Читать книгу: «Нино и ее призраки», страница 4

Глава 10

После собеседования я вернулась в центр, бросила тачку и, перескакивая через лужи, добежала до Владимирского проспекта. Дождалась, пока из кабинета психологини выйдет плюшевая старушка, похожая на свою маленькую туго набитую сумку-розеточку с жемчужными бусинами, – бог мой, в таком-то возрасте, зачем ходить к психотерапевтам? Что же непонятного может быть в жизни бабули – твой муж, любовник, все друзья уже наверняка умерли. Пропустив ее, я вошла в кабинет психологини стремительно, с выражением явного торжества на лице.

– Нино, вы? – удивилась она и твердо произнесла: – Вообще-то я не принимаю пациентов без записи.

– Я не хотела записываться, не была уверена, что все-таки дойду сюда. Но у вас сейчас окно и вы свободны. Я позвонила вашей секретутке, чтобы это узнать.

– Я удивлена, что вы пришли во второй раз. Обычно я не ошибаюсь насчет своих пациентов.

– Вот ошиблись, все бывает в первый раз, не огорчайтесь! Глобально вы были правы. Я нашла свою проблему. Из-за того, что у меня как бы нет проблем, ну вы понимаете, именно из-за этого мы все время ссоримся с мужем. Секс с ним, правда, от этого только выигрывает, но отношения сильно страдают.

– Ну естественно. Но и это явление проходящее.

– Простите?

– Секс тоже должен скоро пострадать. Там, где царит агрессивная фрустрация, романтические тенденции способны сохраняться лишь некоторое время.

Не хотелось улучшать этой дамочке настроение и признаваться, что он уже давно пострадал, поэтому я промолчала.

– Можно расскажу про работу? Я была на собеседовании.

Психологиня обреченно выдохнула и, взглянув на большие настенные часы, пробормотала:

– Хорошо, у вас десять минут.

– Сорок. Ваш следующий клиент только в два двадцать.

Я рассказала ей про Воробушка, о том, что теперь ежедневно, после того как домочадцы уйдут, я не смогу ложиться в постель досыпать или включать сериал и идти за вином. Вместо этого я должна буду с остальными неудачниками ползти по питерским пробкам на другой конец города, чтобы девять часов заниматься ерундой. И все это по ее милости.

– Нино, если вам так не по душе эта затея, вы можете не следовать моим советам. Это просто рекомендация, она вас ни к чему не обязывает.

– Нет, на самом деле, помимо грусти, я ощущаю эмоциональный подъем. Всю дорогу до дома я думала, во что мне одеваться завтра и что я буду делать. Так что хочу сказать вам спасибо!

– Я рада, что сумела вам помочь, Нино, хотя бы на данном этапе. Надеюсь, у вас все сложится. Только не приходите больше, пожалуйста. У нас с вами ничего не получится.

Я опешила.

– Почему?

– Вы слишком любите нарушать правила. Видите ли, я довольно успешный психолог, практика у меня обширна, я могу позволить себе выбирать пациентов, с которыми хочу работать.

– Со мной, значит, вы не хотите работать?

Она покачала головой:

– Не хочу.

– Я еле пришла сюда во второй раз – в третий точно бы не дошла.

Уходя, я заметила, как психологиня схватилась за очки, наверняка ранена моим едким признанием в самое сердце.

Глава 11

Следующие несколько дней мы готовились к первому гипнотическому сеансу. Мы занимались фигней, но в целом мне нравилось. Николай Васильевич задавал дурацкие вопросы: «Когда вы последний раз улыбались?», «Что вы чувствуете, когда смотрите на своих детей?», записывал все в тетрадки, по старинке. Дальше я работала с приборами: пальцами поднимала грузики, завязывала узлы, сидела в датчиках, узнала, что такое раппорт (состояние доверия между гипнотизером и пациентом), диссоциированная возрастная регрессия (пациент остается в своем реальном возрасте и видит себя во внушенном возрасте как бы со стороны), гипермнезия («сверхпамять» или «повышенное воспоминание»), нанизывала бусины, выгибала из проволоки фигуры. Наконец в среду вечером я услышала заветные слова «Давайте попробуем».

В тот момент Николай Васильевич стоял около рабочего стола, на котором ползущими стопками лежали тетради: достал новую и уже минут десять трудился над листочками, с запредельной скоростью заполняя все новые и новые страницы. Я так быстро писать никогда не умела, мне редко приходилось работать руками. Я стала вспоминать, когда вообще пользовалась ручкой: получается только в те разы, когда надо ставить подпись на галочках в документах. Когда я уже подумывала отпроситься у него и сходить за кофе, он сказал:

– Вы помните, я говорил, что наша терапия будет зависеть от двух факторов: вашей гипнабельности и внушаемости? Настало время проверить, сможете ли вы вообще войти в нужное состояние. Давайте попробуем сегодня, готовы?

– Подождите, – я занервничала. – А что мне делать?

– Не волноваться. Я вам все буду говорить, не переживайте.

– Я буду вас слышать?

– Да, у загипнотизированных слух бывает в двенадцать раз чувствительнее, чем в нормальном состоянии. Интересный факт: вы не будете реагировать на других людей, если они сюда войдут, вы будете слышать только меня, подчиняться и исполнять мои внушения беспрекословно.

– Ого, заявочка.

– Установим раппорт – помните что это? Постарайтесь скопировать мое дыхание. Дышите в том же ритме и темпе, как я, следите за глубиной, Нино. Вдох и выдох, вдох, выдох. Не зажимайтесь, просто дышите.

В тишине я сосредоточилась, сконцентрировалась на своем теле. Мне не понравилось, что сказал Николай Васильевич: «подчиняться и исполнять внушения беспрекословно». А если я не захочу, смогу ли я каким-то образом противиться этому внушению?

– Нет, так у нас ничего не получится, – прервал он мои мысли.

Я открыла глаза:

– Почему?

– Вы мне не доверяете, не можете расслабиться.

– Как вы поняли?

– Видно по вашей позе. Основной страх перед гипнозом – это потеря контроля. Давайте так… – Николай Васильевич подошел к сейфу, открыл и достал из шкафа сертификаты и дипломы. – К врачу должен быть высокий уровень доверия. Чтобы вы начали мне доверять, я докажу, что мне можно доверять. Я учился на врача шесть лет, потом еще два года в ординатуре, потом ушел жить в леса, чтобы в течение семи лет постигать внутренние механизмы работы человеческой памяти. После сорока лет долгое время изучал гипнологию в Азии…

Я повертела в руках бумажки: гипноз был темой его диссертации.

– Честно говоря, Николай Васильевич, мне все равно. Я не верю в дипломы. У меня у самой их нет, и мне они ни о чем не говорят. Как я вообще могу довериться человеку, которого вижу третий раз в жизни?

– Вот, подумайте.

– Не знаю, скажите мне.

– Я тоже не знаю, Нино, это очень индивидуально. Тут вы должны помочь мне, ведь транс – в первую очередь результат сотрудничества. Нам с вами нужно выстроить человеческие отношения, которые существуют, к примеру, между учителем и учеником, врачом и пациентом, родителем и ребенком. Это определенный уровень доверия и принятия. Если у нас получится, любые техники будут приносить результат, а если нет, то увы.

– Как же это сделать?

– Представьте: вы встречаете мужчину, для вас первое время он чужой, потенциально опасный. В какой момент вы начинаете ему доверять?

– После секса.

– Извините, спать я с вами не могу. Врачебная этика, – на полном серьезе ответил он.

Этот старый дурачок подумал, что я бы хотела заняться с ним сексом, вот забавно. Да я бы даже не посмотрела в его сторону, не будь мы с ним заперты в одном кабинете. Я чуть не расхохоталась, но сдержалась: этого мужичка нельзя обижать, он может еще пригодиться.

– Тогда нет других вариантов.

– Вы считаете человека за своего только после физической близости?

– Вот только не надо сейчас меня судить.

– Замрите, Нино, закройте глаза. Что бы я сейчас ни сделал, не открывайте их.

Он подошел ко мне и положил руки на плечи, мягким усилием заставил распрямиться и принять нужную позу: ладони лежат на коленях, ступни устойчиво стоят на полу.

– А сейчас, когда вы сидите так удобно и расслабленно, подумайте о своем теле. Я хочу, чтобы вы почувствовали разницу между ощущениями правой и левой руки, ощутили слабое тепло, проникающее в вас, на кончиках пальцев: большой, указательный, средний, безымянный, мизинец – чувствуете? Покалывание в правой ладони, теперь в левой. Я очень легко касаюсь вашей правой руки. Мои пальцы на вашей ладони, вы чувствуете кончики моих пальцев? А своих?

Как только это началось, для меня стало очевидным, что сам гипноз имеет сильный сексуальный подтекст. Еще бы: по сути, ты передаешь власть над собой другому человеку, при этом сознание затуманено, а чувства вскрыты и выставлены напоказ, очень уязвленная позиция, как раз для тех, кто тащится от нижней роли. Интересно, как это – заниматься сексом под гипнозом? Если бы Николай Васильевич был помоложе и посимпатичнее, я бы наверняка ему все это предложила, но уж слишком он неподходящий для такой роли персонаж – как бы это сказать, нафталиновый. Слово «нафталин» само отдавало нафталином.

Врач аккуратно держал меня за кисть – я ощущала грубоватые шершавые кончики его пальцев, пальцев человека, у которого есть предрасположенность к артриту: четыре сверху, большой снизу, и совершал мелкие движения, чередуя нажим. Я подумала, что он играет со мной как кошка с мышкой. Мне стало от этого щекотно.

– Спокойно, Нино. Я забочусь о вас, вы можете мне доверять, полностью. Транс углубляется. Вы устали, Нино, вам нужно немного отдохнуть и расслабиться. Когда вы последний раз отдыхали? Почему бы вам действительно не успокоиться, Нино? Здесь вы в безопасности.

Он несколько раз повторил мое имя, проговаривая каждую букву, это показалось мне даже слишком интимным, словно он хотел установить со мной настоящую близость. Мысли затуманились: я погружалась в странное состояние, не вполне мне подотчетное. Его голос стал бархатистым, а я почувствовала что-то наподобие сексуального транса. Я опять стала думать про секс под гипнозом. Я нравлюсь вам, Николай Васильевич? Как сильно? Как я могу не нравиться. Все же интересно, может ли старикан воспользоваться отсутствием моего сознания и трахнуть меня прямо здесь? Я же почувствую это? Он мурлычет как пожилой кот. Так, о чем я думала? Все про то же. Я какая-то извращенка, ей-богу. Что, прямо на стуле? Ему же надо будет перенести меня хотя бы на кушетку, она стоит в другом углу, а я достаточно тяжелая. И если он вознамерится меня перетащить, я просто обязана проснуться, ведь так? Невозможно же, чтобы я совсем ничего не заметила? Он же не накачал меня психотропниками или транквилизаторами. Где-то в глубине души, возможно, я бы хотела иметь такой опыт. Возможно! Это не точно.

Тут я почувствовала на своем лице его ищущий рот. Оба-на, вот тебе и старикан. Значит, я все же ему понравилась – ну естественно. За долгие годы у меня накопился опыт общения с мужчинами, все, за редким исключением, хотели меня поиметь, я уже привыкла. Или он решил поцеловать меня, чтобы я начала ему доверять? Ага, в чисто медицинских целях. Чтобы стереть между нами физическую границу? Смело, Николай Васильевич, вы отличный врач.

Сначала я хотела оттолкнуть его, но он целовал осторожно и приятно, захватил сначала верхнюю губу, потом нижнюю, от него пахло спелостью, как от подгнивающего яблока. Подумав, я приоткрыла рот. Хочет? Пожалуйста. В принципе, я люблю давать мужчинам, что они хотят, для женщины это так естественно. У его языка был вкус мятного леденца. Доктор, в детстве я любила барбарисовые конфетки, а мятные ела только иногда. Проблема мятных заключалась в том, что они через некоторое время начинали щипаться, поэтому я их немного обсасывала, а потом вытаскивала изо рта и оставляла на хранение в разных комнатах. Где только их не находила моя мать: под подушкой, на музыкальных дисках, на клавиатуре. Мне кажется, некоторые из них она находит до сих пор. А вы любите конфетки, доктор?

Как ни странно, наш поцелуй был потрясающим, несмотря на то что этот мужчина совсем не нравился мне. Сколько, он сказал, ему лет? Пятьдесят семь, пятьдесят восемь? Не такой уж и старый, в самом деле, может, в постели он будет трахаться как в последний раз, чувствуя, что я последняя женщина в его жизни. Ну, кроме жены. Ему почти шестьдесят, Нино! Очнись! Интересно, он женат? Вам тоже не нравится Питер, доктор? Город такой мрачный. Если вы не женаты, можно мы будем встречаться здесь пару раз в неделю? Я позволю вам делать все, что пожелаете.

Этот поцелуй был не похож ни на один в моей жизни: он длился вечность, и я, плывущая между сознательным и бессознательным, выныривала и погружалась в эти теплые потоки с головой. Рассудок разучился прикидывать время даже приблизительно. Этому нет предела и не будет, подумала я. Теперь все было сказано между нами. Все понятно. Мой врач – это мой проводник, он должен ощущать меня так же, как и себя, проникнуть внутрь, и сейчас мне казалось очевидным, что наша физическая близость должна случиться как можно скорее.

Его большие ладони по-прежнему у меня на плечах, я чувствую их тяжесть, да или нет? Они уже давно ниже, врач ощупывает грудь сквозь шелковую ткань, потом живот.

– Ничего, если я кончу тебе в рот? – откуда-то издалека говорит Николай Васильевич.

Я вздрогнула и открыла глаза: моя левая рука взмыла вверх, а врач сидел напротив меня на приличном расстоянии.

– Нино, вы слышите меня? Чувствуете мои касания?

– Слышу, – пролепетала я.

– Почему открыли глаза? Все хорошо?

– Все нормально.

Совсем уже с ума сошла, вообразить такое. Какой стыд. Я надеялась, что он не заметил мои жеманные кривляния, приоткрытый рот и разгоряченные щеки – они выдавали меня всегда в первую очередь. А вдруг я стонала? Боже, только бы не это.

Его плавная речь текла непрерывно:

– Посмотрите на свою руку, Нино, удивитесь, что она вам больше не принадлежит. Если вы захотите проникнуть в это состояние еще глубже, закройте глаза, рука будет опускаться, опускаться… а вы погружаться дальше и дальше. В то время, как вы слушаете меня, ваше подсознание открывает свои двери. Дыхание становится спокойнее, вы замираете. У вас прекращаются произвольные движения. Я хочу, чтобы вы поняли: вы продолжаете видеть и слышать все, что происходит. В своем воображении вы можете представить длинный коридор, по бокам которого находятся проемы. Здесь в игру вступает ваше воображение. Вы слышите мой голос, правда? Ничего не изменилось.

Я кивнула: «Нет, не изменилось».

– Когда вы будете полностью готовы к тому, чтобы этот транс углубился, бессознательное позволит сделать вам глубокий вдох, слегка потянуться, одновременно с этим ваша левая рука начнет медленно опускаться. По мере того как рука опускается, транс углубляется…

Никогда ничего не получится, вздохнула я, моргнула и вместо кабинета увидела коридор.

Глава 12

– Нино, вы слышите меня?

Меня обдало слабой, но весьма ощутимой звуковой волной: голос раздавался отовсюду, невозможно было более или менее точно определить его источник, ощущение, будто слышишь не ушами, а всем телом.

– Открывайте глаза и осмотритесь.

– Очень громко, – застонала я и прикрыла уши руками, что, естественно, было совершенно бесполезно.

– Теперь нормально?

Голос поменял локализацию в пространстве – теперь он доносился из громкоговорителя на стене.

– Теперь нормально.

Можно, наконец, оглядеться: я стояла в начале длиннющего коридора, устланного ковровой дорожкой – красной с ромбовидным узором, по обе стороны располагались двери: большие и маленькие, широкие и узкие, высокие и такие заниженные, что пролезть через них я могла бы только опустившись на четвереньки. Обстановка была уютная: на стенах светили желтым золотые канделябры с черным металлическим плафоном, кое-где висели картины; в целом, если бы не двери разных размеров, фактур и цветов, место вполне могло сойти за безлюдный гостиничный коридор, а так напоминало все это фантасмагорический мультфильм из детства, потому что, даже пристав на цыпочки, я как будто не могла увидеть конца этому бесконечному, утыканному дверьми проходу.

– Это место, с которого вы каждый раз будете начинать путешествие в собственное подсознание. Как вы его представили?

– А, Николай Васильевич, это вы? Ваш голос немного изменился, – сказала я. – Думала, может, мое бессознательное разговаривает со мной, я ведь не знаю, какие сюрпризы меня здесь ожидают. Отвечаю на ваш вопрос: кажется, я нахожусь в дубайской гостинице. В похожей мы останавливались с мужем лет десять назад, когда ему еще можно было выезжать за пределы страны. Хотя, картина вон та, с теткой уродливой, напоминает мне о детстве: похожая висела у моей бабушки на кухне.

– Пускай. Сейчас еще не время акцентировать внимание на мелочах. У вас для этого будет достаточно времени позже. Как ощущения?

– Мне кажется, что каждая половина моей грудной клетки дышит в своем ритме.

– Бывает. Будем осваивать виртуальные манипуляции. Вы видите проемы, дыры или фотографии, куда вы можете зайти?

– Двери, – я сделала пару шагов вперед. – Все разные.

– Это символичные проходы в ваши воспоминания. Ни единой повторяющейся двери быть не должно, потому что все ваши воспоминания находятся в разных местах.

– Я могу зайти в любую, которая мне понравится?

– Вообще-то да. Но если вы помните, мы планировали, что вы заново переживете день вашей свадьбы.

– Как же я узнаю, за которой дверью моя свадьба?

– О, это легко. День бракосочетания – событие, бесспорно, знаменательное, даже для вас, значит, дверь где-то рядом, в первых рядах, вам не составит большого труда ее найти, она большая и яркая, возможно, белоснежная, украшенная ленточками.

Я направилась вперед, попутно рассматривая двери: серая под мрамор, межкомнатная одностворчатая, с окошками, такая же, как в маминой спальне в квартире на Чернышевской, зеркальная без ручек, обыкновенная коричневая, большая деревянная с латунной ручкой и замочной скважиной, похожая на дачную. Наконец я остановилась перед нужной: Николай Васильевич был прав, найти ее было несложно – это шикарная свадебная арка, усеянная белоснежными цветами, она благоухала на весь коридор, точно такая же, как та, под которой мы с мужем обменивались кольцами тринадцать лет назад.

– Не точно такая же, а она самая и есть, – сказал голос.

– Так, значит, это не просто двери? Они как-то связаны с тем, что за ними.

– Естественно. Ваше сознание подсказывает вам всеми силами. Заходите, Нино.

Я подошла к арке вплотную, туман внутри нее рассеялся, и я сделала шаг.

Глава 13

Свою свадьбу я помнила обрывками, в основном по нескольким застывшим снимкам. Момент нашей регистрации (мы расписались прямо под Ростральными колоннами), потом грандиозный прием в одном из самых изысканных петербургских ресторанов с видом на Эрмитаж, тост отца, пляски босиком до шести утра, мамины слезы, но все урывками или полностью скомпилировано из фотографий. То же самое происходит с воспоминаниями из детства: мы фиксируем изображение и через года нам кажется, что мы в действительности помним именно то синенькое платье, разбитую коленку, мамину прическу, красный телефон на стене, но на самом деле это заимствованные образы.

У нас даже было длиннющее свадебное видео, которое мы включили на вторую годовщину, а потом ни разу не пересмотрели. Но ни один фильм не напоминал мне, как сдавил грудь свадебный корсет, как жарко было в тот день на улице, как ныли ноги, зажатые в крохотных, но красивейших туфлях на высоком каблуке. Сейчас я ощутила все это в полной мере. Это была я. Двадцатиоднолетняя. Стояла на стрелке Васильевского острова и готовилась выйти замуж за мужчину, с которым проживу по меньшей мере следующие десять лет. Я подняла ногу и повертела туфлей: стразы переливались на солнце всеми красками.

Я забыла, что в день свадьбы мы с Алексеем Александровичем поссорились. Он опоздал на двадцать минут, не забрал меня вовремя из салона красоты. На это я обиделась и не разговаривала с ним всю дорогу до церемонии. Сейчас воспоминания освежились и проявились мелочами: я знала, что было накануне свадьбы, и месяц назад, могла повторить телефонный разговор с Ией недельной давности, он весь был полон моих девичьих сомнений – выходить ли все-таки замуж? Вернулись забытые чувства к Геле и детский страх перед отцом. Мой жених старше меня на целых девять лет. Что же я делаю? Я не готова совершенно. Но он такой классный, просто с ума сойти!

Вот, значит, какие мысли у меня были. На меня обрушилась неуверенность, и я занервничала. Тогда я особо ничего не знала об Алексее Александровиче, мы были знакомы всего год. Мне оставалось лишь надеяться, что я делаю правильный выбор. Что со временем он из дерзкого молодого мужчины превратится в надежного спутника, его страсть переплавится в осознанное чувство, а не пройдет, не смоется бесследно. А вдруг все будет по-другому, вдруг он бросит меня через месяц? Вдруг ему нужны деньги Тамази? Откуда я знаю, что ему можно доверять? Он умен, а я дура. Папа же здесь? Он защитит меня в случае чего.

Я стояла и беспомощно озиралась. Я не видела себя со стороны, а это было бы любопытно, мне казалось, что никогда я не была красивее, чем в день свадьбы – капризуля, которая в глубине души всегда хотела быть пойманной. Алексей Александрович стоял рядом, и я поразилась тому, насколько он молод. Он всегда казался мне взрослым мужчиной, серьезным и в меру непонятным, его мысли и истинные намерения были от меня хорошо скрыты. Но сейчас я видела перед собой трепетного молодого человека тридцати лет с лучистыми глазами, мне было очевидно, что он сильно нервничает из-за большого количества гостей, обращенного на него внимания, грядущей ответственности, из-за этого улыбается в абсолютно не свойственной себе манере – за годы нашей жизни я больше никогда не ловила на его лице эту странную подергивающуюся ужимку. При этом, без тени сомнения, он был абсолютно счастлив. Когда в меня влюбился Алексей Александрович, я подумала, что это знак свыше. Это был человек, за которого я реально могла выйти замуж, а не Гела, по которому я столько лет сходила с ума. Я посмотрела в честные зеленые глаза и подала ему руку. Гости зааплодировали.

Мысли опять заполонили сознание. При должном усердии я могла притормозить и разобрать все чувства и эмоции даже не со стороны, а под еще более интересным ракурсом – с высоты прожитых лет, ведь сознание тридцати трехлетней женщины сильно отличается от незамутненного сознания двадцатилетнего существа. Как вообще можно выходить замуж за того, кого знаешь только год? С другой стороны, допустим, мы проживем вместе еще пять-шесть лет, не расписываясь, – разве это может служить гарантией, что на шестой год я внезапно не увижу в нем другого человека, не того, за кого выходила замуж? Какие вообще могут быть гарантии, если люди разводятся и через пятнадцать, и через двадцать лет брака, и ни общее имущество, ни куча детей не могут их остановить? Мама счастлива с отцом? Что будет со всеми нами? Как затекли ноги… Не совершаю ли я ошибку? Я еще так молода. Я из семьи Кецховели, а мой муж – из семьи Бонишевских. Я всю жизнь мечтала, что рядом со мной в этот день будет стоять Бес, или Матэ, Дэмна, Отар, Ираклий, Гела… а рядом со мной Алексей.

Я поискала глазами Гелу и сразу же нашла: он стоял со своим сыном Леваном и оживленно беседовал с Резо, старинным папиным другом. Молодец, Гела, выглядишь на свадьбе просто отлично, темный костюм и легкая небритость – твой почерк. Неужели тебе совсем не грустно от того, что я выхожу замуж? Молодая Нино боролась с искушением подойти к нему, взять за руку и, шепнув: «В последний раз» – отвести куда-то в подсобку. Взрослая Нино знала, что эта пикантная идея неосуществима, мой жених глаз с меня не сводил, а Гела при всей своей распущенности не стал бы трахать невесту у всех на глазах.

Рядом с моим бывшим любовником стояли Валька Григорьевна и просто Эдуард. Глядя на совершенно чужих людей, державшихся за руки, – моих будущих свекра и свекровь, я ощущала отстраненное дружелюбие. Это мои родственники, но я их пока совсем не знаю. Они смотрели на нас, переговариваясь, она что-то сказала ему, показала на мое платье, и оба счастливо заулыбались. Очень они милые. Ага, милые. Сейчас я знаю их даже слишком хорошо. Но тогда свекор даже пару раз вытер глаза тыльной стороной руки, и все норовил положить голову на плечо жены. Свекровь держалась потверже. Вот в кого Алексей Александрович такой, сильный и честный. Но! Разные взгляды на жизнь, разная культура, разные менталитеты. Что будет, если мы объединим наши фамильные черты? Появятся дети, как мы сможем воспитать их? Они будут русские грузины или грузинские русские? Такие есть? Каково им будет жить с фамилией Бонишевский? А я? Рано или поздно я вернусь в Тбилиси, папа говорил, что у нас осталась там большая квартира. Захочет ли муж переехать со мной? Он обожает Питер, у него тут родители и работа. Бросит ли он все из-за меня? Сможет начать заново в другой стране? А если нет?

Я ощутила беспокойство. Столько разрозненных мыслей в тот момент слепилось в голове, разложить их и разобраться в каждой было сложно – на это потребуется много времени, а мне сейчас было не до этого. Хотелось надышаться воздухом тринадцатилетней давности, впитать мельчайшие подробности прошлого, рассмотреть гостей, официантов, дорогу вдалеке, тележку с фруктами, свои руки и моего потрясающего жениха.

Вот стоят мои бабушка с дедом, Ия с первым мужем Джаником и Алиска в оранжевом треугольном платье. За ней коллеги Алексея Александровича: руководитель Максим, девушка с позывным Вася (она оказалась веснушчатой женщиной среднего возраста, сросшейся рука об руку со своим несимпатичным мужем). Рядом мои родители. Я с нежностью посмотрела на Тамази и Олю: мама – красавица, потрясающе выглядит, у папы еще темные волосы без следов седины и насупленное строгое лицо, свел брови на переносице, делает вид, что недоволен.

Надо бы спросить у Николая Васильевича, насколько соответствует истине все, что я вижу. Это все было в действительности или кое-какие детали – плод моего воображения? Если что-то стерлось из памяти, я додумываю это сама?

Жених осторожно поддерживал меня за локоть, все время заглядывал мне в глаза и спрашивал: «Как ты, Нино?», «Я счастлив! Ты счастлива?», «Ниноша моя, я поверить не могу». Он хотел жениться на мне и, в отличие от меня, был поглощен собственным желанием и не колебался. Он знал, что «мы» – это будет непросто. Он, небогатый парень, брал замуж дочь авторитетного грузина, а значит, женился сразу и на ее матери, и отце, сестрах и всей родне из Тбилиси и Телави. Он знал, что тесть не оставит на нем живого места, если со мной что-то случится. Тамази вверял в чужие руки свою единственную дочь с опаской и недоверием, и Алексею Александровичу придется еще потрудиться, чтобы оправдать выданный ему аванс. Но он был не просто готов к этому, а еще и без стеснения показывал свою уверенность каждому гостю, которому было интересно, что собой представляет новоиспеченный зять Кецховели.

Это меня болтало от неуверенности до безмятежного счастья. Я боялась всего на свете, но когда смотрела на него, сразу успокаивалась: тогда страх исчезал, а я любовалась ямочками на его щеках, формой ушей, твердой походкой, я обожала то, как он смеется, говорит, дышит. Это мой будущий муж. Взрослый мужчина! Обалдеть можно. Хоть бы у нас все получилось! Мне нравилось незаметно скинуть его руку со своей, а потом со смехом наблюдать, как она, не сразу осознав свое короткое одиночество, вслепую ищет мои пальцы, чтобы спрятать в ладони. Он был мое все.

Алексей Александрович надел кольцо мне на палец, от волнения слегка не рассчитал силу. Мне стало больно, я от неожиданности отдернула руку, с удивлением рассмотрела полоску золота на безымянном пальце.

– Теперь вы, Нино, – сказала женщина с короткой стрижкой.

Не с первой попытки, но мне все же удалось сделать то же самое. Я смущенно заулыбалась. От криков гостей заложило уши.

– Поздравляем! Теперь вы муж и жена. Можете поцеловать друг друга.

– Ты мое все. Ты никогда не пожалеешь. Я тебе это обещаю, – сказал мне муж.

Я не ответила, хотя в этот момент чистая любовь заполонила меня с ног до головы.