Читать книгу: «Сибирский код», страница 3

Внезапно сирена разодрала воздух. Над головами вспыхнули красные лампы.

«НОРМА ПОВРЕЖДЕНИЯ – СЕКТОР D-7», – выводил бегущий текст на ближайшем экране электронного табло.

– Это жидкостный шлюз! – Зорина побледнела. – Там линия азотного охлаждения!

Мы выбежали в коридор-кольцо. Из дальнего отсека валил иней, смешанный с чёрным дымом. Стекло выгибалось внутрь тоннеля, словно кто-то бил по нему кувалдой изнутри. По инею угадывалась фигура сменного техника Ершова – несколько часов назад он проверял термопары, а теперь тело его превратилось почти в резиновое: вытянутая шея, чёрный глянец кожи, суставы, вывернутые назад. Под кожей пульсировали прожилки, и пульс шёл идеальным семисекундным тактом – сигналом Роя

Я и Семён втащили профессора Зорину за контейнер с комплектами ИВЛ, а дальше всё происходило на автопилоте. Дежурная аварийная смена «Север-4» – шестеро в тяжёлых арктических скафандрах с синими полосами на плечах – уже разворачивалась по протоколу.

Ракитин, техник ПСО-2, первым подошёл к шлюзу. Он не стал ждать команд – резким ударом выбил тревожное стекло, схватился за рычаг аварийного клапана PN-1200 и дёрнул. Металл скрипнул, сорвался с резьбы, и лётное азотное давление с шипящим рёвом ушло в обходной контур. Воздух завыл, и Ершова, будто марионетку с перерезанными нитями, резко дёрнуло назад, внутрь шлюз-колодца. Градиент упал больше чем на атмосферу – на мгновение стало тихо.

Параллельно двое техников катили к месту крио-баллон «Байкал-М» – тяжёлый, обледеневший цилиндр с аргон-углекислотной смесью. Один сбросил предохранительные защёлки, второй насадил на выход ручную форсунку.

– Залп!

Струя ударила на 3,8 секунды – расход 14 килограммов в секунду. Внутри шлюза температура рухнула до минус ста десяти. Ершов, уже начавший движение вперёд, внезапно застыл в прыжке. Его позвоночник выгнулся дугой, кожа покрылась паутиной трещин, а затем – рассыпалась. Чёрная органика, похожая на смолу, осела на пол инейной пылью.

Инженеры по дезактивации не ждали. Один качнул внутрь капсулу с полимерной Q-пеной – та с шипением вспенилась, заполнила трещины, намертво склеивая остатки. Второй уже нёс графитовый «пластырь» на термо-заклёпках, чтобы запечатать стыки.

Зорина, опираясь на Семёна, выдохнула:

– Сектор стабилизирован… до следующей трещины. Львова, Гуров – молодцы, но без «Колокола» долго не протянем. Что вам потребуется нужно?

Кристина, не отрывая взгляда от шлюза, ответила чётко:

– Нам нужен инженер Марк Горелов. И канал связи.

Кристина стояла перед картой России, испещренной красными метками. Новые очаги заражения появлялись каждый час – Красноярск, Томск, теперь уже Пермь.

– Мы опаздываем, – сказала она, не отрывая взгляда от пульсирующей точки Москвы.

Профессор Зорина молча подошла, держа в руках папку с грифом «Совершенно секретно».

– Ваш отчёт по пьезоэффекту подтвердился. Но для «Колокола» нужны точные расчёты. – Она открыла папку, показала чертежи. – Без инженера…

– Я знаю. – Кристина сжала кулаки.

– Вы до сих пор верите, что он жив?

Тишина. Где-то за стеной гудели генераторы, напоминая далёкий гром.

– Он жив, – наконец ответила Кристина. – Марк не из тех, кто сдаётся.

Зорина вздохнула, поправила очки:

– Даже если так, как он найдёт вас? Мы в информационной блокаде.

Кристина подошла к окну. За толстым стеклом бушевала метель, скрывая контуры периметра.

– Он пойдёт на восток. В Екатеринбург.

– Почему туда?

– Потому что… – она обернулась, – это единственное место, где есть люди, которым я доверяю.

Профессор изучающе посмотрела на неё, затем кивнула:

– Тогда надеюсь, ваш инженер так же хорошо разбирается в людях, как и в технике.

Трасса М-7. 50 км до Нижнего Новгорода

«Патриот» замедлился перед покорёженным дорожным знаком. Ветер швырял в лобовое стекло мокрый снег, превращаясь в грязную кашу под колёсами.

Я вытер лицо ладонью. Третий день без сна давал о себе знать – в глазах двоилось, а на пустой трассе начали мерещиться тени.

Радио молчало. Последняя передача МЧС прервалась сутки назад.

В зеркале заднего вида – никого. Только брошенные машины да чёрные следы пожаров на горизонте.

Я достал потрёпанную записную книжку Кристины, снова перечитал строки:

«Екатеринбург. Ул. Куйбышева, 48. Спроси дядю Игоря. Пароль – «Те самые незабудки из Ботанического сада»«

За окном промелькнул указатель: «НИЖНИЙ НОВГОРОД – 50».

Где-то там, за сотни километров льда и бетона, Кристина могла быть ещё жива. Или уже нет.

Я резко нажал на газ.

«Патриот» рванул вперёд, увозя меня в сторону первых огней города.

Глава 3 : Дорога сквозь Хаос

День второй

Владимирская область

Двигатель «Патриота» работал на пределе, его рёв сливался с воем ветра в полуоткрытом окне. Стрелка температурного датчика подползала к красной зоне – система охлаждения едва справлялась, заканчивалась охлаждающая жидкость. Я сбавил скорость, когда заметил первые признаки перегрева: сладковатый запах антифриза смешивался с гарью горящих где-то лесов. В салоне пахло бензином, потом и страхом – этот коктейль въелся в обивку сидений за последнее время.

«Сапсан» лежал на пассажирском сиденье. Он наравне с CRYO-S единственное, что может сейчас дать мне фору. Я машинально проверил индикатор заряда – 87%. Достаточно для 4-5 циклов.

Когда я свернул с трассы М7 на просёлочную дорогу, колёса провалились в глубокую колею, оставленную, судя по свежести следов, военной техникой. В канаве у обочины лежал перевёрнутый «УАЗ Патриот» с расстрелянными колёсами и открытыми дверями. На двери ещё виднелась свежая надпись краской: «Карантин. Не приближаться».

Я приоткрыл окно, и в салон ворвался запах разложения – не резкий трупный смрад, а что-то другое, сладковато-химическое. В пяти метрах от дороги, среди пожухлой травы, лежало тело в камуфляже. Не распухшее, как положено трупу в жару, а будто высохшее. Кожа обтягивала кости, как пергамент, а на шее чётко виднелись те самые чёрные прожилки, расходящиеся к подбородку.

Рука сама потянулась к «Сапсану», нужно быть готовым ко всему. И нужно осмотреть УАЗ, на предмет полезных вещей.

Я снял пистолет с предохранителя, взял «Сапсан» в левую руку и осторожно вышел. Горячий воздух ударил в лицо, я медленно подошел к УАЗу.

Салон «УАЗа» выглядел так, будто его покидали в спешке. На полу валялся автомат АК-74М с прицелом – я поднял его, проверил магазин: почти полный. В разгрузочном жилете на сиденье нашлось ещё два рожка. Рядом лежала армейская аптечка – жгут, стерильные бинты и несколько ампул с морфином в герметичных упаковках.

Мой взгляд упал на фонарь «Фермер» с красным светофильтром – такая штука могла пригодиться. Когда я наклонился, чтобы поднять его, заметил под сиденьем топографическую карту области. Красным кружком был обведен участок в тридцати километрах к северу. Одинокое строение посреди леса. Стоит ли проверить? Припасы мои подходили к концу, и если с бензином было еще все относительно хорошо, порядка 100 литров оставалось, то провизией нужно было где-то поживиться. Одиноко стоящее здание посреди леса, судя по размерам не особо большое, но главное возможно не тронутое.

Я уже собирался вернуться к «Патриоту», когда услышал за спиной треск ветки. Я замер и медленно стал поворачивать голову назад, в зарослях все так же лежало тело солдата в камуфляже. Лицо было скрыто кепкой, но я разглядел неестественную бледность кожи и чёрные прожилки на шее, расходившиеся к подбородку, как корни ядовитого растения.

Сделав шаг ближе, труп внезапно пошевелился. Пальцы скрючились, а нога дёрнулась. Я в тот же миг быстро взял в руку «Сапсан» и нажал на кнопку.

Генератор взвыл пронзительным ультразвуком. Тридцати секунд было достаточно, чтоб оно впало в ступор. Труп замер, а затем начал биться в страшных конвульсиях. Изо рта хлынула чёрная жидкость, падая вниз она впитывалась в сухую землю. Я отпустил кнопку, генератор загорелся желтым светодиодом, как вдруг услышал еще один шорох, доносившийся из-за ближайших кустов. На горизонте появились еще двое в военное форме. Они начали выходить из леса, их движения были плавными и неестественными. Я моментально впрыгнул в «Патриот». Повернул ключ зажигания, двигатель заревел. Я утопил педаль газа до упора. «Патриот» яро сорвался с места и понес меня прочь. Двое зараженных замерли у тела третьего и пристально смотрели вслед, отдаляющейся машине.

Только когда их силуэты перестали виднеться в зеркало заднего вида, у меня получилось восстановить дыхание. Я достал с заднего сидения карту, найденную в «УАЗе». Красным кругом было обведено место где-то в глуши, по моим расчетам мне до туда километров 15, если оно не тронуто, то можно попытаться хотя бы отдохнуть, в лучшем случае найду что-нибудь полезное.

Через несколько километров я сбавил скорость. Дорога сужалась, превращаясь в едва заметную колею. По бокам стеной стоял лес – не тот ухоженный, что показывают в туристических буклетах, а настоящий, дикий. Берёзы с кривыми стволами, ёлки с обломанными ветками, кусты малины, сплошь покрытые пылью.

Я сверился с картой, впереди должна быть развилка.

Развилка оказалась именно там, где показывала карта. На покосившемся столбе висел ржавый указатель: «Охотхозяйство Лесное» – 5 км». Я свернул направо, и дорога сразу пошла в гору, становясь всё уже.

Внезапно дорогу перегородил ручей, я остановился и вышел оценить обстановку. Вокруг уже темнело, силуэты деревьев напоминали сцены из фантастических фильмов. Казалось, что вот-вот они оживут. С одной ветки сорвалась и унеслась прочь летучая мышь. Вокруг царила тишина. Убедившись в своей безопасности, насколько это конечно возможно, я отправился умыться. Ручей оказался, на удивление чистым. Холодные капли обожгли лицо. Сейчас бы, конечно, принять теплую ванну, но и это неплохо. Я разделся по торс и принялся смывать с себя липкий пот. Слегка освежившись, я достал все имеющиеся пустые емкости и наполнил их водой. Уложил аккуратно в багажник и сел за руль.

Чем выше поднималась дорога, тем больше менялся лес. Сосны становились выше, их стволы – толще. Воздух наполнился хвойным ароматом, смешанным с запахом влажного мха.

На одном из поворотов заметил брошенный рюкзак – армейский, с оторванной лямкой. Внутри оказалась пустая фляга с выцарапанными инициалами «А.К.» и компас.

Когда на небе появились первые звезды, я увидел первые признаки базы – обрывки колючей проволоки на деревьях, покосившийся щит с нечитаемой надписью и, наконец, саму поляну, на которой располагалась охотничья база, представляющая из себя три бревенчатых дома.

Главное здание стояло особняком – двухэтажное, с заколоченными накрест окнами. Дверь была массивной, дубовой, с коваными петлями. На крыльце валялись гильзы – свежие, блестящие на закатном свете. Я остановился в сотне метров, заглушил двигатель и стал ждать, наблюдая за обстановкой вокруг.

Тишина. Только ветер шевелил высохшие стебли травы. Через двадцать минут, так и не увидев никакого движения, я взял «Сапсан», снял предохранитель с пистолета и отправился к первому дому.

Подойдя к дому, я еще раз вслушался – тишина, только в отдаление ухала сова.

Я подошел к дубовой двери и слегка толкнул ее плечом. Дверь со скрипом поддалась. В нос ударил запах старой древесины и плесени, ощущался легкий аромат пороха. Выключатель оказался рядом, щелчок и помещение озарило тусклым светом одной лампочки. Интерьер состоял из массивного стола, покрытого потёртой клеёнкой, железной печи с вытяжной трубой, охотничьих трофеях на стенах – выцветшие от времени оленьи рога и чучело глухаря с потрёпанными перьями.

Первое, что бросилось в глаза – аккуратно сложенная стопка дров у печи. Слишком аккуратно для заброшенного места. Кто-то явно был здесь недавно.

Я положил «Сапсан» на стол, оставив, прихвативший с собой у «УАЗа» автомат у входа. Пол скрипел под ногами, доски прогибались с тихим стоном. Кухонный уголок оказался удивительно чистым – эмалированная кружка с изображением медведя, консервная банка с остатками тушёнки, ложка, вымытая до блеска. В шкафу нашёл пачку соли, банку перловки с мясом и полбутылки растительного масла. Не богатство конечно, но для голодного человека – сокровище. Нужно проверить второй этаж. Поднявшись по лестнице, на втором этаже обнаружил спальню с двумя кроватями. Одна была аккуратно застелена, на другой лежал разобранный карабин – «Сайга-12», чистый, ухоженный. В тумбочке – коробка патронов и потрёпанный блокнот с записями о погоде и перемещениях лосей. Последняя запись датировалась 15 августа – за три дня до моего прибытия.

Осмотрев дом, я вышел на крыльцо, прихватив с собой «Сапсан». Вечерний воздух был густым и влажным.

Я перевёл взгляд на соседнее строение – низкий бревенчатый гараж с покатой крышей, заросшей мхом. Его покосившиеся ворота, когда-то выкрашенные в зелёный цвет, теперь представляли собой шелушащуюся поверхность с островками ржавчины. Между ними зияла щель шириной с ладонь, будто кто-то недавно пытался войти. Спускаясь по деревянным ступеням, я заметил, как трава вокруг гаража примята в странном узоре – не хаотично, а будто кто-то ходил кругами, раз за разом наступая на одни и те же места. На земле блестели свежие капли масла, ведущие к воротам.

Я взял «Сапсан» покрепче и подошёл ближе. Ржавая ручка холодно отдавала в ладонь. Первый рывок – ворота не поддались. Второй, с упором ногой – и одна петля с противным скрежетом оторвалась, но створка отошла всего лишь настолько, чтобы можно было протиснуться внутрь. В полумраке угадывались очертания верстака, полок и…

В дальнем углу стояли две двадцатилитровые канистры. Одна – с едва читаемой надписью «АИ-95», другая – без маркировки, но по характерному запаху в ней тоже был бензин. Рядом аккуратно лежали четыре литровых канистры с маслом. На верстаке красовалась пятилитровая канистра охлаждающей жидкости, её зелёный цвет выделялся в серости гаража.

Я пошевелил ближайшую канистру – бензин внутри плескался, издавая глухое бульканье. По ощущениям, она была полной. Кто-то явно готовился к долгой дороге, но так и не воспользовался припасами.

Снаружи вдруг зашуршали кусты. Я резко обернулся, но в щель между воротами было видно только качающиеся ветки. Ветер? Или кто-то? Или, верней сказать, что-то? Затаившись, я крепче взялся за «Сапсан» и стал ждать, но ничего больше не произошло. Только завывания ветра щекотали нервы. Я принялся таскать находки в «Патриот».

Лес вокруг замер в ожидании грозы – ни птиц, ни насекомых, только шелест листьев. Я бросил последний взгляд на гараж. В полумраке его окна казались слепыми глазами, наблюдающими за моими действиями. Кто оставил здесь эти припасы? Почему так аккуратно? И главное – куда делся хозяин?

Ответов не было. Только нарастающий шум дождя и чувство, что за мной наблюдают из глубины леса. Погрузив все находки из гаража в машину, еще раз осмотрелся по сторонам. Только звуки начинающегося дождя. Пора возвращаться в дом – ночь приближалась, а с ней и неведомые опасности этих мест.

Вернувшись в дом, тщательно занавесил окна одеялами – свет не должен привлекать внимание. «Сапсан» положил на тумбочку рядом с кроватью, автомат поставил у изголовья, на всякий случай открыл чемоданчик с Cryo-s, проверил на наличие неисправностей, вроде все работоспособно. Стол передвинул к двери и соорудил подобие сигнализации, ведерко с гвоздями. Примитивно, но лучше так. Перелистал охотничий блокнот, ничего интересного, заметки все о тех же лосях. Надо попытаться поспать, хоть немного. Я погасил фонарь. Темнота поглотила комнату, только слабый свет луны пробивался сквозь щели в ставнях.

Я проснулся от резкого спазма в шее – всю ночь просидел, прислонившись к стене, так и не решившись лечь. Влажный воздух в комнате казался густым, как будто пропитанный испарениями от мокрой одежды и пота. За окном по-прежнему стучал дождь, но теперь его звук воспринимался как отдушина.

Потянувшись за флягой, я заметил мелкую дрожь в пальцах и принялся восстанавливать события ночи.

В памяти всплывали обрывочные образы: вой ветра в печной трубе, превращавшийся в чьи-то приглушённые стоны; удары в дверь – не стук, а именно удары, будто кто-то бил по дереву мокрым поленом; ощущение чужого присутствия, от которого мурашки бежали по спине.

Встав с кровати и осмотрев комнату, следов какого-то вмешательства, я не обнаружил, нужно проверить УАЗ и обстановку снаружи.

У порога я обнаружил несколько свежих еловых иголок и грязевые разводы. Кто-то действительно был здесь ночью. Точно не животное – удары в дверь были слишком ритмичными. Не военные – те не стали бы стучать вообще и явно не заражённые – те вообще не стучат. Эта мысль заставила меня крепче сжать «Сапсан» в руках.

«Патриот» стоял рядом и следов взлома я так же не обнаружил. Еще все раз проверив, я отправился в дом, нужно привести себя в порядок и уезжать отсюда.

Пока консервы грелись на печи, я проверял оборудование. «Сапсан» – 76% заряда, автомат – полный магазин. Хорошо, что ночью не пришлось стрелять.

В голове крутилась один и тот же вопрос: «Но почему? Почему тот, кто приходил сюда ночью, не попытался войти?»

Ответов не было. Только следы на крыльце, которые дождь методично смывал, как стирает улики опытный преступник. Одно я знал точно – следующую ночь я встречу в другом месте. Любой ценой.

Дождь прекратился к полудню, оставив после себя размытые дороги и тяжёлый, насыщенный влагой воздух. «Патриот» с трудом вылез из грязевых ловушек, ведущих к трассе. Я ехал медленно, прислушиваясь к каждому стуку в подвеске – после ночных приключений доверять можно было только себе и оружию.

Первые признаки Владимира появились неожиданно – разбитая автобусная остановка с оборванным расписанием, потом покосившийся рекламный щит местного магазина стройматериалов. Дорога становилась ровнее, но пустыннее. Ни машин, ни людей. Только редкие следы колёс на мокром асфальте, уходящие в сторону города.

Я свернул на объездную, стараясь держаться подальше от центра. Карта, найденная в охотничьем домике, показывала промзону на северо-востоке – там, по моим расчётам, должно было быть меньше блокпостов. Но я ошибался.

Блокпост возник внезапно – бетонные блоки, мешки с песком, два БТРа с потухшими двигателями. Солдаты в камуфляже и респираторах махали мне остановиться. Один из них, судя по погонам – лейтенант, подошёл к машине, постучал автоматом по стеклу.

– Документы, – его голос звучал хрипло, как будто он не спал несколько суток.

Я опустил стекло ровно настолько, чтобы передать паспорт. Его глаза – красные от усталости – скользнули по салону, задержавшись на «Сапсане».

– Что это? – ткнул стволом в сторону генератора.

– Медицинское оборудование, – ответил я, чувствуя, как потеют ладони.

Он открыл паспорт и спросил

– Москвич? Куда и зачем направляетесь? Москва разве не на карантине?

– Да, я сотрудник НИИ, направляюсь в командировку в Екатеринбург, везу оборудования для изучения.

Он что-то пробормотал в рацию, затем неожиданно кивнул:

– Проезжайте. Но знайте – в городе комендантский час с 18:00. Нарушителей стреляем без предупреждения.

Шлагбаум поднялся, и я въехал в пустынные улицы Владимира.

Владимир встретил меня абсолютным молчанием. Закрытые магазины, пустые автобусные остановки, редкие следы недавней паники – перевёрнутая тележка из супермаркета, разбитая витрина аптеки. Воздух пах гарью – где-то в центре горело здание, и едкий дым стелился по улицам.

Я ехал медленно, сверяясь с картой. Так, если поехать в сторону Боголюбово, в Лемешках, мы пересекаем железную дорогу и по Р-132 до Нижнего порядка 200км, либо же можно было попытаться пересечь Клязьму и через Муром сразу выдвинуться в сторону Казани. Я глянул на часы, стрелка близился к 2 часам дня. Значит на все про все у меня около 4 часов, затем, вспоминая слова лейтенанта наступает комендантский час. Проверять их предупреждение о нарушителях, мне не хотелось.

Грузовик выехал из переулка внезапно, едва не задев мой бампер. За рулём сидел мужчина лет сорока – коротко стриженный, с обветренным лицом и странно живыми глазами в этом городе мёртвых.

– Ты чего, одурел?! – он высунулся в окно, махая рукой.

Я уже хотел давить газ, когда заметил движение на крыше соседнего дома – снайперскую позицию. Понял – попал в засаду.

Мужчина, увидев мою реакцию, покачал головой:

– Не туда смотришь, приятель. Через пять минут тут патруль пройдёт. Хочешь жить – следуй за мной.

Он резко развернул грузовик и поехал в сторону промзоны. Выбора не оставалось, либо снайперы, либо довериться незнакомцу. Я, после секундного колебания, последовал за ним.

Мы остановились за углом полуразрушенного цеха бывшего завода «Автоприбор». Мужчина вылез из кабины, хромая на правую ногу. При ближайшем рассмотрении, его лицо оказалось покрыто мелкими шрамами.

– Сергей, – представился он, протягивая руку. – Бывший механик, ныне местный проводник.

Его ладонь была шершавой, с въевшейся в кожу соляркой. Я заметил характерные мозоли на сгибах пальцев – следы многолетней работы с гаечными ключами.

– Марк, – ответил я, не называя фамилии.

Сергей достал из кармана помятый «Беломор», прикурил и предложил мне. Я отказался.

– Зря, – он выпустил струю дыма. – Никотин сейчас – единственное, что помогает мне не сойти с ума в этом аду.

Он провел меня внутрь заброшенного цеха. Внутри пахло машинным маслом и плесенью. Посреди помещения стоял самодельный стол из досок и поддонов, на нем – карта города, испещренная пометками.

– Первые случаи появились две недели назад, – начал он, обводя пальцем район старого тракторного завода.

– Думали, обычная хворь, у людей температура, кашель, сыпь. Потом началось… странное.

Он стряхнул пепел на пол, где он тут же растворился в слое технической пыли.

– Люди стали меняться. Сначала просто вялые, будто пьяные. Потом – движения… неестественные. Как у марионеток, понимаешь? Сергей сделал странный жест пальцами, имитируя кукольные рывки.

– А глаза… Боже, глаза. Словно кто-то выключил свет внутри.

Я почувствовал, как по спине пробежали мурашки. Точно такие же симптомы описывала Кристина в своих записях.

– Военные пришли на пятый день – продолжил Сергей, переставляя на карте ржавые гайки, отмечая блокпосты.

– Сначала были вежливые, раздавали маски, говорили о временных мерах. Потом начались отстрелы.

Он поднял на меня взгляд, и я увидел в его глазах ту самую грань, за которой заканчивается страх и начинается животная покорность судьбе.

– Сначала стреляли только в явно больных. Потом – в тех, кто кашлял. Потом – в кого попало. Видишь вон тот квартал? – он ткнул пальцем в район за рекой. – Там теперь мертвая зона. Никто не выходит. Но по ночам… по ночам там что-то двигается. А как тебя сюда занесло? Судя по номерам, ты из Москвы, там происходит тоже самое? – Сергей посмотрел на меня вопросительным взглядом.

– Я сотрудник НИИ в Москве, направляюсь в Екатеринбург, так же в НИИ. Везу оборудование, которое должно помочь бороться с заражением. Мне нужно будет попасть на ту сторону.

«Истинную причину афишировать я не собирался никому».

Сергей долго изучал меня своими усталыми глазами, пока я объяснял, что мне нужно попасть на восток. Его пальцы нервно барабанили по столу, оставляя отпечатки на пыльной поверхности.

– Ты не первый, кто просит помочь перебраться – наконец сказал он, разминая плечо со старым шрамом.

Я достал блокнот Кристины и открыл страницу с пометками о частоте 42 кГц.

– Мне нужно проверить кое-что. Возможно, это поможет остановить то, что происходит.

Сергей резко замер. Его глаза сузились.

– Моя дочь, Катя…– голос Сергея внезапно дрогнул. – Она работала лаборанткой в вирусологическом центре. В последнем сообщении писала про какую-то частоту… 42 килогерца. Потом связь прервалась.

Он достал из кармана потрепанный телефон, показал последнее сообщение: «Пап, если что-то случится – ищи тех, кто знает про 42 кГц. Они поймут.»

Сергей тяжело вздохнул:

– Ты первый, кто упомянул эти цифры за все дни кошмара. Поэтому помогу. Но сначала. – Он резко встал, подошел вплотную. – Что значит эта частота? Что вы там все вообще натворили?

Я замер, чувствуя, как ладони становятся липкими от пота. Сергей стоял слишком близко, от него пахло табаком и чем-то еще – страхом, усталостью, отчаянием. Его глаза, красные от бессонницы, впивались в меня, словно пытались вытянуть правду из самого нутра.

«Что сказать? Как объяснить то, во что и сам до конца не верю?»

Я медленно выдохнул, опуская взгляд на блокнот Кристины. Страницы были испещрены её стремительным почерком, местами – пятнами, похожими на высохшие капли кофе. Или крови.

– Это не вирус, – начал я, осторожно подбирая слова. – Вернее, не совсем вирус. Это что-то древнее. Что-то, что спало в вечной мерзлоте Сибири десятки тысяч лет.

Сергей не шевелился, но его пальцы сжались в кулаки, будто готовые в любой момент вцепиться мне в горло.

– Моя… коллега, – я чуть запнулся, избегая имени Кристины, – изучала образцы льда. В нем были микроорганизмы. Археи. Они не проявляли никакой активности. Но когда температура поднялась… они «проснулись»

В памяти всплыли её слова из последнего письма: «Они не разрушают организм, Марк. Они его переписывают».

– Они меняют ДНК, – продолжил я, глядя на карту, где красные отметки Сергея расползались, как метастазы. – Заражённые не умирают. Они становятся «другими». Сохраняют память, навыки… но это уже не они.