Читать книгу: «Пути океана: зов глубин. Книга вторая», страница 2

Из пепла

Пошатываясь то ли из-за игристого, то ли от земли, что все еще не вернулась под ноги после стольких месяцев плавания, де Круа покинула шумные своды дворца. В лицо ударило предгрозовой свежестью. Она вздернула воротник потрепанного бушлата юнги, оставшегося ей от Дафны, надвинула шляпу до самых бровей и, минуя безучастных стражников, быстро смешалась с веселящимися горожанами на площади перед дворцом. На столах с яствами и кувшинами для жителей Новой Вердены весело мерцали светильники из цветного стекла, отчего величественная статуя посреди площади казалась вырезанной  из непроглядной тьмы. Ликование толпящихся простолюдинов терзало слух.

Назойливые мелодии уличных музыкантов, под чьи лютни, гармонь и флейты отплясывал подвыпивший народ, сплелись в единый утомительный гул. Чужие улыбки и смех впивались острыми осколками в сердце, лишь стократно умножая внутреннюю боль.

В неумолимо сгущающихся сумерках становилось всё труднее различать дорогу, и Селин поспешила укрыться в первом же извилистом переулке, спасаясь от любопытных взоров.

Несмотря на терпкий аромат смолистой необработанной древесины, после безграничья океанского воздуха Новая Вердена казалась слишком душной. Из-за бурного строительства над домами то и дело высились оголенные леса, торчали доски, зияли бреши в кровле крыш. Но, созвучные глубоким ранам кровоточащей души, они виделись знамениями упадка, а не торжеством созидания.

Укутанная в плащ по самые глаза де Круа содрогнулась от внутреннего холода и устремилась прочь. Во тьму безвестности.

Шум городской суеты постепенно таял где-то позади в заходящих лучах.

Торговцы спешно закрывали лавки. Молотки строителей больше не стучали, как днем. Прохожие, пошатываясь, разбредались по домам.

В одинокой кузнице все еще звенела наковальня, и в подступающую темноту рассыпались огненные брызги от рождающегося клинка, а может быть плуга, пылающего багряным жаром покоренного металла.

В окнах зажигались огни.

Селин свернула в портовый район, где дышалось намного легче, невзирая на все еще уловимый запах гари и рыбного рынка. Плеск океана и крики чаек успокаивали. На пристани она медленно прошлась по скрипучему деревянному причалу до самой кромки воды и опустилась, свесив ноги. Над горизонтом низко стояла красноватая, почти розовая, звезда, такая яркая, что ее свет спорил со светом портового маяка.

В пелене сгустившихся сумерек Селин стала невидимой для редких мореходов, несущих свою вахту, чьи голоса лишь изредка доносились до слуха .

На мгновение почудилось, будто слышится тот самый, чуть развязный голос. Обернувшись с замирающим сердцем, она различила вдали лишь приземистую фигуру незнакомого моряка, не имевшего ровным счётом ничего общего с тем, кого она жаждала увидеть всем своим существом. Теперь их встреча стала несбыточной мечтой.

Словно прорванная плотина, по щекам хлынули потоки слез. Здесь, на пристани, в кромешной темноте и безмолвной тишине, в груди взорвалось жгучее одиночество и вся боль, которую Селин умело закрыла в себе на замок.

Теплый взгляд, сдержанная полуулыбка, нежные и одновременно жадные объятия… Как жить с мыслью, что все это всё это навеки останется лишь призрачным воспоминанием?

Имело ли теперь хоть малейшее значение, был ли Витал воистину лжецом? Был ли искателем лёгкой наживы или искусным соблазнителем? Кем бы он ни являлся, Витала больше нет и никогда не будет среди живых.

Селин отрешенно взглянула на темнеющее небо. Где-то там уже должна была взойти Венера, немая свидетельница её скорби…

«Она – настоящая. Ей можно подражать тысячью способов, но невозможно стать ею, потому что она – единственная в своем роде».

Витал же говорил это о Венере или… о самой Селин?

Озябшие до онемения пальцы невольно коснулись переносицы.

Как и подобает безупречно воспитанной леди, она виду не подавала, но видела, видела!.. Какими глазами он смотрел, когда думал, что она не замечает.

Словно безмолвный монолог, сжатый до взгляда… Его неуклюжие комплименты, наспех завернутые в иронию… Как все это могло оказаться невероятно искусной фальшью?

От этой мысли по спине пробежал холодок.

Ложные ли обвинения, или нет, она хотела только одного – быть снова с ним…

Хотя бы лишь потому, что ее собственные чувства были самыми настоящими!..

Уничтожить их не смогли ни бескрайние расстояния, ни жестокие потрясения, ни даже страстные объятия другого мужчины.

Уронив голову в руки, виконтесса тихо плакала на одинокой пристани, на которую с океана наползала холодная и безжалостная тьма.

 
***
 

– Эй, малец! – окликнул ее лукавый голос с хрипотцой. – Не местный, чай? Торчать тут в ночную пору отважится либо безумец, или совсем заблудшая душа… Холодает знатно у нас, когда солнце скрывается.

Чьи-то уверенные шаги гулко застучали каблуками, приближаясь по скрипучему деревянному причалу.

Селин склонила голову и зажмурилась в тщетной надежде, что незнакомец просто оставит ее в покое, не получив ответа.

– Если хочешь предаваться унынию, я знаю место получше. Ну же, идем!

Рука в перчатке потянулась к ней.

– Чай, пятая точка уже к причалу примерзла… Ночи сейчас холодные. В нашем храме есть еда и кое-что из одежды потеплее. Поднимайся, дружок.

То ли чарующий бархатистый голос с отеческой искренней и обезоруживающей заботой, то ли собственные стучащие друг о друга зубы заставили Селин повиноваться. Перед ней стоял служитель в сутане викария.

Он помог ей подняться и коротко пожал руку.

– Шагай за мной следом. Да порезвей! Не испытывай милость Всеведущего… В эдакую-то ночку нам только досадных приключений недоставало..

Де Круа побрела за ним, с недоверием вглядываясь в развевающиеся черные полы сутаны незнакомца.

Они прошли пару кварталов, миновав подозрительного стражника, грозную компанию в подпитии у таверны и свернули в тупик, где за коваными воротами, увитыми непролазными зарослями, высилась скромная церквушка с небольшой часовней, напоминающая по архитектуре Храм Всеведущего, какими они были в Вердене.

За массивными, искусно резными деревянными дверями открывался умиротворяющий вид на просторную залу для проведения молитв и священных служб, уютно освещенную десятками трепещущих свечей. Всюду царили спокойствие и простота.

Викарий зажег несколько старинных светильников, и в рассеивающейся темноте блеснул древний символ Ока Провидения – расходящимися лучами солнца внутри кованого треугольника, что был закреплен на алтаре. На душе стало спокойнее.

Селин украдкой взглянула на священника из-под широких полей шляпы. Мужчина с трогательной самозабвенностью хозяйничал у подвесного лампадария.Его благородное лицо в обрамлении серебристо-седых волос излучало искреннее благодушие с лёгким намёком на мудрые морщины, которые становились тем глубже и выразительнее, чем теплее он улыбался. В глазах с едва уловимой хитрецой угадывалась отточенная годами острая умственная проницательность.

– Ну, выкладывай начистоту. Что за беда у тебя, малец, раз ты топиться удумал?

Уже через мгновение перед де Круа возникло нехитрое угощение в виде плотного куска хлеба и глиняной кружки с вином, но Селин жестом остановила его.

– Я не… Простите меня, преподобный. Мне надлежало представиться сразу же…

Удивленный взгляд священнослужителя замер на ее лице, но Доминго внезапно галантно улыбнулся и с почтением приложил пышные седые усы к её затянутой в перчатку руке:

– Миледи де Круа… Вот уж воистину сюрприз превыше всяких ожиданий…  Прошу великодушного прощения, возраст безжалостно даёт о себе знать… Да и с нововерденским марочным пора завязывать… Не признал вас… – собеседник заразительно хохотнул, но тут же степенно  смолк. – Меня величают викарий Доминго. Хотел представиться днем еще в порту, но у вас были заботы явно посерьезнее моей скромной персоны. Очень ждал, что и профессор де Фонтенак прибудет с вами. Мы столько лет не виделись…

– Вы хорошо знали его?

– Отчего же знал? Знаю и поныне. Или… Погодите…

Селин глубоко вздохнула и медленно опустила взгляд на старинный каменный пол.

Доминго тяжело осел на дубовую лавку и с долгую минуту просто смотрел перед собой невидящим взором. Де Круа бесшумно присела рядом.

– Пусть милостиво примет его дух Всеведущего, и да пребудет с ним от веку Око Провидения… – торжественно и грустно произнёс викарий, осеняя себя священным знамением.

Викарий Доминго. Конечно, де Фонтенак говорил о нем. Селин вспомнила, что именно с этим человеком велел встретиться на острове её покойный наставник.

– Я очень нуждаюсь в вашей мудрой помощи, преподобный…

– Это я уже понял. И я всецело к вашим услугам, миледи.

– Для начала, смиренно прошу вас, вознесите молитву за дорогих сердцу людей, что безвременно нас покинули…

– Непременно исполню, Селин. Вы дозволите мне так запросто называть вас? – Доминго с теплотой посмотрел ей в глаза, – Вы вряд ли мне поверите, но это я нарек вас этим прекрасным именем и стал первым, кто спел вам колыбельную…

 
***
 

В предрассветных сумерках Новая Вердена совсем затихла. Настолько, что отчетливо слышалось далекое эхо резких голосов не то птиц, не то зверей.

Утренняя свежесть, напоенная ароматами незнакомых трав, вплеталась в аромат ладана засыпающей молельни. Последние свечи у алтаря дрожали, бросая причудливые тени на старые камни. Голос викария умолк. И Селин все никак не могла поверить, что рассказанное ей не приснилось. Губы ее дрожали, а перед глазами таяли призрачные сцены прошлого, свидетельницей которых она только что стала.

Видела Селин и слезы в глазах молодого Доминго, пропахшего кагором и все тем же неотступным ладаном.Словно сон наяву, она видела историю невозможной любви своих настоящих родителей. Кроткая миссионерка Серафина, монахиня Всеведущего. Шорох грубой шерсти ее ризы, мешающейся с тенями лап самой ночи всякий раз, как она покидала крохотную келью. Горькие складки у рта Доминго наутро, когда он неприметно стряхивал приставшие к подолу сухие листья и маленькие веточки. И ревниво бдил, чтобы ни одна живая душа не прознала, отчего милая Серафина так лучится счастьем на заутрене, и не сам ли Всеведущий смотрит на него из этих одухотворенных глаз. И что приносит на себе милая Серафина острый запах горьких дымов, холодной луны и голодных зверей, что так успешно скрывает ладан.

«Нет-нет, сударыня, вовсе не от неразделенной любви, а отменно дымящей кадильницы. Всего-то…»

Тонкие руки ее белели на темном полотне одеяния, что больше не могло скрывать близящегося материнства. Зыбкий силуэт отца с его острыми чертами лица, медными браслетами и перьями в волосах, и звал, и пугал смертельно. Других чувств представитель иного народа, свирепый дикарь, и вызывать не мог…

Видела она и корму уходящего в ночи корабля.

И огненный ливень стрел ему вслед.

И Серафину, ее сердце, навеки отданное чужеземцу на загадочном Да-Гуа.

Огни Вердены на горизонте уже виднелись невооруженным глазом, когда Серафины не стало. Казалось, Селин чувствует тепло крохотного тельца младенца и пронзительный холод тела матери, разрешившегося от бремени одновременно со жгучей болью в груди викария, что все прижимал к себе пищащую голодную крошку. Похоронить послушницу по морскому обычаю – бросить тело за борт – он так и не позволил.

Селин видела то, чего не могла помнить: очаровательную Вердену, приморский город, дышащий солнцем. Никакой чумы и в помине не было! Множество мраморных ступеней, ведущих к домам в лучших кварталах, черепичные крыши, отражающие закатное солнце, и тот самый ни с чем не сравнимый густой запах кожаных корешков тщательно подобранной библиотеки де Фонтенака.

Торопливое рукопожатие, перестук четок, шелест подписываемых бумаг – и вот уже маленькую Селин удочеряет вдовствующая дама высшего света, Изабель де Круа.

Мама.

Воспоминания отступили. Де Круа моргнула, возвращаясь к реальности молельни и внимательному взгляду викария.

Несмотря на безграничное тепло и любовь, что сызмальства дарила приемная мать, Селин отчего-то всегда чувствовала себя чужой в стенах дворца де Сюлли. И вот теперь, когда она узнала правду о своем происхождении, выясняется, что и родной матери уж годы как нет в живых… Как, возможно, и отца…

– Вы очень похожи на Серафину. – нарушил тишину Доминго. Его голос звучал как старое вино – густо и с горчинкой. – Особенно ваши глаза. Ни у кого не видел, чтобы они лучились таким светом… И уж точно я никогда не встречал никого добрее нее. Да уж поди и не встречу…

В голосе викария звучала та самая, особенная, грусть, что с потрохами выдавала все то, что больше отношения простого соратника по вере или друга умершей. Задавать бестактных вопросов де Круа конечно же не стала.

– Из вашего рассказа следует, я – наполовину… островитянка, а наполовину – наследница Старого света? – задумчиво проговорила она. – Кто же я вообще?

Викарий посмотрел на нее долгим взглядом. Пламя свечи отражалось в его глазах.

– Это как вы сами решите. Кто-то даже скажет, что вы – «дитя океана».. Как там у мореходов? «Пришедшая из моря»?

– Я думала найти здесь ответы, но вопросы лишь множатся…

Селин потерла виски, размышляя, стоит ли рассказать преподобному о своем «клейме уродства» и о встрече с таинственной Уной.

Они посидели ещё немного в полной тишине, всматриваясь в тени, что плясали на стенах.

– Этот браслет, что дал мне де Фонтенак перед отплытием, – виконтесса показала на четки у себя на руке, –  Он велел показать их вам.

– Я снял его с руки вашей матери. – Доминго коснулся четок кончиками пальцев, словно прикасаясь к святыне. – Подумал, что вам стоит иметь хоть что-то в память о ней. Де Фонтенак, вероятно, боялся, что без них я вас не признаю, а поведать историю вашего происхождения ранее считал небезопасным для вас же самой…

Волна решимости прокатилась по всему телу Селин, заставляя расправить плечи.

– Но это же напротив, получается мое преимущество здесь, на Да-Гуа. Что если я смогу установить с островитянами контакт благодаря своему происхождению? Я практически одна из них по рождению… Это может оказаться полезным…

Викарий прыснул и шутливо погрозил пальцем.

– А у вас весьма прагматичный подход, Селин. На мгновение я даже пожалел, что ваш отец не я, но вспомнил, что гордыню Всеведущий не одобряет…Так вот. Лучше забудьте о любых формах дипломатии в отношении дикарей. Я не шучу.

Доминго поднялся, заставив старое дерево скамьи скрипнуть. Он потер подбородок и заходил взад-вперед. Подол его рясы шуршал по каменным плитам пола.

– Для них мы – нелюди. И мы это, пожалуй, заслужили,– в его голосе звучала горечь. – Под видом благ принесли им столько страданий… На протяжении десятилетий мы тесним их с собственной земли, преступно угоняем в рабство, а религиозные фанатики – между прочим, наши собратья! – из Братства Смирения силой насаждают свою больную веру. Им-то, язычникам! – Викарий вздохнул. – Остановить вражду способно лишь чудо…

Пальцы Селин стиснули четки так, что костяшки побелели. Она подалась вперед.

– Мне больше нечего терять и некуда бежать. Я и Антуан – последняя надежда для всех на этом острове, – её голос дрожал, – И, похоже, для аборигенов – тоже. Я едва осталась жива по пути сюда. Отчего-то мне дан второй шанс. Может, чтобы искупить вину пришлых на эти земли? Или доказать самой себе, что я больше, чем чья-то марионетка? – Она почти умоляюще взглянула на старика. – Помогите мне, Доминго, прошу! С чего мне стоит начать?

Викарий долго смотрел на нее, словно видел впервые. Наконец он медленно кивнул, будто принимая судьбоносное решение.

– Если вы так настаиваете, я попробую организовать вам одну встречу.– сказал он тихо. –  Это все, что в моих силах. Не могу назвать ее другом, но она владеет нашим языком и сможет донести нужное послание до аборигенов. О времени и месте дам знать позже.

Виконтесса благодарно сложила ладони на груди.

– Селин, вы всегда можете рассчитывать на мою помощь. Пусть мои возможности весьма скромны. – Доминго учтиво подал руку. –  Но идемте же. Во дворце наверняка все с ног сбились вас искать.

Она поднялась, чувствуя внезапную усталость и одновременно – странное облегчение. Знание о своем происхождении больше не лежало между ними неназванным призраком. Теперь оставалось решить, что с этим знанием делать.

 
***
 

Утренний дворец тонул в молчании. Шаги Селин в грубых моряцких сапогах гулко разносились по каменному полу, отражаясь от высоких сводов и гулких стен. Стражники с плохо скрываемым подозрением косились на её видавшее виды моряцкое платье, некоторые даже придвигали алебарды ближе, словно готовясь к неприятностям. Она же с гордо поднятой головой и прямой спиной невозмутимо приветствовала их сдержанным кивком, как если бы была одета в лучшие шелка, а не в потрепанную одежду простолюдинки.

К счастью, в холле её встретил взъерошенный сонный секретарь в помятом камзоле, который без лишних вопросов, лишь с почтительным поклоном, сопроводил виконтессу в её апартаменты.

В вестибюле, освещенном только мягким трепещущим светом камина, перед широкой мраморной лестницей, ведущей в покои виконтессы, развалившись в кресле с потертой обивкой, дремал Марсий. Его голова была запрокинута, ворот рубашки расстегнут, а металлическая рука свисала с подлокотника, почти касаясь эфеса шпаги, лежащей на полу.

Попытка Селин аккуратно прокрасться мимо спящего капитана провалилась, не успев начаться. Стоило ей подняться на первую ступеньку лестницы, как Марсий открыл глаза и резко встал с кресла

– И где ты… вы были всю ночь, миледи?

В голосе одновременно прозвучала неприкрытая угроза и… беспокойство?

– Где вы были всю ночь, миледи? – передразнила его де Круа, изобразив нарочито манерную интонацию, и горько рассмеялась. – Ах да, сударь, вам же надлежит за мной надзирать… Как это я забыла… Представьте себе: за эту ночь я не встретила ни одного желающего выведать секреты вашей драгоценной Гильдии! Быть может, их значимость несколько преувеличена? Так же как и важность вашей миссии на Да-Гуа!

Марсий вполголоса выругался, отвернувшись в сторону, и снова посмотрел на Селин, сверкнув глазами, подобно ночному хищнику.

– Город ночью кишит бандитами! Мы с Брутом и его армейцами полночи прочесывали трущобы в поисках пропавшего консула Альянса Негоциантов!

– Похвально. Очень рада, что вы все нашли прошлой ночью равно и полезное, и увлекательное занятие. Выстрелы и крики слышались на весь город даже из церкви! Надеюсь, бандитам дан хороший урок, народные гуляния удались на славу, а наше прибытие сюда запомнится надолго… Теперь же, когда вы лично изволили убедиться, что я в порядке, позвольте, я пойду…

Селин развернулась и собиралась подняться наверх, но Марсий в два шага настиг ее и, схватив за предплечья, рывком развернул к себе. Его пальцы сомкнулись вокруг её запястья подобно стальным кандалам.

– Проклятье, я места не находил! Не приелись еще эти фокусы с переодеваниями? – прорычал он.

Селин вскинула голову, встретившись с ним взглядом.

– Капитан, вы, возможно, не заметили, но мы не на корабле, – произнесла она, чеканя каждое слово. – Кто вы такой, чтобы я перед вами оправдывалась?! Настоятельно рекомендую не лезть больше в мои дела. Ах да… и в мою постель – тоже!

Марсий усмехнулся, и улыбка превратила его суровое лицо в почти привлекательное.

– Вообще-то это ты…

– Что?! – Селин почувствовала, как жар прилил к лицу то ли гнева, то ли от смущения.

Но должно быть ее взгляд столь разъяренным, что капитан, несмотря на усмешку, все же решил не продолжать фразу и сделал примирительный жест руками.

– По последнему пункту ваших рекомендаций я вынужден уступить, коль на то ваша воля… – Он склонил голову в нарочитом поклоне, – Но расстаться со мной, как с представителем Гильдии, вы не можете.

– О, неужели?.. – де Круа сощурилась, чувствуя, как её охватывает недобрый азарт. – И почему же?

– Потому что иначе, помимо вашего личного статуса persona non grata, – Марсий понизил голос до интимного шепота, – Новая Вердена и Альянс Негоциантов лишатся всего транспортного сообщения на воде, миледи. А вся ситуация о вашем нарушении закона Гильдии станет достоянием общественности…

Марсий победоносно скрестил руки на широкой груди и снова ухмыльнулся, откровенно наслаждаясь моментом.

– Я всегда чувствовала, что вы – самый настоящий негодяй! – прошипела Селин, стискивая кулаки так, что ногти впились в ладони.

Сейчас ей больше всего на свете хотелось снова отвесить ему пощечину. Благо, Марсий стоял на пару ступенек ниже и был сейчас лишен преимуществ своего роста.

– То была не моя идея… О, и опять этот ваш злой тон… В чьей, говорите, спальне продолжим обсуждать мой моральный облик: в вашей или в моей?

– Замолчите! Доносчик! Все, что случилось с Виталом – полностью ваша вина!

Из-за беззвучных рыданий, которые она отчаянно пыталась скрыть. Голос совсем сел и превратился в надломленный шёпот.

Самодовольная ухмылка капитана внезапно растаяла. Марсий потер наморщенный лоб. Взгляд его потускнел.

– Я уже говорил, что лишь действовал как порядочный член Гильдии… Откуда мне было знать… Не по Кодексам такое. Исходя из всех нарушений «Крылатого», трибунал не мог закончиться высшей мерой… Возможно, он совершил что-то более серьезное, о чем мы не знаем…

– Перешел дорогу кому-то вроде вас, только чином повыше? – Ее голос прозвучал как удар хлыста.

Довольная собственной язвительностью, Селин промокнула слезы и приосанилась, готовая к новому парированию доводов Марсия. Но тот лишь пожал плечами.

– Это точно вас волнует больше всего сейчас? Больше судьбы дальнейшего транспортного сообщения Да-Гуа? – Он посмотрел на нее с неожиданной серьезностью. – Моя стихия – море и я не разбираюсь в политике или… как там ее.. дипломатии… Но разве вы с кузеном не проделали столь долгий путь сюда, чтобы навести на острове порядок? Вы можете ухудшить и так бедственное положение. И не стоит обольщаться после этих всех гуляний: новой власти тут никто не рад. Все эти сухопутные распри только усилятся. Вот о чем стоит подумать в первую очередь…

Самые грязные ругательства, которые она когда-либо слышала на палубах кораблей по пути на Да-Гуа, так и застряли невысказанными в горле. Селин вдруг осознала, что Марсий был искренен в своих заблуждениях. Неправ и прав одновременно. Его циничный прагматизм неожиданно отрезвил. Повернуть время вспять она действительно не могла. А бездействовать – тем более.

Де Круа глубоко вздохнула, перебирая пальцами четки на запястье.

– Спокойной ночи, капитан, – произнесла она наконец, и продолжила подниматься по лестнице в свои покои, – Пусть кто-то из слуг объяснит, где расположены ваши апартаменты или пусть их предоставит Гильдия. В своих – я не желаю вас более видеть.

Предстояло привести себя в порядок перед днем, полным новых распоряжений и встреч. И первая из них будет с адмиралом Росалес. Пожилая мореходка явно знала больше, чем могла ей рассказать при первой беседе.

 
***
 

Хозяин таверны «Поддатый Бычара», беспокойный человек с бегающими глазами и чрезмерно дорогими украшениями, в третий раз протер столы для знатных гостей.

Де Круа же с трудом сдержала желание попросить его повторить сие действо. В сомнениях она все же опустила руки в перчатках на грубую поверхность со въевшимися следами многочисленных застолий и обвела взглядом стены, украшенные полуистлевшими охотничьими трофеями. Чучела диковинных птиц с некогда яркими, но потускневшими перьями и голова то ли кабана, то ли ящера с пожелтевшими клыками казались немыми свидетелями многочисленных былых пиров.

В это раннее время свежий воздух отчего-то не проникал в распахнутые окна, в которые то и дело доносились звуки улицы, и запах чего-то прокисшего продолжал оскорблять обоняние виконтессы.

Паулу Росалес обшарпанная обстановка ничуть не тревожила. С тем же успехом, расслабленно-непоколебимая, слегка уставшая, с насмешливыми уголками глаз, она могла находиться и в салоне при дворе. Даром что ее простоватые, но исполненные достоинства, манеры и высокий чин такое допускали.

Невзирая на вялую брань снаружи парочки нуждающихся в опохмеле, в таверне были они одни.

На входе дежурил Брут.

По дороге сюда он высказал далеко не все претензии по поводу исчезновения Селин минувшей ночью. И потому его значительные взгляды исподлобья обещали ей новую, полную многоэтажных назиданий, тираду по окончанию переговоров.

Едва получив свою пинту пива, адмирал жадно осушила кружку, и ей явно стало значительно легче. Расслабившись, она приняла удобную позу, и кисти ее, покрытые татуировками, наконец перестали трястись.

– Итак, вы удивлены, что наша встреча проходит не в моем кабинете и даже не в портовой таверне, миледи де Круа? Здесь всяко меньше шансов, что нас подслушают. Да и обстановка куда более расслабленная…

– Весьма располагающее к переговорам место, – соврала Селин и, скрепя сердце, даже взялась за ручку своей пивной кружки, – Я здесь, чтобы помочь.

Росалес хмыкнула и приподняла уголок рта.

– Помочь? И как именно вы собираетесь это сделать?

Этот скепсис лишь придал виконтессе решительности:

– Давайте не будем ходить вокруг да около. Я и новый управитель заинтересованы в кратчайшие сроки ликвидировать свой, а значит и Альянса Негоциантов, статус personas non grata. И конечно же устранить угрозу новых поджогов. Одним словом, нам важно возобновить транспортное сообщение по воде.

Снисходительность адмиральши была объяснима и почти не раздражала.

– Вам придется нелегко, миледи консул. Если говорить о статусе, вы же понимаете, какая работа должна быть проведена для реабилитации доверия? Дело не одного дня. И уж точно не одного разговора. Наше же доверие… то станет для вас задачей непростой, или я не знаю Гильдии. Да и по себе сужу…

– Благодарю вас за откровенность, адмирал. Мы к этому готовы. Полагаю, первым делом нам следует помочь вам остановить пожары в порту. Для поисков виновных, мы проведем расследование. Позвольте нам с моим главой охраны допросить очевидцев.

– Направление верное, – приподняла одну бровь Росалес . – Но вы могли бы поручить это капитану Марсию… Кстати, странно, что вы его не взяли на наши переговоры.

– Полагаю, вы догадываетесь, почему я хочу оставить этот разговор между нами, Паула?

Собеседница слегка улыбнулась и кивнула.

– Не могу отрицать, что ваша проницательность меня подкупает, – Росалес поморщилась, изучая резьбу на своей кружке. – Но…

– О, не стоит, адмирал. Я вам не нравлюсь, и вы мне не доверяете, – Селин с удовлетворением отметила оживление на лице собеседницы. – Убеждена, даже если бы мы с кузеном прибыли сюда благопристойно, безо всяческих нарушений вашего законодательства, у вас также не было бы причин доверять нам или относиться иначе. И такое меня тоже устраивает. Нам необязательно вызывать друг у друга какую-либо симпатию, чтобы стать надежными союзниками в обоюдных целях.

– И каковы же ваши цели?

Де Круа задумалась. Похоже, искренность была единственной монетой в ходу у до паранойи чутких мореходов.

– Адмирал, давайте начистоту. Вы – хотите спокойных условий работы Гильдии на Да-Гуа. Что же до меня… Я просто хочу власти. Нет, даже не так. Я очень сильно хочу власти.

Росалес только подняла брови:

– Миледи, помилуйте, но зачем? У вас же и так…

– …все есть? – Селин коротко выдохнула. – Это лишь иллюзия. На континенте я была просто игрушкой в руках власть имущих. В действительности я никогда ничего не решала. Силы, большие меня самой, лишили меня единственно ценного. Я многого не понимала. Теперь власть – главная моя цель.

– И что вы сделаете, когда получите ее? – адмирал прищурилась.

– Я смогу стать свободной и получу возможность менять окружающий мир к лучшему. Только абсолютная власть поможет мне добиться своего. – Селин закусила губу. – Я с вами откровенна и мне больше нечего добавить или сказать вам в свое оправдание.

– Амбициозно… Уверены, что справитесь?

– У меня нет выбора.

– А вы не так просты, как кажетесь, – горькая улыбка тронула уголки рта Росалес. – Наши цели действительно в чем-то совпадают. Ваша взяла. Я дам вам разрешение допросить свидетелей самостоятельно. Но прошу, действуйте аккуратно, вы же нас знаете…

Селин ответила улыбкой и вопросительно заглянула в прищуренные глаза мореходки. Повисла пауза. Одинокая муха спикировала на столешницу и засеменила, перебирая лапками. Спустя несколько минут затянувшегося молчания де Круа произнесла:

– Вы согласились на встречу тет-а-тет, госпожа Росалес, – в горле Селин словно застыл ком, –  Вам что-то известно о причинах столь строго наказания для капитана Витала?

Адмирал откинулась назад и несколько рассеянно осмотрелась. Виконтесса же кивнула трактирщику на пустую кружку собеседницы, и на столе сейчас же возникла новая.

– Для чего вам это, миледи? Вы же не из праздного любопытства спрашиваете? – нахмурилась Росалес.

Де Круа была не в силах ответить. Губы ее невольно задрожали. Адмирал  помолчала, но все же продолжила:

– Впрочем,  ваша прямолинейность меня действительно подкупает, – не поморщившись, Росалес опрокинула в себя порцию пива. – Чего уж, откровенность за откровенность, –  Полагаю, вы вполне убедились в могуществе Гильдии, видели всю красоту Малого Орфея и тому прочее… Наша слава зиждется не только на монополии перевозок по воде. Мы стали авангардами прогресса, который очень дозированно выдаем вовне, оставляя себе некоторые преимущества ради собственного развития. Но так было раньше.

Видимо, адмирал погрузилась в свои мысли и замолкла.

– Паула, умоляю, продолжайте же! Что было потом?

– С приходом нового Адмирала Флота к власти, вдруг приоритет был отдан примитивной погоне за наживой. В лучших умах нашего Инженерного корпуса Густав стал видеть угрозу своему правлению и своим темным делишкам. Он подмял под себя всю угодную его нраву науку. Несогласных же разорил и поснимал с должностей. И вы подумаете, но раз материальное стало приоритетом для Гильдии, то наш народ начал жить лучше? Ничуть! Налоги поднял, да так, что коли нечем платить – снимай погоны и иди в рабочие или на рудник, отрабатывай. Когда из старого поколения не осталось никого, кто бы мог ему возразить, он умышленно уничтожил всю систему наших институций. Витал стал последним, кто умудрился обучиться в прежней школе.

Де Круа так разволновалась, что даже отхлебнула из своей кружки. О чем тотчас же пожалела.

– Теперь мореходов растят в полном невежестве, – продолжала Росалес, – Думать не учат, как раньше учили. Знай себе, умей по компасу читать, да кораблем править… И не задавай лишних вопросов. Технологии обгоняют время, а большая часть народа пребывает в невежестве. Кого-то, если повезет, берут в команды, как Витал брал. Видел же, каково им… А вот если не повезет – милости просим на рудник. Только ставь подписи, не читая, да закладывай собственных потомков на выплату кредитов, которые до смерти не успеешь отработать. Теперь, миледи, никому не интересно выискивать толковых ребятишек. Важны только те, что умеют как следует выслужиться и не спорить с указками сверху. Дураками легче управлять. А чтобы никакая мысль ни в чью голову не залетела, завалили бюрократией по самую маковку. Пока все отчеты посмотришь, да свои напишешь, – уж и не хочется ничего. Теперь матушка-Гильдия ищет только, где бы побольше золота найти, да как бы повыгоднее в него превратить. Вот вам и вся ее истинная суть, миледи…