Читать книгу: «Беглянки», страница 13

Я умоляюще взглянула на Иеронимуса, мажордух явно сердился, косматый хвост нервно дергался. Наверное, сейчас разразится еще одним «мысликом». Лучше бы помог уломать водяного! Или он, может, решил вообще умыть лапы и бросить меня здесь, на съеденье горгульям? Вот тип, однако же! Ерофеич номер два!

– Еще змейка есть, – уже ни на что не рассчитывая, я вошла в игру. Совершенно дурацкое занятие – ярко-красная змейка ползает по экрану, глотая всякие фрукты, и периодически расшибая голову о барьеры, я давно собиралась ее удалить, и все как – то руки не доходили. Оказалось, и правильно не доходили. Водяной, с минуту понаблюдав, выхватил у меня телефон и попробовал сам нажимать кнопки. Змейка с треском врубилась в барьер и сдохла. Я показала, как начать заново.

– Кхе – кхе, почтенный Иль – Плюмх, не хотел бы вас отвлекать, но меня в любое мгновенье могут призвать маги по делам замка. Необходимо закрыть наше маленькое совещание, и тогда впереди у нас всех вновь будет вечность, – подал голос Иеронимус. – так вы сговорились о цене, или нам с Сим – кой поискать другую оказию?

В лягушачьих глазках водяного отразилась мучительная борьба, но тут Иеронимус ловко сцапал телефон.

– Шкатулочку в таком разе следует вернуть законной владелице, кхе – кхе.

– Брызги и пузыри! Я прошел почти половину! – возмутился Иль – Плюмх, – ну так и быть, только из расположения и уважения к обитателям сей тверди и соглашаюсь. Шкатулку верните!

– Только после завершения нашего общего предприятия, как изволит выражаться премудрый господин Варвик. Так мы идем?

Иль – Плюмх мрачно заплюхал вперед, Иеронимус с мобильником потрусил следом, сделав мне знак не отставать. Про огонек он явно забыл, я уже хотела окликнуть домового, но тут умный фонарик отлепился от стены и юркнул мне за ворот. Шее стало тепло и щекотно, несмотря даже на то, что сырость вокруг прямо таки сгущалась. Зато стены туннеля начали источать странный, мертвенный свет, наверное, это были какие – то бактерии. Запахло йодом и гнилью, ноги начали оскальзываться, я нечаянно проехалась, как по льду и ткнулась с затылок Иеронимуса.

– Аккуратней! Мы прибыли! – строго сказал мажордух.

В свете бактерий я разглядела, что своды подземелья теряются вдали, а у самых моих ног плещет вода. Она казалась отвратительно маслянистой, словно покрытой нефтяной пленкой.

Иль – Плюмх приложил ладони ко рту на манер раковины и издал странный трубный звук, от которого у меня волосы попытались встать дыбом. Но у них ничего не вышло – отсырели, бедные. Спустя несколько секунд невидимые стены подземелья вернули слабое эхо звука, а еще через мгновенье маслянистая поверхность воды лопнула.

Я бы отшатнулась, если бы смогла шевельнуться – но я просто онемела. Из воды вынырнула круглая харя размером с астраханский арбуз с тремя выпуклыми, гранеными, как фары, глазищами и широченным ртом. По бокам рта свисала бахрома, вроде усов, а на лбу, в довершении всего, торчал опасно заостренный рог, вернее, целый кол – на него можно было спокойно нанизать барана. Или меня, без разницы.

Водяной бодро вбежал в воду и похлопал чудовище по лбу. Потом обернулся и требовательно протянул лапу.

– Шкатулку вперед!

– Подождите. Это что … это зачем вы его позвали? Я что, на этом поеду?

– А на чем еще вам ехать? На черной акуле? Или, может быть, на нетопырь – скате? – Иль – Плюмх звонко хлопнул себя по круглому животу и издал несколько пронзительных трелей. До меня с запозданием дошло, что это он так смеется. Я посмотрела на мажордуха, несмотря на его выверты, он все – же казался боле адекватным типом.

– Тритон Демаж – лучший вариант в вашем случае, – объяснил Иеронимус, – он достаточно разумное существо, ему вполне можно доверять, он не станет уходить в глубину и не попытается вас сбросить. Если согласится взять седока, то и доставит его в нужное место. Кстати, по пути ему не придет в голову вами позавтракать – тритон ест только моллюсков и водоросли.

Я еще раз взглянула на водяного страшилу. Может, он и правда не кровожадный?

– А на рог он меня не наколет?

Водяной уже просто визжал от смеха. Я вдруг разозлилась – какой-то пузырь с ластами и еще измывается! Рогатый тритон мирно лежал на воде, таращась своими фарами, мне показалось, с некоторым сочувствием. Я подумала, что это ведь и есть то, чего я просила – приключения, волшебные существа, дивный мир. Читать про все это в книжках из библиотеки Гвоздецкого было значительно интереснее, сверху не капало и ноги были сухими. Делать нечего.

Я злобно шагнула в воду, протянула руку (ой, сейчас как откусит!) и почесала тритону основание рога. По чешуйчатой шкуре чудища прошла дрожь, мелкие волны заплескались о каменный берег, фасеточные глаза внезапно сменили цвет – с изумрудного на ярко – желтый.

Иль – Плюмх резко оборвал смех. Я уже спокойней почесала тритону лоб и почувствовала, что здоровенная башка вполне дружелюбно ткнулась мне в коленки.

– Куда он меня отвезет?

– Замок Кест стоит вблизи берегов. – сказал Иеронимус, – Вам нужно проплыть чуть больше десяти миль, и вы достигнете края Бригандского плоскогорья. Оттуда в ясную погоду можно разглядеть башни Бриганда.

– Ага. Спасибо, я поняла. А… уважаемый Иль – Плюмх уже объяснил тритону, куда плыть? Нет? А, ясно, дорогой мажордух, дайте ему моби… шкатулку, пожалуйста.

Водяной жадно сцапал мобильник одной лапой, одновременно ударил другой по воде и произнес несколько длинных щебечущих фраз. Тритон на миг прикрыл третий глаз, приглашающе шевельнулся, и передо мной оказался крутой изгиб покрытого чешуей бока. Я осторожно ухватилась за рог и взгромоздилась верхом, сидеть было достаточно скользко. Не свалиться бы, когда поплывет.

– Спасибо вам обоим. Уважаемый Иль – Плюмх, в игре несколько уровней, когда первый пройдете, нажмите на красную кнопочку. Господин мажордух, мне очень понравились ваши мыслики. Если сюда прибудет Кашка… Аркадий Гвоздецкий, такой высокий, из нашего мира, в кольчуге и с мечом… вряд ли, конечно, но на всякий случай, вы ему скажите про меня…

Тритон резко ударил хвостом, и вода вокруг моих колен вскипела. Я вцепилась в рог, а когда перевела дух, ни водяного, ни мажордуха уже не было видно. По бокам стремительно проносилась черная вода, иногда смутно светились пятна плесени на стенах грота. Внезапно воздух посвежел, я задрала голову и увидела наверху сверкающую полосу неба, полного звезд.

Тритона резко подбросило вверх, как на качелях, я испугалась, что нас сейчас сплющит об потолок, но мы в ту же минуту покатились с водяной горки вниз, опять вверх, вниз, так что я удержалась чудом. Сразу вспомнилось ковбойское родео по телевизору, как там участники пытались усидеть на спинах брыкавшихся мустангов.

Но тем ковбоям было легче, по крайней мере, падать недалеко и «скорая помощь» наверняка где-то рядом стояла. Да и мустанги были сухие. Не скользкие… А я если свалюсь, ни за что отсюда не выплыву! Тритон наверное почувствовал, что я вот – вот навернусь, к моим коленям прижались два веерообразных плавника, торчавших по сторонам головы там, где у обычных животных предполагается быть шее. Как будто железными скобками придавил, захочешь слететь – и то не вырвешься. А перед тритоньим носом уже вставала, закипая гребнем пены, стена воды, и было ясно, что она сейчас нас проглотит, спасения не было, вернее, что это я – тритон ведь умеет дышать под водой, он вынырнет, я вот я… Я успела глотнуть воздуха и зажмуриться, когда стена обрушилась сверху, меня закрутило, рвануло, так что зажатые тритоньими плавниками ноги едва не выскочили из суставов, я барахталась в чудовищно вязкой, тяжелой, отвратительно горькой воде и уже понимала, что гибну… И вдруг все кончилось. Воды не стало, снова был воздух, ночной и свежий, он показался мне даже теплым.

Я завертела головой – вокруг, насколько хватает глаз, перекатываются ровные, стеклянно блестящие волны. Набитый звездами купол опрокинут над морем, круглый, как в планетарии, только, конечно, созвездия здесь совсем другие, незнакомые. Впрочем, меня этим не собьешь – все равно я кроме двух Медведиц и одной Кассиопеи сроду ничего различить не умела.

Рев прибоя слышался сзади, там творилось что-то ужасное, там стеклянные горы с размаху врезались в отвесные стены замка и расшибались вдребезги. Кривая, наполовину источенная волнами башня торчала из бурунов в нескольких метрах от основной стены, я догадалась, что когда – то это была, должно быть, арка, не выдержавшая напора волн. Теперь понятно, почему Иеронимус не дал мне обычную, или даже волшебную (наверное, бывают здесь и такие) лодку, никакой лодке не одолеть эту преграду. Мой тритон попросту проскочил волну насквозь, понизу, где потише.

В спину ткнулось жесткое, оказалось, у тритона есть еще и гребень, как у дракона, только начинается не сразу на голове, а сразу за шейной ямкой, в которой я сижу, и тянется до кончика хвоста. Ну да, а на лбу же у него рог, это отдельное украшение. Мы плыли быстро. Это чувствовалось по бурунчикам пены вдоль боков тритона, хотя волны были настолько одинаковые, что могло показаться, будто мы вовсе не двигаемся, только качаемся вверх-вниз, как на детских качелях.

Черный силуэт замка постепенно отодвигался, теперь, оглянувшись, можно было разглядеть его весь разом: скопище шпилей и башен, похожее на воткнутые в сугроб остриями вверх сосульки, зачем-то покрашенные темной краской. У острия самой здоровенной сосульки слабо мигал красноватый огонек.

Кто-то из Диких магов не спал, может, варил зелья из сушеных лягушек, как старуха Гингема. В детстве я любила «Волшебника Изумрудного города», и часто представляла себя Элли. Теперь я наконец ухитрилась попасть в почти аналогичную ситуацию, правда, у Элли было заметно суше, да и встретила ее в новом месте добрая волшебница.

Сколько там до берега, десять миль, сказал Иеронимус? Интересно бы еще выяснить, сколько это на самом деле – я читала, что мили бывают разные – то ли полтора, то ли два километра, а морские – те вообще чуть ли не пять. Ой, а вдруг в Пятизерье миля – километров сорок?

От непрерывного колыхания волн слегка подташнивало, видимо, начиналась морская болезнь, и я пожалела, что не таскаю в кармане леденцов или хотя бы жевательную резинку. Потом в лицо пару раз хорошенько плеснуло, и морская болезнь раздумала начинаться, тем более, что ноги ниже колен у меня совсем закоченели. Я подумала, что могу от усталости задремать и свалиться в воду, и надо бы предпринять меры безопасности. Веревки у меня не было, и я соорудила ее из шарфа и пояса. Один конец обвязала вокруг себя, второй затянула петлей на тритоньем роге.

Звезды потускнели и куда – то девались, зато волны сделались злее и круче, боковой ветер срывал с них клочья пены. Я заметила, что тритон слегка разворачивает свой спинной гребень, подставляя его ветру, как парус.

Гребень и впрямь напоминал ребристый парус какой – нибудь джонки. Хотя здесь вряд ли есть джонки. Но корабли, наверное, плавают, вот хорошо бы встретить корабль и перебраться на твердую, и главное, сухую палубу.

Конечно, здорово кататься верхом на морском чудище, но сейчас я этим удовольствием была сыта по горло. Ветер дул уже совершенно конкретный, жесткий и холодный, погода явно менялась не к лучшему.

Тритону все это тоже не нравилось. Не вздумал бы нырнуть, спрятаться на глубину, где тихо и уютно.

– Тритончик, до берега еще далеко? Давай к самому ближнему, ну пожалуйста! – я не рискнула его пришпорить, просто несколько раз погладила по скользкой башке и почесала веко третьего, центрального глаза. Я уже заметила, что там у тритона самое правильное место, как у кошки за ушком.

Он передернул шкурой, резко сложил спинной гребень и сменил направление. Теперь мы двигались точно поперек волн, меня окатывало с головой, я не успевала отплевываться. В один момент под носом проскочили несколько светящихся медуз, похожих на пробки от бутылок, в другой раз в сумраке мелькнул хищный гребень большущей рыбины, вроде акулы. Все верно, водяной же сказал, что акулы тут есть… черные правда, а у нас на земле белые, неизвестно, которые лучше. Обе хуже…

Полумрак впереди сделался плотнее. Я уже оглохла от рева волн, почудилось, что сквозь них пробивается какой – то дополнительный грохот. Тритон проломил еще пару волн, и я поняла, что мы доплыли, вот он, берег.

Но, боже мой, как на него сойти? Отвесная каменная стенка этажа два высотой, и внизу ни малейшей полоски пляжа. Может, она и была, но в такой шторм ее полностью затопило.

– Тритоша, это не то! Я же не могу здесь высадиться! Давай в другое место!

Крик потонул в реве ветра. Я никогда не думала, что такое бывает, мне казалось, на море уже страшный шторм. Но то были просто мелкие неприятности.

Настоящий шторм ударил сейчас. Вернее, сперва ветер нажал так, что волны пригладились. Я ничком сунулась на спину тритона, обхватила башку руками, цепляясь за какие – то веревки, свисавшие с морды. Нечем было дышать, воздух сделался жестким и не проходил в легкие. Стена берега стремительно неслась мимо глаз, поверхность моря выгнулась, забурлила, вскипела. Нет, это был не котел, это было, как струя кипятка из чайника, которую не остановить, и нас волокло в ней, будто соринку, швыряя и закручивая винтом. Оранжевые глазища тритона подернулись мутной пленкой, и я перестала видеть…

Авантюра вторая
Петаллета*

«Он сильно вздрогнул и проснулся и тут же понял, что то был не совсем сон.»

Дж. Р.Р. Толкиен «Хоббит или Туда и Обратно»

Переносицу жгло, как будто к ней приложили горячий утюг. Еще немного, и кожа начнет вздуваться волдырями. У меня в квартире пожар?

Я в панике подскочила, пальцы вцепились в какую – то вертикальную опору, я даже успела удивиться, на моем диване нет таких конструкций, на то и диван. Другое дело старая теткина кровать с решетчатой спинкой. Но я эту кровать выбросила еще два года тому, мы с Кашкой вдвоем полдня перетаскивали ее к помойке по частям. Откуда же она взялась теперь? И что за дикий сон мне виделся, неужели угарный газ действует?

Я разлепила обожженные веки, по глазам ударило нестерпимым белым пламенем, слезы хлынули, как дождик из водосточной трубы. Промакнуть их рукавом не получилось, одежда оказалась колючей и жесткой, как наждак. Впору кожу с лица обдирать. Кое – как проморгавшись, я попыталась взглянуть опять и словно разом ухнула в пустоту.

Вокруг не было ничего, кроме густой пронзительной синевы. Только небо и море. Гладкие волны вспыхивали нестерпимым бутылочным блеском, они двигались все в одну сторону, но и там, куда они катились, не было ничего, только вогнутая черта горизонта и пустой воздух. У меня закружилась голова, и я крепче вцепилась в спинку кровати.

Сейчас сон пройдет, я очнусь в нормальной привычной комнате, хотя нет, я же у Кашки ночую… кровать подо мной дернулась, едва не выворотив спинку у меня из рук, я клюнула носом в подушку и вместо наволочки увидела зеленоватую, покрытую пятнами тины чешую великанской рыбины. И никакой не рыбины, а тритона, и держусь я за его рог…

Передо мной словно стремительно замелькали кадры киноленты: мы с Кашкой в больничном парке, колдующий Ерофеич, Олеся с растрепанными, как у ведьмы, волосами, луна, разлетающаяся на пять сегментов. Значит, все правда, у нас с Кашкой получилось. Я – в Пятизерье!

Но где же обещанный домовым берег? Неужели нас штормом отнесло так далеко в открытое море? Хорошо еще, что тритон оказался умный и не нырнул в глубину.

И тут до меня дошло, что с тритоном что- то неладно. Он лежал на воде, как спущенный надувной матрас, похожие на веера боковые плавники безжизненно растопырились, спинной гребень обвис тряпкой. Два глаза закрыты, третий того и гляди, тоже закатится, по шкуре время от времени судорогой проходит дрожь. Может, его исколотило волнами, или он просто устал бороться со штормом? Но как же ему помочь?

Лицо и руки жгло огнем, кожа успела обгореть на солнце, которое, кстати, стояло довольно высоко. А тритону, должно быть, еще хуже, чем мне, он же водный житель, вроде наших лягушек. Значит у него тепловой удар, надо его поскорей охладить.

Тело закостенело и не слушалось, коленки скрипели, в поясницу как будто кол воткнули. Но я все – таки повернулась на живот, поперек тритоньего туловища, и двумя руками стала плескать воду на голову несчастного животного. Вода оказалась очень теплой, даже удивительно, как я ночью умудрилась замерзнуть. Но сейчас лучше пригодилась бы вода похолодней.

Сперва тритон упрямо не подавал признаков жизни. Я плескала, плескала, а он все болтался на волнах, и я вдруг подумала, что могут появиться акулы, и тогда все точно пропало. Мне ни за что не отогнать их, они растерзают несчастного тритона, который сейчас спокойненько гулял бы где – нибудь на глубине, а теперь погибнет. Все из-за меня. Впрочем, я тоже погибну…

Меня осенило, я стянула насквозь просолившийся плащ, макнула в море и устроила тритону компресс на голову. Мне и самой сразу сделалось легче, не так жарко, а чтоб не получить солнечный удар, я обвязала голову мокрым шарфом. Сдернула с ног кроссовки и начала черпать воду ими. Казалось, этому занятию не будет конца, пальцы распухли от сырости, а на спине хрустела корка соли. Хотелось пить, и волны выплескивали у самого лица, но они были горько – соленые. Я попыталась глотнуть, и меня сразу стошнило.

Разве за этим я стремилась в Пятизерье, чтобы вот так погибать? Кашка даже и не узнает…и Гелия. Кто теперь скажет ей про Зеркало?

Я не поняла, когда тритон стал оживать. Наверное, от усталости пропустила момент. Спущенный матрас разом стал тугим и упругим, плавники шевельнулись, а в следующий миг тритон, резко изогнувшись, швырнул меня в воду. Я ухнула с головой, не успев даже зажмуриться, мимо в туче белых пузырей пронеслось вытянутее, как бревно, туловище.

Пробкой выскочив на поверхность, я едва не завопила от отчаяния. Вокруг плясали только волны, и немного в отдалении погружался в воду темный распластанный предмет. Мой плащ. Неблагодарный тритон сбросил наездницу в море, видимо, ночной поездки ему хватило.

Сколько я сумею продержаться на поверхности?

Волны толкали в спину, и я поплыла. Оказалось, двигаться вместе с ними не так трудно, даже почти не захлестывало, и я вспомнила, что наукой ведь доказано, что человек легче воды. Значит, тонуть не должен – если не будет зря барахтаться, а расслабится и просто повиснет в воде. Как тритон.

Я немедленно постаралась расслабиться, но в отличие от тритона, мне очень мешали разные неприятные мысли. Стоило, например, вспомнить про акул, я сразу сбивалась и начинала хлебать воду. Тогда я стала думать про домового Иеронимуса и сочинять мыслик.

 
Каракатицу в море ночном
Обнаружил старик мажордом
А хитрец мажордух
Отловил сразу двух
Чтоб по морю ночному скакать.
 

Я произнесла эту чепуху, да еще с потерявшейся из последней строки рифмой и поняла, что все кончено. Пора тонуть. И тут на горизонте нарисовался парус.

Крохотный, квадратный лоскуток между кочками волн, от неожиданности я опять захлебнулась. Не было шансов, что меня увидят из такой дали, но я все равно заорала и попыталась махать. Потом сообразила, что они могут двигаться в другую сторону, и лучше попробовать плыть к ним самой, а вопить можно периодически, вдруг каким – то чудом услышат.

Я моментально устала, и волны стали что-то слишком часто захлестывать меня с головой, но везение продолжалось. Парус двигался явно в мою сторону.

Взлетая на волнах, я уже могла различить корпус корабля, или, скорее, лодки, яхты, не знаю, как правильно называть. Он был совсем небольшой, этот кораблик, но мне сейчас казался прекрасней самого великолепного парусника (не говоря уж о теплоходах). Только бы не свернул в сторону!

Он не сворачивал. На корабле, меня явно заметили, я закричала, и услышала, как оттуда кричат в ответ. Зеленый парус на мгновение скрылся за буграми волн и возник совсем близко, над палубой низкой, вытянутой, как греческая галера, лодки. Сходства с галерой еще добавлял высокий задранный нос с пририсованным сбоку глазом. Мелькнули загорелые лица, и я успела еще увидеть, как падает парус. Потом меня резко накрыло волной, закрутило, отбросило, со всех сторон была вода, ставшая вдруг ледяной и жесткой, и в ушах у меня было полно воды. Но жуткий треск я все – равно услышала.

Чудом вынырнув на поверхность, с ужасом увидела, как кораблик вздрогнул, словно раненый зверь, накренился и черпнул воду. Стоящий у борта человек рыбкой слетел в море, но успел ухватиться за планшир и повис, как груша. Второй моряк, крича, зачем – то швырнул в море длинную палку. Она пробила волну метрах в трех от меня, и море вспучилось. Острый пластинчатый гребень вспорол воду, как бритва, похожий на бревно хвост шарахнул по борту наотмашь, так что щепки полетели. Меня снова накрыло, я вслепую начала выгребать в сторону, подальше от борта. Иначе следующей атакой меня просто размажут и не заметят. Не знаю, что ударило в голову моему тритону, может, он вернулся за мной и решил, что эти люди опасны. Или просто терпеть не мог корабли, или решил утопить всех со мной вместе.

– Тритоша, стой, не тронь их! Тритоша, я здесь! – заорала я, стараясь выпрыгнуть из воды, как это делают рыбы. – Тритоша, не на…а-а..

Собственный визг заложил уши. Я очутилась в ложбине между двух волн, на гребне одной взлетала ставящая парус галера, в толще другой, как за прозрачным стеклом аквариума, на меня несся тритон. Ужасный, сверкающий дракон, с пастью до ушей и хищным заостренным рогом на лбу. И этот рог смотрел мне в сердце!

Сейчас он проломит волны, и тогда!

Меня подбросило волной вверх и руки сами схватили конец веревки. Я не видела, откуда она вдруг появилась, но вцепилась в нее изо всех сил, и вовремя. Веревку сильно дернули вверх. Рогатый тритон пронесся подо мной, удар… но кораблик каким – то чудом сумел отвернуть в сторону. Рог со скрежетом скользнул по носовой скуле.

Я со всей дури грохнулась о палубу, но терять сознание было совершенно некогда. Через меня перескочил парень с длинным дрыном в руках. Он явно собирался шарахнуть им по тритону, который уже разворачивался для нового тарана. На носу появился старик в лохмотьях, и тоже с палкой, вроде клюки, но раза в три больше.

Я подумала, что дедушка переоценил свои силы, он же от удара сам того гляди рассыплется, но старик резко вскинул палку вверх и что-то пропел басом. Как в опере. Точно, дед спятил с перепугу. Почему матросы его не остановят?

Парень с дрыном почему-то сам остановился и замер, как статуя. Старик дважды тряхнул палкой, ветер неожиданно стих и кораблик мягко скатился под волну, в пасть рассвирепевшего тритона.

Я зажмурилась, ожидая последнего удара. Но было до странности тихо, я открыла один глаз. Старик по- прежнему стоял у борта, опустив свою палицу. Море катило волны, как раньше, как будто и не было никакого нападения, как будто морское чудовище не пыталось сейчас на моих глазах потопить корабль. Подумать только, на ком я, оказывается, всю ночь верхом ездила! Мелькнул в волнах ребристый, как парус джонки, гребень, и скрылся.

Я поняла, что теперь займутся мной. И что, интересно, им сказать: «Здрасьте, я из другого мира? Материализовалась случайно в замке Кест, а сюда доехала на том самом чудище, которое хотело забодать ваш корабль?»

Интересно, после подобного заявления меня сразу за борт выкинут, или свезут в местную психушку? Нет, в психушку вряд ли, тут люди к колдовству привычные, этот дед, к примеру, стопудово сейчас колдовал. Так что поверить-то они поверят, а вот насчет дальнейшего… Что же я заранее себе легенду не сочинила, как у разведчиков полагается? С импровизацией у меня всю жизнь было неважно, даже в детсаду воспитатели с ходу определяли, кто именно притащил в группу лягушку или выстриг половину прически у куклы Маши.

Я судорожно попыталась напрячь мозги и выдумать подходящую версию, но ничего, кроме очередных мысликов, в голову не лезло. Будь он неладен, этот Иеронимус!

Сверху на меня упала тень, и я увидала у себя под самым носом большую глиняную кружку.

– Попей. Сама кружку удержишь? Во! А то дядя Барриль тебя так о палубу приложил, что загудело.

Передо мной присел на корточки парень, который кидал в тритона палкой. У него было веселое загорелое лицо, жесткие волосы торчком, и свежий фонарь под глазом. Я хотела спросить, кто это его так стукнул, но не успела. Глотнув из кружки, я разом перестала себя контролировать, только глотала, глотала, без остановки, так что горлу делалось больно, часть воды угодила в нос, но я и ее втянула, кажется, при этом еще стонала и хрюкала… В общем, жуткая стыдоба. Куснув пару раз край пустой кружки, я опомнилась. Как я себя веду? После такого безобразия, за кого меня примут эти люди? Что скажут? Полный финиш!

– Не давись, воды хватит. Ты сколько времени в море? Часа три, небось? – сказал парень, отбирая у меня кружку. Ему пришлось выдирать ее, пока я догадалась разжать пальцы.

И сразу откуда – то сверху в кружку хлынула струя восхитительно пахнущей прозрачной воды. Никогда не думала, что у пресной воды есть собственный запах, разве только когда в водопровод пересыплют хлорки, бывает, пованивает. Море пахнет йодом и водорослями, но то совсем другое. Она пахла сладко, эта вода. Подняв глаза, я обнаружила, что ее наливает из пузатого кувшина квадратный и тоже довольно пузатый дяденька, по виду – классический пират из приключенческого фильма. Узорная жилетка на волосатой груди распахнута, вокруг головы бандана, и бакенбарды не хуже, чем у де ля Иеронимуса.

– Здрасьте. Спасибо большое…

Вторая кружка провалилась в меня, как первая – без всякого эффекта, наоборот, пить захотелось еще больше. Правда, мне удалось выпить ее почти культурно, не хрюкая.

– Нет, эта не три часа плавала, а как бы не с рассвета, нетопырь меня заешь. – заявил квадратный. Голос у него оказался низким и хриплым, как у капитана Флинта или старого Пью. Точно пират. Ладно, может, это другие, не злые пираты, не такие, как у Стивенсона. И вообще, лишь бы еще пить давали, а там уже разберемся!

– Плесни – ка ей абордерки*, Фестан. В кокпите початая бутылка лежала, – продолжал квадратный, неторопливо наливая третью кружку. Парень вскочил и убежал, а дядька с раздирающей душу медлительностью заглянул в кружку, подумал, и долил доверху, – воды хватит, пей, не давись. А то все обратно полезет.

Фестан притащил оплетенную бутылку, сильно встряхнул и раскупорил. Сразу запахло спиртным. Абордерка по цвету напоминала спитой чай, градусов в ней было, наверное, как в нашей водке, и на вкус такая же противная.

В первый момент меня замутило, но потом по телу разом прокатилась волна легкости, боль в горле исчезла и палуба со всем, что на ней было, перестала наконец колебаться и подергиваться радужной дымкой. Совсем ясно, как будто глаза промыла, я увидела рыжего Фестана с бутылкой и квадратного пирата с пузатым кувшином, задранный нос галеры с лихой завитушкой и туманный голубой горизонт за ним. Старика я увидела минутой позже, хотя он все еще стоял на носу. Наверное, это битва с тритоном его сильно измучила, он согнулся и опирался на свою клюку, глядя в море. Потом медленно повернулся.

Последний глоток абордерского коктейля застрял у меня в горле. На темном, ужасно темном лице горели глаза такой пронзительной синевы, что хотелось зажмуриться, длинные спутанные волосы и борода, видно по контрасту, показались мне даже не седыми, а зеленоватыми, как болотный мох – сфагнум.

– Ох, нетопырь меня заешь! – прохрипел квадратный, – ихней то мокрости и не плеснули! Фестан, чего встал, как мачта, видишь, они едва на ногах держаться. Шевелись, парень! О Сонор – ли, хлебните чуток, сразу и полегчает.

– Премного благодарен тебе, Барриль, но ты уж лучше сам выпей. Нет, девушке больше не наливай, абордерку с водой Демаж мешать не след.

Неожиданно быстро старик очутился возле меня, я совсем рядом увидела сухое носастое лицо. Ни дать, ни взять престарелый йог, которых иногда показывают по телевизору в передачах про Индию. Правда немного заплесневелый. У-у…. А если старик велит выбросить меня за борт? Ну почему же я не выдумала заранее, что соврать?

– О, какая вода Демаж, Сонор – ли? – спросил Фестан, – у нас вода сладкая, из бригандских колодцев.

– Вот и добро. – длиннопалая сухая ладонь легла мне на лоб. Я уже открыла рот, чтобы, будь что будет, честно рассказать свою историю, но старик запрещающее мотнул головой – после!

От ладони исходило странное, обволакивающее тепло, в глазах у меня снова поплыло, и, уже проваливаясь куда – то в пустоту, я услыхала, как Сонор – ли говорит.

– Отнесите ее под навес. К вечеру она проснется здоровой. Однако, Фестан, что за рог у тебя вырос?

– С тритоном бодался, он у нас такой! – встревает квадратный, и что-то громко булькает. Абордерка, конечно. Но я этого уже не слышу, я сплю. Сплю, сплю, сплю…Какое счастье…

Постель слегка раскачивалась, как качели, уютный сон не хотел меня отпускать. Не открывая глаз, я сунулась носом в подушку, которая почему – то пахла сырой рыбой. До этого мне снилось зимнее, новогоднее, и рыба тут была совершенно ни к месту. От удивления я проснулась окончательно.

Было совершенно темно, я даже собственной руки не увидела. Зато впереди, там, где по идее находились мои ноги (их я тем более не видела), торчал сине-черный прямоугольник, утыканный множеством мелких лампочек. Сперва я решила, что рассматриваю обрывок собственного сна с новогодней иллюминацией, щипнула себя за нос. В ответ постель снова качнулась вниз, огоньки дружно сместились, и я поняла – это никакой не экран, а кусок ночного неба. Набитого звездами до того, что они вот – вот начнут сыпаться вниз. Такое небо мне никогда не могло бы присниться, нельзя же увидеть во сне Ниагарский водопад – настоящий, если до того наяву не побывать на Великих озерах.

Я лежала на куче тряпья под навесом, и совсем рядом, за тонкой боковой стенкой, тюкала и плескалась волна. Значит, меня не выкинули с борта корабля.

Сейчас он плывет куда – то своим курсом, интересно бы узнать – куда. Мне ведь надо, Иеронимус говорил, добраться до Бриганда. А может, мы именно туда едем?

Захотелось немедленно вылезти из – под навеса и спросить. Хорошо бы сразу поговорить с тем веселым парнем… как его зовут, Фестан, кажется? Скажу, что должна разыскать там подругу. Толстый Барриль вроде бы тоже не злой, но Фестан мне понравился больше. А зеленого старика я боялась, кажется, он знает про меня даже и то, о чем сама не догадываюсь…

Я села осторожно, боясь, что голова опять закружится. Но все было в порядке. Удивительно, но не чувствовалось морской болезни, может, у меня морской организм? Нет, откуда, я же всю жизнь была абсолютно сухопутной. Наверное, вчерашний шторм переболтал и закалил мои внутренности так, что теперь им ничего не страшно.