Владимир Набоков

Когда вернулся, дом был еще безлолитен.

Он был из тех впечатлительных людей, которые краснеют до слез от чужой неловкости.

Лишь то, что писано с трудом — читать легко.

Написанная мысль меньше давит, хотя иная – как раковая опухоль: выразишь, вырежешь, и опять нарастает

Не следует ли раз навсегда отказаться от всякой тоски по родине, от всякой родины, кроме той, которая со мной, во мне, пристала, как серебро морского песка к коже подошв, живет в глазах, в крови, придает глубину и даль заднему плану каждой жизненной надежды?

Красота уходит, красоте не успеваешь объяснить, как ее любишь, красоту нельзя удержать, и в этом – единственная печаль мира. Но какая печаль! Не удержать этой скользящей, тающей красоты

Россию надо любить. Без нашей эмигрантской любви России – крышка. Там ее никто не любит.

"...балуйте детей побольше, господа, вы не знаете, что их ожидает!"

Я некрасив, неинтересен. У меня нет особенных дарований. Я даже не богат. Но я предлагаю Вам все, что имею, до последнего кровяного шарика, до последней слезинки, все решительно. И поверьте, это больше того, что может предложить Вам любой гений, потому что гению нужно столько держать про запас, что он не может, как я, предложить Вам всего себя. Быть может, я не добьюсь счастья, но я знаю, что сделаю все, чтобы Вы были счастливы..

Никак не удается мне вернуться в свою оболочку и по-старому расположиться в самом себе, - такой там беспорядок: мебель переставлена, лампочка перегорела, прошлое моё разорвано на клочки.