Читать книгу: «Крымский излом», страница 4

Надеясь на совсем другой ответ, капитан переключил рацию на громкую связь и теперь выглядел, мягко говоря, ошарашенным.

Но приказ есть приказ. Так мы получили свободу передвижения и личную охрану. Вот теперь перед нами стоит командир самого надежного отделения, старшина контрактной службы Ячменев. Не очень высокий, но с широкой бочкообразной грудью и сильными длинными руками. А еще у него были рыжий чуб, выбивающийся из под каски, и какое-то волчье чутье на опасность… Вот с ним и его ребятами мы, журналисты, и колесили по всему городу. Вдобавок два капитана посоветовались, и во избежание лишних недоразумений от группы капитана Топчиева к нам был прикомандирован старшина Потапенко. Мужчина солидный и основательный, как чумацкая повозка, запряженная волами.

Помню, проезжали мы мимо сквера, который был превращен в импровизированный пункт сбора военнопленных. Там в детской песочнице сидело на корточках десятка два до смерти перепуганных румын, под охраной всего трех гражданских с винтовками. От пленных остро воняло потом, мочой и фекалиями. Они дрожали от ужаса, ожидая жуткой расправы.

Я попросил механика-водителя остановиться около пленных и спросил у них, знает ли кто русский язык. Они немного пошептались, после чего с разрешения конвоиров от группы отошли двое расхристанных рядовых. Вояки сказали, что они не румыны, а молдаване, что их насильно мобилизовали в армию. После чего жалостливыми голосами затянули песню про то, что «сами они нездешние, папы нет, мамы нет, дети голодные, документы украли, а дедушка – на вокзале…» Тьфу, это уже из другой оперы, но удивительно похоже…

Более или менее серьезное сопротивление оказывали лишь немногочисленные немцы и некоторые татары-шуцманы. Татары уже каким-то образом пронюхали о том, что ни моряки-черноморцы, ни наши морские пехотинцы их в плен не берут, и дрались с яростью обреченных. Ну и пусть, зато в этом мире не будет ни «мемориалов», ни памятников «незаконно депортированным народам».

Где-то в районе санатория «Ударник» мы встретились с группой разведчиков Черноморского флота, возглавляемой капитан-лейтенантом Литовчуком – оказалось, что им тоже туда… вообще-то штурм гестапо был их задачей, но суета этой ночи сделала свое дело, и они слегка отклонились от маршрута. С помощью старшины Потапенко мы быстро нашли общий язык и двинулись дальше.

Несмотря на потери, моряки десанта воевали азартно и храбро. Как действует кураж на людей! Видя бегущего противника, видя нашу технику, которая громила противника, не давая ему высунуть носа, видя наших грозных морских пехотинцев, без потерь уничтожающих румын, немцев и татар, десантники почувствовали себя как бы тоже причастными к нашей грозной силе, и шли в бой лихо, как все черноморские моряки. Приходилось иногда даже придерживать их азарт, чтобы не было лишних потерь.

Что запомнилось? Запомнилось здание гестапо; до и после войны в нем размещалась курортная поликлиника. Мы вышли к нему после того, как лихим наездом выгнали из близлежащих домов группу «потомков гордых римлян». Те особо не сопротивлялись: было достаточно одного выстрела из пушки, чтобы они побросали винтовки и задрали руки, оставив в воздухе характерный запах «Великой Румынии». И вот один из них на довольно хорошем русском языке стал рассказывать о жутких русских упырях, которые продали души дьяволу, получив взамен от нечистого невидимость и неуязвимость от пуль. Я понял, что румынам посчастливилось издали посмотреть на то, как работают наши «спецы» из «племени летучих мышей». Почему издали, и почему посчастливилось? Да потому что видевшие это вблизи уже ничего никому не расскажут.

И действительно, здание гестапо уже было тихо захвачено бойцами спецназа ГРУ еще до начала основной фазы операции. И если разведчики Литовчука круглыми глазами смотрели на экипировку наших морских пехотинцев, то при виде «спецов» глаза у них стали буквально квадратными. Еще бы: заваленное трупами здание гестапо, и по его коридорам разгуливают фигуры в сферических шлемах, брониках, и с автоматами, оборудованными ПБС и ПНВ. Командовал ими мой новый знакомый Бес (так, во всяком случае полковник Бережной отрекомендовал его мне в свое время). Увидев меня, он приветливо помахал мне рукой и сказал: «Дед, принимайте товар! Все сделано со знаком качества!».

Действительно, «летучие мышки» дело свое знали. Все высшие чины гестапо так и остались сидеть в своих кабинетах, связанные по рукам и ногам, и со ртами, заклеенными скотчем. Как выразился Бес, «с целью дальнейшей передачи компетентным органам по акту». Вся прочая шушера – всякие там охранники, надзиратели, секретари – своими телами устилали двор и коридоры здания.

Услышав про пленных, разведчики капитан-лейтенанта Литовчука сразу же нырнули в захваченное здание – так сказать, смотреть товар лицом. Мы не стали им мешать. Тем более что съемочной группе канала «Звезда» было что снимать. К примеру, подвалы с людьми, которых должны были завтра расстрелять – они не верили в свое спасение, глядя на спецов, которые их освободили, как на ангелов небесных.

А при виде комнаты, где следователи гестапо проводили дознание, Ирочке, которая все это время держалась молодцом, снова едва не стало плохо. Видимо, кто-то из гестаповцев работал в «ночную смену», и очередного человека, заподозренного в нелояльности к оккупантам, пытали буквально накануне высадки десанта.

Отсняв все увиденное на камеру, мы вышли на улицу. Уже светало. Над городом кружил одиночный «Ночной Охотник», но работы для него не было. Кое-где на окраинах раздавались еще одиночные выстрелы, но всем уже было ясно: Евпатория взята, и только на востоке, под Саками, гулко бухала канонада. Старшина Ячменев сказал, что он должен доставить нас в гостиницу «Крым», где обосновался штаб десанта, и присоединиться к своей роте, которая через час выдвигается на Саки.

Проезжая по улице Революции, мы увидели, как с ошвартованной в морском порту «Колхиды» на причал спускают хозяйство автороты. На причале уже выстроилась вереница тентованных «Уралов» и автозаправщиков. Тут же кузова машин загружались ящиками с боеприпасами из вскрытых контейнеров. Судя по разнообразному обмундированию, работали там и моряки с «Колхиды», и солдатики из хозяйственной и комендантской рот несостоявшейся базы в Тарсусе, и местные моряки-черноморцы, мелькали и «гражданские пиджаки».

Всем сообщили, что идет шторм, и от того, сколько техники и боеприпасов удастся выгрузить до его начала, зависит конечный успех операции и жизнь всех и каждого. В случае захвата города противником разъяренные гитлеровцы не пощадят никого.

У соседнего причала танкер «Дубна» заливал в автоцистерны авиакеросин для «вертушек» и соляр для бронетехники. А отдаленная канонада на востоке грохотала все сильнее и сильнее. Стало понятно, что с Евпаторией уже все, ну а следующий удар после перегруппировки будет нанесен по Симферополю – в самое сердце 11-й армии вермахта.

5 января 1942 года. 02:00. Лесная поляна неподалеку от пос. Сарабуз

Полковник ГРУ Бережной

Вот мы и на месте. Сразу по прибытии замаскировали технику и выставили секреты. Выслали к селу группу доразведки. Неподалеку было сельцо одно татарское, так что расслабляться опасно. Собачки там брешут… Вот что удивительно – для немца собака хуже еврея получается: читал я в свое время, что как только немец в село входил, так сначала собак всех изничтожал, а потом уже евреев.

Нет, это сельцо не Сарабуз – тот дальше, и в другой стороне. Да и в Сарабузе все, что есть татарского, так это название, а население стопроцентно русское… А что мы еще про него знаем? Знаем, что в школе штаб 11-й армии, а в правлении совхоза офицерская гостиница… А еще что на окраине аэродром – там после войны Симферопольский аэропорт построят.

Заслали туда разведку и сидим на попе ровно, ждем. На то чтобы наши глаза и уши уже добрались до Сарабуза и начали там работу, потребовался час. Чтобы тихо подобрались, на кошачьих лапках, и чтобы не одна веточка не шевельнулась и снег не скрипнул. Нам помогает глухая канонада, доносящаяся со стороны Севастополя.

Разведчикам необходимо вскрыть вражескую систему охраны и обороны, точно местоположение ключевых объектов и огневых точек. А также заминировать вероятные пути подхода подкрепления минами МОН. Мы же ждем их сообщений, чтобы окончательно утвердить план захвата и приступить к «работе». Вертолеты стоят, готовые немедленно подняться в воздух, бойцы напряжены и собраны, готовые к любому развитию событий.

Большинство людей, насмотревшись голливудских боевиков, считают, что бойцам элитных подразделений нужнее всего на свете накаченные мышцы и умение палить от бедра из шестиствольного, монструозного вида, пулемета. Конечно, и физическая подготовка и навыки меткой стрельбы, вещи сами по себе нужные. Но самое главное для наших бойцов – голова. Надо нестандартно мыслить, и в критической обстановке принимать единственно верное решение. И при этом это решение должно быть принято очень быстро, импровизации – это наш метод.

Вот и бойцы капитана Зайцева и старшего лейтенанта Голикова в Сарабузе сейчас не режут глотки фрицам, а прикидывают, как тихо, без шума и пыли, снять охрану и повязать генерала, которому в этой реальности, кажется, так и не суждено стать фельдмаршалом. При этом желательно не забыть и про много знающих офицеров его штаба. С ними тоже жаждут побеседовать охочие до истины товарищи.

Кстати, к моему великому удивлению, на вещевых складах «Кузнецова» нашлись даже белые полярные маскхалаты. Дело в том, что два дня назад выпал довольно таки плотный снеговой покров, да и стены домов, сложенные из местного ракушечника, требуют, чтобы маскировочным цветом считался белый. Откуда на «Кузнецове» белые маскхалаты? Глупый вопрос. Достаточно вспомнить, с какого флота сей корабль и в скольких учениях он участвовал в последнее время. Хомяк (пардон, мичман) он и на флоте хомяк, ничего не выбрасывает. А то некоторые горячие головы уже предлагали пошить из простыней нечто вроде маскировочных пончо… Но не потребовалось.

Начали поступать сведения от разведчиков. Бойцы незаметно просочились в село, добрались до объектов, которые мы намерены захватить, и выявили систему их охраны. Кроме того, удалось обнаружить огневые точки, прикрывающие штаб армии, казармы комендантской роты, узел связи, позиции батарей ПВО, электроподстанцию, а также установить режим патрулирования улиц и охранного периметра вокруг штаба.

Вот и все, время… Я отдал команду, и к цели стали выдвигаться основные силы. «Племя летучей мыши» вышло на тропу войны. Через некоторое время в воздух поднялись и вертолеты. Их время придет позже.

Сказать прямо, нам повезло в том, что Манштейн, начисто лишившись мобильных резервов, вынужден был бросить против наступающих советских войск, высадившихся в Керчи и Феодосии – все, что у него было под рукой. Ему пришлось отправить на фронт даже большую часть батальона охраны. Так что, по данным разведки, в самом Сарабузе нам смогут противостоять лишь рота пехоты, батареи ПВО плюс до взвода фельджандармерии. Но если мы затянем операцию и дадим Манштейну возможность сообщить о нападении на штаб, то нам придется несладко – слишком уж нас мало. Конечно, Сарабуз – не дворец Амина, но и немцы не афганцы. Поэтому в первую очередь необходимо обезвредить расположенный при штабе узел связи с радиостанциями и телефонными коммутаторами. Это при том, что на узле связи просто неизбежны многочисленные, распутные, как жрицы Венеры, немецкие связистки. Так было, есть и будет во всех армиях мира, кроме разве что исламских. Ну ничего, посмотрим, как ребята справятся с искушением…

Все на исходных, даю сигнал «Готовность-1». Разведка доложила, что Манштейн, допоздна заработавшийся в штабе армии, все же ушел к себе в резиденцию отдохнуть. У казарм – роты охраны, батарей ПВО и узла связи; уже заняли свои позиции авианаводчики, готовые лазерными целеуказателями обеспечить ударным вертолетам Ми-28Н «подсветку» целей. Группы обеспечения выставили мины МОН на путях возможного подхода подкреплений к штабу 11-й армии и резиденции Манштейна, а также у входа в казарму комендантской роты. Снайперы взяли на мушку выявленные огневые точки и батареи ПВО.

А самое главное – наши специалисты по взрывам и поджогам заложили небольшой, но симпатичный фугас под главным силовым трансформатором. И теперь я слегка поглаживаю кнопку на пульте дистанционного управления, готовую погрузить весь поселок во тьму. И нахрена фрицы с таким остервенением отстреливают местных собак – я уже говорил, что это у них прямо религия какая-то… а ведь были бы живы местные шарики и тузики, мы бы так спокойно под носом у охраны ходить бы не могли.

Смотрю на часы: все, 03:00, пора. Четыре ударных вертолета Ми-28Н и четыре транспортно-штурмовых Ка-29 уже в воздухе, в зоне ожидания; со стороны Евпатории долетают первые раскаты канонады – это «Ушаков» и «Москва» ровняют с землей румынские береговые батареи. Я давлю на кнопку пульта, вижу бело-голубую вспышку, а потом уже слышу оглушительный хлопок короткого замыкания. Во всем поселке разом гаснет свет. Уничтожение трансформатора было условным сигналом к началу штурма.

По этому сигналу команде бойцы штурмовой группы быстро и аккуратно завалили из оружия с приборами БС и ПНВ караульных у дома, где находится Манштейн, а группа захвата, действуя преимущественно холодным оружием и пистолетами с глушителями, проникла в здание. Одновременно вторая штурмовая группа ворвалась в помещение узла связи, бросив туда предварительно светошумовую гранату – в расчете на то, что после отключения внешнего электропитания у немцев не будет времени перейти на аккумуляторы. От применения систем РЭБ решили временно отказаться, ибо сам факт появления помех мог подсказать противнику, что творится что-то неладное. Тем более что с началом Евпаторийской операции на «Кузнецове» и «Москве» заработали стационарные глушилки-вопилки, и немецкой радиосвязи от этого вообще страшно поплохело.

Самое же главное, что попытки запеленговать источник помех приведут немцев не к нам, маленьким и слабым, а к большим парням контр-адмирала Ларионова. И вряд ли обнаружение источника помех доставит немецким связистам много удовольствия.

Собственно, вся операция была разбита на три основные части: захват штаба армии (здание школы), захват офицерского общежития (правление совхоза) и подавление внешнего периметра охраны. С внешним периметром было просто: авианаводчики подсветили лазерами пулеметные гнезда, и в момент подрыва трансформатора по ним отработали НАРами вертушки. Одновременно одна пара Ми-28Н начала полноформатную штурмовку расположенного по соседству аэродрома Сарабуз, создавая дополнительный шум и гам, и отвлекая на себя внимание противника.

Выбегающие из казарм солдаты охраны попадали под перекрестный снайперский огонь, подрывались на минах, а в случае особо удачного скопления накрывались залпами неуправляемых ракет с вертолетов. Короче, веселуха шла по полной.

Сам же захват штаба армии и ее командующего длился всего несколько минут. В погруженном во тьму здании штаба бойцы капитана Зайцева с помощью ножей и пистолетов с ПБС первым делом уничтожили всех, кто имел неосторожность оказаться у них на дороге и не имел на плечах погон из витого шнура – признаков старшего офицера. В здании штаба из старших офицеров удалось обнаружить только начальника узла связи армии и армейского квартирмейстера. Правда, первого взяли вместе с половиной его подчиненных, оглушенных и ослепленных взрывом гранаты «Заря-2». Когда немецкие связистки очнулись, то рты их были заклеены скотчем, а руки крепко стянуты за спиной. Тем временем группа захвата выгребала из сейфов все бумаги. Уже потом можно будет разобраться, что из них представляет ценность, а что нет.

Быстрее, быстрее, быстрее… В школьном подвале, превращенном в армейскую гауптвахту, бойцы чистили «контингент». Отодвинуть засов, открыть дверь, короткая очередь – и двигаемся дальше. Контингент тут сидел малоприятный, даже для вермахта, и у меня не было планов выпускать заключенных на свободу. Но вот, открыв дверь еще одной камеры, парни увидели не очередную сладкую парочку германских нарушителей воинской дисциплины, а избитого до полной безжизненности, и к тому же раненого в обе ноги молодого парня в форме советского военного моряка с командирскими нашивками на рукаве. Прозвучал крик: «Ребята, тут НАШ!» – и свирепые убийцы, только что залившие штаб кровью от подвала до чердака, немедленно обратились в нежных нянек.

Впрочем, оказывая освобожденному из плена медицинскую помощь, они не забыли дочистить здание до конца и пристрелить последних зажившихся на свете юберменшей. А над поселком уже снижались вертолеты, готовые забрать пленных и документы. Два из них сели на футбольное поле позади школы, еще один – на предназначенную для пионерских линеек площадку перед парадным входом. Последний вертолет опустился перед зданием правления совхоза – там тоже была своя добыча. Стрельба на улице потихоньку стихала; остатки охраны штаба, которым повезло уцелеть, поняли, что для сохранности собственной жизни лучше спрятаться в кустах и не отсвечивать, потому что даже на Ка-29 установлен четырехствольный пулемет винтовочного калибра – штука для простого пехотинца крайне неприятная. А уж если на тебя обратит внимание Ми-28Н с его тридцатимиллиметровой пушкой, тогда вообще кранты. Винтокрылые машины не стеснялись возражать короткими очередями даже на одиночные винтовочные выстрелы.

С захватом же Манштейна не все прошло гладко. Самое смешное, все чуть не сорвалось из-за любимой собачки генерала. Эта смешная такса в момент захвата подняла истошный лай. К тому же мною был отдан приказ брать Манштейна живьем. Поэтому в резиденцию командующего армией первой влетела светошумовая граната. Оглушенный и ослепший Манштейн мешком осел на пол, а такса, с круглыми глазами и воем ужаса, стартовала из спальни генерала прямо через закрытое окно. Тот, кто это видел, говорил, что чем-то это было похоже на пуск тяжелого НАРа с подвески «крокодила».

С нашей стороны «двухсотых» не было, но двое бойцов получили легкие ранения – в плечо и в ногу. К концу операции я получил сообщение, что наши морские пехотинцы уже захватили аэродром в Саках. Решение пришло мгновенно. Я прикинул, что восемь минут туда, восемь обратно, десять на месте – вертушки обернутся за двадцать пять-тридцать минут.

Вопрос заключался лишь в том, занимать ли оборону здесь, или же, выставив максимальное количество взрывающихся сюрпризов, отходить к известной нам поляне. Там мы точно будем минут через сорок.

Решено – отходим: здесь мы как вошь на пупе, а в поросших лесом холмах нас надо еще поймать. Эвакуация захваченного Манштейна, его адъютанта и имевшихся при генерале бумаг прошла с площади перед зданием правления, на которой перед войной проводились собрания и митинги. Одновременно в воздух поднялись вертолеты от здания школы. Часть бойцов улетела вместе с пленными и грузом, остальные же быстрым шагом скрылись в поросших лесом холмах.

И в самом деле, не обошлось без пиротехники и шумовых эффектов. Наверное, кто-то из немецких начальников, встревоженный отсутствием связи со штабом армии, поднял тревогу. Не исключено, что это был начальник штаба 11-й армии, которого нам так и не удалось обнаружить. Минут через пятнадцать после нашего отхода в селе начали весело взрываться оставленные нами сюрпризы. Но весь этот шухер был уже как стрельба в белый свет. Мы уходили во тьму «волчьим шагом», и нас им было уже не догнать, даже без учета расставленных на пути растяжек. Бросятся бегом, собьют дыхание и быстро выдохнутся. Кроме всего прочего, ночь, темно, и не видать ни зги.

Запомнился один момент, когда нашего освобожденного из плена командира грузили в вертушку. Уже в салоне, при свете тусклой лампочки, он наконец разглядел тех, кто вытащил его из застенков абвера.

– Ребята, вы кто? – спросил он удивленно.

Ответ одного из рядовых меня потряс.

– Кто, кто – дед Пыхто… Сам не видишь что ли – мы Вооруженные Силы Коммунистического Марса, оказываем братскую помощь и выполняем интернациональный долг!

Раненый напряженно заморгал.

– Шутка! – засмеялся солдат. – А вообще это самая большая тайна СССР. Не задавай лишних вопросов, и будешь счастлив! Пока!

Люк вертолета захлопнулся, и машина стала медленно подниматься в черное небо.

5 января 1942 года, 07:00. Москва, Кремль, кабинет Верховного Главнокомандующего

Подошла к концу ночь с 4 на 5 января 1942 года, обстановка на фронтах была хотя и не катастрофичной, но напряженной.

На севере был стиснут железным кольцом немецко-финской блокады сражающийся Ленинград. На центральном участке фронта идет напряженное сражение за Москву. Наступающая Красная армия кровью оплачивала каждый метр освобожденной земли. В войсках не хватает боеприпасов, большие потери в технике и людях, но, несмотря на это, наступление продолжается. Красная Армия гонит немцев от Москвы.

На юге хуже, Крымский фронт вот уже два дня буксует под Феодосией. Сказывается господство немцев в воздухе; в феодосийском порту уже погибли под немецкими бомбами пять транспортов, крейсер «Красный Кавказ» едва дотянул до Туапсе. На сегодняшний день Крымским фронтом потеряно более сорока тысяч человек: убитыми, замерзшими, утонувшими при высадке, пропавшими без вести. А ведь туда Ставка бросила кадровые дивизии мирного времени, выведенные из Ирана. Если так пойдет и дальше…

Сталин встал и, разломав одну за другой две папиросы «Герцоговины Флор», стал набивать трубку. «Почему задерживается Василевский? – думал он, машинально уминая табак пожелтевшим пальцем. Взглянув на часы, он отметил, что уже семь-пятнадцать.

Его взгляд упал на развернутую на столе карту Крыма с нанесенной на нее обстановкой на вчерашний вечер: неужели генералы опять где-то обгадились?

В этот момент заглянул Поскребышев.

– Товарищ Сталин, к вам товарищ Василевский.

– Зови! – Чиркнув спичкой, «лучший друг советских физкультурников» начал раскуривать трубку.

Вошедший генерал-лейтенант был бледным и слегка осунувшимся. Несмотря на признаки явного утомления, вождь машинально отметил, что заместитель начальника Генерального штаба чем-то взволнован.

– Товарищ Сталин, генерал-лейтенант Василевский прибыл по вашему…

– Паачэму задержались, товарищ Василевский? – довольно грозно начал Сталин, но потом махнул рукой с зажатой в ней трубкой. – А! Докладывайте, что там у вас стряслось…

– Вот именно «стряслось», товарищ Сталин, и нечто неординарное… – Василевский развернул на столе принесенную с собой карту Юго-Западного фронта. – Как вы знаете, этой ночью Черноморский флот должен был высадить в Евпатории тактический десант с целью отвлечь немецкие войска от Севастополя и Феодосии…

– Ваш Октябрьский потэрял Евпаторыйский дэсант? – от волнения в речи Сталина прорезался явственный грузинский акцент. – Их потопыла гэрманская авиацыя?

– Никак нет, товарищ Сталин, – ответил генерал-лейтенант Василевский, вытянувшись в струнку, – час назад поступило сообщение, что Евпатория полностью освобождена, и в ней восстановлена советская власть.

– Тогда в чем же экстраординарность? – понемногу успокаиваясь, Сталин принялся прохаживаться по кабинету. – Я же вижу, товарищ Василевский, что ви что-то недоговариваете…

– Товарищ Сталин… в ноль часов пять минут радисты Ставки приняли вот эту странную радиограмму, адресованную на ваше имя, но переданную почему-то по каналам Ставки… – Василевский протянул Верховному Главнокомандующему бланк первой телеграммы контр-адмирала Ларионова. – На радиограмме не было кода высокой срочности, да и абонент «Хронос» никому из шифровальщиков неизвестен, так что расшифровывали эту радиограмму в последнюю очередь.

Верховный читал строчки радиограммы, и его брови ползли вверх, выражая крайнее удивление, обычно несвойственное этому человеку.

– Товарысч Василэвский, раз ви нам принэслы эту бумагу, значыт, толко этой радиограммой дэло нэ огранычилось?

– Так точно, товарищ Сталин, – ответил тот, – сначала я решил, что это чья-то шутка, весьма неумная, кстати. Но у нас шутить так не принято. На короткий запрос шифровального отдела Ставки в штаб СОРа, кодом которого была зашифрована эта радиограмма, там ответили, что в пять минут первого 5 января никаких радиограмм в Ставку они не посылали. Тогда радиограмму все-таки доставили мне, и мы начали с ней разбираться. По ходу разбирательства дело стало обрастать удивительными и местами даже жуткими подробностями. Позвольте?

Сталин кивнул, и Василевский достал из кармана маленький блокнот.

– Во-первых, в шестнадцать часов три минуты служба радиоперехвата ВВС Черноморского флота перехватила сообщение немецкого самолета-разведчика об обнаружении большевистской авианосной эскадры примерно в двухстах километрах мористее Евпатории.

– Дажэ так? – мундштуком трубки Сталин огладил пышные усы, – продолжайте, товарыщ Василэвский.

– Так точно, товарищ Сталин, – кивнул Василевский, – немецкий наблюдатель доложил об обнаружении эскадры в составе полутора десятков вымпелов, которую возглавлял авианосец около трехсот метров длиной. Передача была прервана на полуслове – очевидно, разведчик был уничтожен. На предложение летчиков послать воздушную разведку в указанный немцем квадрат штаб Черноморского флота ответил отказом, потому что советских авианосцев не бывает, а летчикам в грубой форме посоветовали проспаться…

– Накажу мэрзавцев! – Пальцы Сталина, сжимавшие трубку, побелели от напряжения. – Извините, товарищ Василевский, продолжайте…

– В шестнадцать часов двенадцать минут та же служба радиоперехвата зафиксировала взлет с аэродрома Саки сначала одной эскадрильи пикировщиков Ю-87, а через десять минут – еще двух. В шестнадцать часов двадцать минут первая эскадрилья была полностью уничтожена двумя советскими истребителями, перехватившими их на пути к цели…

– Пачему ви так уверены, что это били саветские истребытели? – Сталин выколотил потухшую трубку в пепельницу и потянулся к пачке «Герцоговины Флор». – Пачему не англичане или нэ американцы, ведь в их флотах имеются авианосцы, правда, не такие большие?

– Товарищ Сталин, – ответил Василевский, – немецкие летчики в переговорах между собой называли противника «два ивана», особенно часто – в самом конце, когда бой шел на коротких дистанциях. Англичане были бы или «томми» или «лайми», американцы – «сэмми». Такую уверенность могут дать только четко видимые опознавательные знаки государственной принадлежности.

– Понятно, товарищ Василевский. – Сталин снова принялся набивать свою неизменную трубку. – Продолжайте!

– Вслед за первой эскадрильей юнкерсов так же бесследно исчезла и вторая, потом – третья. А также восьмерка истребителей Ме-109, поднятая на их поддержку с аэродрома в Каче. – Генерал-лейтенант Василевский развернул на столе Верховного план Евпатории. – Чудо-самолеты – это еще не все, товарищ Сталин, вот смотрите. Красным цветом – это план высадки десанта, разработанный штабом Черноморского флота. Надо заметить, что, по словам капитана 2-го ранга Буслаева, осуществлявшего общее руководство высадкой, и капитан-лейтенанта Бузинова, командовавшего десантным батальоном, сама высадка прошла вполне успешно. Но немцы явно ожидали наших десантников, поэтому сразу после обнаружения кораблей на подходе к берегу они включили прожектора и открыли по нашим морякам перекрестный пулеметный и артиллерийский огонь. Но тут снова проявили себя наши таинственные «гости»: их корабли к этому времени находились уже на рейде Евпатории. – На недоуменный взгляд Сталина Василевский ответил: – Дело в том, что над морем в эту ночь стоял довольно густой туман, видимость не превышала ста метров, и в такой обстановке тот, кто хотел остаться незамеченным, легко мог это сделать. До самого последнего момента их не видели ни наши, ни немцы. Корабельная артиллерия «гостей» в считанные минуты уничтожила немецкие береговые батареи. Их боевые винтокрылые аппараты, по назначению схожие со штурмовиком Ил-2, нанесли ракетные удары по опорным пунктам противника в гостиницах «Бо-риваж» и «Крым», а прожектора и пулеметные точки на колокольнях и минаретах уже были захвачены их армейским ОСНАЗом, заранее проникшим в город. По команде эти пулеметы начали обстрел узлов вражеской обороны. Также их осназовцы захватили здание гестапо, где освободили из фашистских застенков множество арестованных: подпольщиков, арестованных партийных и советских работников и тех, кто был просто недоволен оккупантами. Кроме того, к ним в руки попало все руководство гестапо Евпатории и все документы, которые не были уничтожены из-за внезапности нападения.

– И, конэчно, они отказываются передавать нам эти документы и этих негодяев? – Сталин пристально взглянул на Василевского.

– Никак нет, товарищ Сталин, – ответил Василевский, – со слов капитан-лейтенанта Литовченко, который и должен был по первоначальному плану захватить здание гестапо, все уже передано нашим компетентным органам. Правда, после составления нуднейшей и подробнейшей описи… Товарищи из наркомата товарища Берии ходатайствуют о правительственных наградах для тех, кто сумел добыть эти документы.

– В таком деле, товарищ Василевский бюрократия в разумных количествах – это не помеха, – сказал повеселевший Сталин, – как говорил Владимир Ильич, «социализм – это учет». Товарищ Василевский, я уже почти поверил в 2012 год, но меня смущали и смущают словосочетание «Российская Федерация»… Хотите, я скажу вам, какие флаги на их кораблях?! Андрэевские, товарищ Василэвский, ведь так? Очевидно, в Советском Союзе послэ моей смэрти все-таки произошел контрреволюционный переворот… Но с этим вопросом мы разберемся позжэ, продолжайте дальше по Евпатории.

– Кроме ОСНАЗа, кораблей и авиации, в операции было задействована их морская пехота, – продолжил Василевский. – Четыре корабля в их эскадре оказались носителями механизированных подразделений морского десанта. Товарищ Сталин, представьте себе плавающий легкий танк, вооруженный одной стомиллиметровой пушкой и одной автоматической тридцатимиллиметровой пушкой. И кроме всего прочего, он перевозит до отделения пехоты. Двадцать таких машин – две роты – вышли на берег в курортной зоне западнее нашей полосы высадки. Еще одна рота, десять машин, вышли на берег в районе Пересыпи, восточнее нашей полосы высадки. Последняя рота атаковала город Саки и одноименный аэродром, где немедленно перекрыла дороги на Севастополь и Симферополь. К пяти часам утра совместный десант полностью подавил сопротивление немцев и румын в Евпатории, но зато давление противника на заслоны в районе города Саки все время нарастало. Тогда же пришельцы из будущего предъявили капитану второго ранга Буслаеву немца в генеральском мундире, которого «гости» представили как генерала Эриха фон Манштейна, командующего 11-й армии вермахта. Они заявили, что передадут его в руки представителям нашей разведки не меньше чем армейского уровня. А пока с ним пообщается разведотдел их соединения…