Читать книгу: «Нино и ее призраки», страница 5

Глава 14

Первое, что я увидела, вернувшись в сознание, был участливый, но несколько обеспокоенный взгляд Николая Васильевича. Гипнолог бормотал: «Вы постепенно взрослеете, становитесь старшее, умнее и опытнее, у вас появляются дети. Сначала Давид, потом Матвей. Нино, вы тут? Видите меня?»

Пытаясь скинуть некоторую рассеянность, я потрясла головой.

– Не нужно, не делайте так, – предупредил врач. – Полежите спокойно. Необходимо какое-то время, чтобы обрести себя. При всех субъективных перемещениях во времени, перед тем как выводить человека из транса, его надо вернуть в реальный возраст.

– Что значит «обрести себя»?

– Возвращение из транса к ясному сознанию должно быть постепенным. Резкое возвращение к реальности из состояния погруженности вызывает дискомфорт. Иногда гипнотизер связывает выход из транса со счетом: он считает до трех, и пациент возвращается к состоянию бодрствования. Я не приверженец этой тактики, считаю ее недостаточно плавной и эффективной. Кроме того, счет обычно используется в традиционном гипнозе.

– А у нас какой?

– Эриксоновский. Разумно использовать выведение счетом, если было выполнено наведение счетом. Я с вами как-нибудь попробую демистифицирующее наведение, там и посчитаем, а пока нет. Поэтому и выходить из транса вы будете по-другому.

– Так, как сейчас?

– Да, я подготовил вас, и теперь, вернувшись в обычное состояние, вы будете чувствовать себя бодрой и отдохнувшей, чтобы мы смогли поговорить. У меня получилось? Как вы себя чувствуете?

Я подскочила:

– Да отлично я себя чувствую, просто превосходно! Оказывается, я почти ничего не помнила со свадьбы, так много забыла!

– Это свойство памяти: одни воспоминания несправедливо забываются, другие – несправедливо остаются.

– Ну да, ну да, очень мудро. Вы слышали, что я говорила?

– Немного. Отвечали на мои вопросы, иногда рассказывали, что видите.

– А когда я разговариваю с людьми в воспоминаниях, что происходит с моим телом?

– Ничего особенного, вы остаетесь здесь, на этом самом месте. Признаки транса – это расслабление, мышечные подергивания, дрожание ресниц, изменение диаметра зрачков (если глаза открыты), легкие покачивания головой, непроизвольные движения… Полностью прекращается сглатывание слюны. Чисто гипотетически, вы можете ходить по комнате.

– Стремно.

– Не беспокойтесь, вы не будете наталкиваться на предметы, потому что руководствуетесь теплопроводностью предметов и сопротивлением воздуха. Проще говоря, у вас обостряются навигационные таланты. Бывает, вы проговариваете свои реплики вслух, и тогда я их слышу, разумеется.

– То есть все это не по-настоящему?

Николай Васильевич почесал бороду.

– Вы можете видеть и слышать все, что происходило с вами, но должны отдавать себе отчет: это просто воспоминания. Вас разделяет не расстояние, а время. Задать новый вопрос или сделать что-то по-другому невозможно. Ваши губы просто повторяют то, что вы говорили много лет назад, понимаете? Вы не можете менять…

– Да-да, – прервала я его. – Понимаю, конечно. Просто интересно, как тут все устроено. И потом, иногда хочется думать, что мы действительно можем путешествовать во времени, а не просто в голове. Оказывается, я была так счастлива, когда выходила замуж…

– Вы забыли это?

– Забыла – не то слово, я вообще перевернула свои ощущения, мне казалось, что я выходила замуж из-под палки.

– А сейчас как живете?

– Так и живем. Правда, отношения становятся все хуже и хуже. Наконец, мы дошли до того, что чтобы он ни сказал, я уже наперед не согласна, и точно так же и он.

Врач тряхнул головой, пару раз прошелся по кабинету, нашел в ящиках стола тетради и разноцветные карандаши, потом вернулся ко мне и сел напротив, удобно устроившись в кресле.

– Расскажите, на что вы обратили внимание в трансе.

Я рассказала, что буквально на физическом уровне чувствовала погоду, повышенную влажность и теплоту солнца, слышала музыку на фоне. С уверенностью подтвердила, что видела мелкие события, про которые раньше даже не вспоминала: как официант уронил поднос с десятью бокалами «Маргариты», как мы с Алиской купали ананас в шоколадном фонтане, какие счастливые глаза были у мамы.

– Смотрите, мы погружаемся в гипноз с присутствием критического осмысления «происходящего в прошлом». То есть даже в случае интенсивной возрастной регрессии ваше сознание сохранит частичный контакт с реальностью, а это означает возможность смотреть на ситуацию одновременно с двух ракурсов – вы в прошлом и вы сегодняшняя. Вы не забудете, что вы взрослая женщина тридцати с лишним лет, ваш голос непременно будет звучать, но где-то рядом, как будто сбоку. Чтобы вернуть себе контроль, вы должны будете постоянно помнить про то, кто вы такая на самом деле, а не то прошлые эмоции захлестнут полностью; так можно потеряться в бурном потоке мыслей и образов.

– Звучит страшно.

– Мне интересно, как вы ощущали свое тело? Изменились ли с возрастом субъективные ощущения? В двадцать лет вы выглядели иначе. По фотографиям заметно, что вы худее.

– Вот еще, – обиделась я. – Может, пару килограммов всего.

– Как скажете, – мягко ответил Николай Васильевич. – Может, что-то другое? Может, к примеру, у вас еще не болели суставы или колени были более подвижны?

Я задумалась:

– Субъективно ощущаешь себя лучше. Действительно. Тело как будто бы легче двигается. Зрение сильно лучше. Это действительно так или я придумываю?

– По идее, действительно так. Мышечная память знает, как ваше тело ощущало себя тринадцать лет назад. Восприятие окружающего мира тоже будет таким, каким оно было в соответствующем возрасте: к примеру, при регрессии в детство индивид может видеть окружающие предметы и людей значительно более крупными. Действительно меняются субъективно воспринимаемые пропорции тела, оно кажется как маленьким, а окружающие субъекты большими.

– Интересно. Бывает, что люди не хотят выходить из транса?

Николай Васильевич кивнул:

– Постоянно. Их можно понять, транс – это приятное и комфортное состояние, тогда как в жизни зачастую не так.

– Подождите, вначале нашего разговора вы сказали про перемещения во времени. То есть, если можно идти назад, значит, можно и вперед?

Он хмыкнул:

– Есть такая версия, Нино, но я в это не верю. Это уже мало соотносится с научным подходом. Я все-таки ощущаю себя ученым, а не фантазером, раздвигающим пространство и время.

– Понятно. – Я похлопала себя по коленям и повторила: – Понятно. Можете загипнотизировать меня еще раз? Там была одна дверь… в общем, я знаю, что за ней, я бы хотела сегодня пережить еще один эпизод.

– Нино, вы можете приходить сюда и копаться в собственной жизни, когда вам заблагорассудиться, но следует делать паузы. Так мы сбережем вашу нервную систему. На сегодня, например, впечатлений хватит.

– Но… – Я попробовала протестовать, однако по выражению лица Николая Васильевича было понятно, что пытаться настаивать на своем бесполезно: он поднял брови, посмотрел на меня недолго, словно ему больше не было интересно мной заниматься и он хотел поскорее изучить записи, которые составлял во время моего погружения.

Надо бы прощупать этого человека поосновательнее, чтобы понять, как можно им манипулировать в случае, если его профессиональные взгляды не будут совпадать с моими.

– Хорошо, я приду завтра.

Глава 15

Мне хочется одного: не выходить из комнаты, пока дети не уйдут в школу. Но так нельзя, сегодня пятница, няня работает только с двух часов дня. Поэтому я поднимаюсь и начинаю наш обыкновенный день. Я член садомазохистского клуба «Мать двоих детей», в этот клуб принимают не всех, только идиоток.

Я крикнула с кухни:

– Идите завтракать!

– Идем!

Громкий топот, возня. Матвей возмущенно завопил.

– Это же мое! – раздался голос Давида.

На завтрак сегодня два кривых бутерброда с сыром и теплый чай, я окунаю каждый пакетик по одному разу и выбрасываю в мусорное ведро.

Опять голос Датошки:

– Что ты сделал с моим пеналом?!

Матвей захохотал, как чертенок. Я проводила мальчиков и вспомнила, что издевательств над собой недостаточно, сегодня еще и первый рабочий день. Вот радость. Почти бегом бросилась в ванную. Пока я выбирала одежду, поняла, что до сих пор не имею понятия, что мне предстоит делать на работе, и набрала Алиску.

– А какая у меня должность в итоге?

– Я-то откуда знаю, Нин, – ее голос звучал недовольно.

– О чем ты с Воробьем-то говорила?

– А ты о чем?

– Он мне парил про деятельность бизнес-клубов.

– Разберешься на месте. Прости, мне некогда.

«Разберешься», – пробурчала я. А вдруг не получится разобраться? Что, если меня в первый день уволят? Тогда пойду и напьюсь, решила я. Хоть повод будет.

Садясь в машину, я думала про эту охреневшую сучку-психолога. Как посмела она отказаться от такого интересного пациента, как я! Уму непостижимо. А я тоже хороша. «Хочу сказать вам спасибо!» Тьфу. Надо было сказать ей: «Милочкаааа, – именно так, растягивая звук «а», – психологов с такой манией величия нужно обходить за версту. У моей няни куда большие способности к эмпатии, чем у вас». Вообще, на хрена я к ней поперлась во второй раз, лучше бы и не приходила. И когда секретарша позвонила бы мне уточнить, собираюсь ли я на прием, я бы ответила самым высоким своим голосом: «Нет, нет, нет и еще раз нет. Передайте этой женщине, что она просто профнепригодна. Именно так, да. Записали? И еще – жалобную книгу мне!» Точно я ведь могу поставить ей низкий рейтинг. Мои брови от удовольствия поползли вверх, а лицо скуксилось в области носа. До кукурузины я доехала без пробок, за полчаса до начала моего первого рабочего дня.

Охранник приветственно улыбнулся и разблокировал турникет.

– Извините, – крикнула я ему. – У меня еще не готов пропуск! Сказали, завтра будет, я теперь тут работаю.

Он добродушно покивал и показал большой палец. Группа издали симпатичных мужчин как раз входила в стеклянный лифт, я усердно застучала каблучками и успела запрыгнуть в последний момент. Один из них глаз не мог от меня оторвать. Неудивительно, я сильно подсушилась за зимний сезон, на ногах даже проступил рельеф. Сушилась я, естественно, не в зале, а с помощью Cru Lermont Chardonnay.

Потрясающие мужчины в костюмах, пахнущие дорогими одеколонами, – мои соседи по лифту выходили на разных этажах, каждый из них, перед тем как уйти, оборачивался на меня, кто внаглую, кто исподтишка, и к пятьдесят четвертому этажу мое настроение было уже на восемьдесят три балла из ста. Интересно, можно ли проносить с собой на работу алкоголь? Чтобы поднять градус настроения хотя бы до девяноста двух баллов?

Как хорошо, что я теперь работаю. А психологша-то была не так уж неправа. Я немного подумала и расхотела писать гневный отзыв. Пусть живет. Ее рекомендация просто топ: прозрачная кукурузина набита офисами, в них большую часть суток живут мужчины любых форматов. По крайней мере, у меня не будет времени думать о том, как Ник развлекается с женой в Стамбуле, в Бангкоке, в Таиланде – не важно где.

– Привет, Нино! – мой босс с радостью показал мне десны. Неспящий Воробушек уже был на рабочем месте. Как быстро он по утрам бежит от своих страшненьких детей.

– Доброе утро, Михаил Викторович.

– Просто Миша, мы же вчера договорились, – он подмигнул.

– Забыла.

«Забыла, какой ты обаяшка».

– Ты пока располагайся. После десяти придет кадровик, расскажет тебе как вести дела.

Располагаться было просто, я кинула сумочку на стол, включила комп и стала листать ленту. Прошло полтора часа, и никто меня не побеспокоил. Через стекло от пола до потолка просматривалась северная часть города – я всегда мечтала о таких окнах, чтобы танцевать по утрам голой как заправская голландская стриптизерша, но в старый питерский фонд такие не поставишь при всем желании. Я глядела на Питер, целых десять минут скручивала и разворачивала жалюзи, от моего усердия с них даже пыль подстерлась, пошаталась по своему крохотному пространству, поправила часы на стене, подтянула колготки, заглянула в аккуратный шкафчик – две картонные папки и больше ничего. Мой кабинетик прилегал к офису Воробушка, к нему пару раз кто-то входил, но меня не звали. Если так будет продолжаться, я смогу работать в этом прекрасном месте очень долго.

– Нино? Здрасьте-здрасьте.

Через дверь протиснулся кадровичок – важный седой старичок. Его следовало называть Сергей Юрьевич, без всяких там сокращений. Я протянула ему документы и, пока он заполнял бумажки, задавала вопросы: «Кто работал тут до меня», «А Михаил Викторович как вообще, нормальный босс?», «Я могу позвать к себе подружку?», «Насколько раньше шести будет нормально уйти?», «Можно открывать здесь окно, если я захочу покурить?», «Что будет, если опаздывать всю неделю?». На некоторые он отвечал, на большинство молчал и смотрел на меня с подозрением. Меня вдруг осенило:

– Слушайте, Сергей Юрьевич, а кем я буду работать?

– Записываем вас как комьюнити-менеджера.

– Это еще что?

– На самом деле – все. Такие люди, как вы, в такой компании, как эта, занимаются всем, от организации и ведения жизнедеятельности клуба до личных просьб Миши.

– Какого характера просьбы? Эротические? – я манерно закусила губу.

– Ну прямо, – разочаровал кадровичок. – Кофе будете носить. Еще контролировать дни рождения родственников, всякое такое.

– Обалденно.

Старичок развел руками и сунул мне бумаги, на которых я поставила кокетливую подпись.

Как только он ушел, начался завал. Вбежал Воробушек и бросил мне на стол листы: на них разнообразными почерками ползли строчки с именами, фамилиями, датами рождений и телефонами. Оказалось, что эти люди записались в участники выездного мероприятия «Риски крупного бизнеса», намеченного на сентябрь. Их данные следовало разобрать, перепечатать, создать нумерованный список и скинуть Ефросинье («frosya@giant.ru») на почту. Что ж, это я смогу. Я даже «Ворд» умею открывать. Пока я разбирала каракули и наверняка неправильно перенесла как минимум шесть телефонных номеров – с цифрами у бизнесменов обнаружились ожидаемые проблемы, прибежала сама Ефросинья и дважды спросила, когда будут готовы списки. Оказалось, что эта тощая девчушка моложе меня отвечает за организацию мероприятий. От нее я получила еще одно задание: после того, как закончу с перепечаткой, мне придется вызвонить какого-то важного бизнесмена (фамилию Фрося записала на стикере и прикрепила посередине монитора) и узнать его личный контакт, чтобы направить персональное приглашение в наш клуб в качестве спикера.

– Фрось, а где тут обедают?

– На третьем этаже.

– Я вообще буду выходить из Лахта-центра?

– Нет. Пока тебя не повысят, будешь сидеть тут.

Глаза заболели от монитора примерно через два с половиной часа. Я вспомнила зарядку из шортсов, периодически зажмуривала и открывала глаза, высчитывала четыре секунды, старательно массировала веки. Не помогло. Зато во время обеда я оторвалась. Я увязалась с Фросей в легендарное кафе на третьем этаже, и там был просто рай. Она болтала без умолку, я ела салат с ананасами, слушала ее и поглядывала по сторонам.

В Питере работают преимущественно мужчины, сделала я вывод. Женщины сидят дома или отсвечивают лицом в «Пятерочках» и салонах красоты. В Лахта-центре везде, на сколько хватало глаз, я видела мужчин, сбившихся в плотные стаи, они генерировали идеи даже в свободное время, кричали, шутили, громко смеялись низкими густыми голосами. Встречались и одинокие волки, они сидели в раздумьях или пялились в телефоны. Из всех я заприметила двоих, один, светленький, потрясающей красоты, что-то увлеченно чертил в айпаде, другой, типа «городской дровосек», лохматый парень, вышедший из леса, привлек внимание тем, что постоянно держал вейп у яркого рта. Это повторяющееся незаконченное действие показалось мне до сумасшествия сексуальным: он подносил дрипку близко, даже прикусывал ее, но отвлекался на разговор и не делал тяжку. «О, давай уже, сделай это», – мысленно просила я. Фроська их всех не замечала, она болтала только о работе. Она была ничего. Меня немного раздражали ее синие вечно распахнутые глаза, но, подозреваю, в этом виновата моя скрытая зависть ко всему, чего у меня нет.

Остаток дня прошел безрезультатно – я позвонила по всем телефонам в интернете, но к бизнес-шишке было не подобраться, лишь по одному номеру мне ответили, что свяжутся. Я ощутила ранее незнакомый позыв выполнить поставленную задачу. Неужели Алексей Александрович так и живет, постоянно мотивируемый этим чувством – сделать, справиться, доказать, что сможет?

Я набрала отца: «Привет, папа. Все хорошо, да. Как у тебя? Знаешь ли ты человека по имени Евгений Финкельштейн? Да, который владелец медиахолдинга. Можешь узнать его личный номер? Мадлоба¹». Блеск Тамаза Кецховели остался в две тысячи десятых годах, но и сейчас он имел определенный вес в Питере, хоть и отошел в тень вместе со своим бизнесом. Воробушек заходил два раза, в первый попросил кофе, во второй – чай.

Финкельштейн оказался душка, согласился прийти в клуб на следующей неделе, Фрося была в восторге: «У тебя крутой папка? С вашими связями ты можешь быть очень полезна бизнес-клубу». Да уж, молитесь на меня, агностики.

Глава 16

Ночью я не могла уснуть. Мозг и тело растеклись после сеанса гипноза, я ощущала себя грязным майским снеговиком, вялым и распадающимся на куски. Бессистемный внутренний мир разражался текучими мыслями, которые не усваивались, а еле ползли мимо, поддразнивая, не давая ухватиться ни за одну. Мой муж раньше был любимым. Что произошло? Мои чувства переменились? И почему?

Алексей Александрович предупреждал, что задержится, и в двенадцать его все еще не было. Какого черта я всегда одна? Я ворочалась в огромной кровати, перекатывалась с одной стороны на другую, меняла подушки и против обыкновения не наслаждалась уединением, а откровенно страдала.

Последние пару лет наши отношения ухудшались на глазах. Я ругалась с ним, отдавалась этому делу, как ведущий трагик на премьере, упрекала, что он бросил меня одну с детьми, винила его в собственном одиночестве, говорила, что он думает только о своей карьере, а о нас забыл. Что людям, работающим в спецслужбах, противопоказано заводить семью. Что такая работа подходит одинокому волку, но никак не отцу семейства. Я бегала по квартире босиком и швырялась в него всем, что попадало под руку. «Выбирай! Либо я, либо твоя гребаная работа!» Он выбирал меня, обещал, что завтра же напишет рапорт об увольнении. Я успокаивалась, уверялась в том, что он по-прежнему любит меня, вспоминала теплые руки Ника и разрешала мужу работать дальше. Так образовывался наш порочный круг.

Сексуальная жизнь вместо скучной становилась отвратительной. Стоило мужу приблизиться, меня охватывал ужас. Мое либидо угасло, уничтожилось, растерлось в пепел и развеялось холодным ветром над ненавистным Финским заливом. Можно было поискать его там, вот только пресноводье и цепкие оводы давно отбили у меня желание выходить к воде. «Ты не виновата», – уговаривала я себя. Ведь что вызывает у женщин желание? Влечение собирается на сером сукне документалистики миниатюрными кусочками, которые и пальцами-то не подцепишь; оно набирается из полунамеков и перешептываний, полумрака, сияния бутылочки «Шардоне», капелек пота на шее… а пресно обслуживать мужа – так себе удовольствие. Неужели мне не хватает банальной романтики? Как стыдно!

Вечерами, понимая, что Алексей Александрович задерживается допоздна, я открывала бутылку и судорожно плескала вино в бокал. Оно издавало звук назойливый и сухой, оглушительно громкий в сонной тишине квартиры. Мальчики спали, но я, опасаясь, что Давид может проснуться и выйти на кухню, все равно прятала бутылку под раковину. «Надо потерпеть», – уговаривала я себя и делала прохладный глоток. В голове прояснялось: на работе Алексея Александровича ценят, он обладает удивительной работоспособностью, я бы уже давно плюнула на задачи якобы первостепенной государственной важности, они казались мне глупыми и интересными лишь другим воякам, которым делать нечего, кроме как бороться за территории и мнимую власть. «Братишки, разве это жизнь? – мысленно обращалась к ним я. – Разве не лучше пить вино, любить друг друга и ночами рассказывать интересные истории?»

Но следовало признать, Алексей Александрович был рожден для этой работы. «Просто он трудоголик», – говорила я себе и чокалась со своим отражением. Еще немного и он получит повышение, засядет в Питере. И что дальше? С карьерой ведь как: чем выше забрался, тем больше ответственности. То есть у него никогда не будет на меня времени. «Ты знала, за кого выходишь замуж», – вспоминала я слова мамы и думала, что нужно позвонить ей. А как же Ник? Почему он не бросит свою жену, наконец? Нам было бы так хорошо вместе. Не то чтобы я согласилась выйти за него замуж, конечно… Но, если бы он подарил мне очень дорогое кольцо, а не просто так болтал, расслабившись после оргазма. Может быть, я бы рассмотрела этот вариант. Я представила себя выходящей замуж во второй раз. Может, мое новое замужество будет более удачным? Я рожу ему ребенка, наверное, девочку. Тут я представила, как бегаю ночью по улице Рубинштейна с кулечком на руках, обернутым в простыню с цветочками, заглядываю в каждый бар, ищу Ника, в то время как он трахает за углом случайных девок. Кажется, я решила вечную дилемму, кто лучше: муж или любовник. Они оба говно, только по-разному.

Наконец я уснула. Мне снился страх. Страх, что я потеряла что-то важное и не могу найти, а еще не могу вспомнить, что именно потеряла. Опять он заползал на меня щупальцами, и я вскочила, все еще во сне, потная, пытаясь стряхнуть его с себя. Постаралась проснуться, чтобы уцепиться за обрывающуюся ниточку сознания, нашарила выключатель. Часы показывали четыре утра, Алексея Александровича все еще не было. Злость подступила к горлу, я набрала номер и прошипела:

– Ты совсем охренел? Где ты?

– Прости, милая, я паркуюсь! Буду через секунду.

Я накрылась одеялом и перевернулась на другой бок. Слышала, как он вошел, слышала его тихие шаги по коридору: вот он заглянул в комнату Матвея, послышался щелчок – этот идиот выключил ночник, потом зашел к Датошке. Наконец он вошел в спальню и присел рядом со мной на корточки. На одеяло опустилось что-то тяжелое и шелестящее – цветы притащил.

– Нино, я думал, ты спишь, не хотел будить звонками. Прости. Там Халдун, Вася, секретная операция…

Я почувствовала, как подступают слезы и закипает гнев. Хотела кричать на него, спорить и вытягивать более ощутимые извинения, но вспомнила, что через три с половиной часа вставать на работу. Я откинула одеяло, швырнула цветы на пол и, едва взглянув на его виноватое лицо, сказала:

– Ложись спать.

Он выглядел потрясенным. А я вздохнула и уснула через секунду.