Читать книгу: «Пути океана: зов глубин. Книга вторая», страница 4

Глаза навыкате уставились на Витала и переметнулись на черные флаги. Волосатая ладонь собеседника почесала затылок под треуголкой. Казалось, слышалась напряженная работа извилин визави.

– Погоди-ка. Так и че? Вы сюда вот прям с «Кладбища» зашли?..

– А как иначе-то?

Глаза навыкате собеседника совсем уж вылезли из орбит, пока он соображал, то ли вникая в суть услышанного, то ли прикидывая свои шансы против неполных экипажей четырех кораблей в отличном состоянии…

– …То есть вот прям ночью прошли, да по рифу?..

– Именно.

Рыбаки заржали. Витал начинал нервничать.

– Ай да Вдова, ай да плутовка… – от смеха пират закашлялся и утирал слезы, все не унимаясь. – Ты, поди этсамое, из ее «любимчиков» значится, ага… Малость забыла сказать, что в Скрытые Штормы заход только через фьорд, что на северо-востоке… Мимо прошли и не заметили? Да, этсамое, не ссы, никто не замечает его по-первой… Хоть носом тычь…

Витал потер подбородок, вспомнив заросли на скалах, в которых ему померещился было проход, достаточный для фрегата, но он тут же будто растворился в тенях. Глубоко врезавшийся в сушу узкий залив со скалистыми берегами на карте Вдовы выглядел скорее черновым, чем прорисованным как актуальный.

По всему выходило, эскадра «Крылатого Марлина» встала на якорь с северо-востока от входа в архипелаг Скрытых Штормов, освоенный пиратами и гильдейскими изгоями всех мастей.

Все равно, что обосноваться на пороге, не додумавшись отворить дверь. Просто великолепно!

Чем старательнее преодолевал собственное косноязычие пират, тем скорее успокаивался Витал.

– Выходит значится, ты того… из толковых. Иначе на кой бы Вдова за тебя вписалась. Ну надо ж… Корыта-то свои, этсамое, по дороге через «Кладбище» не убил…

Архипелаг Скрытых Штормов, как и полагалось всякому приличному ситуации месту, имел все свойства пригодного для жизни сообщества по ту сторону закона. Были там и верфи, и свои литейные, и свои базары, и свои банки, и свои склады, словом, все, на что хватит пиратской фантазии и кошелька.

Не умея сказать, пират помогал себе руками и рисовал на песке карты перешейков для волока судов до верфей, и только посмеивался незнанию новичка. Впрочем без враждебности.

Витал уже было хотел отдать распоряжения на швартовку в порту и разгрузку, но…

– Дык ты бы это, слыш?..

Пучеглазая физиономия рыбака исполнилась благоговения и кивнула куда-то в сторону удочек. Его товарищи одобрительно закряхтели.

Потирая подбородок, Витал так и не понял, чего от него хотят. Сделалось крайне неудобно, и он отвернулся. Вот только собеседник возник перед ним и упрямо указал на воду.

– Грю, этсамое, без клятвы путь тебе заказан, ну!

Мореходы переглянулись.

…Повторять слова пиратской присяги за косноязычным рыбаком стало тем еще испытанием.

Невзирая на избыточность противоречий, составленная клятва оказалась на удивление содержательной. Пункты ее включали «не марать руки оружием», одновременно притом до самой смерти, коли придется, отстаивать интересы собственной палубы; скромность и так нехитрого мореходского быта, и вместе с тем запрет на экономию в оружии и удовольствиях; фанатичную преданность команде заодно с недоверием к своим же «ажно до ступору»; неукоснительные отчисления в общую кассу. Аргументы же в случае нарушения принятых на себя обязательств вроде «век попутного ветра не видать» и «чтоб морские черти меня драли» выглядели скорее данью традиции и апелляцией к чувству долга, чем чем-то буквальным.

Когда же дошло до распития портвейна впополам со жгучей солью океанских волн, дело пошло веселее. И вот уже Жан с Жаком выкатывали бочки с оставшимся вином из трюмов и матросы, обгоняя друг друга, ловко выгружали их на берег.

Экипажи Витала в полном сборе радостно переговаривались и едва не братались с местными. Впрочем покрасневшие носы пиратов и так объединили моряков во хмелю. Сам же капитан жал руку внезапного знакомого, и впервые с трибунала покой разливался по его жилам.

Хотя он и не знал, смеяться или плакать окончанию мучительного пути в преддверии новой жизни.

 
***
 

«Крылатый Марлин» наконец встал на якорь у Базы – небольшого острова, заросшего манграми, аккурат равноудаленного от наиболее значимых мест архипелага Скрытых Штормов.

Тихие берега его хранили следы прошлых обитателей. То тут, то там разведка находила то башмак, то половник. Надземная часть, укрытая блестящей зеленью мангров, ничего из себя не представляла. Однако стоило шагнуть в заросли буквально на шаг за линию прилива, и База разворачивала гостеприимные недра.

Другие гроты оказались так велики, что вмещали полноценные фрегаты, и в них даже оставалось просторное место для проверки руления.Скалистые холмы на поверку открылись множеством гротов всевозможных свойств. Одни оказались столь малы, что туда могли протиснуться только субтильные девицы вроде Дафны, да преимущественно дамский экипаж «Фурии». Надо отметить, роскошные формы их капитана потребовали значительно расширить вход.

Подземные лабиринты Базы преподнесли Виталу и его людям редчайший дар – одиночество. Набившие оскомину от житья бок о бок лица радостно рассредоточились и заняли каждый свою нору, пещеру или грот.

Жан и Жак оказались больно пугливы для подземелий, и потому заселились в заброшенную землянку.

Красавчик выбрал крохотную пещерку с ловко выделанным печным ходом. Чем бы он ни протапливал молчаливую сырость – дыму не показывалось ни в какую погоду.

Желающих ему возражать не нашлось.Маркиз отчаянно оборонял для себя мрачное подземелье, до отказа забитое истлевшими останками, которое хотели вычистить под склады. Изрыгающий проклятия корабельный врач и плотник по совместительству таки согласился жить при ящиках, однако строго-настрого запретил соваться в свое логово.

Короткий путь от воды начинала утлая шлюпка. И спустя высокий, но резкий, подъем, открывался просторный вход в скале, поросший кустарниками.Капитанский же грот определился сам собою.

За скрипучей, покрытой мхом дверью располагалось неожиданно просторное помещение, каменные своды которого тут и там подпирали толстые деревянные балки. На некоторых из них сквозь плетение паутины и вьющихся растений можно было разглядеть закрепленные факелы или покрытые ржавчиной крепления для оружия.

В центре пещеры, словно спящий гигант, возвышался массивный дубовый стол. Толстый слой пыли укрывал его поверхность, но даже сквозь эту серую вуаль проглядывали очертания врезанной медной карты с контурами неизвестных островов и загадочных течений.

Рядом со столом, чуть покосившись, стояло внушительное кожаное кресло. Его обивка потрескалась от времени и влажности, а набивка из конского волоса местами выпирала наружу, создавая причудливый рельеф. И тут же в самом темном углу грота притаилась ниша, крытая подобием занавески из бамбука, скрывающая на удивление некрепкий каркас кровати и  большой пустой сундук, окованный потускневшим железом, чей массивный замок давным давно проржавел.

Также внутри обнаружилась пара покосившихся шкафов с жухлыми книгами по средневековой словесности да кусок снятой каютной обшивки с остатками отсыревших записей. На полке, высеченной в скале, покоилась коллекция навигационных инструментов, покрытых патиной времени. Секстанты, компасы и подзорные трубы – безмолвные свидетели давно минувших экспедиций – ждали, когда умелые руки вновь приведут их в действие.

В ветреную погоду естественное оконце в потолке показывало звезды, а с коротких молоденьких сталактитов вдоль одной из стен капала вода образуя небольшой подземный ручей. И судя по сооруженному деревянному помосту, ручей этот когда-то служил бывшим хозяевам надежным источником пресной воды.

Простор его нового жилища допускал многочисленные и теперь многолюдные совещания глав экипажей и по вечерам грот был наполнен гомоном, запахом старой кожи и табачным дымом.

Сегодня же, когда после бурных обсуждений и в меру интеллигентной пьянки он наконец остался один, Витал сел за стол и занес перо над белым пятном пустого листа.

«Консулу Альянса Негоциантов…»

Ему показалась приставшая волосинка на краю бумаги, и он принялся скрести ногтями уголок листа, тщетно пытаясь подцепить ее кончиками пальцев. Бесполезно. Не то.

«Леди де Круа лично в руки…»

Какая чушь…

Он с кадетского класса не писал писем дамам. Сколько всего произошло… Да и кабы не найденная в трюме серьга, разве стал бы он вообще…

Конечно же стал!..

«Моя дорогая Селин,

Отважусь ли отправить это письмо самолично, не знаю. Но передадут его тебе в руки мои доверенные лица, в коих я абсолютно уверен.

Мысли о тебе – то еще испытание. Встреча с тобой на жизненном пути сделала меня самым счастливым человеком на земле. И несчастным. Ведь теперь я понимаю, чего лишен. И возможно… навсегда.

Селин, я пал так низко, что уже никогда не смогу стать достойным тебя и того восторженного взгляда, которым ты смотрела на меня когда-то…

Больше всего скучаю по твоей улыбке. Не той, что ты надеваешь для посторонних, а той, которой ты улыбалась мне. Только для меня.

Но невзирая ни на что, смею ли просить о встрече и надеяться увидеть тебя вновь? Забавно, даже в статусе пирата не делаюсь отважнее, когда задаю этот вопрос.

Что до меня – о, поверь, я ничем не рискую! Ты не тревожься, если вдруг узнаешь, будто за мою голову назначена награда. До обидного недорого они оценили ее, доложу я тебе, но все же приходится держать ухо востро.В случае согласия, о месте, дате и времени тебя уведомят. Прекрасно сознаю, какой риск несет сия афера для твоего статуса. И сделаю все, чтобы охранить твою жизнь, честь и репутацию.

Но моя глупая надежда увидеть тебя окрыляет и будто вдыхает в мою грудь новые силы.Пойму, если ты просто сразу сожжешь это письмо и откажешься от встречи.

Твой V»

В сотый – или пятисотый? – раз перечитав письмо, он наконец успокоился, тщательно запечатал его и выбежал вон из грота.

Модернизация

Пока разведывал архипелаг, Витал обнаружил, что теперь он и его люди стали частью тех самых ненавистных «крысиных бригад». И это прозвище ой как разонравилось капитану. Впрочем, успокоил он себя тем, что возможно не до конца проникся душевностью местного сленга.

К огромной его радости, неподалеку, как и предупреждал новый знакомый, располагалась небольшая, но приличная верфь. Открыв дверь в ее контору, он снял треуголку и поздоровался с тремя направленными на него дулами.

– Если у вас нет перерыва на обед, давайте поработаем, господа, – невозмутимо начал знакомство Витал. На него уставились трое очень хмурых моряков с полосами давно заживших толстых шрамов поверх алкоголического румянца на татуированных щеках.

– Здесь список работ. Мне нужна бригада швей и дюжина плотников на четыре корыта. Плачу золотом. Сделаете к сроку – даю премию. Сделаете вполовину срока – даю двойную цену.

Об крепко сбитый настил звякнул тяжеленный мешок, который с облегчением свалил с себя Джу. Дула в нерешительности опустились.

– А, и да. Я и вот этот господин, – из-за плеча Джу сверкнул глазами Фаусто, – будем всенепременнейше присутствовать при работах.

К Виталу протянулась ладонь с огромными заусенцами.

– Э, нет. Чертежей моих вы не получите. Только со слов. По рукам, господа?

 
***
 

Спустя месяц беспрестанной ругани и споров с ремонтными обновленная эскадра «Крылатого Марлина» покинула верфь.

Старый рангоут был демонтирован и тотчас же продан. Новые, облегченные, мачты установлены в кратчайшие сроки, и вот – вожделенные косые паруса – те самые кливера, подсмотренные у мейлонгцев, но прошедшие доработку – наконец заняли законное место на реях. Количество парусного вооружения на судах увеличилось ровно вдвое. По расчетам в чертежах, корабли ускорились на треть, и в вечно загруженном сознании Витала стало одной задачей меньше.

Джу же без обиняков грозил толстым пальцем, дерзнувшим зарисовать схемы положения рей или хотя бы углы наклона брамселей. И отчего-то ослушаться его не отваживался никто из местных.

Страшно ругаясь на нарушения пропорций в сплавах, Витал таки вынудил отправить в переплавку имеющиеся в пиратском арсенале ядра и неплохо вооружился.

Однако он все еще не был доволен. Чего-то будто не хватало.

 
***
 

День клонился к закату.

Корабли сонно покачивались на залитых золотом волнах, а вечерняя синева окутывала туманом далекие горы.

«Лентяй» и «Фурия» в окружении крохотных шлюпок, словно птицы, оживляли панораму.

Больше не было ни спешки, ни опасности. Голоса переговаривающихся матросов музыкой разливались в мирном воздухе этого вечера новой, полной неизвестности, жизни.

Витал сидел на пригорке и мрачно обозревал свои владения в компании стакана и стремительно пустеющей бутылки местного портвейна.

В кои веки расслабленные мореходы занимались рутиной. Красавчик чистил арбалет. Разъяренный Фаусто проигрывал очередную партию в шашки ухмыляющемуся Джу. Запыханные юнги, очевидно, после какой-то проказы, наперебой похвалялись друг другу.

Жан с Жаком усердно гоняли кожаный мяч, поднимая такое облако пыли, которое вызывало отменную брань даже обычно вежливого толстяка Жиля.

Голова Витала шла кругом. И всю вину капитан переложил на убийственно кислый портвейн. Только дело, похоже, было не в нем…

Конечно же, он влез в долги из-за бесконечных рекламаций по переделке обновлений. За время работ мастера правда очень старались, вот только или по безалаберности, или чисто по человеческой усталости они совершали глупейшие ошибки чаще допустимого.

Денег у него не осталось, и пришлось пойти на страшное: заложить «Крылатого». Под грабительский – ожидаемо для салаги с нулевой репутацией – процент.

Ставить в известность окружение, даже рачительного квартирмейстера, Витал не стал. Избыточная эмоциональность Фаусто и так не была на руку, а с такими новостями и вовсе выбила бы беднягу из колеи. А ведь каждый человек был на счету…

С досады он так крепко ударил трубкой оземь, что та треснула. Витал потер переносицу. Очередная трата… Замечательно…

Из плюсов его незавидного положения как капитана, оставалось единственное: оставшееся от залога золото. Не шибко большое, но приемлемое, количество финансов, что продержит на плаву всю эскадру, пока они вольются в струю пиратских будней и не выйдут в плюс.

Воспоминания о человеческих потерях со злосчастного Венсанова абордажа рвали ему сердце, невзирая на внешнее спокойствие. Ноготь все скрипел по горлышку бутылки, а Витал крепко думал. Суда-то он усовершенствовал. А как можно усовершенствовать людей?

Отчаянный вопль отвлек от размышлений. Жан скакал на одной ноге, единственной рукой прижимая колено другой к груди, и истошно орал. Жак гневно молотил топором мяч, и чем веселее тот выскакивал из-под лезвия, тем отчаяннее старался близнец потерпевшего.

К ним уже спешил Маркиз и на ходу подворачивал рукава.

Витал же медленно поднялся и направился к месту трагедии. Коварная игрушка лежала в пыли с самым невинным видом.

Добротно заточенное лезвие секиры оставило на необычно выделанной чешуйчатой коже лишь светлые ссадины. Пыль забилась в неряшливые швы на мяче, которые размахрились от острия, даром что находились те глубоко. Витала осенило. Под обиженное мычание Жака он подхватил пыльную игрушку и быстрым шагом ринулся к себе. Последующие недели капитан в грот никого не пускал. Только грузчики с тюками сновали туда-сюда, да приходили счета от кожевенников. Дафна ставила еду у двери, и все никак не могла уяснить, что же делается, и подолгу вслушивалась. Иногда из-за нее доносились ужасающие запахи, иногда раздавался лязг клинков, и иногда даже выстрелы.

 
***
 

В грот быстрым шагом и без стука ворвался встревоженный Фаусто.

– Капитан! Нет, ты только посмотри, что творится!

Витал оторвался от стола с разложенными на нем выкройками и выглянул в окно.

Береговую линию оглашали жалобные вопли.

Из-под сапог Джу выпрыгивала галька. Сам он неторопливо брел, и толстые губы его, свернутые трубочкой, должно быть, насвистывали нечто бодрое. Добродушный настрой его выражали медлительность и живейший интерес к рисунку прибоя. Левая ручища бережно придерживала подмышкой сверток, правая же волоком тащила за рыжие волосы то и дело брыкающегося человека.

Поодаль на почтительном расстоянии следовала группа то ли зевак, то ли товарищей несчастного из пиратского контингента и тревожно переговаривалась.

Они негромко то предлагали деньги, то робко просили отпустить пленника и взывали к лучшему в человеке, что могло оказаться в Джу, но великан не обращал на них внимания.

Приблизившись к капитанскому гроту, прежде чем поздороваться, он посподручнее перехватил сверток и оправил одежду.

Едва они с вопящей ношей вошли, Фаусто с негодованием уставился на гостей.

Витал поднял голову над разложенными листами антрацитово-темных кож.

– И как это понимать?

Небольшая возня, и огромная черная лапища извлекла из-за пазухи шелестящий ком. Перед капитаном и квартирмейстером тотчас же оказались смятые чертежи истерзанного вида. И страшно довольный Джу.

Витал бережно развернул бумаги, пробежался по ним, и глаза его блеснули:

– А я все искал, где же их оставил… Уж думал, что потерял! Благодарю. Кто же твой пленник?

Рыжий умолк и вслушивался в разговор. Между тем Джу деловито сообщил:

– Маркиз просил набрать с верфи кой-чего. А там этот тип с твоими записями и попался. Вел себя больно подозрительно, ну я и присмотрелся… Ну, пошли что ли?

– Не брал! Корытом, на котором хожу, клянусь, то был не я! На кой ляд мне твои бумажки-то?!

Сиплое хныканье рыжего никакого эффекта не возымело.

Продолжая насвистывать, Джу двинулся на выход.

– Куда? – спросил Витал.

– Как куда? Таких поганцев за воровство полагается таскать под килем по ракушкам на веревке. – Джу кивнул на пленника. – И будет молодец, если не потонет. Ну и если кровью не истечет… Мы ж под присягой, пиратские там обычаи или нет – всякий закон должно соблюдать. Там уж целая делегация собралась…

– И то верно. – Витал сощурился. – Не терплю краж идей, да к тому же у своих. Буду рад привести приговор в исполнение…

 
***
 

Изыскания капитана окончились. И вот, знаменательный день наступил. Фаусто наконец смог выдохнуть.

На берегу горели высокие факелы. Команда флота Витала шумно отмечала обновление кораблей, с тем же энтузиазмом, как если б это была личная победа каждого. Новоиспеченные пираты торопились опробовать корабельные нововведения, так сказать, в работе.

Измождённый долгим недосыпом, с глазами, окруженными темными кругами, капитан вышел из грота, представ перед полукругом выстроившихся экипажей всей эскадры. Его привычный громоздкий бушлат уступил место зловещему черному камзолу невиданного кроя – тонкому и легкому, словно парадный китель офицера. Плечи и грудь нового облачения мерцали россыпью крохотных шипов в мягком свете огней, придавая капитану вид опасного и неприступного. Кожаные штаны по виду сделаны были так же.

Следом за капитаном появился и бледный как смерть незнакомый рыжий пират средних лет. Формально пленником он не был: ни веревок, ни колодок на нем не наблюдалось. Однако бросалось в глаза крайне стесненное положение бедняги. Он загнанно озирался, но всякий раз взгляд его натыкался на глыбу по имени Джу. Чужак был облачен в такое же странное одеяние, что и Витал, и то и дело нервно одергивал полы короткого камзола или охлопывал штанины, будто пытаясь стряхнуть с себя невидимых насекомых.

После паузы, наполненной напряжённым ожиданием, появился Джу, облачённый в такой же наряд. В руках он нёс соломенного болвана – точную копию морехода в привычном гильдийском бушлате со стальным наплечником. Этот молчаливый свидетель грядущих событий, казалось, вносил в атмосферу нотку зловещего предзнаменования.

– Друзья мои, – проговорил Витал и вытер ладонью лицо. – Наша жизнь больше никогда не будет прежней.

– Да и насрать! – крикнул кто-то из матросов.

– Благодарю за поддержку, господин Ален!

Зловещая усмешка капитана не сулила ничего хорошего. Фаусто паниковал. Сколько бы лет они с Виталом ни были знакомы, предугадать его он так и не научился. Происходило что-то несомненно нехорошее, и он мог только беспомощно наблюдать.

– А вот мне не «насрать», кретин. Теперь мы ступили на тропу войны, господа. И наши дома, наши корабли, к ней готовы. Но люди, такие же как ты, Ален, – нет. Иди-ка сюда. Не бойся, давай.

– А? – тревожно переспросил мореход средних лет, сотрудник пороховой бригады с «Золотых Песков».

– Говорю, хорошие люди важны! – оскалился Витал и вложил в его ладонь рукоять своей сабли.

Ален нервно сглотнул и оглянулся на каменные лица сослуживцев и на рыжего незнакомца, чьи колени тем временем мелко тряслись. С мольбой Фаусто заглянул в глаза Витала и едва заметно помотал головой, словно отрицая нечто страшное. Капитан лишь плотоядно ухмыльнулся. На жестоком лице плясали оранжевые отблески пламени. Моряки умолкли в благоговейном трепете и опасливо поглядывали на разворачивающееся действо.

Широким жестом капитан указал на соломенного морехода.

– Будь так добр, Ален, убей этого человека.

Матрос испуганно озирался в поисках поддержки. Фаусто ободряюще закивал. Характер Витала, да и настрой в целом, сильно изменился, и уж лучше было соглашаться, чем спорить… Команда, к его успокоению, почуяла то же:

– Ну же, доходяга! Вмажь ему! Руби грызло-то! Ты в жилу-то сердечную его этсамое-то!

Воодушевленный, он наконец зажмурился и наугад ткнул саблей в грудь бушлата. Витал закатил глаза, перехватил у него клинок и, заложив руку за спину, цепочкой элегантных ударов превратил соломенную куклу вместе с одеждой в груду лохмотьев.

Резко развернувшись, Витал схватил матроса за шиворот, всучил ему в руку саблю и прорычал:

– Я сказал – наша жизнь больше не будет прежней, Ален! Мы больше не гильдейцы. Мы отныне – пираты. На нас объявлена охота. За наши головы уже назначена награда, и день ото дня она будет лишь расти. Только мы не жертвы, и мы не станем бежать от преследователей. Мы будем принимать бой. Мы будем утверждать нашу власть по всем акваториям. Мы будем прорубать с честью путь к нашей власти до тех пор, пока наше торжество не станет абсолютным. Ибо мы не крысы, а хищники! – Короткий злой пинок отправил наплечник с куском рукава мореходского бушлата в кусты. – Но при отношении калибра «да насрать» никто не доживет до этого дня! Ясно тебе, болван?!

Насмерть перепуганный матрос мелко закивал. Витал кивнул Джу:

– С утра вывеси на бушприте «Песков» этого кретина на денек-другой. Может осознается.

– А? – Ален очень нервничал.

– Говорю, так и быть, я помилую тебя, если ты изрубишь на флаги вот этого господина. Здесь и сейчас.

Витал кивнул на рыжего, что вжал голову в плечи.

К слову, тот бочком было двинулся в тени, но тотчас взвыл: локоть его уже стискивала лапища Джу.

– Этот человек, как и все мы, присягнул вольному народу Лавразской Акватории и Пиратскому Кодексу. Но это не остановило его от нарушения данных клятв. А дав присягу, посмел посягнуть на имущество своего брата. На мое имущество. Он украл мои чертежи. Мы с вами в отличие от него, – люди чести, соблюдаем Пиратский Кодекс, и слово наше чего-то да стоит. За содеянное ему полагается килевание, и я беру на себя ответственность за приведение приговора в исполнение. С небольшой оговоркой. Ну так что, Ален, выполняй?

– Да Бездной! Нет, всеми безднами клянусь, я не брал! То был не я!

Отчаянные вопли рыжего и окончательная утрата достоинства огорчали. Фаусто сокрушенно покачал головой.

На ночном побережье стихли все звуки, кроме шипения волн да крика козодоя. Сотни факелов блестели в дрожащих от напряжения глазах.

Видимо, усердная работа ума Алена сделала свое дело, и, двумя руками вцепившись в саблю капитана, при гробовом молчании команды, бедняга бросился на безоружного чужака. Вопли его сорвались на фальцет.

Острый клинок тускло бликовал в ночном воздухе. Град ударов и уколов сыпался на вора, и тот только и мог, что закрывать руками голову.

– Давай же, Ален, иначе бушприт ждет! – подначивал капитан.

Матрос так старался, что устал. Фаусто же только скрипел зубами и сверкал глазами на Витала.

Шокированные моряки не знали, что и думать. Преступник был цел и невредим.

– Он, наверное, плохо старается, да, братцы?

Витал вырвал из дрожащих рук матроса саблю. Рыжий встал как можно устойчивее…

В бою каждый занят своим делом. Фигуры фехтования имеют свои порядки, структуру и высокую гармонию пластики тела. Особенно хорошо такое видно в учебных боях, где очередность атаки и защиты беспрекословна и выверена.

В мятущемся свете дымных факелов на ночном берегу, когда один безоружен, а другой ослепительно оскален, и сабля в твердой руке не видна в темноте, слышится только свист рассекаемого воздуха. И ахи в молчаливой толпе моряков.

И это уже не битва, а бойня.

Под бешеным натиском капитана пират перестал орать, старался повернуться спиной и тяжко дышал. Зрители же все дивились, как так одежда на нем еще не разорвана в клочья, да и сам он жив-здоров?

Наконец устал и Витал. Шокирующая жестокость так и толкала Фаусто стечь прямо на землю. И потому он подпер плечом вросшую в побережье глыбу. Жар пляшущих факелов дышал на него колючими пустынными суховеями Великого Акифа. С самого своего бегства он почти ничего и не помнил, кроме обжигающего раскаленным маслом позора, ярких кафтанов, сладости терпких масел. И десятков бесчеловечных экспериментов. Они всегда хотя бы на шаг приближали Орден Науки к величию. Но какой ценой… Вот и сейчас, как и много лет назад, из его глаз на экзекуцию смотрел заикающийся от ужаса мальчишка с противным пушком на подбородке. Но тогда он сжег дорого расшитый фамильный халат и сбежал. Сейчас же глаза его щипало, и ногти стиснутых кулаков впивались в ладони. Но внутри поднимался трепет перед созерцанием кошмарного в своей непостижимости замысла. Ведь в отличие от Родины, здесь и сейчас не было любования изысканностью садизма. Только выверенные короткие движения. Только взвешенные, словно тончайший яд, слова…

Потрясенный Фаусто потирал подбородок. Может, в юности ему и довелось повидать множество чудес со времен членства в Ордене Науки… Но увидеть подобное вдали от песков Великого Акифа он никак не ожидал…

Вцепившись в ворот измученного пирата, Витал предъявил его морякам и закричал:

– Я – ваш капитан, и я отвечаю за вас! Раньше я держал ответ перед Гильдией Мореходов, но ее больше нет! Теперь я отвечаю за ваши жизни перед вами, перед вашими женами, перед вашими семьями и близкими! Времена бушлатов кончены! Отныне моя бригада носит черный цвет свободы вместо прошлых гильдейских цветов!

Глухая сила его голоса рвалась наружу и перекрывала звуки прибоя.

– Этот бедолага только что показал, на что способны наши новые камзолы. С сего момента каждый пират бригады под флагами Венсана носит такие!

Проштрафившийся еле стоял на ногах. Витал встряхнул его и тихо проговорил:

– Больше не кради у своих. Это подло. Запомни сегодняшнюю ночь – это ночь твоего второго рождения. Наполни смыслом свою новую жизнь, как когда-то сделал это и я.

И устало толкнул его в толпу моряков.

– Извольте убедиться воочию, как хороша наша новая броня!

Команда не знала, что и думать. К горлу Фаусто подступил ком. Витал ведь мог просто убить вора, но вместо этого великодушно употребил его на пользу всем…

И да, сшитое из неведомого материала черное одеяние выглядело жутко и непривычно безобразно, но после устроенного побоища ни дыр, ни проколов, ни мелких порезов на себе не имело.

Кто-то неуверенно сказал «ура», и его подхватили утонувшие в ночи голоса.

Только Витал и Фаусто знали, на какие чудеса при правильной выделке оказались способны кожи ската и арапаймы вместе с чешуей, усиленные легкой костью и тончайшими пластинками обсидиана…

 
***
 

Фаусто показалось, что за несколько минут в лазарете он весь провонялся едкими мазями.

Злость на бывшего вора, который не мигая, смотрел в стену, положив голову на смуглые руки, исполосованные сине-фиолетовыми кровоподтеками, практически испарилась. Его мокрые от пота рыжие волосенки распластались на мятой подушке. Подрагивающий кулак едва сжимал простынь, и в полумраке тени от складок отчего-то казались корнями неведомого дерева. Вид у крысеныша был самым жалким…

Вроде же пройди этот тип килевание по местным законам, сейчас бы от него и вовсе мало что осталось, но точно ли стоило подвергать его такой изощренной экзекуции? Или же все правильно? Отчего тогда так тошно?

Куча мыслей роилась в голове, пока он не вошел в грот, где в тишине звучал лишь мерный звон капель и расходился мелодичным эхом.

– Витал? Ты тут?

Капитан стоял над столом, на котором был разложен кожаный камзол, и при свете колеблющихся свечей придирчиво рассматривал невидимый скол костяного шипа под наплечником снятым, с подопытного. При появлении квартирмейстера Витал даже не повернул головы.

– Знаешь, кажется я начинаю тебя бояться, капитан, – бесцветно проговорил Фаусто. – Ты же не был таким…

– Какая досада, – пробормотал Витал, разглядывая швы на просвет. – Я ожидал от тебя глубины искреннего безразличия. Так. Ну огнестрел материал точно не выдержит. Однако в ближнем бою шкура что надо, и таким образом в экипаже Дафна была последней, кто из наших получил ранение в рукопашной…

Фаусто подошел и еще раз удостоверился, что повреждений на новой экипировке и правда не оказалось.

– Ты всегда был самым башковитым из всех, кого я знаю. Но тебе не кажется, что перегибаешь палку?

Витал отошел от стола, устало рухнул в скрипучее кресло. Пальцы пробежались по стали нового мушкета. Он внимательно изучал каждую гравировку и узор на оружии. Свечи бликовали, и металл переливался таинственным блеском. В глубоких тенях мушкет, с его длинным стволом и массивным прикладом, виделся сейчас Фаусто продолжением самого Витала. Не просто оружие; символ достижений его капитана, пройденных испытаний и – новым, откровенно пугающим, вызовом.

– Башковитый, говоришь? – В усмешке Витала блеснул оскал. – Нет, правда. Будь я «башковитый», мы оказались бы здесь? Изгоями Гильдии, да в розыске… Фаусто, а теперь послушай. Ты видел этих людей? Там, на верфи. На базаре. В «Пыльном Весле», в мастерских… Можешь забыть былое гильдейское братство и братские обязательства. Мы все здесь – не друзья…

– …а конкуренты?

– Угу. Каждый – сам за себя и за собственную палубу. И Кодекс писан прежде всего для того, чтобы эти люди, – а теперь и мы, – не перегрызли друг другу глотки за грош.

Сизый дым расползался по кабинету и застывал слоистыми нитями.

– Я понял. Это побоище устроено не просто, чтобы испытать экипировку. Это спектакль, так ведь? Заявление о намерениях?..