Читать книгу: «Мальчишки из разделенного города», страница 3

– Я? – удивилась Вера, не ожидавшая такого вопроса. – Я – нет. Ваш офицер вёл себя вполне корректно. Так на его месте поступил бы, наверное, каждый.

– Товарищ майор, – посчитал правильным вступиться за лейтенанта и Дима. – Ваш офицер поступил достойно, так поступил бы на его месте и я. Он задержал незнакомых людей в погранзоне без документов, и… – он посмотрел на дядю, затем на маму и закончил: – Мы вас очень просим, товарищ майор, не наказывайте этого честного офицера, пожалуйста…

6.

Выйдя из отдела полиции, Виталий Сапожников широко и ободряюще улыбнулся Вере.

– Вот и всё, – сказал он. – Главная бюрократическая процедура закончена, заявление написано, объяснения даны, и… нам пора к столу. Полина Ермолаевна заждалась уже.

– Это всё хорошо, – печально улыбнулась Вера. – Только вот как дальше быть, ума не приложу. Я же в Чертково приехала, чтоб детей бабушке на каникулы отдать. А через неделю мне надо в Москве быть на курсах повышения квалификации. Как я без документов туда поеду? Меня там без них и на порог не пустят.

– Да-а-а, – задумался Сапожников, беря её под руку и направляясь к машине, – эту проблему надо будет как-то решить.

Когда все уселись в машину, он положил руки на руль и, повернув голову, посмотрел на сидевшую рядом Веру.

– Скажи, сноха, а ты уверена, что документы в поезде у тебя похитил именно попутчик-краевед? – спросил он. – Ты вот в заявлении на него указала?

– Не знаю, – вздохнула Вера. – Он сидел рядом, а когда выходили из вагона, он за мной шёл. На вора он не похож, это точно. Но почему кошелёк с деньгами не взяли те, кто в сумку залез? Кому могли понадобиться наши документы и для чего?

– Действительно, кому и для чего? – задумался Сапожников, запуская двигатель. – Я достаточно хорошо знаю краеведа. Ты же назвала его Кириллом Матвеевичем, Вера?

– Да, он так мне представился? – вскинула она брови. – И что он за человек, Виталий?

– Балагур, весельчак и знаток своего дела, – трогая с места машину, сказал Сапожников. – Он может быть ещё кем угодно, но только не вором. Криминал для него явление неприемлемое, вот что я скажу тебе о Кирилле Матвеевиче.

– Я с тобой согласен, дядя Виталий, – влез в разговор с заднего сиденья Дима. – Но кто-то документы из маминой сумки всё-таки спёр?

– Вот пусть полиция и занимается поисками этого негодяя, племяш, – усмехнулся Сапожников, тихонечко увеличивая скорость. – А я тоже, со своей стороны…

Закончить фразу ему помешал звонок сотового телефона. Извинившись, Сапожников вышел из салона. О чём он говорил по телефону и с кем, понять было невозможно. Но спустя пару минут он снова вернулся за руль, стронул машину с места и с задумчивым видом сказал:

– Прошу прощения, родственники дорогие, но служебный долг превыше всего.

– Ты нас высадишь прямо здесь, на улице? – испугалась Вера.

– Довезу до перекрёстка, – вздохнул виновато Сапожников. – Там до хаты Полины Ермолаевны рукой подать, а вы уж меня простите. Так получилось…

***

Дом Скоробогатовых, так хорошо знакомый Вере, она увидела сразу, как только вместе с детьми вышла из машины. Пройдя около сотни метров, они остановились перед воротами. Дима хотел было распахнуть калитку и первым забежать во двор, но Вера придержала его.

– Зайдём вместе, торопыга, – сказала она. – Сейчас мы с девочками приведём себя в порядок и…

Услышав её голос, во дворе залилась звонким лаем маленькая собачка Бабочка, а следом за ней подняли лай все собаки на улице.

– Кто там? – послышался со двора женский голос.

– Мы это, кто же ещё, – вздохнула Вера, впуская вперёд детей. – А вы что, не ждали нас, родственнички дорогие?

Войдя во двор, они остановились, увидев большой стол под навесом, заставленный всевозможными яствами. При свете лампочки, прикреплённой к потолку навеса, Дима рассмотрел бабушку и ещё трех женщин, сидевших с ней рядом. Увидев их, они встрепенулись и живо вскочили на ноги.

«Нет, нас ждали, – подумал Дима, видя, как женщины от стола поспешили к ним навстречу. – Они сейчас сначала зацелуют нас до смерти, а потом…»

– Верочка! Детишки! – приговаривала бабушка, ковыляя и опираясь на клюку. – А мы уже все жданки прождали и не чаяли нынче вас увидеть.

Она обняла внучек, крепко прижимая их к груди, целуя в щёчки и шепча ласковые слова. Обняв Диму, она заплакала, улыбнулась и тоже стала целовать.

После бабушки Дима расцеловался со всеми женщинами, одновременно вспоминая каждую из них. Это были его родные тётки, сёстры отца, которых он давно не видел.

Из дома вышли двое мужчин, мужья тёток. Дима крепко, по-мужски, пожал им руки, но так и не вспомнил, кого как зовут.

Долгожданных гостей за столом рассматривали со всех сторон. Бабушка прижимала к груди руки и качала головой. Она никак не могла налюбоваться своими внуками.

– А Дима? Димочка-то как вырос? – шептала она с умилением, вытирая слёзы. – Девочки красавицы в маму, а внучек вылитый отец! Возмужал-то как? Крепким стал, подтянутым. Весь, весь в отца. Сыночек мой ведь в отца пошёл, мужа моего незабвенного, царство ему небесное.

– А племяшки-то красавицы писаные! – восторгалась Марина Сапожникова. – Не-е-ет, прости, Веруня, но они больше на отца личиками похожие, Олежку нашего! А это же хорошо? Это же замечательно. Дочки внешне должны быть похожими на отцов, а сыновья – на мамочек!

Только после того, как Вера ответила на многие вопросы, которыми её забросали родственники мужа, бабушка Поля велела всем угомониться и покормить гостей.

Но и во время ужина вопросы продолжали сыпаться как из рога изобилия. Вера, как могла, отвечала на них. А бабушка не сводила глаз от внука и внучек. Она никак не могла прийти в себя от радости, любуясь ими.

– А мой разлюбезный что ж, вас не встретил, получается? – вспомнив про мужа, спросила Марина. – Он должен был приехать на вокзал к прибытию электропоезда, встретить вас и привезти сюда?

– Встретил он нас, не беспокойся, – ответила Вера. – Но машина у него что-то разладилась, и он, довезя нас до перекрёстка, тут же куда-то умчался.

– Да-а-а, такой он у меня, непоседа, – вдохнула Марина. – Для него дела служебные превыше всего.

– А мы уж думали всё, не приехали вы нынче и расходиться собрались, – сказала Алла, сестра отца.

– А мой не позвонил даже, что вас встретил, – надула губки Марина. – И на мои звонки не отвечал. Как появится, я ему…

Слушая тёток, Дима покосился на маму. Она ответила ему красноречивым взглядом, и Дима понял, что рассказывать родне о пережитых злоключениях сейчас неуместно. Сидя за столом вместе со взрослыми, он говорил мало, а больше ел. Выставленная на стол еда казалась ему невероятно вкусной.

Запивая её душистым травяным чаем, Дима рассматривал женщин за столом и думал: «Тётки у меня красивые, загляденье одно. И на отца очень похожи. Тётя Марина самая старшая. Сначала она родилась, затем папа, за ним тётя Алла, а вот тётя Рита, самая младшая. Марина и Алла вон за столом сидят и маму вопросами донимают, а Маргарита всё за столом следит, что-то приносит, а посуду пустую уносит…»

– А что, Олег снова в командировку уехал? – спросил у Веры Валентин, муж Аллы, полноватый, среднего роста, красивый на лицо мужчина. – Поглядеть на него хотелось бы. Давно не виделись.

– Не приехал, значит служба не позволила, – вместо Веры ответила бабушка. – Он же человек государственный, служивый, куда начальство укажет, туда он и едет.

– Говорил я ему, не иди работать в милицию, – вздохнул Антон, муж Риты, высокий и худощавый мужчина с вытянутым некрасивым лицом и тонкими губами. – Жил бы сейчас здесь, с нами, а не в степях оренбургских горе мыкал.

Дима снова покосился на маму, пытаясь прочесть на её лице реакцию на неуместное высказывание Антона. Но мама ласковым взглядом поспешила его успокоить. «Сынок, мы не у себя дома и не имеем права конфликтовать с родственниками папы», – прочёл он в её глазах.

Но высказывание Антона подействовало на женщин, и они, горестно вздыхая, стали вспоминать своего брата и сожалеть, что он не смог вместе с семьёй приехать в Чертково.

Бабушка тоже поддалась всеобщему грустному настроению, воцарившемуся за столом. Думая о сыне, она опустила голову и уставилась на свои руки влажными от слёз глазами. Такой уж была она, папина мама… Со стороны казалась стойкой и сильной, а в действительности была мягкой и сентиментальной.

После короткого затишья расспросы возобновились вновь, и Вера отвечала повествованием о муже. И остановилась она лишь тогда, когда бабушка, вытерев передником слёзы, сказала:

– Ну, всё, достаточно на сегодня. Пусть отдохнут с дороги Верочка с ребятишками, а у нас будет ещё время послушать её.

Она встала, вышла из-за стола, взяла внучек за руки и повела их в дом. Простившись с тётками и их мужьями, пожелав всем спокойной ночи, Дима с мамой мечтали только об одном – быстрее улечься в постель и хорошо выспаться. Утром их ожидала «познавательная» прогулка по окрестностям пограничного посёлка Чертково.

***

– И-и-и… как тебя понимать, Кирилл Матвеевич? – задал вопрос Сапожников краеведу, как только тот, выйдя из подворотни, спешно забрался на заднее сиденье его машины.

– Как хочешь, так и понимай, Виталий Валентинович, – ответил Безбородько. – Но ты сам знаешь, что я, просто так, за здорово живёшь, не вызвал бы тебя на встречу.

– Понятно, дело, затеянное нашими «добрыми» соседями из незалежной, принимает крутой поворот? – предположил заинтересованно Сапожников.

– Думаю, что так, но не совсем уверен, – вздохнул за его спиной Кирилл Матвеевич. – Но сегодня у меня состоялся разговор с Корсаком, который весьма меня насторожил и озадачил.

– Ух ты? – хмыкнул заинтригованно Сапожников. – Только приехал и сразу на ковёр к Корсаку? Многообещающее начало. Что ж, начинай сначала и по порядку, Кирилл Матвеевич? Я готов тебя слушать.

Пересказывая свой разговор с Корсаком Сапожникову, Безбородько не упустил ни единой мелочи. Виталий Валентинович слушал его внимательно, барабаня пальцем по рулю.

– Что ж, я тебя выслушал, Кирилл Матвеевич, но не совсем понял, – сказал он, как только замолчал Безбородько. – Давай, выкладывай теперь все свои умозаключения по сему поводу. – Сапожников обернулся и посмотрел на него: – Зная тебя, я не секунды не сомневаюсь, что какие-то соображения у тебя уже есть.

– Я действительно сделал кое-какие выводы, – вздохнув, сказал Безбородько. – СБУ готовит против России грязную провокационную вылазку.

– Ничего удивительного, – пожимая плечами, сказал Виталий Валентинович. – Наши «партнёры» из-за океана не дают им сидеть тихо. Американцам нужна война, или… Или хотя бы крупная провокация, чтобы Россия не чувствовала себя спокойно.

– И я их понимаю, – усмехнулся Безбородько. – Украинское государство существует только за счёт зарубежных подачек, а кинутые кости надо не только обгладывать, но и отрабатывать.

– Хорошо, согласен, пусть будет так, – глядя через лобовое стекло в темноту ночи, сказал Сапожников. – Так что тебя заинтересовало и озадачило во всей этой кутерьме, Кирилл Матвеевич?

Безбородько заговорил только тогда, когда Сапожников нетерпеливо заёрзал на сиденье.

– То, что меня отправили сопровождать Тараса Дыбко и его подружку Жанну из Ростова в Чертково, ещё как-то объяснить можно. Я должен был проследить, не прицепился ли за ними хвост при возвращении из длительной командировки. А всё остальное…

– Нет, не было за ними хвоста, – вздохнул Сапожников. – К глубокому сожалению, нам ничего не было известно о деятельности этой группы на российских просторах.

– И я узнал о Пузике и Джаконде перед их отъездом, – вздохнул Кирилл Матвеевич.

– И каков вывод? – полуобернувшись, поинтересовался Сапожников.

– Вывод прост, – прикрыв глаза, стал отвечать Безбородько. – Мне не доверяют и меня проверяют. Что-то мне подсказывает, что Пузика и Джаконду контролировал кто-то ещё. И этот кто-то не только повсюду следовал за ними всё время их командировки, но и ехал из Ростова в Чертково на электропоезде.

– Так-так-так, – забарабанил пальцами по рулю Сапожников. – Ты вот мимолётно упомянул, что беседовал с Пузиком в зале ожидания в Ростове, а о чем, не уточнил?

– Он мне назвался беженцем из Донбасса и до самой посадки в поезд рассказывал о том, что путешествовал с семьёй по России в поисках лучшей доли. За время разговора с ним я выяснил, что они исколесили Сибирь, юг России, но нигде долго не задерживались. Работать Пузик не любит, и это по нему видно и без очков. А такие люди, как правило, неуживчивые и подолгу на одном месте не задерживаются.

– А может быть, эта, так называемая неуживчивость и есть часть полученного им задания? – предположил Сапожников.

– Очень может быть, – тут же согласился с ним Безбородько. – Я тоже думал об этом, но зацепиться за что-то так и не смог.

– А дети? Почему Пузик и Джаконда таскали за собой детей? – поинтересовался Сапожников. – Для диверсионной группы это обуза, не так ли?

– Это смотря для какой группы, – уныло отозвался с заднего сиденья Кирилл Матвеевич. – Пузик и Джаконда не женаты однозначно. Они напарники на время командировки. А дети – их прикрытие. Семья беженцев не может бежать из Донбасса без детей. Во время нашей встречи Корсак обмолвился, что ребят взяли «напрокат» в одном из детских домов Киева и теперь когда выполнившая задание семья распалась, их вернут обратно.

– А вернут ли? – усомнился Сапожников. – Детки теперь опасными стали. Они не понаслышке знают, чем занимались в России их бедовые «родители».

– Вот и я в том сомневаюсь, – поддакнул Кирилл Матвеевич. – Девочки и мальчик, взятые «напрокат», скорее всего, безродные и бесхозные. От них избавиться проще пареной репы, и искать их никто не будет.

– Господь дал, Господь взял, – вздохнул сокрушённо Сапожников. – Что хуже всего, несчастные детишки на украинской территории, и помочь мы им ничем не сможем.

– Такова подлая жизнь, – дрогнувшим голосом посетовал Кирилл Матвеевич. – Ты бы их видел, Виталий Валентинович. Несчастные, потерянные, ходят, побираются по вагонам поезда.

– Кстати, а почему Пузик и Джаконда заставили их попрошайничать? – вдруг заинтересовался Сапожников. – Ты же мне рассказывал, что какая-то семья отдала им свои съестные запасы, да и ты тоже.

– Зри в корень, как говорил Кузьма Прутков, – хмыкнул Безбородько. – Дети не побирались в полном смысле этого слова, они работали. Они ходили по вагонам и попрошайничали, а тот, неизвестный, который тайно сопровождал Пузика и Джаконду в их дальних странствиях по территории России, весь процесс украдкой фотографировал. И я не удивлюсь, что уже завтра или послезавтра центральные газеты Украины подымут вой, «как в России людям живётся плохо»! А ещё через день в западных газетах появятся более зловещие разгромные статьи с фотографиями побирающихся детей и c заголовками: «В России живётся хуже некуда, особенно детям»!

– Да, скорее всего, так и будет, – усмехнулся Сапожников. – Но-о-о… Ты мне сказал, что СБУ готовит какое-то особое задание для тебя. Хотелось бы услышать на сей счёт твоё мнение.

– Если хочешь, то слушай, – вздохнул Безбородько. – СБУ с помощью заокеанских «друзей» готовит на территории России серьёзную акцию провокационного характера. Корсак сотрудник ЦРУ. И если он уже здесь, в Меловом, собственной персоной, значит акция должна быть громкой.

– А почему он снова тебя взял в дело? – задал вполне резонный вопрос Сапожников. – Ты же предполагаешь, что он тебе не доверяет.

– Нет, я не предполагаю, а утверждаю, что всё обстоит именно так, – сказал Безбородько. – Мне дано задание обосноваться на месячный срок в Чертково, а другую, особенную часть задания, Корсак обещал сообщить при следующей встрече.

– Так, это я понял, но вопрос не в этом, – покачал головой Сапожников. – Я спросил, откуда у тебя такая уверенность, что тебе не доверяют? Тебя же снова привлекли участвовать в каком-то, видимо, очень ответственном деле?

– Опыт и интуиция одновременно мне галдят, что меня готовятся крупно подставить, – высказал своё мнение Кирилл Матвеевич. – Видимо, на этой подставе всё и строится. Но, самое главное, всё должно произойти здесь, в Чертково, и, как я понимаю, уже скоро.

Несколько минут они молчали, сидя в салоне машины и думая каждый о своём.

– Ну что, если у тебя всё, нам пора разбегаться, – взглянув на часы, сказал, обернувшись, Сапожников. – Мне ещё надо…

– Подожди, не спеши, – озадачил его Безбородько. – У меня ещё одно дельце к тебе имеется, Виталий Валентинович. Я не знаю, каким боком оно связано с планируемой СБУ операцией, но… Считаю, что ты в первую очередь должен знать об этом.

– Ого-го, да ты просто удивляешь меня сегодня, Кирилл Матвеевич? – округлил глаза Сапожников.

– Не знаю, как и сказать, – задумался Кирилл Матвеевич. – В зале ожидания в Ростове я познакомился с одной семьёй. Они сидели как раз напротив «семьи» Пузика и Джаконды.

– Ну? И? – ещё больше заинтересовался Сапожников. – Что это за семья? Почему ты только сейчас о ней рассказываешь?

– Сам не знаю, – вздохнул Безбородько. – Семья обыкновенная, порядочная… Молодая красивая мама и трое детей. Они ехали из Оренбурга сюда с пересадкой в Ростове.

– И? Чем заинтересовала тебя эта семья? – почувствовал вдруг волнение в груди Сапожников.

– Да особо ничем, – вздохнул Безбородько. – В электричке мы ехали тоже вместе.

– Давай, давай продолжай? – нетерпеливо заёрзал на сиденье Сапожников.

– Так вот, – продолжил Безбородько, – перед выходом из вагона женщина проверила документы, уложила их обратно в сумочку.

– Почему ты вдруг завёл разговор о женщине с детьми и документах? – занервничал Сапожников.

– Корсак повелел мне найти способ вернуть их ей, – выложил Безбородько на стол файл.

– И что ты собираешься делать? – спросил, едва не закричав от радости, Сапожников.

– Ума не приложу, – ответил уныло Кирилл Матвеевич. – Запечатать в пакет и подкинуть в полицию? А если вдруг кто-то заметит, то не отмоешься. Вот и ломаю голову, как вернуть документы женщине.

– Пожалуй, я тебя выручу, – протянул руку Сапожников. – Я лично вручу ей документы, а ты придумай легенду для Корсака, да такую, чтобы он в неё безоговорочно поверил.

7.

Проснувшись на следующее утро, Дима не сразу понял, где он находится. В комнате тишина, с улицы, через распахнутое окно, тоже не проникали никакие звуки. Мальчик не хотел просыпаться так рано, хотелось понежиться в постели, но сработала привычка, выработанная за время обучения в кадетке. Покрутив головой, он сбросил с себя одеяло, и…

«В этой комнате я спал один, – подумал он. – Мама с сёстрами в соседней. Так где же мне найти туалет и ванную комнату? Все, наверное, ещё спят в… Как это здесь называется? Хате, кажется?»

Дверь открылась, и в комнату заглянула мама. Диме одного взгляда хватило, чтобы понять, что она собирается куда-то идти.

– Сынок, ты уже проснулся? – спросила она. – А мы тут с Мариной прогуляться по посёлку собираемся. Ты с нами пойдёшь?

– Пойду, а что ещё делать? – обрадовался Дима, натягивая майку и шорты. – А Надюха с Любашкой тоже с нами?

– Нет, девочки с бабушкой остаются, – улыбнулась мама. – Они собираются печь блины и пироги.

– Ну, хорошо, – сказал Дима, потягиваясь. – Только умоюсь сначала, и вперед.

***

– Как же вы здесь живёте? – спросила Вера, когда они вышли со двора бабушкиной хаты и дошли до перекрёстка, до которого их довёз минувшим вечером Виталий Сапожников.

– Живём, как и все, – ответила Марина. – Вам, может быть, и в диковинку, а мы уже привыкли.

– К такому можно привыкнуть? – ещё больше удивилась Вера. – Не один десяток лет жили с Меловым одним городом, а сейчас…

– Как ты думаешь сейчас, мы стали думать тогда, когда нас пограничной линией делить стали, – горько усмехнулась Марина. – Когда в девяностых демаркационная полоса прошла по улице Дружбы Народов, никто и подумать не мог, к каким последствиям всё это приведет. Оказалось, что на её чётной стороне – украинские хаты. Это я про посёлок Меловое говорю, а на нечётной уже российские избы, как ты понимаешь, теперь я сказала о Чертково.

Несколько минут шли молча, думая каждая о своём. Но вскоре Марина продолжила:

– Чертково всегда было российским посёлком, а Меловое – украинским. Просто в те годы они как бы сросшимися были, как близнецы сиамские. Соседи и родственники ходили друг к другу и никаких границ не замечали. И так было аккурат до зимы. А с первого марта как гром среди ясного неба грянул. Украинские власти вдруг «разрешили» посещать россиянам незалежную только по загранпаспортам через международные пункты пропуска.

– И что? – не удержавшись, встрял Дима. – Разве нельзя жить и сейчас так, как жили и в гости друг к другу ходить, как ходили?

– А теперь всё по-другому, племянничек, – посмотрев на него, улыбнулась Марина. – Если кто-то из Чертково пройдёт обходными путями в Меловое, тому выпишут штраф пять тысяч рублей. Э-э-эх, как давно это было, когда мы запросто друг к другу ходили, – пессимистично вздохнула женщина. – Сейчас, чтобы пройти из Чертково в Меловое, людям нужно сделать многокилометровый крюк. У нас здесь улица есть «эмпээсовская», так вот, она как островок на украинской территории. Медикам неотложки, чтобы оказать помощь кому-то, на ней живущему, приходится пересекать границу пешком, через железнодорожные пути.

– Но вы как-то живёте и работаете сообща? – поинтересовался сбитый с толку Дима. – Или всё на том закончилось, когда посреди посёлка проложили границу?

Марина ласково посмотрела на любопытного племянника и провела по его вихрастой голове мягкой ладошкой.

– Сейчас, чтобы даже попасть на свою российскую сторону из Мелового, нужно преодолеть сначала железнодорожные пути, а затем пройти через дежурящих у мест пересечения границы пограничников. А они пускают либо тех, у кого в паспорте стоит отметка о месте прописки, либо визитёра-родственника, внесённого в официальный список.

– И как же вы смогли привыкнуть к таким немыслимым неудобствам? – ужаснулась Вера. – Всё, о чём ты мне сейчас рассказываешь, просто невозможно осмыслить?

– Возможно, невозможно, а мы… Мы теперь погранзона и живём в особых условиях, – пожала плечами Марина. – Люди стараются лишний раз не покидать собственных дворов, особенно когда стемнеет. А вот украинцы… Так они ходят к нам беспрепятственно. Мясо, колбасу… Всё несут на продажу к нам. У них-то продукты дешёвые, вот и покупаем у них по-прежнему.

– Значит, всё, не только границу, но и рынок разделила пограничная линия, – вздохнула Вера.

– Можно сказать, что так, – согласилась Марина. – В Украине дешёвые продукты, вот и стараемся брать у них, чем у своих. И не только на рынке, в их магазинах тоже негласно покупаем. Главная задача при этом не попасться украинским закордонникам. Как их увидим, так бежим со всех ног на нашу сторону улицы Дружбы Народов. А как перебежим черту, так делаем вид, что просто прогуливаемся.

– А если поймают, что с вами сделают? – посмотрела на неё Вера.

– Да было со мной разок такое, – вздохнув, призналась Марина. – Нагрянули закардонники, когда я на их, украинской, стороне улицы была. Вот и пришлось забежать в украинский магазин и покупки делать. А они, конечно поняли, что я из Чертково, но не тронули. Они сквозь пальцы смотрят на тех россиян, кто в их магазинах товары покупает.

– Хочу посмотреть на границу между Чертково и Меловое, – сказал Дима. – Слушая тебя, тётя Марина, получется, что граница петляет между дворами по разделённой пополам улице Дружбы Народов. А как всё это выглядит?

– Как выглядит граница, спрашиваешь? – улыбнулась Марина. – Сам чёрт не поймёт, как. Только пограничники различают эту самую границу, так как охраняют её. Вот по улице Дружбы Народов есть парикмахерская, в ней половина зала украинская, а вторая российская. Мы, люди простые, не видим границы, разделяющей зал, а пограничники её видят.

– А мост железнодорожный как же? – спросила Вера. – Когда мы сошли с электропоезда, я сама видела, как по нему люди идут?

– А что мост? – с недоумением посмотрела на неё Марина. – Им в основном пользуется украинская сторона. Жители Мелового ходят по нему к нам в гости или по делам свободно, а вот нам, жителям Чертково, делать это проблематично. Закордонники делают всё, чтобы не пускать россиян на свою территорию. Но мы одно, а вот таким приезжим, как вы, Верочка, для пересечения границы крюк делать надо. А это около трёх километров к пункту пропуска.

Пару минут шли молча. С тяжёлым сердцем Вера переваривала услышанное. И вдруг у Марины в сумочке зазвонил телефон.

– Ну вот, Витальсон, муженёк мой преподобный, соскучился, – усмехнулась она, увидев на экранчике имя мужа. – Ну, чего тебе, ненаглядный мой? – спросила она, поднеся мобильник к уху. – Где мы находимся, спрашиваешь? В Чертково, где же ещё. Не бойся, милый, не заблудимся и в Меловое не забредём.

Ещё около минуты она слушала, что говорил ей муж, затем отключила телефон и убрала его в сумочку.

– Ну, вот и закончилась наша «ознакомительная» прогулка, едва начавшись, – с явным разочарованием высказалась она. – Вы, конечно, можете погулять, а мне домой надо. Мой ненаглядный срочно в Ростов уезжает и меня лицезреть желает во что бы то ни стало.

– Тогда и мы возвращаемся, – вздохнула Вера, положив руку на плечо Димы. – Не дай Бог ещё какой-то казус, а у нас и документов с собой нет.

– Что ж, прогуляемся в другой раз, может, даже сегодня, – улыбнулась Марина, беря её под руку. – Попрощаюсь с дражайшим супругом, пообедаем, и…

***

В комнату, в которую поместили Леся и девочек, дверь закрывалась надёжно, на замок снаружи. Детей покормили завтраком, а вот в находящийся во дворе туалет водили по очереди, с сопровождением.

– Ой, что же с нами теперь будет? – всё утро причитала старшая Оля. – Господи, как я боюсь, боюсь, боюсь…

– Я тоже боюсь, – вторила ей шестилетняя Ксюша. – Ни папа, ни мама к нам не заходят. Они что, бросили нас?

– Уймитесь, плаксы, – ворчал на них сердито Лесь. – Нет у нас ни пап, ни мам, запомните. А эти Тарас и Жанна не родители нам. Да и таких родителей, как они…

– Да? А они нас удочерить обещали, – всхлипнула Ксюша.

– Обещали, чтобы мы послушно делали всё, что они скажут, – поморщился Лесь. – Я несколько раз собирался бежать от этих уродов, да вас, дурёх, стало жалко оставлять на них.

– А мне бы хоть какие родители подошли, даже такие, как Тарас и Жанна, – вздохнула Ольга. – Я не хочу обратно в детский дом возвращаться.

– И я не хочу туда возвращаться, – шмыгнула носиком Ксюша. – Там все меня обижали. Там…

– Всем нам в детдоме несладко жилось, – продолжил за девочек Лесь. – Вас там обеих гнобили, да и мне доставалось по первое число.

– Да, тебя не обижали, это ты всех обижал, – посетовала Ольга. – А меня и Ксюшу…

– Знаю, как над вами изголялись, – вздохнул Лесь. – Чуханили как могли. И мне тогда вы до фени были, а сейчас… Сейчас вы мне как сёстры стали, и я за вас любого урою.

Неожиданно дверь открылась, и в комнату вошли трое мужчин. Лесь и девочки при их появлении вскочили со своих мест и замерли. Высокий мужчина в вышиванке, с бородкой и пышными усами обвёл детей суровым взглядом. Второй, черноглазый, с гладко выбритой головой, с усмешкой покачал головой и покосился на третьего, словно ожидая, что тот скажет. Худощавый стройный мужчина в светлом костюме беззвучно пошевелил губами и обвёл комнату долгим взглядом. Глаза его оживились при виде мальчика.

– Это ты, неслух? – отрешённо сказал он. – Очень, очень на тебя много жаловались.

– Ну, жаловались, и что? – с вызовом отозвался Лесь. – Я тоже могу пожаловаться на этих обормотов, которых нам велено было называть родителями.

Мужчины в изумлении открыли рты. В это время в комнату вошла полная женщина с хмурым лицом и бросила на кровать узел с одеждой.

– Сейчас всем помыться и переодеться! – объявила она и предупредила: – Иначе оставлю голодными.

Она вышла. Двое мужчин, усатый в вышиванке и лысый, вышли за ней, а худощавый, в светлом костюме, остался.

– Послезавтра вы возвращаетесь в Киев, – сказал он строго. – А пока находитесь здесь, ведите себя хорошо и послушно, иначе будете наказаны.

– А ты кто? – огрызнулся Лесь. – Чего тут раскомандовался?

– Кто я, тебе знать не обязательно, – ухмыльнулся мужчина. – Ты и так слишком много знаешь, щенок.

– Вы, наверное, здесь главный? – трепеща от страха, поинтересовалась Ольга. – Только не надо нас наказывать, мы будем хорошо себя вести.

В эту минуту в комнате снова появилась женщина.

– Первым мыться пойдёт хлопец, а потом обе дивчины, – распорядилась она.

– Сначала девочки, а потом я, – воспротивился Лесь. – У нас в детдоме…

Ничего не говоря, женщина схватила его за руку и потянула к выходу. В её действиях было столько злобы, что мальчик не стал сопротивляться и последовал за ней.

После бани сменивший одежду Лесь был зол и несчастен. Суровый мужчина, с косичкой на затылке, с мощными руками и большим животом так усердно оттирал его мочалкой, что Лесь с трудом сдерживался и не кричал.

Следуя в баню и возвращаясь в хату, мальчик успел изучить расположение подворья. Он отыскал глазами окно своей комнаты и сделал вывод, что хозяева сделали всё, чтобы исключить возможность побега.

Прямо под окном стояла будка, у которой дремала огромная, похожая на волка собака, двор огорожен высоченным забором. «Будь я один, ещё смог бы убежать отсюда, – подумал Лесь, входя в хату. – Но с девчонками… Нет, я не могу бросить их, никак не могу…»

Девочки, ожидая его, сидели, обнявшись на кровати. Когда Лесь вошёл, они сразу же оживились и повеселели.

– Какой ты чистенький, красный весь, – сказала Ольга, свешивая ноги с кровати.

– А чего тебя долго не было? – спросила Ксюша. – Я так боялась, что ты больше не вернёшься.

– Куда я без вас, дурёхи, – вздохнул Лесь. – Вы теперь для меня самые родные люди на свете.

Открылась дверь, и в проёме появилась всё та же полная женщина.

– Эй, замарашки? – позвала она доброжелательно притихших девочек. – А ну в баню бегом марш!