁵²

Примечательно в этой связи то, что Иоанн, много раз в своих посланиях и выступлениях используя выражение «самодержавие» или «самодержавство», почти всегда присовокуплял термин «христианское». Не просто независимое и неограниченное правление, но именно правление Богоугодное, связанное, определенное и ограниченное волей Божией. Только тот правитель благочестив, кто подчиняется одному и единственному наставнику и Пастырю – Всевышнему Богу Иисусу Христу. Таковым мог быть один из всех, тот, кто повелевает не «гражданами» или «народом», а христианами.

Именно на Руси понятие «христианин» (крестьянин) утвердилось в качестве бесспорного определения подданства. Только тут существовало братство во Христе, имелась подлинная «христианская национальность». Людей различали и признавали не по происхождению, не по племенному клейму, не по цвету кожи, глаз или волос, а по преданности вере. Ведь «православный» это тот, кто следует путем «правильной веры», а принадлежность к ней есть единственный признак деления на «свой» и «чужой». Другие же народы подобной благодати не имели, и иметь уже не могут.

Иоанн видел прямую связь между царским предназначением, долгом и ответственностью в том виде, как они открывались царям израильским, и между своим обязанности как слуги Господа. Эту космологичность воззрений Первого Русского Царя наглядно подтверждает один исторический артефакт. Имеется в виду так называемое «Царское место» в Успенском соборе Московского Кремля.

Царь Соломон в преклонных летах

Гравюра Г. Доре, 1866 г.

Ранее «Царское место» существовало в Святой Софии Цареградской. Почти через тысячу лет особое моленное место для Царя появилось и в Москве. Хотя прямых указаний на участие Иоанна в деле устроения Царского места не имеется, но невозможно усомниться в том, чтобы столь важный атрибут в главном соборе Руси мог возникнуть без самого заинтересованного участия Царя и его полного одобрения. Сохранилось документальное свидетельство, что Царское место, или храмовый Царский престол, было сооружено в лето 7060 года от сотворения мира в сентябре месяце (1551 год от Рождества Христова), «в пятое лето державы Царства и государства его»¹⁵³.

Изящно отделанное и богато орнаментированное Царское место покрыто резной росписью, содержащей ветхозаветный текст, раскрывающий смысл божественного Царского служения. На подзоре (фризе) надпись воспроизводит текст из Второй и Третьей Книг Царств: видение пророка Нафана и сон Соломона. В них выражалась воля Всевышнего царям Давиду и Соломону.

Соединение в одном месте двух фрагментов Ветхого Завета нельзя назвать произвольным. Хотя это и не есть буквальное воспроизведение¹⁵⁴, а скорее смысловой пересказ, но он полностью соответствует духу Писания и, надо думать, полностью отвечал и представлениям Царя Иоанна. Когда Первый Царь пребывал на своем моленном месте в Успенском соборе, то библейское назидание, вырезанное из дерева и покрытое золотом, сияло перед ним.

«Рече Господь: «Аз избрах тя царя, взях тя за десницу твою и устрои тебе обладати людьми Моими во вся дни живота твоего. Аще ходиши по заповедем Моим и твориши волю Мою, дам тебе сердце смыслено и мудрость и будеши, яко не бы тако ни един в царех прежде тебе и по тебе не будет, и аще твориши суд и правду посреде земля, и слышими воздыхание и слезы сущих в скорбех, и милость и управление твориши им, вскоре умножу лет живота твоего, и дам тебе одоление на врага, и дам тебе на земли на умножение плодов земных, и возставлю семя твое, и устрою царство ваше и престол ваш до века, и буду вам во отца, и вы будете Ми в сына. К сим же, еже не просиши у Мене, дам ти славу и богатство, и покорятся ти языцы. Аще придет неправда ваша, накажу вас, милости моея не отниму от вас»¹⁵⁵.

Из текста-наставления явствует, что царь может рассчитывать на крепость правления и благополучные результаты только тогда, когда следует предуказанию Всевышнего. Царю вменялось в обязанность: соблюдать заповеди, творить волю Господа, править суд справедливый и «правду посреди земли», являть милость к страдающим и страждущим. Воздаяние за это: крепость рода, слава и богатство, многие годы правления и победа над врагами. В то же время и предрекались кары за отступление, за «неправду».

Понимание соотношения и взаимозависимости обязанности и ответственности Царя Православного Иоанн изложил в посланиях князю Курбскому. Особо содержательным в этом отношении является его первое письмо, относящее к середине 1564 года. Ранее о возникновении самой переписки между Царем и князем-изменником уже говорилось, так что ограничимся только некоторыми сюжетно-смысловыми моментами.

Иоанн Грозный в своем духовном противостоянии с князем А.М. Курбским явил совершенную полноту царско-церковного миропредставления. Если бы история и не сохранила царского голоса по другим поводам, то лишь этого послания хватило бы, чтобы составить убедительное представление о самосознании Царя Иоанна. В данном документе он показал не только глубину религиозного чувства, но и огромный масштаб своего интеллекта. Его кругозор обширен и разносторонен; он – один из самых ярких богословов-энциклопедистов своего века.

Первый Царь – выдающаяся личность и это признавали порой даже те, кто не мог питать к Московскому правителю никаких заведомо добрых чувств. В их числе находился рыцарь и посланец Императора Римской Империи Максимилиана II Кобенцель фон Проссек, ведший переговоры с Иоанном Васильевичем в январе 1576 года. Кобенцель был пленен мощью личности Царя, о чем потом и поведал.

«Так, в делах и речах своих он весьма спор. И представляется он многомудрой головой и может менять обличие, как мы могли увидеть, что в отношении одних – он чистая сладость и мед, в отношении же других, что его не сразу понимают, чистая желчь и горечь, так что и то и другое видно по его взорам. Свою репутацию и величие он держит весьма высоко. И природой он в такой степени одарен, что среди множества простого люда, если бы он был в их одежде, его можно было бы сразу признать за большого важного господина»¹⁵⁶…

Сам факт того, что Грозный вступил в «полемику» с предателем Курбским, со своим бывшим «холопом», свидетельствовало не только о том, что он решил дать моральный отпор носителю разрушительных для целостности государства вотчинно-княжеских центробежных тенденций, но и о том, что князь нанес страшное оскорбление религиозному чувству Царя: обвинил его в измене Делу Христа.

«И не надейся, – восклицал Курбский, – что я буду молчать обо всем: до последнего дня жизни моей буду беспрестанно со слезами обличать тебя перед безначальной Троицей, в которую я верую, и призываю на помощь херувимского Владыки Мать – надежду и заступницу, Владычицу Богородицу, и всех святых, избранников Божьих, и государя моего князя Федора Ростиславовича»¹⁵⁷.

Беглый князь грозил Московскому правителю карой Всевышнего, перед престолом Которого «взывают об отмщении» все пострадавшие по царской воле. Курбский настолько уверен в собственной правоте, что свое письмо, «слезами омоченное», намеревался приказать положить во гроб, «перед тем как идти с тобой на суд Бога моего Иисуса»¹⁵⁸.

Показательно, что в последнем намерении Грозный увидел один из неоспоримых признаков отпадения Курбского от Православия, так как он до самой смерти одержим будет ненавистью. «Господь, – восклицал Царь, – повелел не противиться злу, ты же и перед смертью не хочешь простить врагам, как обычно поступают даже невежды; поэтому над тобой не должно будет совершать и последнего отпевания»¹⁵⁹.

Царь сформулировал главный побудительный мотив своего ответа: дать отповедь не одному князю, а тем, «кто попрал святые иконы, отверг христианскую Божественную тайну и отступил от Бога», «обличить их словом, и провозгласить благочестие, и объявить, что воссияла благодать»¹⁶⁰.

Грозный был хорошо осведомлен о том, кто стоял за спиной изменника, кто инспирировал его предательство и кто всегда радостно приветствовал всякое нестроение Русской земли. Это не только польско-литовское государство, но в первую очередь – Католицизм. И адресуясь к Курбскому, Царь говорил как бы со всем антиправославным миром. Трудно не признать, что духовно-интеллектуальным мечом Иоанн владел в совершенстве.