Читать книгу: «Беглянки», страница 14

Одежда опять высохла и сделалась шершавой от соли, воротник неприятно натирал шею. Кожу на животе покалывало, я машинально запустила руку за пазуху и испугалась. Там трепыхнулось живое. Неужели морская креветка какая – нибудь забралась?

К счастью, я не заорала. Медленно – медленно вытащила руку, разжала пальцы и ахнула. На ладони слабенько, явно из последних сил вспыхивая, трепыхался волшебный огонек. Тот самый, который увязался за мной в подземелье Кеста. Я о нем совсем забыла, а он, оказывается, все время был живой. И вот теперь собрался погаснуть.

– Маленький, как же тебе помочь? – я попыталась на него подышать, но это было все равно, что раздувать прогоревший уголек. Я слишком поздно спохватилась!

– Дай мне его.

Я подскочила от неожиданности, голос раздался из самой темноты.

Под навес просунулась рука с палкой, набалдашник в виде закрученной раковины светился, как зеленая лампочка. Ну конечно, это тот самый старик, который прогнал Тритона. Как же его: Сомон? Сонол…

– На берегах нашего моря для людей мое имя – Сонор – ли. Дай мне огонек, – повторил старик, сгибаясь вдвое и усаживаясь напротив меня под пологом.

Осторожно стряхнул огонек себе на ладонь, шепнул несколько слов и поднес его к набалдашнику своей палки. Впрочем, наверняка это была не палка и не клюка, а самый настоящий посох волшебника. Погаснувший огонек замерцал, как будто наполняясь живым светом от посоха, вдруг оторвался от руки и повис в воздухе, как крохотная планетка.

– Лети на мачту. – Сонор – ли махнул ладонью, будто прогонял муху, – лети, никто твою хозяйку не обидит.

Старик проводил огонек взглядом и повернулся ко мне. Странное дело, в темноте его глаза потеряли цвет, но не пронзительность. В них по – прежнему было больно смотреть. И я поняла, что лучше сразу сказать правду.

Потом я узнала, что мне удивительно повезло – из всех волшебников Пятизерья брахиоподики* больше всех склонны к созерцательной мудрости, и не служат никому. Попадись я на глаза бригандским клирикам, например, мне бы долго пришлось доказывать, что я не пособница диких магов, не лазутчица Кеста, ну словом, не верблюд. Кстати, говорят, верблюды в Пятизерье тоже есть, в степях на юге. Не знаю, насколько они похожи на наших.

А брахиоподики (Сонор – ли был брахиоподик) полагают, что мир следует верными путями и подправлять ток событий – не дело смертных. Дело людей – внимать голосу моря и шороху звезд, в остальном мир сам о себе позаботится. В отношениях с людьми брахиоподики придерживаются тех же принципов – в чужие дела не лезут, но если их попросить, то помогут. Вернее, могут помочь, если с ними правильно разговаривать. Например, обращаясь к ним, надо сперва сказать долгое «Ооооооо» – чтобы, как мне объяснил Фестан, успеть подумать – что говоришь, и стоит ли вообще что-то говорить в данном случае.

Во время первой беседы я этого, понятно, не знала, но Сонор – ли не рассердился. Даже когда я пару раз называла его дедушкой, и то. Он действительно был очень мудрый. А меня «вычислил» с ходу, так что, когда я рассказала про Гелию, то есть, про Гериану, про Ерофеича и Иеронимуса, он нисколько не удивился.

– Что же мне теперь делать, дедушка? То есть, уважаемый Сонор – ли? Этот корабль может довезти меня до Бриганда? – спросила я, когда рассказывать стало уже нечего.

– Эта петаллета ляжет на обратный курс через двое суток. Капитан Питроль – хороший моряк, спустя неделю он сможет высадить тебя в гавани Бриганда. Но не следует рассказывать о себе все, слишком долгие истории не годятся для простых людей. Да и мудрым клирикам я бы тоже говорить все не советовал.

– А как же тогда? Проблема в том, что я даже соврать толком не могу, я же здесь ничегошеньки не знаю!

– Обман – лишь тень наших собственных заблуждений. Ты скажешь короткую историю – о замке Кест и поисках подруги.

– Спасибо. А насчет Тритона? Лучше, наверное, не надо, да? Но я, честное слово, не виновата, он как ошалел вдруг!

– Тритонам мрачного моря Демаж скверно в водах Делибра*…

– Делибра? Ничего не понимаю! Я что, уже в не в море Демаж?

– Ты спрашивала про тритонов.

– Ага.

– Когда северный ветер будит течение Рошаорта, тритонов иногда выносит в море Делибр, и бедные твари становятся сами не свои. Бывает, норовят забодать проходящий корабль, бывает – бросаются умирать на берег.

Мне стало еще жальче злополучного тритона. У нас на Земле, я читала, выбрасываются на сушу киты. Неужели нельзя никак спасти животное?

– Я приказал ему возвращаться в свое море. А ты осталась в море Делибр и можешь за тритона не беспокиться. Ветер в проливе сменился, и он сумеет проплыть против течения, – спокойно заметил Сонор – ли, – а теперь, я думаю, можно позвать Фестана. Где этот бездельник?

Мы вылезли из-под навеса. Ночь совсем почернела и стала, как черный бархат. Звезд было столько, что небо, кажется, шевелилось, роилось огнями, как живое. Мой ручной огонек слетел откуда – то сверху и вопросительно завис перед носом. Я сказала ему.

– Лети, гуляй, я пока обойдусь. Засиделся на месте, наверное.

Сонор – ли слегка стукнул посохом, и словно в ответ, на носу затеплился желтоватый свет. Он разгорался, и сделалось видно, что это граненый фонарь в металлическом переплете с кольцом наверху – для переноски. Рядом с ним, подложив руки под голову, спал человек. От света он вздрогнул и пробормотал, не открывая глаз.

– Самолов ставить? Нет, не пора еще, черепаха наживку сожрет… пусть сперва дракон пролетит, тогда закинем.

Видимо, ему снилось что-то интересное. Драконы, черепахи…

Сонор – ли прошел на нос. Я попробовала шагнуть следом, но палуба предательски дернулась из-под ног. Я кубарем отлетела к борту и едва – едва не кувыркнулась в воду. В последний момент успела ухватиться за какую – то веревку.

Вот досада, и как только они здесь ходят? Во «Фрегате «Паллада» у Гончарова я про такое читала: на парусных кораблях требуются дни, чтобы приобрести «морские ноги». Но мне-то надо ходить прямо сейчас! Хорошо Гончарову было – засел себе в кают – компании, вестовой ему обед – чай носит, капитан заглядывает поболтать, хоть и вообще с дивана не вставай!

В этот момент по небу чиркнули сразу три ослепительных хвостатых вспышки, как беззвучные залпы фейерверка, на миг выхватив из темноты изрытую поверхность моря. Мне почудилось, что осколки болидов (кажется, это именно так называется) рассыпались по гребням волн. Я сморгнула, присмотрелась, и ахнула.

На гребнях действительно вспыхивали разноцветные искры, их становилось на глазах больше, макушки волн обводило светящимся пунктиром. Там, где борт петаллеты касался воды, снизу вскипали огненные пузыри, как заблудившиеся созвездия, целые галактики звезд роились и множились, и сквозь их толкотню внезапно пронеслись светящиеся силуэты неведомых рыб, будто маленькие торпеды…

Я подумала, что такого Гончаров в своей кают – компании точно не видел. И вообще, все не так уж и страшно, надо только двигаться аккуратно и чуть что, цепляться за борт, пока мои ноги не станут «морскими».

Но идти никуда не пришлось, потому что Фестан проснулся и подходил ко мне сам, высоко поднимая фонарь.

– Сонор – ли сказал, ты уже в порядке?! Здорово! Он говорит, никто не потонул, ты, наверное, с борта свалилась? Это бывает, я однажды сам улькнул, хорошо, наши сразу заметили, подобрали. А ты, небось, перекусить страсть как хочешь, ага?

Ну правильно. Вон Мерли, брат мой двоюродный, их «Жемчужину» однажды у Вольбоа* разбило, корабли те места обходят, так они впятером четверо суток на утесе просидели. Мерли до того отощал – потом полгода в норму приходил. Но у них там улитки хоть были!

Не переставая болтать, Фестан вытащил из-под скамьи (на море их вроде бы называют «банками», вот смешное название!) кувшин с кружками и корзину.

– Ты копченую либурку уважаешь?

– Наверное. Она вкусная?

– Спрашиваешь! Лучше иль-фумерской, мать сама коптит. Держи лепешки.

– Подстелить чего – нибудь есть? Кстати, меня Симкой зовут.

– Чудное имя! – Фестан заулыбался еще шире, – сразу видно, что издалека. Расскажешь, как здесь очутилась? Эй, дядя Барриль, закуси с нами!

Я удивилась, как он умудрился разглядеть подходящего толстяка за пределами круга света от лампы.

– Я-то закушу. – толстяк плюхнулся на банку, так что заскрипело, – а вот тебе пора папашу сменять, на руле кто, морской лев стоять будет?

Фестан сокрушенно хлопнул себя по бедрам.

– Вот незадача! Ладно, пошел тогда. Ты, Сим – ка, смотри, ухо востро с ним держи, этот тип сейчас опять начнет абордерку предлагать! Не понимает, что девушек ашеторийским полусладким угощать положено!

– Брысь на вахту, блоха мелководная!

Фестан засмеялся, махнул мне рукой.

– Когда поешь, подходи на корму, поболтаем! Ты ведь, поди, выспалась, а мне до самой Саваж стоять.

Либурка оказалась копченой рыбешкой, величиной с мелкую селедку, но ужасно вкусной. Фестан не соврал. Впрочем, мне все казалось удивительно вкусным – даже изрядно зачерствевшие лепешки были слаще любой сдобы. Не говоря уже о воде из бригандских колодцев. Дядя Барриль, правда, сделал попытку разбавить воду абордеркой, племянник в нем не ошибся, но я решительно отказалась. К счастью, толстяк не обиделся, земное желание непременно подпоить гостью было ему чуждо. Он щедро плеснул абордерки себе, а мне, покопавшись в корзине, насыпал в ладонь горсть сморщенных сухих ягод напополам с трухой.

– С прошлого рейса завалялись. Нас за Иль – Фумером шторм прихватил, двое суток в устье реки отстаивались. Ну и поднялись чуток повыше, а там на холмах, в лесу пропасть этого винограда. Слаще садового, мелковат только. Не заплесневели часом, нет?

Но и виноград, вернее, уже изюм, был в самый раз.

Подошел капитан Питроль, и я было струхнула, но капитан оказался совсем не страшным – невысокий худощавый и очень усатый человек, слегка похожий на Фестана. Он приветливо кивнул мне, отломил лепешки и начал выяснять, как я дошла, вернее, доплыла, до жизни такой. Барриль до того любил сам поговорить, что до сих пор меня толком еще не расспросил, и теперь тоже слушал с большим интересом. Хорошо, что Сонор – ли дал мне конкретный совет, и я успела продумать свои показания. Я рассказала, что томилась в плену в замке Кест, а прошлого своего совсем не помню – вот так вот – не помню, и все.

Этот момент казался мне самым слабым в моих показаниях, ну как может взрослый человек не помнить, откуда он взялся? Во всяком случае, у нас на Земле так.

Но пятизерские рыбаки не нашли в моем заявлении ничего необычного. Только переглянулись понимающе.

– Ну да, Кест. Эти Дикие маги, – хмурясь, проворчал капитан Питроль.

Очень скоро я узнала, что репутация кестовских чародеев у здешних жителей – хуже некуда. Море Делибр вообще очень бурное, но по крайней мере, треть всех погодных и природных неприятностей на нем обеспечивает Кест. Море Демаж, в просторах которого затерян замок, не зря считается колдовским – в нем зарождаются ветры и течения, иногда просто свирепые, но бывает, что и магические, опасные для разума. Оттуда приплывают тритоны, таранящие корабли – своим рогом они могут запросто пробить обшивку, большой корабль не потопят, а рыбацкую петаллету – в два счета. Оттуда приплывают странные рыбы, которых рыбаки выбрасывают обратно в море, и много еще всякого.

Когда я рассказала, как в замке появилась Гериана, как она сумела бежать первой, а я – следом, Барриль стукнул кружкой о палубу и гаркнул «Браво!». Капитан Питроль одобрительно кивнул.

А мне сделалось неудобно, получалось, я оболгала Диких магов, к ним и так здесь скверно относятся, а я еще добавляю. Да, они похитили Гелию и украли Зеркало, но мне – то они ничего ведь не сделали.

Я поскорей вспомнила сплющенную Любаню в больничном коридоре, Анатолия Францевича с белыми, прыгающими губами, вспомнила, как скачками неслась ко мне, вытянув огнедышащие руки, Олеся… это ведь она шарилась в моей квартире, наверняка. И приступ совести ослабел, остался только неприятный зуд где – то в подвздошье, почти неприметный.

Я заела его либуркой и спросила капитана, довезут ли они меня до Бриганда. У меня ведь нет денег оплатить проезд. Они даже обиделись, так что пришлось извиняться.

Мы сидели у борта и смотрели, как впереди над морем разливается серебристое зарево.

– Клер – Нуар* встает. – Барриль зевнул, – она встает, а мы на боковую.

Звезды сделались тусклее, зато четко обрисовался задранный нос петаллеты с неподвижной фигурой сидящего брахиоподика. Я зачем – то спросила.

– Сонор – ли ночами медитирует?

– Чего – чего? А, это, видно, по – кестовски, – сообразил Барриль, – чудно же выражаются Дикие маги.

– Он обращает свой дух к Великому Брахиоподе, – с уважением сказал капитан Питроль, – у других клириков есть храмы, а брахиоподики скитаются по берегам моря и ночуют под лунами, как мы. Когда Сонор – ли на причале спрашивал, не найдется ли для него попутной петаллеты до восточного побережья, я рад был предложить ему нашу «Зеленую ласточку».

– Ну – ну, братец, не так круто к ветру. Никто из рыбаков морскому клирику не откажет, однако, странный они народ. В те воды на петаллете соваться – это, нетопырь меня заешь, рисковое дело. Да и косяк славный упустили… А, впрочем, Брахиопода не выдаст, тритон не забодает! – Барриль снова зевнул, так, что хрустнуло.

Моряки улеглись под навесом, и скоро оттуда послышался равномерный, с посвистом храп.

А у меня сна не было – ни в одном глазу! Над морем вставала луна – но не земная серебряная, со смутным рисунком лица, как мне всегда казалось, или двух братьев, как говорится в старинных преданиях. Эта луна была словно высечена из мрамора – ослепительно белый диск с рельефным черным узором. Как дырки в сыре. Хотя как раз на дырки эти пятна и не были похожи – странно, но их чернота тоже словно светилась, была осязаемо плотной.

Темное море сделалось, как серебряный щит, и видно стало далеко – далеко. Я вдруг подумала: то, что со мной сейчас происходит – обрывок чужой, не моей биографии, неизвестно как вставленный в мою жизнь. Я не должна была увидеть эту луну и это море никогда, я – как непослушный персонаж детской книжки, сбежавший в чужую историю. От него всегда бывает большая путаница, шум, и куча неудобствий для персонажей положительных. Ведь если все другие тоже захотят выбирать себе истории по своему вкусу, то кто же будет слушаться правил и выполнять предписания? В итоге нарушителя ловят и торжественно водворяют на место, не забыв сделать внушение. А за хорошее поведение потом выдают конфету.

– Да подавитесь вашими конфетами! – я встала так резко, что опять чуть не улькнула за борт. Но теперь меня это уже не смутило. Улькну – значит улькну, все равно потом обратно вылезу! А сейчас надо нарабатывать «морские ноги».

Я поднырнула под растяжку паруса и вполне успешно добралась до кормы, где рулил Фестан. Он меланхолически насвистывал, глядя на луну, но при виде меня сразу оживился.

Пришлось рассказать свою историю в третий раз, но теперь, по накатанным рельсам, это далось мне совсем легко. В компенсацию я попросила разрешения порулить, Фестан дал мне румпель и даже попытался показать, на какую звездочку надо держать направление.

От лунного сияния слезились глаза, я все время теряла нужную звезду, и вообще, ловила себя на том, что безуспешно ищу на небе ковш Медведицы. Ковш не находился, и если бы я хорошо знала астрономию, меня бы этот факт наверняка встревожил. Свои плюсы имеет даже невежество. К тому же, я подумала, что ведь и на земном небе в южном полушарии никаких Медведиц нет.

Фестан рассказывал рыбацкие истории, и я не знала, правду он говорит или выдумывает, потому что про этот мир я ничегошеньки не знала. Хотя нет, про то, что здесь обитают драконы, говорила и Гелия. То есть, Гериана.

– А ты сам драконов видел? Ну, хотя бы издали?

– Случалось! – он сказал это так небрежно, что я сразу подумала: врет.

– Расскажи!

– А чего рассказывать? В час Драконьей луны* они над морем часто летают.

– И над Бригандом? – я не могла ему поверить.

– Ну, над самим городом не летают, но с Долгого причала иногда можно их увидеть. А над Перль – Эскаргот, где жемчуг ловят, там этих драконов по пять штук за ночь пролетает, бывает. Оттуда до Вольбоа – десять миль всего! Драконы – они ведь больше вблизи своего острова держатся.

Он посмотрел на меня и добавил утешительно:

– Да ты не огорчайся, приезжие, кто издалека, всегда удивляются. Во всем Пятизерье такое только у нас бывает! Вот погоди, Серпент взойдет, сама увидишь.

Но вместо этого я увидела, как его белое в лунном свете лицо заливает травянистая зелень. От испуга я не могла даже пискнуть, а Фестан решил, что я боюсь драконов и начал уверять, что они совсем не опасные.

– Ну, если к ним близко не лезть и не мешать их полетам. В час Серпент лучше не шуметь, посмотришь, мы даже парус свернем.

Травяной оттенок заливал уже не только его лицо, но и волосы, зеленым блеском горело море, и в зрачках Фестана отражались два круглых изумруда.

Я, наконец, догадалась обернуться. Над краем моря вставала другая, громадная, с поднос, луна.

Она светилась, как гигантский фонарь. Ровным, удивительно ярким и одновременно теплым сиянием, такой оттенок бывает у молодого листа, насквозь прошитого солнцем. Потом я узнаю, что ее имя – Сенви, самая древняя луна Пятизерья*.

Здесь, в Пятизерье, луны сменяли друг дружку каждый час. После Сенви на небо выплыл уже знакомый мне фиолетовый клубок Саваж; Фестан закрепил руль, спустил парус и велел мне забираться под полог.

– Да все маги эти, – мрачно пояснил он, – видишь, словно облачка лиловые в воздухе? Вон, справа по борту! И вон еще! Колдовской туман Кеста, самая большая гадость. Глотнешь такого невзначай – и заснул на час, мертвым сном. Иной раз повезет, не подействует, да только заранее сказать нельзя.

– Забавно…

– Глупости говоришь! – он всерьез рассердился, – а если шторм на море? Заснул – на дне проснулся? А если нападет тварь какая? Самое гиблое время суток, чтоб этим магам пусто было! Лезь под полог, живо. Да не бойся, сейчас Сонор – ли с нами, в случае чего, он не сплошает. На него эта дрянь не влияет.

– А ты как же? Нет, я здесь останусь. Тем более, ваш дядя Барриль храпит.

– Вот напасть на мою голову! Ладно, ложись в корму, я тебя плащом накрою.

Я не успела возразить, почему же он сам не укроется, перед глазами замерцали лиловые искры, и я провалилась в темноту.

Утром на меня наступил, не разглядев в обычном тумане, дядя Барриль. Видно, колдовской сон у меня естественным образом перешел в обычный, так что двух последних лун, Флев и Серпент – драконьей, я так и не повидала.

Но меня это не очень расстроило, потому что все было еще впереди. И даже много чего было у меня впереди, и такого, о чем я, беспечная авантюристка, даже и не догадывалась. А впрочем – если бы и догадалась, то что?

Авантюра третья
Каракка

«На старике была высокая островерхняясиняя шляпа, длинный серый плащ, серебристый шарф, громадные черные сапоги, и еще у него была длинная, ниже пояса, белая борода.»

Дж. Р.Р.Толкиен. «Хоббит или Туда и Обратно»

«Зеленая ласточка» шла из Бриганда за мыс Кефатер, в места, по словам Фестана, ну очень опасные. Бешеные ветра с плоскогорья Иль – Паэссар регулярно сшибаются там с горячим ветром острова Вольбоа, море тогда кипит и бродит валами, как вспученный котел; и горе кораблю, не успевшему укрыться в безопасной гавани. Но как раз гаваней на восточном побережье и нет, суровые отроги гор Мируар обрываются прямо в волны.

Поэтому капитаны торговых судов, кроме самых отчаянных, избегают приближаться к восточному побережью, предпочитая более безопасный западный путь, и рыбацкие петаллеты не спускаются южнее мыса Кефатер, хотя море в этих местах особенно богато рыбой. Но вдобавок к рыбе там водятся глубинные чудовища, способные в два счета проглотить крохотную петаллету вместе с мачтой и такелажем, и происходят всякие другие чудеса.

Все это мне сообщил на следующее утро Фестан, откровенно гордившийся, что «Зеленая ласточка» вот – вот войдет в таинственные воды.

Я только проснулась, и, зевая во весь рот, выползла из-под отсыревшего за ночь плаща. Над морем сияло пронзительно-синее небо, и на нем не виднелось ни единого облачка.

На бортах «Зеленой ласточки» тоже блестела роса, было по-утреннему свежо, и ветер, судя по всему, самый подходящий. Петаллета скользила, распустив оба паруса, слегка кренясь, оставляя за кормой пенистый след.

Мне показалось, что цвет воды изменился, сделался густо – синим, волны отчетливо пахли арбузом, захотелось немедленно окунуться. К сожалению, о купании пока думать не приходилось, и я ограничилась тем, что поплескала себе водой в лицо.

– Эй, ты совсем просолиться решила?

Я оглянулась. По-прежнему взъерошенный Фестан протягивал мне глиняный ковшик и кусок полотна.

– Или у вас в Кесте всегда морской водой умываются?

– Да нет, по разному.

Я подумала, что Дикие маги, может, и вовсе не умываются, но говорить ничего не стала. Кто их знает, на самом деле.

Я умылась и заодно напилась, дерзко презрев лозунг «граждане, не пейте сырой воды», отчего стало совсем весело и легко на сердце. Кстати, о сердце – я только сейчас сообразила, что здешнее море – южное, и мне на нем отдыхать не рекомендуется. С другой стороны, никаких неприятных симптомов я в себе пока не ощущала и решила лучше в эту сторону вовсе не думать. Все равно обратно в любом случае не отыграешь. Да и я ведь здесь не отдыхаю, а ищу Гелию, болеть мне некогда – может, и обойдется.

Я помогла Фестану «накрыть стол» – расстелила под навесом полотенце и порезала на дольки круглые плоды, похожие на оранжевые помидоры. На вкус они оказались кисло – сладкие, хрусткие, и пахли почему – то земляникой. Фестан выложил неизменные лепешки, рыбу и сыр.

На сей раз ели все вместе – кроме толстяка Барриля, сидевшего «на румпеле».

Даже Сонор – ли прекратил свою медитацию на носу петаллеты и жевал лепешку, как обычный человек. Я несколько удивилась – мне почему – то казалось, что волшебники, вроде индийских йогов, должны питаться как – то иначе. Например, съедать три зернышка риса в день, или вообще подпитываться солнечной энергией.

С другой стороны, что я знаю о настоящих волшебниках? Тем более, о брахиоподиках?

– О Сонор – ли, а кто такой этот ваш Брахиопода? Морской владыка? – выпалила я, для самой себя неожиданно. От моих слов капитан Питроль и Фестан дружно поперхнулись и синхронно глянули на море. Я немедленно испугалась, но море было пустое – может быть, только пока пустое? Ну что же это такое, когда я научусь сперва думать, потом спрашивать?

Но Сонор – ли не рассердился. Едва заметно усмехнулся, провел костлявой рукой по бороде – в утренних лучах она по прежнему оставалась зеленоватой, словно в ней прописались водоросли, и заговорил.

– Не пугайтесь, Великому Брахиоподе нет дела до людской болтовни и суеты. Море катит свои волны в вечности.

И продолжал, уже для меня.

– Великий Брахиопода ничем не владеет и никому не грозит. Но пока плещут под лучами пяти лун воды Делибр, в нем пребудет Великий Брахиопода. Ему ведомо все, что отражается в каждой капле морской воды, ведомы все пути моряков и случайных странников.

Мне смертельно захотелось узнать, как все-таки выглядит Брахиопода, но после такого замысловатого ответа я не рискнула опять спрашивать. Может, это вообще нематериальная сущность – в некоторых брошюрках из грибушкинского «Ауропега» подобные описываются.

Потом Фестан мне объяснил (на всякий случай шепотом), что Брахиопода похож на гигантскую витую раковину, из которой виднеется длинная серебряная борода, во всяком случае, бывалые люди говорили именно так. Но сами брахиоподики эти слухи не опровергают и не подтверждают.

Вот интересно, что бы сказал по этому поводу Кашка Гвоздецкий? Принял как должное или наоборот, начал бы фыркать и возмущаться, что все здесь неправильно?

А мне, наоборот, все казалось именно таким, как нужно. Я легла на живот у самого борта и смотрела, как движутся к горизонту ряды волн. Петаллета слегка кренилась под зеленым парусом, задранный нос то и дело нырял в воду и брызги пены летели мне прямо в лицо, и от этого стало совсем весело. В прозрачной толще волн возникали, всплывая из глубины, пестрые рыбины и пытались обогнать петаллету – наверное, принимая ее за свою, за рыбищу – переростка. Потом в стороне воду вспорол хищный гребень, и в воздух взвился целый залп серебряных ракет, они прочертили большую дугу и, распустив треугольные, как у воздушных змеев, крылья, поплыли по ветру почти птичьим клином.

Ветер дул сбоку и сзади, но как я ни оглядывалась, небо в той стороне оставалось чистым – ни облачка. Зато впереди, там, куда смотрел нос «Зеленой ласточки», в пустоте вдруг проступили великанские башни кучевых облаков. Они вырастали из самого моря, так что синих днищ было не видно, зато макушки громоздились все выше, заострялись осколками сахара. Это было жутковатое и завораживающе зрелище, видно, Котел Ветров готовился обрушить на нас бурю.

Я заметила, что Фестан с дядей Баррилем тоже, не отрываясь, глядят вперед.

– Фестан, это что? Будет шторм?

– Почему шторм? – он удивленно мигнул и засмеялся, – Э, да ты приглядись получше. Это же и не тучи вовсе, а горы!

– Горы?

– Ага. Дядя Барриль говорит, часа два, как их приметил.

Толстяк кивнул.

– Горы Мируар всегда так открываются. Смотришь – пустое совсем небо, и вдруг – нате, любуйтесь. Но сейчас-то мы уж близко подошли, та сизая глыба, что пониже – мыс Кефатер.

Теперь я и сама уже видела, что впереди никакие не облака.

Весь день «Зеленая ласточка» шла в виду дальних гор на юг, не приближаясь к берегу. Погода постепенно портилась – ветер усилился, рывком зашел с другого бока, потом внезапно задул в лоб, так что петаллета забуксовала, как машина в гололед. Капитан Питроль велел спустить второй парус и попытался продвинуться вперед зигзагом, как говорят моряки – короткими галсами.

Море сразу почернело, покрылось косматыми волнами, ветер срывал гребни и швырял в небо, где тоже все потемнело, и тучи неслись, как клочья пены. Сонор – ли принюхался к воздуху и заявил, что ветер переменится часа через полтора, после чего преспокойно уселся на носу медитировать.

На руле стоял Питроль, а Баррилю с Фестаном приходилось управляться с парусом, который рвался из рук, как сумасшедшая птица. Я, конечно, бросилась помогать – и тут же получила по голове краем паруса, едва не слетев с ног.

– Под навес иди! – заорал было Фестан и захлебнулся плевком пены. Больше он ничего не кричал, только отплевывался, и мы вдвоем тянули эту веревку, потом другую, и толстый Барриль тоже что-то тянул…

Парус последний раз хлопнул и неохотно надулся, Фестан обтер лоб.

– Справились.

– А то – с такой-то подмогой, – вмешался Барриль и свойски потрепал меня по волосам. Терпеть такого не могу, но сейчас я почему – то не обиделась.

Больше меня никто не посылал под навес, только Фестан притащил тонкую веревку и заставил обвязаться – на случай, чтоб не смыло.

Под днище поддавало, но сейчас петаллета уже не билась, как ковбойская лошадь на родео, а плавно взлетала и скатывалась с водяных гор. Капитан решил временно отступить и не ломить против ветра, мы двигались от берега прочь, в открытое море. Я вспомнила, что парусным кораблям опасно в шторм подходить к земле.

Удивительно, но Сонор-ли не ошибся. Наверное, он и впрямь умел общаться с ветрами. Не прошло и двух часов, как шторм выдохся, ветер дул по-прежнему свежий, но ровный, и светлая полоса неба на юге быстро увеличивалась, остатки туч, подсвеченные закатным солнцем, сваливались за горизонт.

– Поворачиваем к берегу? До времени Саваж недолго осталось, а я бы предпочел отстояться в надежной гавани, – озабоченно сказал сменившийся с руля Питроль, – слишком сердитое здесь море. О Сонор-ли, далеко ли устье вашей реки? Успеем ли мы?

Брахиоподик невозмутимо кивнул, ткнул пальцем в изрытый волнами горизонт.

– Держите вон на ту двузубую вершину. Ущелье речки открывается чуть правее, к часу Клер – Нуар мы войдем в него. Если будет на то воля Демиурга…

Сонор – ли внезапно замолк, прищурился и взял за плечо Фестана.

– А ну – ка, сынок, у тебя глаза самые зоркие, взгляни на юг.

Молодой рыбак всмотрелся и удивленно присвистнул.

– Парус! А люди говорят, пустое здесь море!

– Ну, не совсем пустое, паладинские корабли здесь, бывает, ходят, да и купцы случаются, – пробормотал Питроль не совсем уверенно. Сонор – ли молча шагнул к борту, перехватил посох и окунул набалдашник в море. Постоял, прикрыв глаза, словно к чему прислушивался.

Фестан и Питроль, разинув рты, таращились на него. Я попыталась высмотреть чужой парус, и мне померещилось даже, что я его вижу. Сонор – ли выпрямился и глубоко вздохнул.

– Тет- ульмонские пираты. Обычно в этих водах они не показываются, их пригнал шторм. Нам лучше переждать, быть может, они не успели заметить петаллету. Не волнуйся, Питроль, мы войдем в гавань в час Сенви.

Перекинули руль и «Зеленая ласточка» понеслась, распустив оба паруса, поперек движения волн. Качка сразу усилилась – петаллета то кренилась направо, опасно задирая левый борт вверх, то, скользя под волну, чиркала им по воде. На всякий случай, я поскорей присела на палубу и крепче ухватилась за планшир, вылететь за борт при такой качке для меня – дело минутное. А рыбакам – хоть бы что, и даже Сонор – ли ходил по петаллете, как ни в чем не бывало. Хотя он ведь морской клирик, так что нечему удивляться.

Снизу мне было мало что видно, только лоснящиеся бока ближних волн, да небо, оно постепенно теряло синеву и наливалось золотым светом, и там, куда смотрел нос петаллеты, над гребнями нависал слепящий шар солнца. Потом я услышала встревоженные голоса рыбаков и попыталась встать и посмотреть. Теперь я тоже увидела паруса – три косых треугольника над толкотней волн.

Питроль с досадой ударил себя по бедру.

– Заметили нас, гоблины! Ладно. По ветру пойдем, может еще успеем оторваться. Живей, ребята, к повороту!

Петаллета послушно развернулась, теперь она летела, обгоняя волны, взлетая на них, как утка, скорость заметно прибавилась, зато двузубая вершина, которую до сих пор старались не терять из виду, стала быстро отдаляться.

– Ничего, после заката наверстаем, – сказал мне Фестан, – лишь бы до темноты нас не догнали.

– А они могут?

Он хмуро пожал плечами.

– Сама видишь. У них ход лучше, парусов больше. Наша «Ласточка» хоть и хороша, а с большой караккой ей не тягаться. Кабы еще ветер сменился, а так… может, Сонор – ли чего наколдует?

Мы дружно оглянулись на мудреца. Сонор – ли, как ни в чем ни бывало, торчал на своем излюбленном месте, на носу петаллеты. Или он что- то высматривал впереди, в волнах?