Читать книгу: «Тайна рутьера», страница 3

– Будешь спать здесь.

Он уселся на соседнюю и стал объяснять мне мои обязанности и полномочия. Я выслушал все, не высказывая недовольства тем обстоятельством, что ничего нового начальник мне не открыл. Я должен был ходить в караулы, стоять на часах и участвовать в обязательных тренировках. Мне лишь вспомнились слова Шарлеманя о том, что после службы у герцога всякая иная покажется не в пример легче. Закончив, Гийом осведомился, будут ли у меня вопросы.

– Вроде бы все понятно. Хотел лишь поинтересоваться, есть ли поблизости бордель?

– Нет, – хмуро ответил кастелян¸ – Потаскух и без того хватает. Но будь осторожен, не подцепи дурную болезнь. А теперь пойдем на конюшню, познакомишься с конем. Оставь свои пожитки на кровати. У нас не воруют.

Конь мне понравился. Это был пегий жеребец в годах, привыкший к седлу. К сожалению, у меня не было с собой ничего съестного, и я только погладил его по шее. Я спросил, как его зовут. Гийом пожал плечами.

– У него нет прозвища. Пегий. И все. Он сменил не одного хозяина. Ты тоже можешь не задержаться.

Я мог бы возразить кастеляну, что с конем нужно дружить, но не стал ничего говорить. Было заметно, что я не всем в замке пришелся по нраву.

– Что ж, солдат, коли ты налюбовался конем, я отведу тебя на кухню. И после того, как поешь, можешь отдохнуть. Тебе принесут одежду, примеришь. Если что не так, портниха подошьет.

На кухне хозяйничала озорная женщина лет за тридцать. У нее было довольно приятное лицо, раскрасневшееся у очага, и сдобная фигура. Она покрикивала на двух своих помощниц помоложе и вовсю гремела горшками. Двое слуг, совсем мальчишки, лет по двенадцать, с унылым видом носили дрова и воду со двора. Им тоже досталось за неповоротливость.

– Какого дьявола ты сюда приперся, Гийом? И что за мужичка притащил с собой? Староват он, чтобы быть твоим сыном, и слишком молод для брата.

– Хватит молоть чепуху, Доминика. Тебе надо просто накормить этого парня. Отныне он служит в замке.

Он махнул мне рукой и поспешно вышел. А вслед ему несся задорный смех поварихи.

– Что же, давай знакомиться, мальчуган, – сказала она мне, улыбаясь так, что стали видны все ее оставшиеся зубы. Кстати, сохранившиеся были отменной формы и завлекательной белизны.

– Я Доминика, родилась и выросла в замке. Не обращай внимания на нашу перепалку с Гиймом. Мы давние враги с того самого времени, как я отклонила его сватовство. Выбрала другого храброго малого, а он возьми и отдай Богу душу. С тех пор я одна, а годы идут, вот я и вымещаю зло на Хромом Гийоме. Так зовут его за глаза. А кто ты?

– Я прозываюсь Клод-Франсуа, а если короче, то зови меня Жолли. Это милое прозвище я получил из-за шрама. Так что я ничуть не лучше вашего Хромого.

– Шутник! Сравнил себя с кастеляном! Да ты и впрямь красавчик! Я говорю правду, шрам совсем не портит твое лицо.

– Спасибо на добром слове, Доминика. Рад, что свел с тобой знакомство.

– Ты еще больше обрадуешься, когда отведаешь ее стряпни, – сообщила мне одна из кухарок. – Матушка Доминика превосходно готовит.

– Не называй меня матушкой, маленькая дрянь. Лучше ступай, помоги своей товарке, а на стол я накрою сама, – она подмигнула мне. – Ишь, чертовка! Никогда не упустит случая напомнить мне о возрасте.

Доминика быстро наставила на стол всякой всячины, что я даже растерялся, с чего начать. Сыры трех или четырех сортов, копченый окорок, тушеная зайчатина и суп. Аромат от него просто восхитителен. Какая разница с моим завтраком! Повариха подала мне и кубок, полный свежим анжуйским вином, терпким и с приятным послевкусием. Пока я насыщался этим разнообразием, она присела напротив, наблюдая за тем, как я ем. Все время, что я находился за столом, я ощущал на себе ее заинтересованный взгляд. Стройные кухонные пигалицы также поедали меня своими большими оленьими глазами и задорно выставляли вперед свои грудки. Удовлетворив любопытство Доминики, подробно расспросившей меня о возрасте, семье и занятиях, и плотно поев, я смог вставить свой вопрос в тот короткий промежуток времени, потребовавшийся ей, чтобы долить вина в мой оловянный кубок.

– Ответь мне, Доминика. Не прогадал ли я, поступив на службу к твоему господину?

– Можно сказать, что нет! Его милость – человек спокойный и обстоятельный, даром что молод. К слугам он относится по-доброму. Даже когда кто-нибудь провинится, наказание он назначает слишком мягкое.

Она выразительно повела глазами на своих помощниц, хихикающих в углу.

– А мне показалось, что в замке царит строгий порядок.

– Так оно и есть. Здесь всем распоряжается Гийом, а у него строгость в крови. Разве ты не знаешь поговорку, что и у доброго короля есть злые слуги.

Она оперлась грудью о стол, приблизила ко мне свое лицо и прошептала:

– Особенно берегись ее милости. Коли ты ей не придешься по нраву, не будет тебе здесь жизни.

– Она такая стерва? – удивился я.

– Ну, уж не знаю, такая или нет, но наш господин ни в чем ей не отказывает. Она получает все, чего захочет. И надо сказать, что мадам Габриэлла – женщина красивая и ладная. Любого мужчину заставит ходить по веревочке. Ей прислуживают две служанки и телохранитель Жиль, который всюду сопровождает ее.

– Такой огромный толстый малый?

– Да, он самый. Наглый и грубый приставала. Моим девчонкам проходу нет. От него держись подальше. Больно мстителен.

– Тогда, Доминика, считай, что твое предупреждение запоздало. Я победил его в поединке на мечах.

– Так это ты его покалечил? Девчонки трепались о каком-то сражении во дворе. Мне было недосуг смотреть. Готовила для госпожи.

– Нет, не покалечил. До этого дело не дошло, но ему досталось. Но больше, пожалуй, пострадала его гордость.

– Значит, жди от него всяческих козней.

Она было нахмурилась, но тут же снова заулыбалась.

– И все-таки, какая хорошая новость! Здорово, что ты выбил из Жиля пыль. Слышали, козочки? Досталось вашему обидчику! Поделом ему! Ах, Жолли, ты только появился в замке, а уже сколько перемен!

– Погоди, Доминика. Поговорим обо мне после. Расскажи лучше, кто еще живет в башне и чего от них ждать, чтобы мне меньше попадать впросак.

– Нашел, кого спрашивать. Я весь день суечусь возле очага. В башне и не появляюсь. Ну ладно, коли просишь, расскажу, что знаю. В башне живут господин с госпожой, его сестра, паж Фабиан и отец Жером. Их комнаты занимают второй и третий этаж. Сестра господина. Ее зовут Элинор, младше его милости. Ей всего семнадцать. До недавнего времени госпожа Элинор воспитывалась в монастыре бенедектинок. А два месяца назад господин привез ее домой. В замке болтают, что он хочет выдать ее замуж. Но только кто женится на бесприданнице? Наш господин едва сводит концы с концами.

– Если она молода и красива, желающие найдутся.

– Здесь судить не берусь. Я ее не видела.

– Как? Разве она не выходит к столу?

– Нет, она всегда кушает в своей комнате.

– Ей что, носят еду?

– Только до порога. При ней неотлучно находится служанка, приехавшая вместе с ней.

– И почему такие строгости?

– Поговаривают, что девушка сильно больна. А ведь раньше, до монастыря, она была сущий сорванец. Большей егозы я в жизни не встречала.

– Годы меняют людей, – глубокомысленно изрек я.

– Ну да, – вмешалась в разговор одна из помощниц. – Так меняют, что даже цвет глаз у ее милости стал другой.

– Откуда ты знаешь?

– Госпожа не все время сидит в своей спальне. По утрам она гуляет по саду, и я однажды с ней там столкнулась. Так вот, раньше она была смугляночка с карими глазами, а сейчас бледна, что твой мел. И глаза у нее серые.

– Болтушка, – осадила девушку повариха. – Ты могла не разглядеть толком. Если глянуть мельком, можно и ошибиться. А бледна она из-за того, что все время сидела взаперти за монастырскими стенами. Но то, что живет сейчас ее милость затворницей, это сущая правда.

– А что скажете о капеллане? – спросил я, меняя предмет разговора.

– Пускает слюни на каждую юбку. А так ничего, мужчина видный и обходительный. А уж голосина у него любой церковный хор перепоет.

– Ай, ай, ай! Доминика! Ты не почтительна к святому отцу.

– Пусть простит меня Господь. Я сделала это не со зла.

Женщина состроила постную физиономию, передразнив капеллана.

– Аминь, – я поднялся из-за стола и искренне поблагодарил повариху за вкусный обед.

Причем я вкусил до отвала не только телесной пищи, но и пищи для ума. И мне было над чем подумать.

Глава пятая. Гости

Прошла неделя с того дня, как я нанялся на службу. Первое время частенько попадал впросак. И понятно, нюансы и тонкости службы в замке мне никто заранее разъяснять не собирался. По мнению старожилов, я должен был набить все шишки самостоятельно. В этом и заключалось настоящее веселье. Я терпел все: мелочные придирки на пустом месте, скрытые ухмылки и прямые насмешки. Не сердился. Нет. Напротив, все обращал в шутку и первым смеялся над своей неопытностью. Не я придумал скромные радости служивых, не мне их и прекращать. Это был правильный расчет. К концу недели я освоился в казарме и на стенах. Дежурства нес безукоризненно и не спал на посту. Кроме Жиля, явных недоброжелателей у меня не было. Кастелян если и испытывал ко мне недобрые чувства, то не стремился их выказывать. Еще парочка воинов-старожилов, также носящих статус сержантов, попытались было указать на свое старшинство, но очень вежливо. Моя безоговорочная победа над телохранителем госпожи Габриэллы не способствовала стремлению меряться со мной силами. С остальными обитателями замка, не считая прислуги, я почти не виделся. Лишь раз проходившая мимо госпожа де Фруссар окинула меня мимолетным взглядом и надменно кивнула на мой уважительный поклон. Сестру рыцаря я не увидел за эту неделю ни разу. И она единственная в замке возбуждала мое любопытство. Ничего, говорил я себе, рано или поздно я проникну если не во все, то в большинство тайн, которые хранит замок. Иначе зачем я проделал такой трудный путь? Чтобы занять место замкового стражника?

На восьмой день в замок пожаловали гости. И по этому поводу хозяева устроили если и не пир, то небольшую пирушку. И я был назначен присутствовать в зале в качестве оруженосца де Фруссара. Из-за бедности у рыцаря не было оруженосца-дворянина, поэтому эту почетную должность исполнял кто-нибудь из сержантов. Теперь настала моя очередь. Я хорошенько вымылся теплой водой. Спасибо любезной поварихе, надел дублет и сверху новенький сюрко с гербом рыцаря на груди. Простой меч в кожаных ножнах я повесил слева. А свой кинжал – справа. Деревянным гребнем пригладил волосы, оставив лоб открытым. И посчитал, что затраченных усилий достаточно, чтобы не выглядеть огородным пугалом.

В положенное время я оказался в зале. В нем ничего не изменилось, разве что свечей горело гораздо больше. И все одно углы тонули в полумраке. За столом, покрытым белой скатертью, сидели сам де Фруссар, его жена, капеллан и гости: пожилой дворянин, девушка, годящаяся ему в дочери, если не во внучки, и молодой человек лет двадцати пяти, лютня и нарядная одежда которого выдавали в нем менестреля. Я занял место позади кресла рыцаря, рядом с пажом, стоящим за госпожой. Чтобы не попасть впросак, во время обеда я попросил Фабиана подсказывать мне, что делать, и тот пообещал. Я не так часто бывал в дворянском обществе, больше наблюдая рыцарей в походных условиях. Поэтому уж раз представился случай, я решил внимательно понаблюдать за собравшейся компанией, чтобы извлечь для себя пользу и расширить свои представления о куртуазном обществе, пусть и провинциальном.

      Прежде всего сам Реджис де Фруссар, восседавший во главе стола. Сейчас он смотрелся по-иному, чем обычно. На рыцаре была дорогая одежда из двух вертикально разделенных цветов. Бархатный красно-зеленый камзол с большим количеством нашитых мелких пуговиц и пристегнутыми рукавами. В разрезы их проглядывало белое тонкое полотно рубашки и шоссы из шелка таких же цветов. На ногах рыцаря были туфли-пулены из черной замши с загнутыми вверх носами очень умеренной длины. Только кинжал, висевший в посеребренных ножнах на поясе владетеля Мо, оставался тем же. Волосы молодого рыцаря были тщательно расчесаны, а концы завиты. В целом мой господин выглядел красиво. И только находясь в непосредственной близости от него, можно было заметить, что одежда носилась более чем долго и успела слегка вытереться.

Его жена Габриэлла де Фруссар сидела по левую руку от мужа. На ней был черный шелковый роб с узким лифом и широкой длиннющей юбкой, украшенной каймой, с вышитыми на ней золотом цветами. Узкие, изрезанные причудливым рисунком рукава подчеркивали изящество и тонкость ее рук. Само платье было спереди подоткнуто так, что виднелась не только нижняя, ослепительной белизны юбка также из шелка, но и кончик маленького красного башмачка, позволяющий вообразить и невидимую под платьем ножку. На безукоризненной формы шее блестела в свете свечей золотая цепочка с кулоном из аметиста. Пышные пшеничные волосы были убраны в высокую прическу, украшенную жемчужной сеткой. Лицо с открытым лбом и выщипанными в тонкую линию дугами бровей по нынешней моде чуть нарумянено и подкрашено. Впрочем, мне, небольшому знатоку женских уловок так и не удалось установить, натуральные у мадам ресницы или результат ухищрений, настолько они были длинны и пушисты и так красиво оттеняли голубизну ее глаз. Могла ли Габриэлла считаться красавицей? Не мне судить. Скажу только, что черты ее лица отличались соразмерностью и четкостью линий. Тонкий изящный нос можно было по праву назвать римским, а вот рот с полными ярко-красными губами, пожалуй, был великоват. Но сама она производила ошеломляющее впечатление на окружающих. Возможно, в этом виноваты и использованные ею притирания и благовония, от аромата которых кружилась голова. И не только муж, а и старик, и молодой менестрель не могли оторвать от нее глаз. Мне повезло, что я стоял позади и любоваться ею мог лишь сзади, да иногда в профиль, когда она поворачивалась к мужу. Зато от аромата спасения не было. Удушливый и кружащий голову, он заставлял бредить наяву. Хорошо, что под одеждой я носил ладанку, уберегающую как от сглаза и порчи, так и от женских чар.

Следующим, на кого я обратил внимание, был пожилой рыцарь, как я узнал позже, один из соседей де Фруссара, остановившийся у него проездом. Он приехал со своей юной женой. Рыцарь предпочитал просторную одежду неярких цветов. Его котарди¹² из тонкой шерсти, выкрашенной в голубой цвет, доходил до колена. Льняные белые шоссы были заправлены в дорожные сапоги. Изрядно поредевшие седые волосы с лысиной на макушке достигали плеч, а лицо, украшенное такой же седой бородой, было испещрено глубокими морщинами, похожими на шрамы. Когда он улыбался, во рту виднелись редкие гнилые зубы. На мой взгляд, возраст этого рыцаря был очень почтенным.

Его жена могла соперничать с мадам Габриэллой лишь молодостью, так как ей едва ли исполнилось шестнадцать. В платье зеленого бархата, более простого фасона и не столь вычурно украшенном, в бургундском чепце¹³, скрывавшем волосы, она просто терялась на фоне хозяйки замка. Впрочем, ее свежее личико с мелкими приятными чертами и едва заметными следами сведенных прыщей выглядело достаточно привлекательным. Еще девушка была широка в кости и, следовательно, способна к усиленному деторождению. Это обстоятельство должно давать мужу надежду на продление рода и опасение за вполне вероятное появление рогов.

Пятым за столом сидел менестрель. Он сменил свое дорожное платье на красивый наряд столь ярких цветов, что напоминал весенний сад. На нем была приталенная безрукавка из пунцового шелка. Сами рукава с множеством узелков и разрезов белого и черного цвета соответственно, держались на широких желтых лентах. Шоссы же, плотно обтягивающие ноги, сочетали в себе не два, а гораздо больше цветов – от белого до фиолетового. Черные волосы странствующего певца вились от природы, обрамляя красивое, смуглое от загара лицо, как у человека, проводящего много времени в дороге. Молодой человек наверняка имел происхождение, достаточное для того, чтобы находиться за одним столом с рыцарями и их дамами. Он из кожи лез вон, дабы угодить Габриэлле, и совсем не обращал внимания на жену старого рыцаря, что погружало последнюю в уныние.

      Слуги чинно следовали к столу и обратно к дверям зала, разнося различные блюда и вина. В скупости и отсутствии хлебосольства молодого рыцаря трудно было упрекнуть. На оловянной посуде подавались запеченные перепелки и цыплята, копчености, соления, супы, свежий мед и несколько сортов вина. В отличие от обеда, ужинали обычно неспешно, смакуя удовольствие от еды и выпитых напитков. Вечерняя трапеза в замке де Фруссара не являлась исключением из данного правила. Первое время за столом были слышны лишь чавканье, хруст костей и короткие возгласы о том, что попробовать и как. Но к концу первого часа, когда все более или менее насытились, беседа оживилась. Хозяева и гости живо болтали между собой, не забывая межу тем и набивать животы. Мне с моего места было хорошо слышно, о чем говорили за столом. Начали с нашего господина, бургундского герцога, провозгласив тост за здоровье нашего герцога Жана Бесстрашного.

Пожилой рыцарь, поставив на стол кубок, вытер губы тыльной стороной ладони и произнес тоном человека, привыкшего к уважению:

– Наш добрый герцог взялся за дело рьяно. Дай ему Бог долгих лет жизни. Король французский Карл ему благоволит. Беда в том, что тот погружен в дела настолько, насколько позволяет ему болезнь. Ведь известно, что он понемногу сходит с ума. Ничего. Указы герцога от имени короля позволят укрепить государство.

Высказавшись, старый рыцарь гордо посмотрел вокруг.

– Арманьяки¹⁴ не смирятся с этим, – вставил менестрель, заслужив этим хмурый взгляд рыцаря, которого он перебил. Но так как де Фруссар почтительно молчал, рыцарь продолжил развивать свою мысль:

– Пока не прекратятся внутренние свары, благоденствие не наступит. Не будь я Колен де Бракери.

– Поговаривают, – осторожно вставил капеллан. – Будто герцог передал налоги в руки откупщиков.

– Если это так, то прежде чем наполнить казну, они набьют свою мощну доверху, – мрачно предрек старый рыцарь.

Де Фруссар счел своим долгом заступиться за герцога:

– Его высочеству трудно приходится, а без казны шевалье ему не на что содержать армию. Он и так распустил некоторые свои отряды. На моей земле, в лесу прячется одна шайка. В ней полтора десятка человек, причем многие из них бывшие солдаты. Они пока не трогают моих вилланов, но рано или поздно это случится. А ведь отнимая у крестьян скот и продукты, они вредят моему хозяйству. В разрушенной башне прятался разбойник по прозвищу Речная Крыса. Он перекрыл путь по реке. От этого страдала вся торговля. По просьбе настоятеля монастыря я дважды пытался захватить его, но каждый раз его кто-то предупреждал. Хвала Господу, что совсем недавно какие-то наемники разгромили его шайку. И плаванье по реке снова стало безопасным.

– Точно, – невпопад согласился старый рыцарь. – В конечном счете страдаем мы. Я уже и забыл, когда мне платили оброк полностью. Чуть же надавишь на вилланов посильнее, так они берутся за дубины и цепы.

– А междоусобные войны, – гнул свое де Фруссар. – Я должен защищать свои земли, но граф велит мне набирать воинов для похода на Кабана.

– Кабан напал на земли его тещи и обобрал их до нитки. Его светлость не мог спустить своему вассалу подобную дерзость. Жаль, что я стар, иначе сам бы выступил в поход. Но я уже с трудом держу в руках меч. А воинов графу все же пришлю. Эх, не вовремя мы затеяли это богомолье!

– И зачем же вы его затеяли, господин де Бракери? – вступила в разговор Габриэлла. – Что заставило вас покинуть свой уютный замок и отправиться в путь?

– Вот уже скоро год, как я женился, – с достоинством проговорил рыцарь, огладив рукой бороду. – Но Бог до сих пор не дал нам с Луизой ребенка. Поэтому мы и едем в монастырь помолиться Святой Марии.

При этих словах жена его покраснела, а Габриэлла шепнула мужу, но так, что я услышал:

– Если он так хочет ребенка, пусть отправляется на войну. Глядишь, и будет ему приплод.

Де Фруссар неодобрительно покосился на нее, но промолчал.

– Расскажите лучше, Амори, что слышно при дворе нашего сеньора? Вы ведь едете оттуда, не так ли? – спросила она у менестреля, ласково тому улыбаясь.

– О, госпожа, сейчас графу не до празднеств, он готовится к войне. А где звенит оружие – поэзии делать нечего. К тому же во всем дворе не найдется дамы, сравнимой с вами красотой! Если же я не вижу перед собой предмет восхищения, я чахну.

Сотворив этот неуклюжий комплимент, менестрель скромно потупил глаза.

– Неужели? – колокольчиком залилась Габриэлла. – Я рада, что вы столь высоко цените меня, Амори. Но хоть что-то при дворе происходило? Не правда ли?

Менестрелю только такого поощрения и не хватало. Он тут же вывалил целый ворох слухов и сплетен, потому что был набит ими под завязку. Ему удалось завладеть вниманием не только женщин, но и мужчин, включая капеллана. Но стоило ему перейти к описанию любовных шалостей младшего брата графа, де Бракери громко выразил протест.

– Остановитесь, молодой человек! Незачем нам слушать истории, не приносящие чести ни тому, кто их рассказывает, ни тем, кто им внимает.

– Ну, полно вам, господин рыцарь, – возразила Габриэлла своим медовым голоском. – Наш гость не хотел вас обидеть. Эти истории давно украшают любой обед в пределах графства, превратившись в устные предания. И мы лишь немного позабавились, послушав, на какие ухищрения идет молодость в удовлетворении своих желаний.

– Вы, безусловно, правы, госпожа, – со вздохом согласился Бракери. – Я понапрасну накинулся на вас, юноша. С возрастом ощущаешь, как уходят не только силы, но и веселость.

– Ну и хорошо, – примирительно сказала Габриэлла. – Давайте лучше послушаем нашего любезного менестреля. Амори, как я знаю, вы великолепно поете песни и баллады. Не исполните нам что-либо на ваше усмотрение?

Менестрель недолго отнекивался. Он лишь скромно заметил, что немного простужен и потому голос у него хрипловатый. Затем Амори взял в руки лютню, настроил ее, пощипав струны, и сказал:

– Я спою вам балладу Гийома де Машо, стихи которого отличают безупречность и изысканность. Как никого более.

Сам я тонкого слуха не имею, но признаюсь, что заслушался. Амори пел так нежно и прочувственно, что дамы стали вытирать глаза платочками, а мужчины мечтательно улыбаться. Когда певец смолк, похвалы, расточаемые слушателями, были совершенно искренни, и если бы я имел право говорить, то обязательно присоединил бы к ним свой голос. Все наперебой стали просить спеть что-нибудь еще, и Амори вновь взялся за лютню, зазвучавшую на этот раз громко и весело.

– Я позволю себе еще раз обратиться к поэзии де Машо. Название песни «О тех, у кого нет денег» говорит само за себя, – улыбнулся менестрель и запел уже совсем по-иному, весело и разудало. Едва певец с последним аккордом отложил лютню, как де Бракери грохнул кулаком по столу, заходясь от смеха:

– Клянусь, что не встречал песни правдивее. Одно перечисление напастей чего стоит! Да и ты горазд петь, паренек, ничего не скажешь. Вон, даже святого отца проняло, – он показал пальцем на раскрасневшегося капеллана, тут же скромно потупившего глаза.

– Отлично исполнено, – подтвердил де Фруссар.

– Дорогой Амори, – чувственно проговорила Габриэлла. – Не зря о вас идет слава, как о превосходном певце.

– Благодарю вас, госпожа.

Поклонился менестрель с довольным видом.

Как и подавляющее большинство людей его ремесла, он, оказывается, был весьма тщеславен. Де Фруссар предложил тост в его честь. Слуги наполнили кубки, и все дружно выпили.

– Что не говори, – протянул старый рыцарь, сыто рыгнув. – А в нынешнее время у нас не до забав. То одно приключится, то другое. Оно и раньше бывало всякое. Да только теперь напасти со всех сторон атакуют. Люди забыли Бога. Вот что!

После этих слов де Бракери воцарилось молчание. Отец Жером порывался что-то сказать, но так и не решился. Надо было срочно менять тему разговора. Тут-то граф де Фруссар вспомнил про меня.

– А я нанял солдата, бившегося в войсках Жана Бесстрашного! И скажу, что выучка у него превосходная. Вы же знаете здоровяка Жиля Пуле? Так вот, этот парень так отделал его в схватке на мечах, что любо дорого было смотреть. Эй, сержант, подойди ближе и встань так, чтобы тебя смогли рассмотреть.

Мне пришлось обогнуть стол, чтобы я был виден всем присутствующим. Встав перед ними, я отвесил почтительный поклон и застыл, точно изваяние.

– Вид у него бравый, – заметил рыцарь. – Хотя твой Пуле – настоящий мешок. Побить его много ума не надо. Как тебя зовут, малый? – обратился он ко мне.

– Клод-Франсуа Малон, господин, – бодро ответил я.

– Ты действительно служил у герцога?

– Да, господин. В его охране.

– И каков он из себя?

Ну и детские вопросы задает старикан, – подумалось мне. – Хочет знать, не лгу ли я?

– Из себя он очень величественный и умный. Настоящий правитель.

Де Бракери захохотал.

– Понятно, почему ты не хочешь о нем говорить. Наш герцог неказист на вид. Что же, ты больше не в войске?

– Наш отряд распустили после смерти капитана. Вот я и подался на вольные хлеба. Год жил без забот, да деньги кончились раньше, чем рассчитывал. Пришлось мне снова наниматься.

– Эко складно ты говоришь. Среди вашего брата мало таких говорунов.

– Я из школяров, господин.

– Вы не поверите, но он умеет читать и писать, да еще знает латынь, – заявил де Фруссар.

– Ученый солдат, – хмыкнул старик. – Это все равно, что скрестить быка с лошадью. Толку не будет. Излишняя ученость, воину, мальчик, только во вред. За всю мою жизнь я был знаком с двумя учеными мужами. Один погиб на турнире, получив копье в брюхо, и его ученейшие кишки точно также вывалились на песок, как и какого-нибудь олуха. Другой стал в итоге судьей. Это сам по себе незавидный конец. Что на это скажешь?

– Скажу, что обучение я так и не закончил.

– Вот это другое дело. А почему ты не говоришь о своих подвигах?

– Меня не убили, господин. По-моему, в этом и есть мой главный подвиг.

– Да за словом ты в карман не лезешь. И мне нравится твоя скромность. А то бредни «бывалых» вояк вызывают тошноту. Послушай их. Так они убили врагов больше, чем население нашего графства. Воюй, парень! Война – это лучшее из всех занятий на земле. И единственный честный способ улучшить свое положение. Я знавал воинов, заслуживших в бою рыцарское звание.

– Кстати, – оживился Амори, – в битве при Отэ один из воинов был посвящен в рыцари самим герцогом. Сейчас вспомню, как его звали. Кажется, Сен-Буа. Он сумел выдвинуться, хотя и вышел из простых солдат. Впрочем, имя у него вроде бы дворянское. Ты знал его, сержант?

Мне показалось, что менестрель как-то странно на меня посмотрел.

– Не близко, господин.

– Это тебе, паренек, пример того, что на войне нет ничего невозможного, – назидательно заметил де Бракери. – Эй, налейте ему выпить. Парень заслужил кубок хорошего вина. Ты ведь не будешь возражать, Реджис, коли твой сержант выпьет?

– Я тоже присоединяюсь к просьбе господина де Бракери, – произнесла дотоле молчавшая Габриэлла. – Пусть выпьет. Солдату это не помешает. Жаль только, что у него шрам.

Вот стерва! Мой шрам на левой брови, давно затянувшись, стал малозаметен. Прозвище мне дали по свежим следам, а прошло уже пять лет. Слова госпожи де Фруссар показывали, что ей очень захотелось мне досадить.

– Пустяк, – вступился за меня старый рыцарь. – Шрамы нас, мужчин, только украшают. И сразу видно, трус он или нет. Те, кто бежит, получают раны в иных местах.

Он сам засмеялся своей шутке.

– Пей, сержант! Надеюсь, я не прогадал, взяв тебя на службу, – разрешил мой новый господин.

– За здоровье прекрасных дам и доблестных рыцарей.

Я поднес кубок к губам и выпил его содержимое, не пролив ни капли. После чего, поклонившись, вернулся на свое место. Ужин подошел к завершению. Скоро гости и хозяева отправились спать. Гийом, распоряжавшийся всем, отпустил меня в казарму. Во дворе я с удовольствием вдохнул свежего воздуха. Признаться, подобные обязанности мне не пришлись по нраву. Когда я проходил мимо кухни, кто-то коснулся моей руки и потянул за нее.

– Кто здесь? – спросил я.

– Тише, – прошептал женский голос, по которому я узнал Доминику.

– Пойдем со мной, Жолли.

Она повела меня на кухню, дышащую остывающим жаром, и зажгла свечу.

– Знаю, что провести на ногах несколько часов, наблюдая за тем, как господа набивают себе желудки, утомительно. Не хочешь ли немного поесть перед сном?

– Ты моя добрая фея, Доминика, – от души высказался я.

В сущности, мне досталось отведать те же яства, что ели за ужином рыцари и дамы. Доминика молча сидела напротив, и на лице ее блуждала улыбка, значение которой я мог без труда угадать. И я не удивился тому, что после ужина кухарка снова взяла меня за руку и увлекла в маленькую каморку за кухней, служившую ей спальней.

– Если не возражаешь, Жолли, я хотела бы убедиться, насколько хороши в любовных утехах солдаты, вернувшиеся с войны, – сказала мне женщина хрипловатым от возбуждения голосом.