Читать книгу: «Царь Иоанн IV Грозный», страница 8

Глава 4. Скипетродержатель, судья и оборона

1547 год навеки запечатлелся судьбоносным рубежом в биографии Царя Иоанна. Не прошло и трех недель после царской коронации, и 3 февраля того года «Царь и Великий князь всея Руси» женился на восемнадцатилетней Анастасии Романовне Захарьиной, дочери умершего к тому времени окольничего²¹⁵ Романа Юрьевича Захарьина-Кошкина. Этот боярский род позже стал называться «Романовыми», представитель которого Михаил Федорович и был избран на Царство в 1613 году.

Обряд венчания Царя Иоанна в Успенском соборе Кремля совершал Митрополит Макарий. Как сообщает Никоновская летопись, «и бысть радость великая о государеве браке». После венчания Царь «ходил молитися пешь (пешком) к Живоначальной Троице в Сергиев монастырь с своею Царицею Анастасиею и с братом своим со князем Юрием Васильевичем…»²¹⁶.

Иоанн и Анастасия прожили в браке тринадцать лет. Брачный союз был по всем меркам счастливый и принес шестерых детей: Анну (1549–1550), Марию (1551), Дмитрия (1552–1553), Иоанна (1554–1581), Евдокию (1556–1558), Федора (1557–1598). Только двое сыновей – Иоанн Иоаннович и Федор Иоаннович – пережили возраст младенчества, все остальные умерли в детстве.

Анастасия Романовна Захарьина-Юрьева была дочерью окольничего Романа Юрьевича из рода Кошкиных-Захарьиных (†1543). Она приглянулась Иоанну на смотре невест в конце января 1547 года; подобная процедура всегда устраивалась в случае великокняжеского брака. Со всей страны созывались девицы брачного возраста, из числа которых и выбиралась одна-единственная. Такая церемония когда-то существовала в Империи ромеев, а потом из Константинополя перешла и на Русь. Никто не знает, чем особо приглянулась Царю именно Анастасия. Существуют упоминания в летописях о ее «добродетельности»; скорее всего именно этим она и привлекла внимание Иоанна. К тому же ее дядя, боярин и окольничий Михаил Юрьевич Захарьин (†1539), был близок к Василию III и являлся опекуном при Иоанне Васильевиче в его ранние лета. Не исключено, что с Анастасией, фактически своей ровесницей, Иоанн был знаком с детства.

Об Анастасии осталось чрезвычайно мало сведений, даже точно не известна дата рождения, называют и 1530, и 1532 годы. Никто не знает, как выглядела Анастасия, портретов никаких не сохранилось, да их в ту эпоху на Руси и не писали. Известно точно только, что она была «росту мала» и имела большую русую косу. Николай Карамзин, собрав все эти разрозненные упоминания и, как всегда, добавив от себя, заключил, что Анастасию отличали «целомудрие, смирение, набожность, чувствительность, благость, соединенные с умом основательным»²¹⁷.

Анастасия умерла в расцвете сил и молодости 7 августа 1560 года «в пятом часу дня» в селе Коломенском. Царь Иоанн Васильевич в тридцать лет стал вдовцом; он навсегда сохранил о первой супруге самые лучшие воспоминания.

В связи с данным событием возникает одна принципиальная тема: о «женолюбии» Царя Иоанна Васильевича, нередко служащая поводом для гневных обличений «морального непотребства» Первого Царя. Бытует точка зрения, что, вопреки церковным правилам и нормам христианской морали, Иоанн позволил себе жениться много раз, хотя православная традиция допускает только три брака.

Имена «главных» жен известны. После смерти Анастасии в августе 1560 года, Царь в 1561 году женился на крещеной Черкасской княжне Марии (Кученей) Темрюковне. Данный брак Иоанна Васильевича можно рассматривать в качестве важной политической акции. Царь хотел породниться с влиятельным княжеским родом, чтобы закрепить господство России на Северном Кавказе, в так называемом «Пятигорье». В конце 1560 года Царь послал сватов Ф.К. Вокшенина и С. Мякинина на Кавказ «у Черкасских князей дочерей смотрети». Им приглянулась юная Кученей – ей еще не было и пятнадцати лет – дочь князя Темрюка Идаровича – князя-правителя Кабарды. Еще в 1557 году Темрюк Идарович просил Царя принять Кабарду в русское подданство, что и было исполнено.

Дочь князя Темрюка Кученя (по другим источникам Гошаня) в сопровождении свиты 15 июля 1561 года прибыла в Москву на смотрины и оказалась «любой» Иоанну. Через пять дней, 20 июля, Митрополитом Макарием избранница была крещена и получила имя «Мария». Прошел месяц, и 21 августа 1561 года юная княжна, знавшая по-русски всего лишь несколько слов, была обвенчана в Успенском соборе Кремля с «Царем и Великим князем всея Руси». Свадьбу сопровождал праздничный трехдневный царский пир и «народ веселилося». Послушность, верность и скромность юной горской красавицы, несомненно, нравились Грозному, и он брал ее в свои постоянные паломничества по монастырям. Умерла Мария в сентябре 1569 года. Мария Темрюковна родила сына Василия, который появился на свет 2 марта, а умер 6 мая 1563 года.

Два года Иоанн Васильевич оставался вдовцом, а 28 октября 1571 года женился снова на девятнадцатилетней Марфе Васильевне Собакиной, умершей через несколько дней после свадьбы (13 ноября).

Считается, что четвертой женой Иоанна стала в апреле 1572 года восемнадцатилетняя Анна Алексеевна (Ивановна) Колтовская, которая через несколько месяцев была пострижена в монахини и окончила свои дни в Тихвинском Введенском монастыре под именем инокини Дарьи в 1626 году.

Анна Колтовская, как и Марфа Собакина, происходила из коломенских дворянок, и, прежде чем на ней жениться, Царь обратился в апреле 1572 года к церковному собору, состоявшему из трех архиепископов, семи епископов, множества архимандритов и игуменов. Собор созывался в Москве по случаю избрания нового Митрополита, вместо скончавшегося 8 февраля Кирилла (1568–1572). Но прежде, чем решать вопрос о Первоиерархе Церкви, собравшиеся услышали покаянное слово Царя, вызвавшее у немалого числа присутствовавших слезы.

«Первую мою жену Анастасию, с которой я жил тринадцать с половиной лет, злые люди отравили; вторую, Марию, после осьмилетней супружеской жизни также отравили; третью, Марфу, испортили еще до венца, и хотя я женился на ней в надежде на ее выздоровление, но через две недели она скончалась, сохранив нерушимым свое девство. В глубокой скорби хотел было облечься в иноческий образ, но, видя бедствия государства и еще несовершеннолетний возраст моих детей, дерзнул приобщиться четвертому браку. И ныне умиленно прошу святительский Собор простить меня и разрешить жениться и молиться о моем грехе»²¹⁸.

Иными словами, Иоанн прекрасно понимал свою греховность и просил церковного разрешения на брак, хотя, как явствует из многих сочинений, «был тираном» и «мог творить все, что угодно». Казалось бы, что «Церковь» (в данном случае иерархия), «запуганная» жестокими методами правления, парализованная «репрессиями», должна была бы безропотно согласиться. Однако этого не произошло. Собор провел специальное обсуждение в храме Успения Богородицы и вынес 29 апреля 1572 года решение: брак разрешить, но наложить на Царя трехлетнюю епитимию²¹⁹.

Суть ее состояла в следующем. В первый год в собор вообще не входить до Пасхи. Во второй год стоять в церкви с оглашенными. На третий – стоять Царю в церкви с верующими, и когда придет третья Пасха, духовник удостоит приобщиться Святых Тайн Христовых. Наказание было суровым, а для особы христианского монарха вообще беспрецедентным. Иоанн несколько месяцев неукоснительно исполнял соборное решение. Сохранились даже летописные описания того, что, прибыв к храму, он оставался у стен его, в то время как дети молились в самой церкви.

В определении собора имелся пункт, согласно которому с Царя снимается епитимия, «если он пойдет войною против неверных за святые церкви и за православную веру». И такое событие случилось в начале августа 1572 года. Русское воинство, числом не более двадцати тысяч, во главе с И.М. Воротынским в 45 верстах от Москвы при селе Молоди разгромило соединенную крымско-ногайско-турецкую орду, превышавшую сто тысяч воинов. Это одна из самых замечательных побед русского воинства за весь XVI век. По своему значению сражение при Молодях сопоставимо с Куликовской и другими судьбоносными битвами Русской истории.

С конца мая 1572 года Царь находился в Новгороде, и весть о победе туда пришла 6 августа, а уже 7-го Самодержец в Софийском соборе отстоял благодарственный молебен. Войска выполняли волю царскую, и повелитель незримо присутствовал там, где сражалась его рать.

Вместе с Иоанном в Новгороде находилась и Анна Колтовская, а когда он в конце августа вернулся в Москву, то к тому времени их совместная жизнь и завершилась. В сентябре 1572 года Колтовская уже была инокиней Дарьей. Самое замечательное во всей этой истории, что в документах нет никаких данных о процедуре этой царской свадьбы, как будто ее вовсе и не было. Как вынуждено признать официальное издание Московской Патриархии, «дата бракосочетания Царя с А.А. Колтовской неизвестна, описание церемонии не сохранилось»²²⁰. Может быть, дело совсем не в «сохранности» документов, а в том, что просто-напросто венчания-то и не было. Но такая мысль, видно, не приходила в голову представителям церковно-научного центра, издающего Православную энциклопедию.

В летописях встречаются имена и других царских избранниц: Анны Григорьевны Васильчиковой, умершей в 1626 году, и некой «вдовы дьяка» Василисы Мелентьевны Ивановой, о которой вообще никаких биографических сведений не существует. Последней, якобы седьмой женой Царя, стала в сентябре 1580 года Мария Федоровна Нагая, умершая в 1608 (1612) году в монастыре под именем инокини Марфы. Иногда можно встретить и другие имена избранниц, но вышепоименованные – самые растиражированные.

Семь жен – таков популярный матримониальный список Иоанна Грозного. Но ясности тут не было уже в летописях. В Московском летописце, составленном в начале XVII века, написано: «Лета 7089-го в Великой пост в четвертую субботу преставился Царь и Великий князь Иван Васильевич всея Руси, был на государстве много лет, а был женат 7-ма браки: 1 – Царица и Великая княгиня Анастасия Романовна; 2 – Царица и Великая княгиня Марья дочь Темрюка, князя Черкасского из Пятигор; 3 – Царица Марфа Васильева дочь Собакина; 4 – Царица Анна Александрова дочь Колтовских, во иноцех Дарья; 5 – Царица Анна Григорьева дочь Васильчикова; 6 – Царица Марья Федорова дочь [Федора] Федоровича Ногова»²²¹.

Летописец, провозгласив «семь жен», на самом деле назвал только шесть имен. Иначе говоря, даже те, кто жил в близкую к Иоанну по времени эпоху, даже они имели весьма смутные представления о семейном укладе Первого Царя.

Матримониальный «перечень» всегда вызывал немало вопросов. Кроме Анастасии Захарьиной-Романовой, Марии Черкасской, Марфы Собакиной и Марии Нагой, обо всех остальных «избранницах» практически нет никаких достоверных известий. Некоторые авторы, признавая, что «сведения о некоторых женах относятся к области легенд и преданий», тем не менее далее спокойно перечисляют семизначный матримониальный ряд²²².

Можно обоснованно предположить, что ввиду различных исторических причин сведения о царских избранницах просто «не сохранились». Допустим. Но ведь не сохранились даже могилы! В Вознесенском монастыре Кремля²²³, служившим некрополем для представительниц владетельного дома, рядом с матерью Первого Царя Еленой были похоронены только четыре, упомянутые выше, венчанные супруги: Анастасия, Мария, Марфа и Мария. Причем их хоронили там через многие годы и после смерти Иоанна Грозного (Мария Нагая)²²⁴.

Как обоснованно заключил один из исследователей, «четыре супруги – безусловное нарушение церковного канона. Но во-первых, не семь-восемь. А во-вторых, третья супруга Царя, Марфа Собакина, тяжело заболела и умерла через неделю после венца, так и не став царской женой де-факто. Для подтверждения этого была созвана специальная комиссия, и на основании ее выводов Царь получил впоследствии разрешение на четвертый брак»²²⁵.

В литературе существуют данные, что Иоанн делал заупокойные пожертвования по скончавшимся своим избранницам, особенно крупные в Троице-Сергиев монастырь. После смерти Царицы Анастасии монастырю на помин души было пожертвовано 1000 рублей, по Марии Черкасской – 1500 рублей, по Марфе Собакиной – 700 рублей.

В этом же перечне фигурирует и пожертвование «на помин души» Анны Васильчиковой – 850 рублей, которая Царицей не названа²²⁶. Согласно монастырским «вкладным книгам», Иоанн в 1562 году пожертвовал Троице-Сергиевому монастырю на помин души «царицы Анастасии» 1000 рублей, в 1570 году – 1800 рублей по «царице Марии», а в 1572 году по «царице Марфе» – 700 рублей. В свою очередь Кирилло-Белозерский монастырь получил в 1562 году 500 рублей по Анастасии, в 1570 году – 500 рублей по Марии, в 1572 году по «царице Марфе» 200 рублей. Больше никаких денежных пожертвований по «царицам», ни об упокоении, ни о здравии Иоанн Грозный не делал²²⁷.

Примечательная деталь. То обстоятельство, что, скажем применительно к Анне Васильчиковой, связь которой с Царем, как уверяют, продолжалось около двух лет (1575–1577) при царском дворе, между ближними царскими людьми, не видно ее родственников, говорит о многом. В обиходе Волоколамского монастыря, где записано по «Анне Васильчиковой дачи государские сто рублей», она не названа «царицей», что свидетельствует о том, что Васильчикова не была венчана. Она пострижена была в инокини в суздальском Покровском монастыре и похоронена в усыпальнице под Покровским собором в Суздале. В энциклопедии Брокгауза и Эфрона, лучшей до сего дня русскоязычной энциклопедии, говорится, что в описаниях бракосочетаний ее имени нет. Даже не известно, «чья она дочь»²²⁸. За прошедшие сто с лишним лет после Брокгауза и Эфрона никаких данных о таких фигурах, как Анна Васильчикова или Василиса Мелентьева²²⁹, в обращение не поступило, но они почему-то уверенно зачисляются в разряд «жен». Достоверней все-таки было бы титуловать их «наложницами»…

Жена, да еще Царская, по представлениям XVI века, это не просто «сожительница», а только та, кто прошла церковный обряд вступления в брак с мужчиной. Одно дело «возлюбленная», «фаворитка», «наложница» и совершенно другое – супруга правителя. Царское венчание было невозможно сохранить в тайне; какие-то отголоски, наблюдения непременно запечатлелись бы. В данном случае о трех «бракосочетаниях» не осталось ничего.

Венчание Царя являлось государственным событием, сопровождалось не только публичным церковным действием, но и различными «милостями» и «дарами». Когда Царь отправлялся в терем к жене-царице, жили они всегда порознь, то Москва оглашалась колокольным звоном, призывая православных молиться за дарование Руси царскорожденного чада. Так что скрыть брак Царя было практически невозможно; о нем всегда хорошо были уведомлены не только царские приближенные, но и простые обыватели.

Брачная же жизнь Первого Царя наполнена несуразностями и разночтениями, почерпнутыми из различных летописных упоминаний, сделанных через многие годы и десятилетия. Подобные «вставки» часто осуществлялись кем-то по какому-то злоумышленному наущению…

Чаще всего в качестве подтверждения «матримониального списка» Иоанна Грозного ссылаются на записки иностранцев. Обратимся к этому, в смысле надежности, весьма зыбкому документальному источнику.

Для подтверждения «многоженства» Первого Царя нередко цитируют показания посла Императора «Священной Римской Империи» князя Даниила фон Бухау (1546–1606), побывавшего в Москве в 1576 и 1578 годах. Приведем данный пассаж.

«Сначала он (Царь Иоанн. – А.Б.) взял за себя замуж сестру одного своего боярина Никиты Романовича, который теперь у него играет важную роль, так, однако, что часто был поставляем в величайшую опасность за жизнь. От нее он имеет двух сыновей: Иоанна и Феодора… После ее смерти он взял дочь князя Черкесского, с которою жил только несколько лет. В третий брак он вступил с одной боярыней, которая умерла, когда выпила какое-то питье, пересланное ей матерью чрез придворного (с помощью этого питья она, может быть, хотела приобрести себе плодородие)… Четвертую, сестру своего придворного Колтовского, не знаю по какой причине, он заключил в монастырь… Теперь у него новая супруга – дочь какого-то боярина, одаренная, как говорят, прекраснейшей наружностью; однако большинство постоянно отрицает то, что она пятая»²³⁰.

Какой вывод из данного текста следует? Только один: как плохо иностранцы были осведомлены о положении дел при русском дворе и чрезвычайно примитивно судили о них. Один из исследователей очень точно назвал сказания иностранцев «сплошной мюнхаузеаной»²³¹. Не опровергая попунктно домыслы посланца Императора, заметим только, что текст Бухау никоим образом не подтверждает факт венчания Царя на Колтовской.

Англичанин Джером Горсей (ок. 1550–1626), представлявший в России интересы «Московской компании»²³² в 1573–1591 годах, выполнявший иногда даже личные поручения Иоанна Васильевича и вращавшийся в высшем московском обществе, в своей книге о путешествии в Россию утверждал, что Царь был женат пять раз. При этом он насочинял и откровенных небылиц. Якобы вторую жену Марию Черкасскую, умершую в сентябре 1569 года, Иоанн «постриг в монахини и поместил в монастырь». Затем женился на некой Наталье Булгаковой, которая через год «была пострижена в монахини»²³³. Тенденциозные измышления иностранцев, как давно выяснено, бесспорный факт. В данном случае ограничимся лишь констатацией, что никакой «жены» Натальи в действительности никогда не существовало.

«Лета 7055-г декабря. Приговорил государь князь великий Иван Васильевич всеа Руси. Быти на свадьбе у великого князя князю Юрью Васильевичу, великог князя брату, на первой день за столом сидети в большом месте. А в матернино место быть княж Ондреева Ивановича княине Ефросинье. А в тысяцких бытии князю Володимеру Ондреевичу. А в дружках быти боарину князю Дмитрею Феоровичу Бельскому и со княинею. А другому дружке бытии боярину [зачеркнуто: окольничему] Ивану Михайловичу [зачеркнуто: у сыну] Юрьева с женою.»

Чиновный свадебный список бракосочетания Царя Иоанна IV Васильевича с Анастасией Романовной Захарьиной-Юрьевой, дочерью боярина Романа Захарьина-Юрьева. 1546 г. РГАДА, ф. 135, отд. IV, рубр. II, № 5, л. 18, в составе московского великокняжеского архива.

Личная жизнь Первого Царя до сего дня окутана легендами самого низкопробного свойства. Можно найти уверенные заявления о том, что Иоанн устраивал «оргии», что к нему якобы приводили «толпы девиц и женщин», с которыми он предавался «необузданному разврату». В сочинении подобных грязных историй усердствовали иностранцы, а потом и отечественные авторы немало потрудились. В основе же – ничего подлинного, достоверного; только слухи, клевета, одним словом – мутная пена низких человеческих страстей.

Иногда описания принимали форму откровенных патологических видений. В сочинении упоминавшегося Джерома Горсея можно, например, прочитать следующее: «У Царя начали страшно распухать половые органы – признак того, что он грешил беспрерывно в течение пятидесяти лет; он сам хвастался тем, что растлил тысячу дев, и тем, что тысячи его детей были лишены им жизни»!²³⁴ Тут уже все вне всякого анализа, но ведь цитируют и цитируют как «доказательство разврата». Конечно, это «доказательство», но не морального облика Царя, а уровня представлений тех, кто писал, а, по сути дела, инсинуировал по адресу Самодержца всея Руси.

Тема об интимной жизни Первого Царя содержит одно внутреннее противоречие, которое, естественно, измышлители и лжецы всех мастей обходят стороной. Если Царь был так падок на необузданные услады, а «разврат» являлся для него чуть ли не повседневной потребностью, то чем объяснить его стремление иметь законную супругу? Такая постановка вопроса сразу же обращает в ничто все домыслы о «тысячах дев» и «тысячах незаконнорожденных детей», некоторых из которых он «душим собственными руками»! Подобное грязное непотребство тоже встречается в литературе…

Вполне определенно можно говорить о четырех браках Иоанна Грозного. Если учитывать, что Марфа Собакина умерла девственницей, то фактически – о трех. Историческая подлинность таких фигур, как Анна Колтовская, Анна Васильчикова и Василиса Мелентьева, отнюдь не доказывает, что они стали и женами-царицами. Возможно, они являлись лишь «любезными сердцу» Царя Иоанна; в XVIII веке их, вероятно, называли бы «фаворитками» или «метрессами» и не более того. Ранее на Руси существовало другое определение для невенчанных сожительниц: блудницы. В русском языке той поры существовало определение «женища», что означало и любовницу, и содержанку одновременно…

Небольшое историческое сопоставление. У Императора Александра I (1777–1825, Император с 1801 года) пятнадцать лет была «возлюбленная сердца» Мария Антоновна Нарышкина (в девичестве Святополк-Четвертинская, 1779–1854), рожавшая Императору детей. Однако никому и в голову не приходило называть Марию Нарышкину «царицей» или «императрицей»²³⁵. Применительно же к Иоанну Грозному используется подобный исторический подлог.

Совершенно точно известно следующее. У Иоанна Грозного родилось восемь детей и все от жен в подлинном смысле этого слова. Анастасия родила ему Анну (1549–1550), Марию (родилась и умерла в 1551 году), Дмитрия (октябрь 1552 – май 1553), Иоанна (1554–1581), Федора (Феодора, 1557–1598) и Евдокию (1556–1558). Мария Черкасская родила сына Василия (родился 2 марта, умер 6 мая 1563 года), а Мария Нагая – сына Дмитрия (1582–1591).

Цепь трагических неудач и несчастий преследовала Царя Иоанна и его детей. Первый сын Дмитрий – радость и надежда отца, трагически погиб, не дожив и до двух лет: его «уронила» в реку нянька, и хотя малютку быстро извлекли на берег, но уже бездыханного. Умерли в малолетстве три дочери.

Вот как это трагическое событие – гибель царского первенца – передает Московский летописец. Царевич «утонул в Шексне реке тем обычаем, как Государь ходил молиться в Кириллов монастырь на судах вверх Шексною и из стану из шатров на судно Царевича несла кормилица на руках, а кормилицу вели под руки царевичевы дядьки бояре Данило Романович да Василий Михайлович Юрьевы²³⁶, и по грешному делу Царевич из руки у кормилицы упал на сходню, а [с] сходни в воду, и того часа выхватили, и он залился»²³⁷.

Более чем через полвека народное предание о гибели Царевича Дмитрия запечатлел дьяк Иван Тимофеев (1555–1631).

«Когда царь, отец дитяти, по обещанию ради молитвы путешествуя на далекое расстояние от царствующего города, возвращался назад на ладьях к своему отечеству (к Москве) с Бела озера, из лавры святого отца Кирилла, по неведомому совету Божию случилось неожиданно отроку из рук няни, погрузившейся в сон, упасть в воду, и тут ангелы взяли душу младенца. Поистине, это было ужасное, достойное слез чудо: тут не случилось никого, что невероятно. Разве мало тут было сберегателей? А это произошло единственно по промыслу (Божию), ибо Господь всеведущ, Он творит судьбу дел рук своих и, как добрый строитель, промышляя о Своих творениях, в себе самом скрыл свое неведомое определение… После смерти младенца, когда отец их и мать оканчивали ранее описанное путешествие, (направляясь) к царствующему своему городу и отечеству от пределов города Ярославля, они по повелению Царя переменили путь по воде и изволили двигаться к матери всех городов (Москве) по земному хребту. А когда достигли города Переяславля, здесь, в лавре чудотворца Никиты²³⁸, у его целебоносного гроба, совершили совместное прилежное моление. С горькими рыданиями и громким плачем, жалобно, громкими голосами оба вместе они святому, как живому, возвестили о смерти своего дитяти и о безвременной, совсем не царской его гибели, случившейся по Божию смотрению; они, не стыдясь, возложили обличение своих грехов и беспримерную свою печаль и на нас после Бога, могущего эту их печаль скоро переменить на радость. Восстав после молитвы, они пришли в святой город, в дом своего царского достояния; утомленные путешествием и успокоившись немного от плача»²³⁹.

Иван Тимофеев не удержался от недоуменного вопроса: что «сберегателей» у царского сына не было? Этот вопрос стоит и поныне, и смерть Наследника кажется событийно-невероятной. Если учесть общий исторический контекст: болезнь Царя, нежелание многих родовитых давать крестоцеловальную клятву Царевичу Дмитрию, категорическое несогласие «радников» – Сильвестра, Адашева, Курбского и иных, чтобы Царь совершал благодарственное паломничество в Кириллов, т. е. «ускользал» на несколько недель от их контроля, то гибель Дмитрия Иоанновича не кажется только трагической случайностью…

В 1581 году, 19 ноября, скончался на двадцать восьмом году жизни второй сын, наследник Престола Иоанн Иоаннович. Эта смерть до сих пор служит поводом для безапелляционных обвинений Первого Царя в «садизме» и «душегубстве». Царь убил собственного сына! Таков самый распространенный тезис, утвердившийся в литературе еще со времен Н.М. Карамзина, первым подробно расписавшим этот трагический эпизод. По мнению «последнего летописца», сын вызвал у Царя вспышку гнева, в связи с тем, что хотел возглавить войско для войны с польскими захватчиками, в то время как Царь стремился заключить мир. Далее следовала патетически-драматическая сцена в стиле древнегреческой трагедии. Якобы Царь Иоанн «в волнении гнева» закричал:

«Мятежник! Ты вместе с боярами хочешь свергнуть меня с престола!». Затем Царь «дал несколько ран острым жезлом своим и сильно ударил им цесаревича в голову. Сей несчастный упал, обливаясь кровию. Тут исчезла ярость Иоаннова. Побледнев от ужаса, в трепете, в исступлении он воскликнул: «Я убил сына!» – и кинулся обнимать, целовать его; удерживая кровь, текущую из глубокой язвы; плакал, рыдал, звал лекарей; молил Бога о милосердии, сына о прощении. Но суд небесный свершился. Цесаревич, лобызая руки отца, нежно изъявил ему любовь и сострадание…»²⁴⁰

Яркая, пронзительная по выразительности картина! Это просто готовая «сценография» для исторического полотна, которое и создал в 1885 году известный художник Илья Ефимович Репин (1844–1930), назвав его «Иван Грозный и сын его Иван 16 ноября 1581 года». Это грандиозное произведение – 2 на 2,5 метра – является живописным шедевром и украшает собрание Государственной Третьяковской галереи в Москве.

Николай Михайлович Карамзин обладал богатым воображением и мастерством художественного слова и сумел запечатлеть собственный взгляд на историческое действие, которое в данном случае ни на чем, кроме фантазии историографа, не основано.

И.Е. Репин живописно воплотил карамзинский вымысел на полотне. Мрачно-кровавый фон картины, а в центре – старик с безумным выражением лица, обнимающий сильными костлявыми руками бессильно распластанное тело молодого человека. А на голове Цесаревича, в области левого виска, кровавая рана и струится кровь, которую тиран-убийца прикрывает своей рукой.

Живописное произведение оказало на современников и потомков просто какое-то магическое действие. Полотно и получило в обиходе совершенно отличное от авторского название: «Иван Грозный убивает своего сына». Репродукция картины воспроизводится в большинстве изданий, где говорится о времени Первого Царя, и даже – в школьных учебниках²⁴¹.

Художественный вымысел получил как бы документальную сатисфакцию. Но ведь это ложь не только художественная, но и историческая. Оставим в стороне форму подачи изображения и само изображение Царя; это не человек, а какое-то чудовище во плоти. Произведение И.Е. Репина было завершено в 1885 году и сразу же раскололо русское общество. Одни просто упивались картиной, усматривая в ней публичную «художественную манифестацию против царизма», другие же с первого взгляда начинали выдвигать против художника обвинения в антиисторичности и даже в антихудожественности²⁴².

О «Иоанне младом» сохранилось немного подлинных сведений. Известно, что отец очень заботился о его воспитании, сам просвещал его в Писании, брал с собой постоянно в паломничества по святым обителям. Иоанн Иоаннович вырос образованным, духовно зрелым человеком. В 1579 году, через год после прославления, он написал канон преподобному Антонию Сийскому и переработал его Житие²⁴³.

С детства Царь приучал Цесаревича к «государеву делу». Сын постоянно следовал за отцом: в военных походах, на приемах послов. Имеются указания и на то, что присутствовал он и на некоторых казнях царских врагов. Наследник престола должен был с малолетства знать, что враги Царя, враги – Христа, к ним не может быть милости или снисхождения.

Сын никогда не перечил воле отца даже в вопросе выбора невесты. Был женат трижды. В 1571 году на Евдокии Сабуровой, которая в том же году была пострижена в монахини. Второй раз, в 1574 году, опять по воле отца, Цесаревич женился на дочери рязанского сына боярского М.Т. Петрово-Солово – Феодосии. Как и в первом случае, в связи с бесплодием вторая жена была в 1579 году пострижена в монахини. В третий раз, в 1580 году, Иоанн Иоаннович женился на Елене, дочери И.В. Шереметева. В конце 1581 года в этой семье ожидалось появление ребенка. И так случилось, что Цесаревича не стало, а Елена разрешилась от бремени мертворожденным. Иоанн Грозный так и не увидел появления внука…

В начале ноября 1881 года Царевич заболел и решил предпринять паломничество в Кирилло-Белозерский монастырь. Существуют даже упоминания, правда весьма туманные, что он хотел принять в монастыре постриг. По дороге в далекую обитель Царевич остановился в любимой отцом резиденции – Александровой слободе недалеко от Владимира. Там, как уверяют многие авторы, и произошла ссора с отцом, во время которой Царь якобы ударил его посохом и через несколько дней, 19 ноября 1581 года, Иоанн Иоаннович скончался. Причина ссоры не ясна, хотя некоторые убеждены в подлинности расхожей версии.

«Царь зашел в покои сына и увидел лежащую на скамье его беременную жену в нижнем платье (на женщине должно было быть не менее трех рубах, чтобы считаться одетой). Царь начал колотить сноху посохом. На шум в комнату вбежал сын и якобы бросил отцу упрек: «Ты без всякой причины отправил в монастырь моих первых жен, а теперь ты и третью бьешь, чтобы погиб сын, которого она носит в чреве». Грозный действительно не хотел наследника от Шереметевой. От побоев она разрешилась от бремени уже в следующую ночь, но внук Царя родился мертвым. Избил Царь и сына, пытавшегося защитить жену. Иван был тяжело ранен в голову и на пятый (по другому источнику на одиннадцатый) день – 19 ноября – умер»²⁴⁴.