Читать книгу: «Гримуары. Подземка. Хаска», страница 9
– Хватит байки травить, – Я прервал Ренту, – откроем люк. Мне что-то не нравится эта тишина.
Мы откинули крышку и я посветил фонарем вниз. Пятно луча отразилось от стен. Рента подобрала железный костыль с пола и бросила вниз.
Раздался тихий всплеск.
– Вода. Она через три часа поднимется до третьего уровня, и мы зажаримся. А до главного колодца часа четыре хода.
– Гернер, давай в голову. Я за тобой, замыкает Шах. Выдвигаемся.
Шпиндель подхватил поклажу и натянул противогаз. Шах задраил люк, и мы побежали по паттерне.
…Пятно фонаря плясало перед ногами. Мы бежали уже час с небольшим. Смазка не помогала, и стекла начинали запотевать. Приходилось на ходу снимать и снова смазывать.
Дышать стало труднее.
Я оглянулся – Рента бежала без маски.
– Снимай, Гернер. Снимайте все. Здесь уровень небольшой.
Шпиндель остановился.
– Ты рехнулась. Это в воздухе он небольшой. А в слизи на стенах?
– Она права. Мы не успеем.
Шах молча снял противогаз и швырнул его на пол.
– Вперед!
…Мы прибыли на место через два часа бега.
Главный колодец, сливная шахта коллектора – это двадцать метров в поперечнике и сто метров в глубину. Мы находились на четвертом уровне, метрах в двадцати ниже бетонного потолка. Коллекторные порталы выходили по всей высоте, по несколько штук с каждого уровня. Вода струями стекала из них и устремлялась вниз. Внизу находились резервуары на миллионы литров с механическими фильтрами. Фильтры давно разрушились, и вся вода просто поднималась промо-насосами к набережной и выбрасывалась в залив.
Там, внизу, и была цель нашего похода.
Мы стояли у ограждения.
– Крепите веревки. Ниже под нами – площадка обслуживания. Там есть лифт, – Я показал на небольшой балкон.
Рента и Шпиндель начали вязать веревки к перилам. В этот момент где-то на верхнем уровне раздался грохот, и на нас полетела ржавая дверь. Рента отскочила в сторону, и дверь саданула по перилам.
– Быстрее! Нас сейчас смоет, как крысят! – крикнула она.
Я зацепил карабин и махнул через леер вниз. Шах и Рента тоже, за ними поспешил Шпиндель. В момент мы были уже на площадке. Последним вбежал Шпиндель – в проеме двери уже шумела чудовищная стена воды, водопадом низвергавшаяся в шахту.
Шпиндель дернул с трудом поддавшуюся дверь, и мы задраили ее наглухо.
В помещении горела дежурная лампа. Я открыл щиток и включил питание. Над дверями лифта загорелось зеленое табло.
– Нормально. Грузитесь, лифт едет четыре минуты.
Оружие – к бою…!
Крысиный бог
– У кого счетчик? – спросил я.
– У меня, – Рента вытащила прибор, он прерывисто пищал. Не успела она взглянуть на показания, как писк стал непрерывным.
– Сколько?
– Много, Гернер. Уже восемьсот рентген.
– То-то я чувствую, что-то в ушах покалывает, – Шпиндель посмотрел на свой счетчик.
Лифт со скрипом продолжал движение вниз…
…Ро сидел в кресле, в белой пижаме, и держал в лапе фарфоровую чашку с чаем.
Выглядел он довольно комично.
– Тот пиджачок тебе больше шёл, – сказал я.
– Здравствуй, убийца Гернер. Вот мы и подошли к финалу.
– Закономерно, саприкон. Закономерно.
– К твоему финалу, Гернер! – Ро ощерился, его глаза блеснули.
– Ты уверен?
Его вспышка гнева прошла так же быстро, как и появилась. Ро поставил чашку, опустился на четыре лапы и прошелся по комнате. Лампа под потолком источала неестественно яркий свет.
– Мы могли бы сосуществовать, Гернер. Мы и вы.
– Не сомневаюсь. Если вас поместить в клетки, конечно…
– Нет, не в этом виде. Вместе мы могли бы создать новую расу, расу капрофагов. Более умных, чем мы, и более приспособленных к агрессивной среде, чем вы. Через тысячи лет естественного отбора эта новая раса возродила бы цивилизацию на планете.
– Человекокрысы? Ну да, ничего нового.
– Ну и что, Гернер? Может быть это и не ново. Но к чему привели мир вы, люди, известно. Достаточно посмотреть в окно.
Ро снова сел в кресло и отхлебнул из чашки.
– А твоя авантюра, Гернер, обречена. Ты сам это понимаешь. Не больше чем через полчаса от вас ничего не останется. Моя армия разорвет вас на куски.
– Ты уверен?
– В этом мире все предначертано.
– Кем? Вами?
– Богом.
Я не удержался от смеха.
– Крысы верят в бога? Ха-ха-ха-ха! И какой же бог в вашей интерпретации? Небось, с хвостом, с лапами?
Глаза Ро налились кровью.
– Заткнись, Гернер! Твоим умом этого не понять!
– Это почему? Потому что у меня шерсти нет?
– У тебя есть шерсть. Не так много, но есть. Ты похож на старого лысого саприкона, Гернер, – Ро разразился скрипучим шипящим смехом.
Он налил в чашку ещё чая.
– Ты глуп, как любой человек. Вы думаете, что всем управляете. Машинами, жизнью, судьбой, временем, своим жалким бытом. На самом деле обстоятельства управляют вами, а вы под них подстраиваетесь. Лишь некоторые из вас чему-то научились, но таких – считанные единицы.
Раскрою тебе тайну, Гернер.
Эти единицы тоже ничем не управляют, они лишь вышли на иной уровень подчинения. У них есть проблески понимания, что всё в этом мире подобно слоям луковицы. Всё – иерархия, быт, комфорт, сословия и элита, уровень интеллекта. И – подчинение внешним проявлениям рока в том числе. А в конечном итоге и те, кто находится на вершине Истины, подчиняются Богу.
Мать твою, крысиная философия. Я оглянулся по сторонам – моего оружия нигде не было. Непонятно, как я сюда попал.
Ро отпил из чашки и продолжил.
– Но самое неприятное для вас и вашей религии вовсе не это. А то, до чего вы не додумались за тысячи лет. Вашим богом тоже управляют. Над Богом есть другой бог, а над этим другим – третий. И так до бесконечности, по законам дискретной Вселенной и вообще всего мироздания. Ничего конечного и абсолютного не существует.
Сознание хомо сапиенс – жалкое, слабое и ограниченное. Оно заканчивается на первом боге, хотя даже его оно не в состоянии охватить с должным тщанием.
Ваша ветвь остановилась, она неспособна к эволюции.
Сейчас, Гернер, всё свершится.
Здесь точка невозврата. И у тебя, и у твоих воинов последний шанс все изменить – принять разумное решение. И ты уже понял, какое оно должно быть.
…Боль тысячами игл вонзилась в мозг. Я открыл глаза – передо мной оказалась решетка лифта, через мгновение ее заслонило лицо Ренты.
– Он очухался, Шах.
– Сделай еще ему два кубика гектомина.
Я сел – экстрактор был рядом. Это успокоило. Рента вынула иглу из моей вены, зажав липкой лентой место укола.
– Что это было? – спросил я.
– Да ничего такого. Ты упал в лифте, потерял сознание. Я подумала сначала, что от радиации, но датчик лейкоцитов показал норму. У тебя пятая группа плюс.
– Я что-то видел…
– Что?
– Не знаю. Но сейчас я не уверен.
– В чём, Гернер?
– Что у нас получится.
– Поясни, – Шпиндель сел на корточки напротив двери лифта.
– По данным разведки здесь большое скопление спариконов. Очень большое. И мы находимся буквально «за стенкой» от него. И радиация здесь выше в сотни раз от нормы. Об этом не знали в центре – вода из коллектора экранирует датчики, а мы сидим аккурат под сливом, метрах в десяти ниже. С нашим оружием, вчетвером, мы продержимся час. Ну, два.
А потом – всё. И это не поможет, – я вытащил из сумки то, что нес с собой.
Рента раскрыла чехол.
Цилиндр длиной около пятидесяти сантиметров с маркировкой на матовой поверхности:
DG 1000 R18x26
– 1 мегатонна на быстрых ионах дейтерия, – Шах поставил цилиндр на торец и свинтил консоль управления, – часовой механизм на 10 минут, или мгновенная активация. Серьёзная штука.
– Думаю, что она тоже не поможет.
– Это почему? Она тут всё выжжет в радиусе пять километров. Семь тысяч градусов, это не хухры-мухры.
– Выжжет, спора нет. И очаг размножения выжжет. Но это не уничтожит всех крыс, а лишь отсрочит их мутацию. Радиация на них не действует, вы же знаете. А те крысы, что бегают по всей подземке, в других городах?
Шах молча уставился на бомбу.
– Да, аргумент железный. И что ты предлагаешь?
– Я предлагаю, – Рента вынула из кармана сумки гранату. Ту самую, что показывала мне – с голубым кольцом на взрывателе.
– Ну, и что это за хлопушка? – усмехнулся Шпиндель.
– Да ничего особенного. Капсула с вирусом. Леман работал над штаммом давно, и заверил меня, что у него всё получилось. Вирус передается контактным путём от особи к особи. Если учитывать инкубационный период, то эпидемия охватит всех, и в течение пяти-шести лет все крысы подохнут. Не думаю, что их иммунитет справится.
***
Я взял гранату в руки.
– Это неплохо, но думаю, что вирус сгорит в такой температуре. А просто так кинуть её в кучу саприконов – толку будет мало. Они могут сообразить, что это такое.
– Не сгорит. Вирус выдерживает десять тысяч градусов. Леман так сказал.
– Ну, и как его активировать?
– Дай сюда, – Рента взяла гранату, сняла колпачок на консоли и в открывшееся отверстие вставила гранату. Слегка надавила, и раздался щелчок.
– Всё.
Шпиндель открыл рот.
– Круто.
– Бомба сдетонирует, взрывная волна разнесет вирус по всем тоннелям максимально далеко.
Я поднялся с земли и осторожно положил бомбу в открытую сумку.
– Теперь надо доставить это по месту назначения.
– Пошли? – Шпиндель кивнул на ржавые ворота, отделяющие нас от следующего зала.
– Подожди, лысый. Первым пойду я. Не думаю, что там нас с хлебом-солью ждут, – Шах подошел к воротам и повернул колесо, приводящее в действие запоры.
Ворота со скрежетом открылись, и из темноты пахнуло сыростью. Шах ловко протиснулся внутрь, за ним – Шпиндель.
Я пролез за ними.
Нас окружила кромешная тьма. Сверху капала вода, по стенам текли ручьи. Под решетчатым полом вода уходила еще ниже.
Я включил мощный фонарь.
Помещение расширялось и заканчивалось вторыми воротами, в длину оно было около пятидесяти метров…
Последний отсчёт
В чём смысл жизни?
Ответить на этот вопрос легко.
Смысл жизни – в простом её течении. В постоянном воспроизводстве себе подобных. Для зверя, птицы, рыбы, для одноклеточной амёбы жить – значит продолжать свой вид через потомство.
А человек – лишь одна из форм жизни.
Но тогда какой смысл в жизни? Его нет, как и нет смысла в смерти. Человек отличается от всех остальных форм наличием разума. Это позволяет ему задавать и задавать самому себе этот вопрос – о смысле сущего.
Смерть – лучший советчик.
Когда ты думаешь о смерти, ты невольно проводишь ревизию прожитой жизни. Так ли всё было? Правильно ли? Сколько грехов ты совершил, сколько праведных дел? И что есть мерило, если всё в этом мире субъективно…
Может случиться так, что настанет тот день, когда бог вознамерится испытать тебя.
И в этот день прозвучит четкий ответ – сколько ты стоишь. Тебе будет ниспослано испытание, вызов, который не будет иметь альтернативного решения.
Или – или.
По одну сторону соберется вся твоя воля, принципы и ценности, в которые ты верил. По другую – инстинкт самосохранения, страх и рефлексы. Ты воочию увидишь границу между животным и человеческим.
И тогда смерть обретет смысл.
Как выстрелы прозвучали магнитные запоры, и створки ворот начали медленно разъезжаться. В просвете меж ними замаячили саприкрны. Рента выстрелила в потолок «люстрой» – пирофакелом. Он воткнулся в бетонное перекрытие и лопнув, загорелся.
Тоннель осветился ярким синим светом. Ворота открылись.
– Срань господня!
Их были тысячи. Первые ряды состояли из крупных особей, вооруженных экстракторами. Они стояли на задних лапах и щерились.
Шах снял оружие с плеча и включил инжектор.
– Нет времени на базар. Делаем так: я иду в авангарде и пробиваю дорогу. За мной плотно – Саша. Его задача прикрывать мой тыл. За ним ты, Гернер. Ты доделываешь то, что пропустил Шпиндель. Замыкает Рента с игрушкой.
– Шах, это авантюра. Мы не пробьемся.
– А и не надо. Задача – пройти как можно ближе к логову. Тот, кто останется в живых, включит детонатор.
– А кто не останется? – я повел плечами.
Но Шах не ответил – не успел.
Крысы резво побежали по тоннелю. Треск экстракторов наполнил пространство, его перекрыл крысиный писк, переходящий в ультразвук.
– За мной! – завопил Шах.
Это было последнее, что я слышал. Всё заглушил рёв его огнемета. Мы ринулись за ним бегом, в образовавшуюся брешь в рядах саприконов. Я еле успевал отстреливать тех, кто кидался с флангов.
Шпинделю разрядом разорвало комбинезон. Он попытался зажать рану, но передумал – остановка теперь была смерти подобна.
Под ногами росли горы крысиных трупов, разрубленные пополам, обугленные, без голов, и еще шевелящиеся тела.
Через минуту у меня на счетчике оставалось несколько сотен зарядов.
Странно, но я не думал о смерти. Я думал о другом – позади шла Рента, а за ней уже смыкался круг саприконов. Они полезли из тоннеля, с той стороны, откуда мы пришли.
Я дернул её за комбинезон, втаскивая между мной и Шпинделем.
Ещё минут пять, и – конец.
Впереди как машина работал Шах, словно у него был вагон с патронами на плечах.
– Гернер! – крикнула Рента.
Она стояла возле люка в полу. Одной рукой она держала крышку, другой стреляла.
Я подскочил и втолкнул её туда.
– Прыгай за ней, Гернер, туда, я вас прикрою, – Шпиндель махнул рукой. Я скорее догадался, чем услышал что он сказал.
Крышка закрылась. Я нащупал поворотный запор – счастье, что он оказался изнутри. Это должно задержать крыс минимум минут на двадцать. Потом они разрежут замки, и тогда – всё.
Мы спустились по скобам вниз метров на десять. Оказавшись на полу, прошли еще столько же. Рента уже открыла дверь, она стояла на краях шахты, ведущей еще ниже.
За дверью обозначилась площадка и уходящая дальше паттерна с перилами. Мы ступили на неё, и я посмотрел вниз…
Воздух, мутный и теплый, словно пар в бане. Внизу оказался огромный зал с плоским полом. Всё было заполнено яйцами. Несколько крыс, таких же крупных как воины в тоннеле, грузили их на транспортерную ленту. Она непрерывно двигалась, унося яйца в пролом стены.
Боже, сколько же их было.
Рента дернула меня за рукав.
– Посмотри.
Возле самой стены, под паттерной, в туманном смраде скрывалось НЕЧТО.
Нечто бесформенное, огромное. Как пресловутый крысиный король, спаянное из сотен тел, переплетенных меж собой, давно сросшихся в единый чудовищный организм.
Но оно имело голову и лапы, как полагается саприкону. Покрытое слизью, оно ворочалось, замирало, и… рожало яйца.
По одному каждые пять секунд.
Рента вскрикнула.
Оно подняло «голову» и задвигало носом, принюхиваясь. Оно почти достало мордой до самой колоны, и я услышал, как оно издало утробный стон.
В середине паттерны пересекались крестом. Дальняя боковая дверь открылась, и появились два воина-саприкона.
Они нас не видели, мешало ограждение.
Я достал из сумки заряд и открыл пусковое табло.
– Поживем еще пятнадцать секунд, – сказал я Ренте.
Она медленно подошла и сняла перчатку.
– Гернер, возьми меня за руку.
– Тебе страшно?
– Нет. Просто…возьми за руку.
Я взял её ладошку, она была тёплая и нежная.
Таймер уже отсчитывал последние секунды.
Четыре.
Три.
Два.
Один.
Ноль…
***
Эпилог
Охотниками рождаются. Но охотники не умирают.
Железная кровать и куцый стол на трёх ножках…
Лампочка под потолком на скрученном проводе.
Каждый день с наступлением сумерек он совершал свой обход, повесив на плечо экстрактор. Встречи с тварями были уже не такие частые, и они уже не заговаривали с ним как прежде. Они молча бросались на него при каждом удобном случае.
Перемирия больше не было. Они устраивали засады на его пути даже тогда, когда он менял маршрут.
Они ненавидели его.
Но стрелял он всегда без промаха.
Даже после смерти…
•
Хаска
•
Как всё началось
…Попал я в Туксан.
Кто не знает, это крупный ПГТ в тундре на реке с одноимённым названием и с населением около трёх с половиной тысяч человек. Километрах в двадцати от Перстов, где сливается Зета и Ратуй, вниз по течению Туксана и до бухты Медникова километров двести, принадлежащей морю Лаптевых.
Не скрою, по пьяни дело было. Махнув рукой на неустроенность и необъятную тоску, погрузился я хмурым утром в поезд с друганом и двумя ящиками пива, и покатил с похмела. Конечно же, не совсем с дури покатил – созвонились мы с тамошним начальником стройки, Зверевым. Администрация решила восстанавливать старый рыбзавод – перерабатывать ряпушку, муксун. Рыба в реке водилась, да. К этому времени народ разъезжался кто куда, в Диксоне оставалось не более 800 человек, и из остальных сёл уезжали…
Но из самого Туксана отток уменьшился как раз из-за этой стройки.
Бабки обещали неплохие.
***
Помню точно, что после полёта в поезде мы самолётом ещё ехали…
Помню.
***
Порт здесь был всамделишный, правда навигация летом длилась не больше двух месяцев. Перебрасывались грузы за полярный круг, нефтяникам, геодезистам, военным. Местное население не особо рвалось на государственную работу в самом посёлке – с большей охотой ходили бить дикого оленя, и били его до 500 тонн в сезон. Дикий от домашнего ничем не отличался. Разве что тем, что гулял без присмотра, как удав в мульте про попугая.
***
…Протрезвел я на пятый день и начал работать, но вовсе не по профилю, указанному в договоре, а на станции резервного обеспечения электроэнергией, дежурным механиком. Присматривал за дизелями. И лишь через пару недель получил участок на стройке рыбзавода, и тогда пошли нормальные заработки. Товарищ мой, Федюня, который притащил меня в этот медвежий угол, слинял на третий день, когда у меня кончились деньги.
Хочешь не хочешь, а ждать денег становилось жизненно необходимо.
А ещё через неделю встал Туксан.
Задул восточный ветер и нагнал изморозь, а за ней и снег. Столбик термометра упал до минус двадцати семи. За одну ночь посёлок замело по самое «не хочу», а это означало, что начинался охотничий сезон, если можно так назвать массовый отстрел оленей. Вообще-то здесь били и другого зверя – песца, волка, лисицу, зайца.
Но оленя бить было легче.
**
Кабак в Туксане стоял со времён фактории Госторга, и за сто лет координат своих не изменил. Менялись его названия, но суть оставалась. Тут был главный центр незаконных сделок и всякого рода чёрных афёр. Купить или продать алмазы, шлих и самородки, сбыть большую оленину, пушнину, да мало ли ещё чего. В таком месте поймать перо в бок или маслину в живот – сущий пустяк. Кто бывал в таких кабаках и пивнушках – знает это лучше меня. И мало что изменилось с приходом частного бизнеса, разве что евроремонт привнёс чистоты, да люди стали одеваться богаче и уже не прятали, как прежде, свой достаток.
А промышляли все, независимо от национальности – эвенки, якуты, долганы, нганасаны, русские. В последний год появились вездесущие китайцы.
Я-то уже успел в этом злосчастном кабаке ввязаться в разборку и получить в глаз – аккурат в прошлое воскресенье приправой рассекли бровь. Накануне мне выдали приличный аванс, и решено было отметить это дело коньяком и хорошей закусью, по которой я уже начал скучать. В компанию набился Марат, маркшейдер с Перстов, командировочный. Он каждый месяц приезжал в Туксан, сам себе выписывал командировку – тут у него была квартира.
Мы сидели у окна – самое тёплое место в зале. Народу было не так много, хотя время семь часов вечера – самый кильдим. Мы пили коньяк и трепались о местной скучнющей житухе. Я начал подумывать, чтобы задержаться ещё на месяц сверх срока – худо-бедно, а два косаря гринов под расчёт выходило.
***
Мы уже бахнули по третьей, когда вошла она.
Нет, не так.
Боже, как же всё началось? Она вошла с подругой, подругу эту я видел раньше. Где-то в аэропорту, или в администрации, или на заводе, чёрт. Мимолётная мысль, она оборвалась в следующее мгновение, потому что не оборваться она просто не могла.
Потому что я увидел её…
Вы знаете, как смотрит мужчина?
Наверняка знаете. Вы или так смотрите сами, или испытывали его взгляд на себе (если вы женщина), или наблюдали со стороны.
Сначала – в целом и общем схватывается схема. И если она удовлетворяет каким-то внутренним запросам, подсознательно созревшим за время сознательной жизни, то изучение продолжится. Первое – это ноги, их длина и конфигурация. Затем общая пропорция, гармоничность сложения, навскидку вес, объём талии, бёдер, размер и форма груди… Красота плеч, кистей рук. Осанка, спина. Длина шеи, её изящество, лицо. Лицо – в последнюю очередь.
Она была одета в серую юбку из шерсти убитого животного и чёрную блузку. Я не более секунды изучал её, и тотчас почувствовал, как… В голове и ещё в одном месте что-то щёлкнуло. Как описать это чувство?
Вам вбили в лоб гвоздь на сто двадцать.
Вас сажают на электрический стул.
Вас выбросили из самолёта без парашюта.
У вас в животе завёлся Чужой.
У вас вынули мозги и вставили туда сахарную вату.
У вас…
Я ощутил желание встать, подойти к ней, но надо отдать должное вниманию и реакции Марата, тотчас получил незаметный но сильный удар по колену под столом. Он резко дёрнул меня за руку и вернул в кресло.
– Спятил, Лёха? Тэгэтчэкэл авдунду, эр мэнэкэн Хаска! Сот амакан биденгэн синду эру!* – он заговорил на местном диалекте.
*(Сиди в своей норе, это сама Хаска! Очень скоро будет тебе плохо! (Эвенк.)
– Ты чего, Маратик? Ты что сказал?
– Лёш, я… В общем, сиди лучше.
И он рассказал мне, что девушку эту зовут Инна. И что она здесь человек не маленький, а что-то вроде бригадира охотников. Она бьёт оленя, песца, а если уходит далеко в верховья Ратуя – то и белку. В глаз бьёт. Одна бьёт.
И ещё рассказал, что в посёлке многие местные и приезжие мачо пытались к ней подкатить из-за её неземной красоты, но без успеха. Муж у неё был, но сгинул в тундре три года назад, а те мужики, что случалось, приходились ей по нраву, или уезжали вскоре, или исчезали загадочным образом. Куда?
«Лучше тебе этого не знать, Лёха».
***
Мы выпили ещё.
Закусь была мировая – чудное жаркое из оленины, икра и горбуша. Северный коньяк в 52 градуса быстро пробирал до самой нижней чакры. Я сидел спиной к столику этой охотницы и чувствовал интерес. Свой собственный разгорающийся интерес, ибо с психопрактикой был знаком не понаслышке и умел видеть себя.
Прошло минут двадцать.
– Марат, ты сказал – Хаска?
– Я сказал? Ну, сказал....
Эту породу использовали в упряжке в качестве ведущей, вожака. Я впервые услышал, что в Туксане среди местных кому-то давали прозвища или клички. Среди пришлых дельцов это было почти нормой.
***
Она сама подошла.
Краем глаза я заметил обрез её юбки – она стояла слева от меня, рядом. От неё исходил запах, непонятный и завораживающий. Первый раз в жизни мне стало не то, что неловко – трудно взглянуть на женщину… Как пацану.
Я поднял глаза.
Боже, как же она была хороша!
Лицо, словно мрамор, отшлифованный рукой античного мастера, без единого изъяна, выражало любопытство и вместе с тем скрывало усмешку в уголках идеальных губ. Глаза, чёрные до исступления, смотрели на меня, как на белку или зайца.
– Здравствуй. Меня зовут Инка. А тебя? – сказала она.
Тембр, похожий на панбархат.
Прошла секунда, и я услышал, как кто-то моим голосом произнёс: «Алексей». Надо было держать уровень.
Она улыбнулась – ряд ослепительно жемчужных зубов.
– Ты приезжий. Зачем приехал?
Я ответил.
Она сказала что-то про собрание охотников и ушла к столику, оставив облако этого запаха – я честно не знал, какие это духи.
***
…Они с подругой уже покинули зал, а Марат рассказывал мне, что она только наполовину тунгуска, что когда-то училась в Москве, вернулась и вышла замуж. С мужем не всё удачно ладилось, они прожили семь лет… Сейчас ей тридцать два или около этого, и зовут её Инкой, или Инной для краткости родового имени, а полное её имя будет Он' Инкагир.
Я слушал, и от выпитого коньяка и от внезапной близости этой женщины, от её запаха внутренности мои растворялись, как в приторном сиропе. Я весь плавал, словно вакуоль в банке с компотом и уже едва воспринимал то, что говорил Марат.
Но в самом конце он всё испортил:
– Лёш, знаешь, я специально притащил тебя именно сюда. Это мы с Хаской сговорились так. Не сердись, а?
Хмель как рукой сняло.
Драка
Учёные определили, что чувство справедливости в нас заложено природой непосредственно в головной мозг. Как чувство опасности или голода. Но в разных пропорциях. Кому-то справедливости досталось больше, кому-то меньше. И из него проистекают различные производные – понятие равенства, комплексы ущербности, степень нахальства, смирения, бунтарства и прочая.
Поэтому одни люди переступают через совесть, другие пребывают в подчинении и покорности, третьи же ищут эту самую химеру справедливости и пресловутое равенство с братством всю оставшуюся жизнь.
***
Нельзя сказать, что я рассердился на Маратика.
Я готов был его придушить. Вместо того чтобы сделать что-нибудь противоположное, мужское и сговориться со мной, он сговорился против меня с… бабой! Они оба явно собирались тут держать меня за лоха.
Тьфу.
Но первая волна эмоций быстро схлынула, и малость подумав, я промолчал. Всё к лучшему. Пусть они оба думают, что их сговор таки принёс плоды, а может так оно и было. Я же решил пока инфантильно понаблюдать и не проявлять инициативу. Мне стало интересно, чёрт возьми.
…Из кабака мы вышли около полуночи. На улице штормило, фонари покачивались.
Марат икнул и зацепился за мой рукав.
– Лёха, ну давай?
– Чего?
– Я тебя провожу.
– Куда?
– Домой к себе…К тебе…К ней… У тебя выпить есть?
– Есть.
– Ты как придёшь, выпей, ладно? Я уже больше не могуууу.
– Ладно, выпью. Марат, а что она от меня хочет?
– Кто?
– Хаска.
– Да ничего. Она познакомилась…
– И всё?
– И всё.
Марат вдруг обнял меня за шею.
– Я тебе скажу, Лёха. Скажу как на духу. Беги отсюда, брось к оё кулин*( К чёрту (Эвенк.) Туксан, завод, тундру эту… Хаска – это не есть хорошо. Она погубит тебя.
Он наклонился чуть не к шапке и горячо зашептал:
– Я сам не знаю, зачем она приходила. Я хотел узнать, но она только улыбалась и говорила, чтобы… я тебя привёл. Я не мог, Лёша… Она крадёт силу.
– Ничего не понимаю, Марат, что за базар. Давай лучше я тебя провожу, а?
– Нет, нет. Мой дом – вон он, рядом. А твой ехать надо.
– Ну, как скажешь.
Подошла последняя газель и Марат впихнул меня в неё. Газель была пустая. Пока мы стояли на ветру, я привёл мысли в относительный порядок и успокоился окончательно.
От остановки до общаги было шагов пятьдесят. Я уже думал о постели, но приключения, как оказалось, на сегодня не кончились.
***
В темноте холла общаги вахтёра не наблюдалось ни в будке, ни рядом с ней. Зато на сбитых между собой стульях, стоящих у стенки, сидели гости – один в просторной косухе, ещё двое в коротких дублёнках. Все – коротко стриженые.
Когда я вошёл, все трое встали. Один неспешно направился к двери, а двое двинулись ко мне.
– Здорово, Кумалин, – сказал я тому, что был в косухе.
Дима Кумалин, шестёрка Сум Ли Боа, пришлого дельца. Я краем уха слышал, что через господина Ли шёл чуть не весь шлих северной Сибири. Самого шефа мало кто видел из местных бичей, но Диму знали все.
– Лёша, ну что за гнилые дела?
– А что такое?
– Говорят, что ты плохо себя ведёшь.
– В смысле?
– Что ты базаришь с чужими женщинами, ногтя которых не стоишь…
– Ааа, понятно. Быстро ты прискакал, Кумалин. А что, папа тоже в кабаке сидел? Надо же…
Глаза Димы превратились в две щелки.
– Не на ту тёлку ты глаз положил, Дроздов. Не на ту. Просёк фишку? Тебе что, столичному козлу, проституток мало?
Это было несправедливо.
– Послушай, Димон, не потей – воняет. Женщина она тоже человек, и она пока что своего слова не сказала.
Я протрезвел мгновенно.
В руке второго, что стоял рядом с Димой, появился кусок арматуры.
***
Дальше тянуть было нельзя.
Я сделал шаг к стене, чтобы не потерять из поля зрения третьего, и первым нанёс удар Диме двумя пальцами меж рёбер, в верхнюю область перикарда. Дима побелел и сполз на пол – после такого удара не живут.
Его торпеды тотчас выпрыгнули из тени на тусклый свет дежурной лампочки. Китайцы, так и есть, чтоб их!
Всё завертелось, как в чёртовой карусели. Я увернулся от арматуры и получил удар финкой – лезвие оцарапало правый бок, прорвав куртку. Мне нужно было только держать их в поле зрения, не давая зайти сзади. Я прижался спиной к тумбе вахты, пропуская удары мимо, но это были хорошие бойцы. С превеликим трудом выставляя блоки, я лишь пару раз атаковал, и безуспешно. Только после того как арматура полетела в угол, звякая по бетонному полу, удалось сделать захват – нож нападавшего со свистом вонзился в стенку вахты, в сантиметре от моего уха расщепив доску.
Хрясть!
Второй китаец отпрянул – его рука, сломанная в двух местах сразу, повисла безжизненной клетью.
Выдернув нож из доски, я неспешно подошёл к третьему. Идиотская драка закончилась – они подхватили безжизненное тело своего бригадира и злобно ругаясь по-своему, уползли.
А от лестницы уже бежал, дико вращая глазами, вахтёр Семёныч,.
– Алексей, что тут такое? Я отлучился в туалет, а тут слышу – шум такой. Ты цел? Вот хулиганьё, ну сейчас, сейчас я в милицию…. Сейчас! Батюшки-святы…
***
Самое лучшее место для размышлений – работа. Делаешь своё привычное дело, голова свободна, и думаешь себе. Работа успокаивает, как медитация, плавно и естественно.
В покое меня не оставят, это ясно. Но по расчётам, а в таких делах опыт имелся, это случится не раньше чем через неделю. Две торпеды вышли из строя, и господин Ли будет искать замену и наводить справки.
Как минимум неделя.
А мне нужно было две недели.
Придётся заручиться поддержкой Марата, делать нечего. Если бы я знал, что самое лучшее тогда было последовать его совету и уехать сразу, но из головы не шло ещё одно обстоятельство, если его можно было так назвать.
Хаска…
***
Как только я в мыслях возвращался к тому кабацкому вечеру, так перед глазами вставала она. Чем больше я думал о ней, тем больше сознание вязло в её глазах, лице, руках, плечах, в её образе. А голос! Я вспомнил тембр её голоса и вдруг с ужасом почувствовал, как у меня встаёт всё – волосы на затылке, руках и ещё кое-что. И этот лёгкий едва заметный пушок на щеках. Она была полукровкой, вне всяких сомнений. От тунгуски были только глаза – чёрные, с едва заметной раскосостью.
***
Собрание охотников, как же я мог забыть?
Да!
В среду, это через день. На базарной площади, напротив супермаркета.
…Я рванул в обеденный перерыв, меня подбросил Веня, наш электрик. Правда ему пришлось выскочить за полчаса до обеда и прогреть картер – просто так его «москвич» не заводился, если за бортом ниже двадцати.
***
На площади стояло несколько десятков упряжек, оленьих и собачьих. Охотники толпились, разговаривали, вероятно что о местах наилучшей охоты и о направлениях миграции оленей.
Хаску я увидел сразу – она выделялась ярким пятном белоснежной шубки, отороченной стильным узором по низу и повторяющимся на плечах и капюшоне.
Покупайте книги и получайте бонусы в Литрес, Читай-городе и Буквоеде.
Участвовать в бонусной программе