Золушка для миллиардера

Глава 8

Кристиан оказывается не просто смышленым парнем, а по-настоящему умным. Я незаметно и прочно влюбляюсь в него, замечая, как он тянется к отцу. Искренняя совершенно бескорыстная любовь, она связывает их обоих и это завораживает, как бывает гипнотизирует пламя камина.

Гипнотизирует и согревает.

У меня нет своей семьи, нет мужа и детей, возраст еще позволяет не делать из одиночества драмы, но женское сердце иногда срывается на слезливые ноты. Хочется и крепкого плеча и детского смеха. Да, хочется именно этого, а не пятизвездочного отдыха. Я порвала с парнем и подумала, что крутой уик-энд на побережье поможет мне забыться, но ошиблась. Моего интереса к массажам и вип-брендам хватило на несколько часов, а рядом с Крисом и Рубежанским я бы с радостью провела много дней.

Матвей совершенно не смущается меня и открывает себя настоящего. Я вижу строгого могущественного бизнесмена в домашней обстановке и понимаю, что он обычный живой человек. Да, красивый. Да, безумно обаятельный и харизматичный. Но он точно так же реагирует на детские непосредственные шутки, точно так же пытается не упасть лицом в грязь, собирая головоломку для возраста +6, и точно так же замирает от прилива чувства, когда Крис крепко обнимает его.

Я буквально проваливаюсь в их трепетный мирок, чувствуя себя частью него. И тут напоминать себе, что я всего лишь гостья и самозванка намного труднее. Отказаться от роли известного критика было проще.

– Смотрите, как я могу, – Крис перестает изображать бывалого и дурачится, как и положено ребенку.

Он делает колесо посреди гостиной и выпрыгивает четко на стопы. Довольная улыбка зажигается на его губах, а Матвей подходит к сыну и треплет его прическу.

– Я лучше всех в спортивной секции, – говорит Крис, запрокидывая голову и смотря на отца. – Меня ставят в пример, а наш тренер, Максим Станиславович, говорит, что возьмет меня на соревнования на следующий год. Там дело в росте, мне надо подрасти еще на три сантиметре, чтобы…

Он говорит и говорит, рассказываю отцу всё то, что, видимо, не мог долгое время. Я не знаю, как часто они видятся, но очевидно, что проблема есть. Матвей тоже соскучился по сыну, он то и дело притягивает Криса к себе и не отводит от него взгляда.

Я стараюсь не вмешиваться и беру на себя общение с официантом и другими работниками отеля. Приносят обед, потом шарики, потом приходит помощница Рубежанского, которую я разворачиваю в дверях и прошу не мешать до утра.

– Это же никак не связано с Михаилом Аксановым? – я спрашиваю у нее, припоминая грозное имя конкурента Матвея.

– Нет, – растерянно протягивает помощница.

– Вот и отлично. Остальные дела подождут, – я взмахиваю ладонью в направлении двери. – До свидания.

Девушка покидает номер, а на ее место приходят двое работников в черных жилетах. Они приносят целых замок из лего-кубиков, из которых можно собрать что угодно. Хоть зоопарк, хоть истребитель последнего поколения. Правда, Криса хватает лишь одно крыло цвета хаки, он утыкается лбом отцу в плечо и прикрывает глаза.

– Устал, – произношу шепотом. – Слишком много впечатлений за день.

– И поздно уже, – добавляет Рубежанский.

Время и правда пролетело незаметно.

– Откроешь дверь?

Рубежанский показывает подбородком на дверь в спальню. Я киваю, вставая с дивана, а Матвей аккуратно обнимает сына крепче и поднимается с ковра, на котором рассыпаны сотни разноцветных деталек.

– Осторожнее, – шепчу. – Это чертовски больно, если наступить. А ты босой.

Я подхожу ближе и расчищаю ему дорожку. После чего театральным жестом показываю, что путь совершенно безопасен. Матвей усмехается с дьяволятами в темных глазах, но губами складывает вежливое “благодарю”.

Он относит Криса в спальню и долго не возвращается. Любопытство берет верх, так что я заглядываю в комнату и чувствую, как сжимается сердце от умиления. Кристиан что-то шепчет сквозь полудрему, отказываясь ложиться спать. Он не может открыть глаза от усталости, но продолжает спорить из последних сил.

– Не хочу, – бурчит он. – Утром тебя не будет рядом, ты уйдешь по своим делам.

– Мама отпустила тебя на три дня. Сегодня только первый, Крис.

– И он еще не кончился. Еще рано…

– Ты спишь, – Матвей целует сына в макушку, заодно прижимая его к подушке.

– Нет, не сплю.

– Хорошо, ты не спишь, но я вот точно скоро вырублюсь. Мне нужно отдохнуть, чтобы завтра провести с тобой день. Ты же не хочешь, чтобы я весь день ходил сонным? Тебе будет скучно со мной, Крис.

Крис задумывается. Он прикидывает, что ответить, а Матвей использует затишье. Он снимает с сына джинсы и укрывает одеялом, дотягивая его до самого носа Криса.

– Спи, упрямый, – произносит едва слышно Рубежанский.

Крис ничего не отвечает. Он уже спит.

А мне бы уже проснуться…

Я так очаровалась ими обоими, что испытываю болезненный укол в сердце. Это ведь не моя семья. Не мой сын и не мой муж.

Не моя жизнь.

Я возвращаюсь в гостиную и бросаю взгляд на часы. Странно, что там не двенадцать ночи, это было бы очень иронично.

Глава 9

– Спасибо, что помогла, – произносит Матвей, прикрывая дверь спальни. – Я не очень понял, что это было, но я оценил.

Он смотрит испытующе, а я пытаюсь найти безопасную точку на стенке. Я слышу его шаги, понимаю, что он подходит ближе, а внутри бьется два противоположных желания. Уйти побыстрее или остаться. Узнать его ближе или перестать, наконец, играть в опасную игру.

Это ведь не доведет до добра.

Я уже чувствую, что смотрю на Рубежанского иначе. Словно накопилась летальная доза его присутствия. Все его уверенные жесты, развороты мускулистых плеч, сексуальные полуулыбки и хитрые усмешки. И он оказался заботливым отцом, а это вообще против правил! Ни одно женское сердце не устоит перед таким.

– Ты не разговариваешь со мной? – он подшучивает, замечая, что я по-прежнему стою к нему спиной. – Или хочешь поговорить о деле?

Его голос становится серьезным. Холодным, как в том лифте… Я разворачиваюсь, не желая разговаривать с ним, как с врагом. Я выдавливаю легкую улыбку и замечаю, что он расстегнул еще одну пуговицу на груди. А рукава закатал так высоко, что они тесно обтягивают налитые загорелые руки.

Детали, детали… Их становится слишком много, словно уставший бармен подмешивает всё больше алкоголя в фирменные коктейли. Я как будто пьянею, оставаясь наедине с Рубежанским. Тем более успело стемнеть, и номер наполнился мягким полумраком с желтоватыми бликами. Они идут от торшеров, которые включены на половину мощности.

– У тебя чудесный сын, – я заговариваю о Крисе, чтобы разогнать непозволительные мысли. – С ним опасно долго находиться рядом, он совершенно покоряет.

Матвей кивает с теплой родительской улыбкой. Ему приятно, как отцу, но в глазах с новой силой зажигается вопрос. Конечно, он не понимает моего поведения. Я же здесь, чтобы сломать его бизнес.

– Я окончательно запутался, Алиса, – он неожиданно напрямую произносит то, что стоит между нами. – Сначала я ждал подставу, потом искал, как понять твои слова о книге по психологии, потом позвонил твой босс…

– Что он сказал?

Я перебиваю Матвея, пугаясь. Я до сих пор не знаю, как они поговорили с Аксановым.

– Он всё отрицает, – Рубежанский устало выдыхает. – Сказал, что не посылал тебя в мой отель и вообще звонил, чтобы предложить взаимовыгодную сделку. Оказывается, он хочет зарыть топор войны. На словах, во всяком случае.

– Ты не веришь ему?

– Ты же здесь, – Матвей проводит ладонью, трогая воздух в паре сантиметрах от моего лица. – Я вижу тебя.

Последняя фраза звучит удивительно интимно. Она вышибает из моих легких воздух, а из головы – остатки благоразумия. Всего одна фраза, а настроение в комнате становится совсем иным. Это уже не коктейль, а чистый градус.

– Значит он врет и ведет свою игру, – добавляет Рубежанский.

Он “забывает” убрать ладонь. Матвей говорит о бизнесе, но его интонация далека от деловой. Она шелковым струящимся одеялом окутывает меня с головой, лаская и пробуждая фантазию. Я не могу остановить себя, я больше не прячусь и смотрю ему прямо в глаза. Чувствую, что теряю контроль, что каждая секунда делает только хуже.

Ведь его пальцы всё ближе…

Матвей касается моей щеки. Легчайший разряд тока пробирает насквозь и набирает силу, пока Рубежанский ведет плавную линию по коже. Он задевает большим пальцем мои губы и делает последний шаг. Надвигается, придавливая ростом и животной возбуждающей силой. Да, в нем сейчас говорит Мужчина. Я впервые так ярко испытываю подобное, в горле пересыхает, а тело наполняется хаотичными импульсами. Меня тянет к нему.

– Ты головоломка, Алиса, – произносит Рубежанский. – Ты слишком красивая для стервы. И слишком дерзкая для воспитательницы.

Он наклоняется ко мне и целует в губы. Не дает время опомниться или хоть как-то обозначить мое сомнение. Первые поцелуи обычно другие – легкие и постепенно нарастающие, а тут сразу водоворот.

Рубежанский прогибает меня, обхватывая за плечи, и приподнимает от пола. Его ладони скользят вниз и я чувствую, как крепко он меня держит. Это добавляет сладости, мне так хорошо, что я забываю как дышать. Растворяюсь в моменте и размыкаю губы, позволяя ему ласкать меня глубже.

Я узнаю его терпкий вкус. Его сбитое дыхание, жар сильного тела и густой штормовой аромат…

Боже…

Как же хорошо…

Как же…

Стоп.

Я совсем сошла с ума!

– Матвей, – шепчу, отстраняясь.

Мне приходится вбить кулаки в его широченную грудь, чтобы найти хоть каплю воздуха. Голова до сих пор кружится, а мысли напоминают бессвязные обрывки. Как мутные вспышки на небосклоне после бракованного салюта.

Я вот точно бракованная. Что я делаю? Мне изменил парень, которого я любила и предательство которого не забыть по щелчку пальца. Я же только вчера выла от тоски и боли, а сегодня собрала все силы, чтобы не вспоминать его имя. Куда мне еще Рубежанский? Он просто флиртует, не задумываясь ни о чем, а мне каждая его улыбка прямиком в израненное сердце.

Я не в том состоянии, чтобы крутить легкие романы.

– Матвей, – я повторяю строже.

Он опускает меня на пол, но даже не думает отодвигаться. Рубежанский молча смотрит на мое лицо и ждет, что я скажу. Он поражает меня своим спокойствием, девушка оттолкнула его после поцелуя – а он не смущен и даже не торопится что-то произнести.

– Прости, – вместо него смущаюсь я.

У меня нет слов на столь неловкий случай, поэтому я поспешно разворачиваюсь и ищу глазами дверь.

– Ты куда? – Матвей проводит ладонью по моему плечу. – И за что “прости”?

– “Прости”? А это, забудь… Мне пора, я совсем потеряла счет времени. Мне еще нужно сделать… записи! Да, очень важные записи.

– Я напугал тебя?

– Нет, ты о чем? Я… Мне правда нужно идти. Прости.

Снова это дурацкое “прости”!

Я не разучилась краснеть от неловкости. Словно мне всего пятнадцать и в меня можно вколоть миллион иголок стыда одним махом. Я веду плечом, стряхивая ладонь Рубежанского, и иду к двери, пока не передумала. Мне нужно на свежий воздух, а еще лучше – уехать из отеля вообще. Да, вот отличное решение! И здравая мысль, пора заканчивать с этим безумием.

Люди после аварии лежат в палате в спокойной обстановке, а не бегут на гоночную трассу, чтобы рискнуть здоровьем еще разок за рулем спорткара. А я после аварии. Пусть любовной, бытовой, банальной, адюльтерной, можно называть как угодно, но я точно еще не закончила с лечением. Свежий морской воздух мне на благо, а вот глубокие поцелуи от мужчины с тремя разводами – нет.

Я на нервах упускаю ручку дверцы. К счастью, автоматика исправляет мою оплошность, и скандального хлопка не выходит. Я иду к лифту стремительным шагом и молюсь, чтобы Матвей не вышел вслед за мной.

– Не выходи, не выходи, – приговариваю, пока жду лифт. – У тебя сын, свой бизнес, целая записная книжка красоток. Счастливая отличная жизнь…

Створки лифта закрываются с характерным щелчком. Я выхожу из него так и не успокоившись, в голову приходит лишь одна трезвая мысль. Перед отъездом мне нужно оставить записку Матвею. Признаться, что я не критик из Москвы и что мое появление никак не связано со сделкой, которую ему предложил Аксанов.

– Быстро собрать вещи, написать записку и такси, – диктую сама себе план действий.