Читать книгу: «Мальчишки из разделенного города», страница 6

12.

Кирилл Матвеевич Безбородько и Лука Григорьевич Борзенко встретились у моста как старые добрые приятели.

– Эгей, сколько же мы не виделись, Матвеевич? А ты всё такой же казак, будто время и не коснулось тебя.

– Да и ты не слишком-то состарился, хохол чубатый! – расплылся в широчайшей улыбке Кирилл Матвеевич. – Кажется, так называли мы тебя в Афгане?

– Именно так, Матвеевич! – хохотнул Борзенко. – Будто вчера это было.

– Тогда я капитаном был, а ты старлеем, – вспомнил Кирилл Матвеевич. – Но служили в одном, особом, отделе Советской армии!

– У-у-ух, как вспомню, так тоска берёт, – вздохнул Лука Григорьевич. – В одной большой и сильной стране жили не тужили. Скажи мне кто тогда, что Украина разойдётся с Россией, не только бы не поверил, но и морду бы тому расколошматил.

– Не думали, не гадали, а оно вон как получилось, – вздохнул и Кирилл Матвеевич. – За нас подумали, за нас решили, выпили в Беловежской пуще три старикана по соточке, а может быть, и не по одной и всё, российский и украинский народы перед фактом поставили, что не братья мы теперь, а всего лишь соседи.

– Э-э-эх, ладно соседями бы остались, но добрыми, – посетовал Лука Григорьевич. – А ведь чего из нас лепят, Матвеевич? Из кровных братьев смертельных врагов? Слушать тошно, чего по радио брешут дорвавшиеся до власти бандеровские выродки? А мы… Сидим, вздыхаем, но сделать ничего не можем. Будто всё, выдохлись настоящие сыны Украины, остались только пошлые продажные ублюдки.

– Ладно, ладно, ты потише, – беря его под руку, сказал Кирилл Матвеевич. – Ты только погляди вокруг, как на нас прохожие пялятся.

– Что ж, пойдём, прогуляемся, – ухмыльнулся Лука Григорьевич. – Нам, старым друзьям и сослуживцам-разведчикам, есть о чём поговорить.

Шагая плечом к плечу, они отошли от моста и снова остановились.

– А что, может быть, в кафе заглянем, дёрнем по соточке? – предложил Лука Григорьевич, указывая рукой на «забегаловку» у автостанции. – От выпитой рюмки и воспоминания другие, более яркие краски обретут?

– Нет, не спиртное распивать в кафешке я сюда пожаловал, а посёлком полюбоваться, – отказался Кирилл Матвеевич. – Я когда здесь был последний раз? Лет пять назад, если не больше. Последнее время посёлком вашим только издали, из-за железной дороги, любовался. Вот автостанция, например…

– А что автостанция? – не понял Лука Григорьевич. – Она как стояла тут у моста, так и стоит, никуда не делась.

– Автостанция вижу, стоит, только автобусов на ней я не вижу, – беря боевого друга за руку, продолжил движение Кирилл Матвеевич. – Да и базарчик с ней рядом уменьшился. Сидят торговки с унылыми лицами, а товар у них никто покупать не спешит.

– Сейчас покупатели у нас на вес золота, – вздохнул Лука Григорьевич. – А торговки… Они приходят сюда не продать что-то, а по привычке. Раньше из Чертково много покупателей приходили, и торговля шла бойко, а теперь россиян к нам не пускают, вот и… – он замолчал и выразительно развёл руками.

Несколько минут они шли молча, но пройдя пару десятков шагов, Борзенко повернул голову в сторону Безбородько и, прищурившись, спросил:

– Скажи, Матвеевич, а как ты меня нашёл? Как узнал, что я здесь, в Меловом?

– Нет ничего проще, Григорьевич, – глядя вперёд, ответил Кирилл Матвеевич. – Я всегда помнил, что в горах Афгана ты меня в гости к себе зазывал. Вот и решил узнать, действует ли сейчас твоё приглашение?

– Действует, не сомневайся, – кивнул Лука Григорьевич. – Давно это было, но своей актуальности моё предложение не утеряло.

– Да-а-а, это было давно, – посмотрел на него Кирилл Матвеевич, – но для меня будто вчера. С каждым годом время бежит всё быстрее и быстрее, старость приближается стремительно, но бывают ещё такие моменты, когда…

– Стоп, не гони! – остановился Борзенко и остановил Безбородько, развернув его лицом к себе. – Давай договоримся так, Матвеевич: ты не темни и выкладывай начистоту, с чем пожаловал. Только предупреждаю сразу, хоть я и ненавижу всей душой режим, воцарившийся в Украине, но против своей страны шпионить не буду!

Нахмурив лоб, Кирилл Матвеевич посмотрел в широко раскрытые, полные вопроса глаза старого друга.

– А почему ты решил, что я вербовать тебя явился, а не просто повидаться с сослуживцем? – спросил он. – Я пенсионер, ты тоже, и наша работа уже осталась в далёком прошлом.

– Да, я пенсионер и давно отошёл от служебных дел, но из ума ещё не выжил, – хмуря лоб, сказал Лука Григорьевич. – Разведчиков, как нам обоим известно, бывших не бывает. Если бы мы сейчас жили в одном государстве, то я бы поверил, что ты заглянул в Меловое, чтобы просто повидаться со мной. Но сейчас, когда мы проживаем в разных государствах, тем более враждующих друг с другом…

– Лука, я теперь не разведчик, а краевед, – улыбнувшись, поспешил развеять сомнения друга Кирилл Матвеевич. – А просьба у меня к тебе есть. Проведи меня по улицам посёлка и расскажи о них, сравнивая настоящее с прошлым.

– Ну, хорошо, если так, – немного смягчился Борзенко. – Только и ты ответь мне, откуда ты узнал, что я сейчас в Меловом, и номер моего телефона?

– Я, конечно, предполагал, что ты находишься не где-нибудь, а в Меловом, – хмыкнул Кирилл Матвеевич. – Вот и попросил хорошего знакомого уточнить, здесь ли ты, и установить номер телефона. И, как видишь, всё у меня получилось.

– Из всего следует, что твой знакомый – сотрудник российских спецслужб? – поморщился Лука Григорьевич.

– Да, это так, – не стал отпираться Кирилл Матвеевич. – Но он не просил подвергать тебя вербовке. Да и для чего ему нужен отставник, ушедший в отставку принудительно?!

– Та-а-ак, значит тебе и это известно? – сник Лука Григорьевич. – Получается, российские спецслужбы, в отличие от украинских, ещё не сбросили меня со счетов.

– Тебя сбросят со счетов, когда заколотят гвоздями крышку на твоём гробу, – «пошутил» Кирилл Матвеевич. – Украинские спецслужбы только создают видимость, что утеряли интерес к отставному пенсионеру, но сразу же заявят о себе, если вдруг возникнет такая необходимость.

– Ага, держи карман шире, – махнул рукой Борзенко. – Сейчас в СБУ американцы заправляют и насаждают свои методы работы. Ветераны советской разведки, вроде нас с тобой, ими откровенно игнорируются.

– Нет-нет, ты ошибаешься, – возразил Кирилл Матвеевич. – Американцы внимательно изучили методы советской разведки, подкорректировали их и теперь выдают за свои.

Постояв с минуту, друзья медленно двинулись вверх по улице.

– А меня вытурили с треском из СБУ за то, что я откровенно критиковал происшедшие в Украине перемены, – глядя себе под ноги, вдруг заговорил Лука Григорьевич. – Ко мне сначала прислушивались, затем, по чьей-то команде, все отвернулись. В конце концов, моя служба закончилась в городе Харькове, где мне выразительно указали на дверь.

– А пенсию? Пенсию тебе платят? – покосился на него Кирилл Матвеевич.

– Да так, слёзы одни, – вздохнул Лука Григорьевич. – Потому я оставил свою квартиру в Харькове сыну, а сам, вместе с женой, переехал сюда, в Меловое, в хату родителей. Сначала в ней, после смерти родителей сестра моя, Вероника проживала, а когда она умерла, я выкупил хату у её детей и поселился в ней теперь уже до конца своей жизни.

– Раз так, то в гости к тебе я сегодня напрошусь, – улыбнулся Кирилл Матвеевич. – Но сначала ты меня по улицам посёлка с ознакомительной экскурсией поводи…

***

Вернувшись в хату как всегда через окно, Корсак увидел в своей комнате Марысю и замер в изумлении. Мгновение спустя он встряхнулся от изумления, и его лицо сделалось пунцовым от охватившего его гнева.

– Эй, свинья жирная, как ты осмелилась войти в мою комнату без разрешения? – прохрипел он срывающимся голосом.

– Так я только прибраться зашла, Василий Поликарпович? – попятилась к двери, трясясь от страха, женщина.

– Как ты сюда вошла, жаба?! – с исказившимся от злобы лицом взревел Корсак. – Уходя, я закрыл дверь и окно на замки, а ключи с собой взял.

– Так у меня от двери запасные ключи есть, – сделав судорожное глотательное движение, прошептала Марыся. – Ещё вчера, с вечера, когда я приносила вам ужин, то обратила внимание, что в комнате уборка требуется. А сегодня, в ваше отсутствие, я решила немного прибраться, и…

– Я тебе сейчас приберусь, свинья! – дико вращая глазами, шагнул в её сторону Корсак. – Я сейчас из тебя котлету по-киевски вылеплю!

Ожидая ударов, женщина зажмурилась, сделала шаг назад, но, уперевшись спиной в закрытую дверь, остановилась.

Корсак в одно мгновение оказался перед ней, замахнулся для удара, и… Он резко опустил руку и вернулся к окну.

Едва живая от страха Марыся попыталась тихо открыть дверь и выскользнуть из комнаты, но была остановлена резким окриком Корсака.

– А ну, стоять, жаба! – рявкнул он, не оборачиваясь. – Наш разговор ещё не окончен!

Женщина задрожала, как осиновый лист, и вся сжалась. Корсак медленно обернулся и, не сводя с Марыси полного лютой злобы взгляда, присел на стул.

– Слушаю твои объяснения, тварь, – сказал он, складывая перед собой на столе руки. – Ты не должна заходить в мою комнату без разрешения, даже если я превратил её в сарай. Если у тебя отшибло память, я сам провожу здесь уборку!

Несчастная женщина кивнула, развела руками и виновато опустила голову.

– Скажи, ты рылась в моих вещах? – повысил голос Корсак.

– Н-нет, я только пыль вытирала, – поникла Марыся. – Я даже пальцем не касалась ваших вещей, Василий Поликарпович.

Корсак долго и пристально смотрел на изнемогающую под его тяжёлым взглядом женщину. Наконец, приняв какое-то решение, он скупо улыбнулся:

– Ладно, не сердись, Марыся. Я терпеть не могу, когда кто-то в моих вещах копается.

– Так я… – женщина снова судорожно глотнула и проглотила остаток фразы.

– На этот раз я тебя прощаю, и недоразумение между нами будем считать урегулированным, – скрепя сердце, процедил сквозь зубы Корсак. – Но если ещё раз войдёшь в мою комнату без разрешения, наказание будет суровым.

Марыся кивнула и взялась за ручку двери.

– Тогда я пойду? – пролепетала она неуверенно.

– Нет, подожди ещё, – остановил её Корсак. – Сначала скажи, как щенки себя ведут. Хлопот не доставляют?

– Никак нет, – насторожилась женщина. – Всё в комнате сидят, а нужду справлять под моим присмотром выходят.

– Так-так-так, это хорошо, – задумавшись, побарабанил пальцами по поверхности стола Корсак. – Бежать не пробовали?

– Чего? – удивилась Марыся. – Они заперты на замок в комнате сына, окно тоже заперто. На улице, прямо под окном, собака огромная. Так что…

– Завтра утром за ними машина приедет, – опуская руку в карман ветровки, сообщил Корсак. – Увезут с глаз долой, и забот у тебя поубавится.

Слушая его, женщина изменилась в лице и забеспокоилась.

– Да и не мешают они мне, – сказала она. – Сиротки обездоленные… А может, не надо их никуда везти? Я и дальше о них заботиться буду.

Корсак поднял на неё удивлённый взгляд.

– Эй-эй, чего ты, спятила? – сказал он, недовольно морщась. – Тебе что, своего обормота не хватает? Для чего ты себе ещё три рта привязать хочешь?

– Сердцем я к ним прикипела, к несчастным, – вздохнула Марыся. – Гляжу на них, а самой реветь хочется.

– Ну и дура, – ухмыльнулся Корсак. – Детей завтра увезём в киевский детдом, и это не обсуждается. А тебе я доплачу за заботу о них. И вот ещё, – он протянул ей баночку, которую извлёк из кармана ветровки. – Это снотворные капсулы. Вечером, когда ужином кормить щенят будешь, раствори их в компоте и дай им.

Женщина взяла у него баночку и повертела её в пальцах.

– А для чего им снотворное? – спросила она. – Детки и так хорошо спят, они же ещё маленькие.

– Пусть эту ночь спят ещё лучше! – сузил глаза Корсак. – Делай, что говорю, и не задавай лишних вопросов.

– Так это… – занервничала Марыся и неуклюже затопталась на месте.

– Ступай и делай, что говорю, – недобро глянул на неё Корсак. – Машина приедет, щенков спящих в неё уложат и тихо увезут. Если что-то не так к утру будет, ты об этом горько пожалеешь, так вот…

Как только, размазывая по щекам слёзы, женщина выбежала за дверь, у Корсака зазвонил телефон.

– Слушаю тебя?

Внимательно выслушав говорившего, он поморщился и спросил:

– А чего ты попёрся на Украину, Тихий? У тебя что, есть в этом необходимость?

Выслушав ответ, он снова поморщился и сказал:

– Хорошо, дай телефон погранцу. Только учти, твой легальный переход на территорию Украины должен быть обоснованным, а не каким-то пустым капризом.

Дождавшись, когда в наушнике прозвучал незнакомый голос, Корсак сказал:

– С тобой говорит полковник Корсун, Главное управление СБУ Украины. Тот человек, чей телефон ты держишь в руках, должен беспрепятственно перейти через мост из Чертково в Меловое. Заводи его на КПП, оформляй документы, и… Зовут его Безбородько Кирилл Матвеевич. Пока ты с ним копаешься, тебе позвонит Остап Панасович Копытко и подтвердит мои полномочия.

Закончив говорить, Корсак отключил телефон и тут же набрал другой номер. Дождавшись ответа, он сказал:

– Я тебя приветствую, Остап Панасович…

Выслушав взаимное приветствие, он продолжил:

– Сейчас, через мост из Чертково в Меловое переходит мой агент. И у него проблемы с твоими подчинёнными. «Сделай милость», Остап Панасович, лично позвони на КПП у железнодорожного моста и распорядись, чтобы Кирилла Матвеевича Безбородько пропустили беспрепятственно. – Он закрыл на мгновение глаза в раздумье и добавил: – Ещё приставь к моему человеку «ноги». Их обладатель должен быть опытным сотрудником. Пусть он издали понаблюдает за ним, а потом отчитается передо мной лично, в письменной форме.

13.

Вечером, после ужина, бабушка вместе с Валеркой ушли в дом, а Вера с детьми осталась во дворе.

– Сынок, а Валера что, у бабушки ночевать собирается? – поинтересовалась мама.

– Да, – ответил, зевая, Дима, – его папа в Ростов по служебным делам уехал, мама на ночное дежурство ушла, вот он и решил у бабушки переночевать. Ему одному дома скучно.

– Тогда скажи мне, пожалуйста, почему вы ушли после завтрака и вернулись только к вечеру? – спросила мама, пытливо глядя Диме в глаза.

– Так мы с Валеркой гуляли по посёлку и не заметили, как время пролетело, – смутился и покраснел Дима.

– За то время, которое вы отсутствовали, посёлок Чертково можно было раз десять обойти, если не больше, – с упрёком высказалась мама и перевела взгляд на дочерей. – Ну? А вы чего уши развесили, сестрички-лисички? Собирайте со стола посуду и переносите её на кухню.

Она снова посмотрела на Диму.

– Расскажи мне маршрут вашей прогулки? – явно сердясь, сказала мама. – Бабушка мне сказала, что весь посёлок Чертково за один час не спеша обойти можно.

Дима стушевался. В голове сразу же всплыло обещание, данное Валерке «никому ни о чём не рассказывать», но и лгать маме он не мог.

– Да так, ходили туда-сюда по улицам посёлка, – нехотя заговорил Дима. – С некоторыми друзьями Валерка меня познакомил. А ещё он показал мне улицу Дружбы Народов.

– Мне твоя сегодняшняя прогулся не по душе, – хмуря брови, сказала мама. – Я могу понять Валеру, мальчик чересчур импульсивный и с трудом поддаётся воспитанию. Ну, а ты, сынок? Ты же курсант кадетского корпуса! Почему ты не убедил брата вернуться домой к обеденному столу, и… Я очень волновалась, сынок, очень…

Выслушав маму, Дима обиделся.

– Зачем ты мне всё это говоришь, мама? – поджав губы, спросил он. – Ты же прекрасно знаешь, что через два дня уедешь в Москву и будешь там учиться на курсах целый месяц. А я и сестрички останемся здесь, в Чертково.

– Да, так и будет, – нахмурилась мама, пытаясь понять, к чему клонит её сын. – Мы об этом говорили и не раз.

– Валерка хороший пацан, – продолжил Дима, – порядочный и честный. И мне интересно с ним общаться, если хочешь знать.

Слушая сына, Вера округлила глаза.

– Да? – сказала она. – А мне он таковым не показался. Да и бабушка говорила, что Валера сорви-голова.

– Да, он такой и не трус, – уважительно отозвался о двоюродном брате Дима. – Его все пацаны в посёлке уважают, даже те, кто возрастом старше.

– Ох-хо-хо-хо-хо, ты меня ещё больше пугаешь, Дима? – ужаснулась мама. – Я даже оставлять тебя боюсь в Чертково без присмотра на целый месяц.

– А нам скучно здесь, – посетовали подошедшие к столу сестрички. – Ничего нельзя, ничего не можно… Вечером носа со двора не высуни.

– А вы помолчите, девочки, – строго посмотрела на них Вера. – Скоро дочки тёти Аллы в Чертково приедут, и вам скучно не будет.

Она снова перевела взгляд на Диму:

– Ты должен пообещать мне, сынок, что за месяц, пока я буду находиться в Москве, ты будешь вести себя разумно.

– Разумно? Это как? – не понял Дима.

– Помогать бабушке по хозяйству, не гулять допоздна и… – она покосилась на дом и, понизив голос, закончила: – Главное, не попади под влияние сорванца Валеры и не ходи с ним туда, куда он тебя звать будет.

– Это как, мама? – удивился Дима. – Ты предлагаешь мне не отходить от бабушки и провести месяц, держась за её халат.

– Не смей так со мной разговаривать! – рассердилась мама. – Ты становишься невыносим. Вспомни, где учишься и где сейчас находишься. Или мне тебе напомнить? Ты этот месяц проведёшь в пограничной зоне! В Чертково ты можешь попасть в такую ситуацию, совершить такой поступок, за который тебя исключат из училища и тебе будет стыдно всю оставшуюся жизнь!

– Нет, такого недостойного поступка я не совершу, обещаю, – глядя маме в глаза, твёрдо пообещал Дима. – Я не сделаю ничего такого, за что ты и папа могли бы стыдиться меня, мама. И ещё…

На крыльцо выбежал Валерка, и он замолчал, чтобы их с мамой разговор не сделался «всеобщим» достоянием.

– Спим здесь, под навесом! – сказал мальчик, посмотрев на Диму. – Сейчас мы с тобой отставим стол в сторону, принесём из сарая большую железную кровать и… И всем спокойной ночи!

***

Кирилл Матвеевич Безбородько шёл в гости к Луке Григорьевичу Борзенко в превосходном настроении. Ни один страж порядка не попался им на глаза во время прогулки по поселковым улицам. Боевые товарищи обсуждали «дела минувшие», и эти воспоминания дарили не только радость, но навевали и лёгкую грусть.

Вечер наступил незаметно, и однополчане, довольные прогулкой, продолжая разговоры, добрались, наконец, до тихой окраинной улочки посёлка, на которой дома утопали в садах. Одна из хат, самая ухоженная, принадлежала Луке Григорьевичу.

– Ну вот, мы и пришли, – сказал Лука Григорьевич, пропуская во двор Безбородько. – Сейчас ты посмотришь, как я живу, может быть, и позавидуешь…

– Что-то в окнах света не видно? – сказал Кирилл Матвеевич, посмотрев на Борзенко.

– Фу, чёрт! – негодующе воскликнул Лука Григорьевич, ударив себя ладонью по лбу. – Заболтался с тобой, и начисто из головы вылетело, что электричество на нашей улочке уже третий день отсутствует.

– Да? А куда оно делось? – искренне удивился Кирилл Матвеевич.

– Провода со столбов срезали, – ответила ему вышедшая на крыльцо опрятная симпатичная женщина лет шестидесяти. Она посмотрела на мужа и укоризненно покачала головой. – Чем ты думал, Лука, приглашая гостя домой, да ещё в вечернее время?

– Да вот, как увидел Матвеевича, этот прискорбный факт из моей головы внезапно выветрился, – вздохнул, пожимая плечами, Лука Григорьевич и тут же представил другу супругу: – Знакомься, Кирилл, это моя жена, Надежда Павловна, самая для меня красивая и преданная женщина на всём свете!

– А я именно такой вас и представлял, – приветственно улыбнувшись, протянул к женщине обе руки Кирилл Матвеевич. – Сегодня Лука особенно много мне о вас рассказывал, что я…

– Он как всегда приукрасил, – улыбнулась явно польщенная женщина. – А вот как и чем вас кормить, я даже и не знаю. Холодильник пуст из-за отсутствия электричества, да и горилки в хате нет, уж не взыщите, мужчины.

– Да это не беда! – хохотнул Лука Григорьевич. – Я сейчас в кафе сгоняю, оно тут рядышком. И без электросвета мы вполне обойдёмся. Как когда-то в Афгане, в палатке, при свечах посидим.

– Что ж пойдём, сходим в кафе, – засобирался Кирилл Матвеевич. – Мы долго гуляли с тобой по поселковым улицам, дружище и ни в одно питейное заведение так и не зашли.

– А что, идём, – улыбнулся Лука Григорьевич. – Только «заведения» в Меловом так себе, товар скудный. И ещё…

– Идите и возвращайтесь скорей, – поторопила его жена. – А то… Я недавно в ларёк за хлебом ходила, а когда вернулась, мне показалось, что в моё отсутствие в хате кто-то побывал.

– Чего-о-о? – уставился на неё Лука Григорьевич. – Как ты определила, что в наш дом было совершено проникновение чужих? Может быть, украли что?

– Вот я как раз и пыталась это понять, – вздохнула Надежда Павловна. – А тут вы явились…

– Ладно, продолжай начатое, а мы пошли, – коснувшись локтем руки Безбородько, сказал Лука Григорьевич. – Минут через тридцать вернёмся. – Он посмотрел на небо и добавил: – Ещё засветло.

Миновав перекрёсток, они свернули на соседнюю улицу и, пройдя по ней около ста метров, остановились у новенького шлагбаума, служащего проходом на территорию, обнесенную колючей проволокой. Шлагбаум был открыт, а за ним, на территории, виднелись несколько больших грузовых машин с затянутыми брезентными покрывалами кузовами.

– Это что, какая-то автобаза? – вкрадчиво поинтересовался Кирилл Матвеевич. – Видно, принадлежит она не бедным людям?

– Понятия не имею, что это за «база» такая, – нахмурился Лука Григорьевич. – Этот участок всегда был пустынной окраиной посёлка, а вот недавно его обнесли колючей проволокой и установили шлагбаум. До сегодняшнего дня я здесь никаких машин не видел, а сейчас вижу и не верю своим глазам. Они будто из воздуха материализовались.

– Верь не верь, а машины вот они, не призрачные, я их отлично вижу, – вздохнул Кирилл Матвеевич. – Так что, долго мы ещё будем на них таращиться? Может, пойдём? Мы обещали твоей супруге вернуться быстро.

– Сейчас, обожди, – изучая взглядом «базу», сказал Лука Григорьевич. – Тебе не интересно, а меня любопытство гложет. Может быть, как-то удастся узнать, что это за таинственное «предприятие»?

Не успели они отойти в сторону от шлагбаума и встать за кустами, как с территории вышли двое мужчин в камуфляжной форме с шевронами националистического батальона «Айдар». Оказавшись за шлагбаумом на улице, «айдаровцы» обернулись и, вскинув в националистическом приветствии руки, попрощались с оставшимся на территории базы мужчиной:

– Слава Украине!

– Героям Слава!

– Чёрт бы их побрал, этих нациков, – презрительно высказался Лука Григорьевич и потянул Безбородько за руку за собой.

– Что с тобой, дружище? – спросил Кирилл Матвеевич, ступая за ним. – Ты идёшь так быстро, что я едва успеваю за тобой.

– Чем дальше мы отойдём отсюда, тем целее будем, – огрызнулся Лука Григорьевич, ускоряя шаг. – Если нацики увидят нас вблизи своей «базы» и, не дай бог, в чём-то заподозрят, наше будущее закончится сегодня, в нашем «нежном» пожилом возрасте.

Они прошли ещё метров двести, перешли на другую сторону улицы и остановились у неприметного одноэтажного строения, над входом в которое висела большая вывеска с надписью «Кафе».

– Надо же, на украинской территории да на русском языке, да ещё крупными буквами! – усмехнулся Кирилл Матвеевич. – Когда мы гуляли с тобой, Лука, по посёлку, я обратил внимание, что надписи на магазинах, магазинчиках и прочих заведениях все на русском языке.

– А чего тут удивляться, Матвеевич? – вздохнул Борзенко. – Здесь, в Меловом, все говорят на русском и живут по русскому укладу и украинскую мову услышишь редко.

– Действительно, я даже не чувствую, что нахожусь на территории Украины, – согласился с ним Кирилл Матвеевич. – Даже в уме не укладывается, что я сейчас в «сопредельном» государстве, а не на российской стороне. Я не удивлюсь, что памятник Ленину здесь где-нибудь остался.

– Нет, памятника вождю пролетариата ты сейчас в Меловом не увидишь, – покачал головой Лука Григорьевич. – Пресловутый закон о декоммунизации плохо ли, хорошо ли, но и у нас исполняют.

– Ленина убрали, а на его месте что-то соорудили? – не удержался от едкого вопроса Кирилл Матвеевич. – Памятник «небесной сотне», например?

– И такого памятника пока в Меловом нет, – уловив в его словах лёгкую иронию, вовсе не обиделся Лука Григорьевич. – Наши люди всё больше к России тянутся и не воспринимают того, что на Майдане произошло. Но ветеранам АТО мемориал всё-таки будет. Где именно его установят, не знаю, но то, что он появится – факт неоспоримый.

– Что ж, я тебя услышал, – вздохнул Кирилл Матвеевич и указал рукой на вход в кафе. – Идём?

– Идём, – кивнул Лука Григорьевич и взглянул на часы. – В это время мы должны быть уже дома…

Помещение, в котором расположилось кафе, выглядело неуютным. Дверь обшарпанная и покосившаяся, как в сыром тёмном подвале. Из-под облупившейся на стенах штукатурки выглядывали почерневшие, скользкие от плесени балки. Пыльные окна закрывали застиранные мятые занавески. Три пустующих столика застелены грязными, засаленными скатертями.

– Полная антисанитария, – осматривая помещение, содрогнулся от омерзения Кирилл Матвеевич. – После всего, чего я сейчас здесь вижу, у меня кусок в рот не полезет.

– А мы это давно видим, и кусок в рот лезет, представь себе, – печально улыбнулся Лука Григорьевич. – Торговля в Меловом, так сказать, на мели. У людей мало денег, покупают только всё самое необходимое для выживания. Страдают все. У предпринимателей мизерные доходы. Налоги и прочие поборы позволяют им только сводить концы с концами, а не думать о ремонте своих торговых точек. Пройдись по всему посёлку и везде одно и то же.

Он подошёл к прилавку и купил у неопрятного вида барменши еду и выпивку. Хлеб, сало, сыр и колбасу он сложил в один большой пакет, а в другой, точно такой же, несколько бутылок горилки.

– Ну, всё, я упакован, – сказал он, посмотрев на пасмурное лицо Безбородько. – Мы можем возвращаться, Матвеевич?

– Пожалуй, пора, – брезгливо поморщился Кирилл Матвеевич, направляясь к выходу. – Ох, и трудно мне будет заставить себя есть купленную тобой пищу, но я постараюсь себя заставить, чтобы угодить тебе.

Не успели друзья выйти из кафе, как в дверь втиснулся могучего телосложения «нацик», который, освобождая себе проход к барной стойке, небрежным жестом отодвинул их в стороны огромными ручищами. Следом за ним вошли ещё несколько человек, которые тут же заняли все три столика и потребовали к себе официанта.

В это время из-за прилавка, покачиваясь на ногах, вышел пьяный мужчина, со всклоченными волосами и опухшим лицом.

– Ого-го, да тут «нациков» полна хата?! – едва ворочая языком, промычал он и оглянулся, ища глазами «барменшу». – Зи-и-ин? – позвал он её. – Гони прочь этих долбаных бандерлогов. В твоей тошниловке и без того грязи хватает!

Айдаровцы недоумённо переглянулись. Гигант, первым вошедший в кафе, встал из-за столика и дал такого пинка пьянчуге, что тот кубарем отлетел к двери.

– Так ему, Петро! – загоготали «нацики» и дружно зааплодировали. – Ещё вякнет, сломай ему хребет и вышвырни подыхать на улицу!

– Всё, уходим, – подтолкнув Кирилла Матвеевича к двери, прошептал Лука Григорьевич. – Эти уроды сейчас подопьют и могут на нас перекинуться. Если вовремя не унесём ноги, то обещаю, нам мало не покажется…

***

День прошёл незаметно. Лесь и девочки не разговаривали, плохое предчувствие терзало детей.

Открылась дверь, и в комнату с подносом в руках вошла Марыся. Поставив поднос на стол, женщина села на табурет и бессильно опустила на колени руки.

«И с ней что-то не так, – подумал, глядя на Марысю, Лесь. – Она что-то знает, но не может нам сказать, и это мучает её…»

Проголодавшиеся девочки встали с кровати, и подошли к подносу. Не удержавшись, они стали уплетать за обе щёки картофельное пюре и котлеты.

– Кушайте, кушайте, миленькие, – вздохнула Марыся, с умилением глядя на них. – А то не знай, когда поесть ещё придётся.

Уловив в обронённой женщиной фразе непонятную двусмысленность, Лесь подошёл к ней. Марыся тут же в неожиданном порыве обняла его и прижала к себе.

– Сегодня ночью уходить вам надо, – сказала она, шмыгнув носом. – Никак нельзя дожидаться утра, никак нельзя…

Девочки перестали есть и удивлённо посмотрели на Марысю, чутко уловив в её голосе тревогу.

– Вы нас прогоняете? – всхлипнула маленькая Ксюша.

– Ох, не думайте так плохо про меня, кралечки? – закрыла лицо ладонями женщина. – Не гоню я вас, упаси Господи, и в мыслях не держу такого. Я хочу жизни ваши спасти, деточки.

Лесь помрачнел. Он и мысли не допускал, что Марыся лжёт им.

– И всё же нас хотят убить? – спросил он дрогнувшим голосом. – Нас хотят…

Его голос сорвался, и он не смог продолжить фразу, словно цепкая, сильная рука схватила его за глотку.

– Ты что-то сказал? – встрепенулась женщина. – Повтори, я не расслышала.

– Мы готовы бежать хоть сейчас, но куда, не знаем, – строго, по-взрослому, сказал Лесь. – Мы никогда раньше не были в этом посёлке. И, попав сюда, мы безвылазно сидим запертыми в вашей хате.

– Я помогу вам уйти в Россию, – встрепенулась Марыся, поспешно вытирая слёзы. – А что будет с вами дальше, боюсь даже представить.

– С нами всё хорошо будет, – поморщился Лесь и решительно добавил. – Только укажите направление, куда идти, и выведите нас из хаты.

– Я выведу вас в Чертково, – женщина взволнованно приложила руки к груди, и в её слезящихся глазах обозначилась тревога. – Вот только куда же вы там пойдёте? Разве что к пограничникам?

– Мы сами решим, – ответил Лесь, и капельки пота выступили у него на лбу. – Только что с вами будет, когда утром Корсак узнает, что мы убежали?

– Ничего… Ничего он мне не сделает, – содрогнувшись от ужаса при упоминании о квартиранте, простонала Марыся. – И вас ловить в Чертково он не решится.

– К пограничникам нам нельзя, – категорически возразил Лесь. – Нас сразу в детдом упекут или, что хуже всего, обратно, на Украину вернут. А вот тогда Корсак доберётся до нас.

На лбу женщины собрались тонкие морщинки. Она напряжённо думала.

– Вам в Чертково тоже задерживаться нельзя, – сказала она после короткого раздумья. – У квартиранта моего всюду свои люди. Лучше бегите подальше от посёлка.

Женщина встала и показалась Лесю ещё толще и выше.

– Я вам денег немного дам и еды в узелочке, – сказала она тихим, дрожащим голосом. – Больше ничем помочь не могу, а очень хочется…

Смахивая платочком с раскрасневшихся глаз слёзы, Марыся вышла из комнаты и заперла снаружи дверь на замок.

– О чём вы с ней говорили, Лесь? – поинтересовалась Ольга. – Я слушала, слушала и ничего не поняла.

– Вам ничего понимать не надо, – угрюмо огрызнулся Лесь. – Вы лучше доедайте, что принесла тётка Марыся, а ночью мы уходим из этого дома.