Читать книгу: «Ловчий. Волк и флажки», страница 6

Серия 22
Челюсти быстры

1а

1810. Натура. Осень. Утро. Рига.

Стена рижской крепости

В рижской крепости в очередной раз идут работы по укреплению стен и установке новых орудий большого калибра, закупленных Государыней Марией Федоровной в Англии. За работами с крепостной стены наблюдает Эльза. Слышны предупредительные возгласы, Эльза оборачивается – на крепостную стену поднимается Барклай. Он небрежно козыряет и вместо приветствия бормочет.

Барклай: В прежние времена вас бы точно сожгли. Мой план обустройства крепостей на границе по факту отвергнут. Государь объявил, что увеличения расходов казны на строительные работы он не допустит, а самое главное его возражение – укрепление приграничных крепостей угрожает отечеству! Якобы то ли Мария Федоровна, то ли Константин Павлович деньги, выделенные на укрепление Киева, Вильны и Риги с Ревелем, направят на усиление своих армий… Не знаю насчет Вильны и Киева, а Ревель с Ригой Государыня давно уже укрепляет из своего кошелька… Короче – бред. В общем, все идет, как вы и предсказывали.

Эльза (сухо): Только не говорите, что вас это все опечалило! Вы с самого начала считали, что Наполеона надо поглубже в страну заманить, растянуть ему линии подвоза и коммуникации и лишь после этого разбить. За счет лучшего снабжения людьми, боеприпасами и провиантом. А я вам сказала, что если вы все это предложите, вас мигом запишут в изменники и предатели! У нынешнего царя язык без костей, ради красного словца не пожалеет и отца…

Барклай (с горьким смешком): Ну, отца-то он точно не пожалел… Государь деньги на укрепление границы выделять отказался, нам остается только лишь основной план – отступать в глубь страны. И все же – нехорошее чувство. Опять же вопрос, а если Наполеон в глубь страны не пойдет?

Эльза: Пойдет. Ко мне давеча приходил принц Петер Людвиг. Он сумел вызвать из политического небытия графа Фуше с его в России обширными связями. И сразу же – сюрприз – обнаружился антиправительственный заговор, якобы возглавляемый нынешним обер-прокурором Сперанским. А сами заговорщики – бывшие польские инсургенты, которых при Екатерине массово вывозили в Москву… ну, чтоб разбавить поляков среди русского населения. Однако они не разбавились… Теперь ждут Наполеона в Москве, скупают для него муку и зерно. Адреса их амбаров и складов мы уже выяснили. И что любопытно, главным у них Сергей Волконский, который через своего брата Николая получает указания от Наследника Константина. Интересно, как именно сорта говна находят друг друга? Думаю, что – по запаху.

Барклай (с одушевлением): Вот даже как! Прекрасно! Так я уже прикажу Петру, чтобы готовил план, учитывая, что главный удар противника будет направлен на Москву! Держите меня в курсе всех подробностей этого заговора! Стало быть, у них два начальства – в Париже и в Киеве… А ведь на этом можно сыграть!

2а

Натура. Осень. День. Киев. Парк «Софиевка»

В парке «Софиевка» идут какие-то торжества. По тенистой аллее, укрытые от чужих глаз, идут Наследник Константин – русский глава «всех земель за чертою оседлости» и престарелая княгиня Софья Потоцкая, мать французского наместника в герцогстве Варшавском Ивана де Витта. Похоже, что цесаревич чувствует себя немного не в своей тарелке, а княгиня опирается при ходьбе на его руку и доверительно шепчет.

Потоцкая: Я вызвала вас по настоятельной просьбе моего сына. Он мой наследник, и все это вокруг перейдет ему после моей скорой смерти. Боже, как я не хочу умирать!

Константин (насмешливо): Да ты, бабанька, живее у нас всех живых! Вон как в мою руку вцепилась! Как клещ!

Потоцкая (не обращая внимания): Так вот, сын мой пишет, что нападение на Россию для Наполеона – дело решенное. И война начнется через год-два, как только Понятовский сможет всему обучить его новую армию. Полякам в этом походе отведена особая роль. По словам сыночки, нынешнее герцогство Варшавское будет заселено выходцами из Саксонии, а сами саксонцы будут изгнаны из своих прежних мест, и на их место придут французы. Так Франция расширит свое место под солнцем!

Константин (нехотя): Нечто подобное и я слышал…

Потоцкая (сухо): Умники вокруг Бонапарта измыслили переселение народов на новый лад. Только при разрушении Римской империи варвары шли с востока на запад и совершенно истребили тогдашнюю цивилизацию. А нынче движение будет с запада на восток и совершенно истребит русское варварство. Всех поляков решено переселить в пределы России, чтоб они русских на восток вытеснили. Это и называется распространением по миру культуры с прогрессом.

Константин (задумчиво): И какую же роль вы мне отвели в этом деле? Цивилизатора или, наоборот, русского варвара? (С угрозою в голосе:) Я ведь человек-то простой, чуть что – и на кол посадить же могу! За измену…

Потоцкая (начиная тыкать пальцем в грудь Наследника): В принципе, да. Но! Переселение поляков из прежней Польши на восточные кресы, то есть на Украину и Белоруссию, означает, что земли прежних русских помещиков отчуждаются в польскую сторону! Этот парк Софиевка у меня будет отнят в пользу польских магнатов! Да и вас тоже выселят! Как вы это не понимаете?!

Константин (сухо): Пусть придут и – возьмут. А Софиевку вашу я и сам конфискую. Ежели что…

Потоцкая (сухо): Мой сын советует вовремя перейти на сторону победителей! Пусть поляки делят между собой кацапские земли, а мы же, как союзники Бонапарта, будем от всего этого сразу избавлены. Сделайте же что-нибудь! Ведь вы же мужчина!

Константин (с неприязнью оглядывая княгиню): Вот за что не люблю я вас, баб, так за эти ваши подлые взвизги. Сама боится за свою Софиевку, а под братнин гнев подставить меня норовит. На север от нас армия «Север» моей милой матери, а той в уши дует ее ненаглядная Карловна про то, что я, мол, у этой жабы Карловны ее Федьку убил! А на юге стоит армия «Юг» полководца Кутузова, который присягнул уже Аньке, а та опять же под опекунством у матери! Обложили меня, тебе понятно, бабанька?! Тоже мне – хочет, чтобы я шею в петлю сунул за ее хреновню!

Потоцкая (требовательно): Но вы же воин! Почему вами, нашим природным царем, мерзкий слизняк из Зимнего смеет командовать?! Повидала я на моем веку мужиков! И самый лучший из них был – турецкий султан, потому что никто не смел ему по жизни приказывать. Так и вспомните, что вы же у нас Константин, и бабушка ваша ворожила вас владыкой Константинополя! Так и станьте же вы наконец достойны своей собственной бабушки. Восстаньте против вашего брата – дрыща, он не смеет вами командовать!

Константин (с интересом старуху оглядывая): А ведь ты хорошо сохранилась, бабанька… Могешь еще, коль захочешь. Так, стало быть, я, на твой взгляд, смогу еще стать султаном в Константинополе?

3а

Натура. Осень. Вечер. Киев. Парк «Софиевка»

Празднества в «Софиевке» продолжаются, однако на сей раз по укромной аллее идут Наследник Константин и князь Багратион, приглашенный княгиней Потоцкой из Дунайской армии на сие торжество. Наследник Константин идет, чуть покровительственно похлопывая князя по плечу, а тот, несмотря на то, что по возрасту старше, а ростом выше Наследника, сумел подобраться так ловко, что кажется и ниже, и меньше русского цесаревича.

Константин: А ты хорошо держишься! Не надоело еще туда-сюда от этого поганого Рущука дрызгать? (Будто что-то припомнив:) Да, кстати, поздравляю, князь, с пополнением!

Багратион (делая вид, что не понял): В смысле?

Константин (одобрительно): Ну как же! Жена твоя родила! Мальчик! Значит, не бракодел! Будет воин!

Багратион (изображая ревность): И от кого? В последний год она живет с Меттернихом… Ее так и зовут – «блуждающая княгиня». Хотя скорей уж «блудящая».

Константин (небрежно): Да не, не эта! У вас же, турок, кого поймал, тот и жена! Гы-ы! Мне отец твой, Кутайсов, писал. Сестра моя Катька, мол, разрешилась от бремени. Родился мальчик. Назвали в честь отца Павлом, только отчество ему – Александрович! Пошел слух, что родился мальчишка от кровосмесительной связи моих брата с сестрой! По всем моим владеньям с того слуха волнения! Правда, мальчик, по словам твоего папаши, крепкий и сильный. Горбоносый. Чернявый. На брата моего, белесого глиста, совсем не похож. Стало быть, с пополнением! Когда за сына проставишься?

Багратион (разводя руками): Да хоть сейчас… (Задумчиво:) Интересно, почему Александрович? Я ж написал про отцовство признание. Могла бы назвать и Петровичем… Вот дура баба!

Константин (поучительно): О-о! Все бабы – дуры! Спать имеет смысл исключительно с мужиками! Надеюсь, хоть сейчас ты это понял! Может, попробуешь?

Багратион (извиняющимся тоном): Я не готов, Ваше Высочество…

Константин (с интересом): Так и что? Вернуться к сестре моей хочешь?

Багратион (разводя руками): Да я б с радостью. Однако боюсь, что страница сия закрыта для меня навсегда. Да не по моей воле…

Константин: А чё так?

Багратион (сухо): Когда стало известно о нашем в Твери заговоре, Государь предложил все забыть, если я напишу ему о нашей связи признание… Катиш восприняла сие, как предательство. Кричала, что ни один из офицеров ее матери не бросил Марию Федоровну. Все перешли на службу в Лифляндию…

Константин (задумчиво): А мои все пошли за мной – в Польшу. Ну да… Я бы, если бы и меня так же вот подвели, потом уже б не простил. А почему?

Багратион (сухо): В отличие от ваших офицеров или людей Марьи Федоровны – я лишь сын куафера. У меня ни родни, ни гроша за душой. А у вашей сестры в Твери нету армии. И кому я нужен там – генерал? Мое дело – война…

Константин (задумчиво): Значит, не такая Катька и дура… Однако же ее сын…

Багратион (настораживаясь): Что с ним?

Константин (сухо): Сын твой отныне наследник и будущий повелитель Твери, Ярославля и Новгорода. У тебя ни гроша, зато у сына твоего – вдруг алтын. А тут Наполеон желает напасть, и коль он победит, так все завоеванные земли передаст полякам. Так что нет у тебя ни хрена, и сыну твоему ни фига не достанется!

Багратион (нервно): И что ж делать?

Константин (решительно): С Наполеоном надобно драться или же договариваться. Победить его сложно. Многие говорят – невозможно. Посему я тут думал и решил так. Сперва мы попробуем ему надрать задницу, и коль опять не получится, тогда уже – задний ход. Понял?

Багратион: Нет.

Константин (тихо): Да и ладно… Я отдам тебе мою главную армию. Всю армию «Центр». И с богом… Постарайся разбить врага побыстрей, малой кровью и на чужой территории.

Багратион (радостно): Так это же и моя мечта и надежда!

Константин (сухо): Вот и славно. А пока быстрей кончай дело с туркой. Война с Бонапартом важней. Понял?

4а

Натура. Осень. День.

Царское Село. Парк

Осень в этом году ранняя, и весь парк покрыт ярко-алой и желтой листвой. На улице прохладно, слуги укрывают на зиму статуи, оборачивая их в мешковину, кругом кучи листьев, сыро и зябко. По центральной аллее парка идет Государь Император, который с Голицыным и Сангленом беседует.

Александр: Я все решил. Раз вокруг меня все предатели, то мне надобно новых друзей себе вырастить. Посему я принял решение открыть вот прямо здесь – вон в том флигеле – новый Лицей. Там будут учиться худородные и сравнительно неприметные дети из тех семей, что еще не вошли в придворные партии, а родители их не запятнали себя по отношенью ко мне подлым двурушничеством. Я их детей выращу, они по гроб жизни мне станут обязаны, будет из кого себе новый двор создавать!

Санглен (сухо): Что же – разумно. Коли брать детей из семей победней, да потом вознести их наверх, они точно будут признательны!

Голицын (торопливо): Не уверен! Вот, мин херц, не уверен! Взяли мы тогда к себе в дом Чернышева. Уж куда, казалось бы, беднее! Голь перекатная! Одели, умыли, в высший свет вывели, и что ж? Наплевал он тебе прямо в душу, мин херц! Плюнул и высморкался! А нынче в Парижах живет, самых знатных баб любит и оттуда нам всем фиги показывает.

Александр (с интересом): Это каких это? Я с подачи дружка его, Бенкендорфа, самых лучших парижских певичек распробовал. Так и этот мог бы дам своих мне подогнать!

Голицын (разводя руками): Прости, мин херц, да только что делалось, так и будет делаться, а что не делалось, так и не сложится уже никогда. Кристофер, дядя твой, всяких дам улещал да в постель твоему батьке подкладывал. Сынок его, стало быть, продолжил процесс, и ты для него то же самое, что твой отец для Кристофера. А меж своих какой спрос или счеты? Но чтоб Чернышевы так же вот делали, я того не припомню. Ибо не нашего они поля ягоды!

Санглен (с известным восторгом): Надо же, как занятно! А я и не знал! Интересно у вас все устроено…

Голицын (перебивая): Тут ведь какое дело, мин херц. Ну вообрази, вызвал ты нашего Чернышева и говоришь ему: отдай мне свою бабу, я тоже хочу с Бонапартовой сестрой позабавиться. И как он на тебя тут посмотрит?

Александр (с оторопью): Так Сашка Чернышев живет с сестрой Бонапарта?!

Голицын: Ну конечно! А иначе с чего бы ему нам фиги крутить? И вот всегда так – подобрали пса шелудивого, приодели, обогрели, а он…

Александр (решительно): Господа, прошу проследить за тем, чтобы дети, принятые в мой лицей, были бы на лицо поуродливей! А то и впрямь я его из грязи да в князи, а он неровен час найдет себе высокородную сучку и начнет самому мне приказывать!

Санглен (с обидой): Это с каких это пор дом Бонапартов стал высокороднее дома Романовых?!

Александр (с раздражением): Ну вы меня поняли! Я не это ж имел в виду! Бонапарты лавочники и парвеню, однако пока его армии меня побить смогут, их надо считать более высокородными, чем всех прочих. Вот что я имею в виду!

Голицын (темнея лицом): Ну наш-то род от самого князя Невского! Так нам что Бонапарт, что прочие иноземцы – все по… ботфорты. Мы их знатью ни за что не признаем!

Государь от таких слов верного придворного шута невольно отшатывается и переглядывается с Сангленом. Тот украдкою пинает своего друга Голицына, а маленький князь, опомнившись, сразу начинает корчить рожи и скакать на одной ножке. Это царя успокаивает.

Александр: Кстати, Сандро, ты, возможно, не знал, но я пригласил в мой лицей на обучение сына Пушкиных. Твоего тезку, насколько я помню. Отныне он всегда будет при нас, а если из его родичей вдруг кто предаст, парнишка заплатит. Неплохо придумано?

Голицын (небрежно): Да какой смысл брать в заложники кого-то из Пушкиных? Тут другое дело наклевывается. Я намедни в Павловске краем уха слыхал, что Государыня весьма насторожилась. Наследник Константин был на именинах у княгини Потоцкой в Софиевке, а от Дунайской армии Кутузов туда Багратиона послал. Марья Федоровна серьезно обеспокоилась. Вот о чем надо думать, а не о каких-то там Пушкиных!

Александр (нервно): Какие-такие именины Софьи Потоцкой?! Унее ж даже день рождения неизвестен! Она ж в сераль к султану попала сиротой, неграмотной девочкой! Откуда у нее день рождения?! Голицын (с упрямым выражением лица): А вот так! Не было дня рождения, а потом бац – и уже есть. А на тот день рождения ездили из Дунайской армии кузен твой Бенкендорф, сын нашего пожизненного посла в Англии Воронцова Михаил, новый канцлер твоей сестры Катьки Серж Марин и ее аманат князь Багратион. Опять же вокруг шустрили люди Кутайсова, которых ты сверг. И, как вишня на торте, – срочный визит туда же брата твоего Костика! На мой взгляд, одно к одному. А ты тут какими-то Пушкиными озаботился!

Александр (растерянно): Да как же так?! Это же средь войны, считай, дезертирство! Да я их… К военно-полевому суду! Разжаловать всех и в петлю!

Санглен (негромко): Или они вас, Ваше Величество! Крыс не стоит загонять в угол. Сперва надо выяснить, как там и что, а уж потом – разделяй и властвуй. Я не вижу много дружбы меж Бенкендорфами с их роднею фон Ливенами и тем же Костей. Может, сперва все понять, а потом уже что-то делать?!

Александр (облегченно): Согласен. Вот только кого же послать? Все же кругом изменники да предатели! Опять же не всех в подобные круги примут… Посланец должен быть… (На миг задумывается, затем обрадованно тычет пальцем в сторону князя и восклицает:) Вот, одного с ними поля ягода!

Санглен: Давайте пошлем туда Костика Бенкендорфа. Он-то уж точно войдет через брата в этот круг заговорщиков! Ну и это – самый лучший способ отседова его сплавить!

Александр: Не понял… Почему сплавить?

Голицын (торопливо): Понимаешь, мин херц, созрело тут мнение, что Костя у нас – стукачок! Помнишь, когда мы уговаривались травануть твою Катьку, здесь были ты, да я, да Санглен. И кто-то Марье Федоровне нас выдал. И пришло тут мне в голову, что Костя, твой обершенк, то бишь виночерпий, напитки нам подавал. Думаю, он. Впрочем, это не точно – так что давай отошлем-ка его на время в Дунайскую армию и посмотрим. Если за время его путешествия у нас тут подтекать перестанет, мы сразу все и выясним!

Александр (решительно): Решено. Отправляем немедля.

Санглен (торопливо): Погодите, а если там и впрямь заговор? А если в реальности Костя – верный? Нужно, чтоб у него была охранная грамота.

Александр (небрежно): Да легко! Сандро, готовь для Кости сопроводительную. А в ней напиши: «Податель сего, полковник Бенкендорф, действовал по моему приказу, и все его действия были на благо царя и Отчизны. Царь Александр». А я подпишу!

5а

Натура. Осень. Вечер. Рига. Дом Эльзы. Гостиная

За столом в гостиной Эльза принимает принца Ольденбурга. Сейчас, сидящие рядом, они похожи друг на друга, как постаревший дядюшка и его возрастная племянница, тем более что обстановка в гостиной подчеркнуто семейная: Эльза даже кормит гостя из каких-то кастрюлек со сковородками, а не больших блюд и супников. Еды при этом немного, и оба едят как бы нехотя. Принц Петер Людвиг произносит.

Петер Людвиг: Путешествие в Европу меня все сильней беспокоит. Из самых первых рук известно, что Наполеон уже принял решение упразднить и Ольденбург, и Любек, и Эйтин. Он передаст их Пруссии в обмен на то, что пруссаки закроют глаза на грядущий раздел Российской Империи.

Эльза (сухо): Хвалился телятя этой ночью волка заесть, так с утра из копытец его был уже славный студень. Вы любите студень, дядя Петер? Попробуйте!

Петер Людвиг (охотно пробуя кушанье): Хорошо! Грешен. (Невольно усмехнувшись:) Один раз пригласил деловых партнеров на студень, так они оскорбились, будто я им предлагал кровь младенцев. По вкусу – недавно забит. У вас уже начали забивать?

Эльза (довольным голосом): Да, осень у нас сейчас ранняя. Свиньи сала уже не нагуливают, так что приказала готовить колбасы и сало…

И этот… хамон. Кстати, вот не поверю, что вы подали кому-то студень случайно. Что стало с ними? С этими – на студень обиженными?

Петер Людвиг (небрежно): Не помню. Наверное, другой студень… Раз вы так хорошо меня понимаете, до вас уже дошла моя просьба?

Эльза (холодно): Вряд ли вы добровольно согласитесь со сдачей врагу ваших Любека с Эйтином. Может быть всякое, а у вас здесь младший сын. Мальчик хороший, но весь в облаках и заботе о народном здоровье и благоденствии. Если вы по какой-то причине не вернетесь в Россию, я за ним присмотрю.

Петер Людвиг (с чувством): Спасибо. (На миг помешкав, будто что-то серьезно обдумывая:) Кстати, о Русской Ганзе… В Твери ко мне подходила невестка… Девочка она хоть и не совсем образованная, чересчур романтическая и с нездоровыми увлечениями… Однако она хорошо видит грань меж разговорами про то, что царь у нас не удался, и явной изменой империи.

Эльза (сразу насторожившись): Грань тонка… Я вся внимание…

Петер Людвиг (будто в замешательстве): Поймите меня верно, я бизнесмен. Мое дело – гешефт. Я люблю сына, привыкаю к невестке и даже ее ребенка как своего внука признал. В общем, суть дела в том, что у невестки моей во всех ее заговорах было всегда два помощника. Первый, отец моего внука, по итогам последнего заговора всех сдал и получил от царя за это прощение. Племянник мой Александр с чего-то решил, что, когда я получу письменное признание, что внук у меня не моей крови, я ославлю собственного сына на весь белый свет… (Невольно проводит рукой по глазам, и видно, как она у него дрожит.) Но дело даже не в этом. Невестка, разумеется, с предателем порвала, но остался второй. И вот этот второй… Давеча из Дунайской армии ему передали письмо.

Эльза (нетерпеливо): Что там?

Петер Людвиг: Князь Багратион пишет, что в армии составился заговор. Они стали людьми Константина, а тому не по нраву, что за спиной у него Кутузов с Дунайскою армией. Константин, по словам князя, еще не решил, будет ли он с Антихристом воевать иль перейдет на противную сторону, однако от Кутузова им приказано любой ценою избавиться. Теперь они хотят сместить Михайлу Илларионыча, который, по их мнению, не мычит и не телится, завершить победою войну с Турцией, и вот это вот все…

Эльза (всплеснув руками): Боже, какой простой горский вьюнош! Да откуда ж они берутся такие? Незамутненные! Ладно наши левые схемы с продажей зерна туркам под видом американского. Это дело секретное. Но он, как генерал, мог бы знать, что обучение рекрута – дело дорогое и долгое, а солдаты все хотят кушать! И раз нам к войне с Бонапартом нужна огромная армия, а учебных лагерей в стране мало, приходится уж обученных посылать в ту же Дунайскую армию. И там, за границей, наших солдат кормят валашский господарь с молдавским дукой, ибо если мы их там бросим – турки эти Валахию с Молдавией живо вырежут! Он чего – не знает, кто именно его людей кормит?! Ежели война эта кончится, кормить солдат его армии придется уже из нашей казны. И все то время, пока мы с турками кончили, а Наполеон еще не напал, это прямой убыток казне!

Петер Людвиг (сухо): Все понимаю, дражайшая Эльза Паулевна. Но не это самое главное. В письме он невестку просил, чтобы она за них заступилась перед царем Александром, когда они Кутузова… Это самое.

Эльза (ошеломленно): Кутузова?! Того самого, что присягнул нашей Анечке?! Это того самого царедворца, который все опасности жопой чует и всегда на стороне победителей?! И его мечтает убить наш отважный горец?!

Петер Людвиг (сухо): Все это настолько смешно, что рад посмеяться тут за компанию.

Эльза (холодно): Что ж, рада слышать. Однако это не сходится с тем, что мне пишут с мест. А мне пишут, что Екатерина Павловна назначила Сержа Марина своим канцлером. Посмеемся?

Петер Людвиг (тихо): Это не ее решение, а мое…

6а

За две недели до этого. Павильон. Осень. Ночь. Тверь.

Путевой дворец. Комнаты Петер Людвига

В полутемной комнате Петера Людвига горит одинокая свеча. Сам Петер Людвиг сидит в кресле, а Государыня Русской Ганзы Екатерина Павловна рыдает, склонив голову ему на колени.

Екатерина: Боже, что я натворила?! Это я, я одна во всем виновата! Это казалось так понятно и правильно… Мой брат – пустое ничтожество, мы должны его свергнуть, чтобы Россия была сильнее, лучше и чище! И вот природой вещей все уже идет так, будто я дала им повод думать меня той изменницей, что готова покрыть их любое безумие. А в Твери полно тех же грузин, и среди них каждый первый – подручный графа Кутайсова. Они же поднимут меня на ножи вместе с маленьким, коль сочтут меня подлой предательницей! И потом… Пьер и Серж – это ж ведь друзья моего детства и юности! Это все, что есть у меня! Что же мне сделать, дядюшка?!

Петер Людвиг: Что делать? Назначь Марина своим канцлером и скажи всем, что он теперь твой главный друг и советник.

Екатерина (резко поднимая голову и от дяди отшатываясь): Да это ж безбожно! Да я… Да меня тошнит от него, от этого европейца-предателя! Как я смогу называть его моим другом?

Петер Людвиг (сухо и веско): Сможешь. Он из Европы, а в Европе все люди – практические. Он сказал тебе тайну, если ты начнешь возмущаться в ответ, для него будет или твоя жизнь, иль его. Ты же у меня – хорошая девочка, и я не хочу, чтобы он тебя за это убил. Поэтому ты его встретишь, скажешь, что с мужем тебе надобно обо всем посоветоваться, назначишь его за себя в Твери канцлером, а сама завтра же – в Ярославль, подальше и от Марина, и от графа Кутайсова. В Ярославле, насколько мне ведомо, пока нет грузинской колонии. А я тем временем тоже с кем-нибудь пошепчусь, авось всем миром выход мы и придумаем!

Екатерина (потрясенным голосом и обрадованно): Дядя, вы такой умный! А что потом? Как же мне жить без детских товарищей?

Петер Людвиг (тихо): Так, может быть, пора детству кончиться? Пришла пора повзрослеть, Катцен, и вырасти из детских тайных обществ и заговоров. Я в твоем возрасте уже стал банкиром, освоил профессию…

Екатерина (с невольным смешком): Всегда терпеть на могла математику… Какой из меня банкир?!

Петер Людвиг: Зато ты любишь людей. Умеешь их слушать. Из тебя получился бы неплохой врач. Я даже знаю одного из них, который очень любит учить людей врачебному ремеслу…

Екатерина (сдавленным голосом и вдруг будто с перехваченным дыханием): А вы думаете, он меня назад примет? Ну… После всего…

Петер Людвиг (начиная гладить невестку по волосам): Да откуда ж мне знать? Ты попробуй… Ты главное – попробуй… Стоит в Ярославле его домик-крошечка, на весь мир глядит в три окошечка… Правда, коль решишься, от дворца тебе придется отвыкнуть… Порою это – самое тяжкое…

7а

Натура. Осень. Вечер. Рига. Дом Эльзы. Гостиная

Мы снова в гостиной у Эльзы, которая слушает рассказ Петера Людвига, а затем кивает задумчиво.

Эльза: Итак, для Сержа Марина его миссия была безусловно успешна.

Петер Людвиг: Надеюсь, что так. Заговорщики пока думают, что все у них идет гладко. Невестку я сам сопроводил в Ярославль. Надеюсь, у нее хватит ума за спину моего сына там спрятаться. А он (невольно улыбается) хоть и штатский, а постоять за себя и свою женщину сможет. Если, конечно, они меж собою уговорятся, что именно она – его женщина.

Эльза (невольно усмехаясь в ответ): Эх, Екатерина, всю жизнь крутила с кавалергардами да гвардейцами, а может, ей для счастья нужен был тихий лекарь… Невольно задумаешься, нужен ли мне самой был генерал… Или клирик. Ну, не волнуйтесь. Нынче я обо всем этом в курсе, чем сможем – поможем, охрану в Ярославль я негласно поставлю.

Петер Людвиг (негромко): Спасибо. А теперь другой интересный вопрос. Что если заговор преуспеет? Царь Александр приказал невестке самой собирать в Твери армию, но ни инструкторов, ни иных преподавателей военного дела при том не выделил. Сын же мой хорошо готовит лишь фельдшеров. Вот я и подумал: а если Наполеону сказать, что мы на сепаратный мир с ним согласные? Тогда эти области можно превратить в один большой госпиталь, внутри которого враг раненых не сможет уж вырезать, как оно случилось при Фридлянде. А если на сепаратный мир пойдет Костя – получится совсем странно. Враг сможет свободно воевать на границе в Прибалтике, но в саму Россию ему придется входить по одной узкой дороге – через Смоленск. Я уже проверил на карте. Можно ли это использовать?

Эльза (с интересом): Предлагаете из Русской Ганзы и Украины сделать два ряда флажков, чтобы враг шел лишь по узкому коридору – прямо на выстрел… Это надобно обсудить с Барклаем и штабом. Идея заманчива. Но как к ней подключить Константина?

Петер Людвиг (пожимая плечами): А зачем ему или князю Багратиону быть в курсе? Болвана в преферансе не спрашивают. Кстати, вы не положите мне еще студня? Очень уж он вам удался…

8а

Натура. Осень. Вечер. Москва.

Сад Московского университета

Темная глыба Московского университета. В темноте шныряют какие-то темные личности. В углу у входа за лесенкой собралась толпа.

Сергей Волконский: Господа, столица с нами. У меня не только указания от моего брата, но и письмо от обер-прокурора Сперанского, который получает прямые указания от самого графа Фуше. Сам Наполеон нас заметил! Так что теперь я назначен не только братом, но и французами главным московским координатором. (Трубецкому:) Ах, князь, простите, но по чину вы просто прапорщик, хоть вам уже тридцать, так что…

Трубецкой (с отчаянием в голосе): Это бесчестно! Это я московский князь, а не вы! Ваше место в Киеве, а еще верней – в Белой Церкви! Раз Наполеон принял решение, что возвращает Русь ко временам феодальной раздробленности, вас в Москве быть не может! Я немедля еду в Париж и там всем расскажу, что вы, сударь мой, самозванец!

Волконский (с вызовом): Прапорщик?! В Париж?! Да на каком основании?

Трубецкой (с дерзостью): Я хоть и прапорщик, зато семеновец! Наш командир полка Наследник Константин приказал срочно сыскать кого-нибудь из семеновцев, чтобы тот съездил в Париж по делу – срочно!

Волконский (с изумлением): Так почему же из Москвы, а не из Вильны или из Киева?

Трубецкой (с гордостью): А это не вашего ума дело, милостивый государь! Там, наверху, верней разберутся – кто из нас нужнее истории и кто более верный слуга для нашего будущего царя! Ура Константину!

 
Православный клинок поразил сарацинов,
Принесенные жертвы пропали не зря,
Константин возвращается
В град Константинов,
Православные, дружно встречайте царя!
 

Замойский (с чувством): С каких это пор Константинополь стал русским? Это испокон веков был польский город! Поэтому освобождать его должны поляки, а вовсе не православные! И я сумею это вам доказать!

Трубецкой (с яростью): Да с какого хрена Святая София перестала быть православной?! Ты ври, да не заговаривайся.

Замойский (с презрением): Она Ас-София, и вас, русских, там не стояло. Это по праву город Никейской империи. То есть страны католической! И я это вам докажу!

Трубецкой (выбегая со двора на улицу): Да у вас тут затхлый гадюшник! В Париж! В Париж! Карету мне, карету, я мчусь навстречу свету!

9а

Павильон. Осень. Вечер. Санкт-Петербург.

Деревянное здание Генерального штаба.

Кабинет Волконского

В кабинете Волконского над картой западной части Империи склонились Барклай и Петр Волконский. Они втыкают то там, то тут булавки в карту и тихо переговариваются.

Барклай: Занятно. Получается, что на Севере плохие грунты, и врагу будет сложно переправиться через Двину-Даугаву. Ему тут не пройти, не взяв Риги. А мы можем до срока держать наши основные силы в Финляндии, пряча их от сухопутного удара противника, а потом переправить их на юг через Ригу и в любой миг нанести по врагу сокрушительный фланговый удар.

Петр Волконский: Получается так. Если только враг не сумеет вовремя откатиться на юг и не выйдет из-под нашего удара в сторону Украины. Но если Константин и Бонапарт и впрямь меж собою подпишут сепаратное соглашение, дорога на Украину французу будет отрезана. Как и сказала Эльза Паулевна – Антихрист будет загнан нами под охотничьи флажки…

Барклай: А выйти ему из-под удара на север…

Петр Волконский: От Москвы и на север начинается топкая Ржава… Ржевские болота. Необычайно труднопроходимая местность. Единственная дорога на столицу от Москвы через Тверь и Новгород. Если удастся убедить Бонапарта, что и там лишь союзники, ловушка вокруг Москвы станет для него гибельной.