Ирина Шишковская

Тем временем очередной потеряшка оставался на месте и никуда не уезжал. Я посмотрела на часы. Было 2:48. Сейчас, пожалуй, господин Герш уже звонит в полицию, без сомнения.

Мерзкая псина начала рваться с поводка, как дурная, и не давала мне пройти, а лифт уже проехал мимо, на Ленкин этаж. Мужик перестал ковырять ключом в замке, обернулся к собаке и спросил удивленно, вроде бы она человек и могла с ним разговаривать: – Герда, что с тобой? А эта его бело-черная Герда как и не слышала своего хозяина. Тот уже и фукал ей, а она – ноль реакция, лаяла и рычала. А потом резко на жопу села и давай выть.

– Да чего вы все только о ней думаете?! А обо мне кто подумает?! Она зеньки с утра залила и лежит, ни о чем не думает, довольная! Но нет, все только за нее переживают! Только о ней думают! Ах бедная, ах несчастная, муж у нее умер! А у меня отец умер! Отец, понимаете?! У нее уже другой муж, а у меня другого отца не будет!

Дяденька ручку дёргать перестал и опять начал уговаривать: – Аня, девочка, открой, я тебе всё расскажу, когда откроешь. Это его «девочка» особенно почему-то пугало Таню. Слово как слово, но изо рта с пухлыми красными как у куклы губами оно звучало как-то странно. И протяжно: «де-е-ево-о-о-очка».

деловые. Это «вы» и «шеф» из его уст как бы говорили Виктору: «Э нет, дорогой, ты всего лишь заказчик, но ты мне не друг. Ты уедешь, на твое место пришлют другого, и я буду также работать на него, как и работаю сейчас на тебя, а раньше работал на твоего предшественника – солидного дядечку, который меня и завербовал».

Малышев и даешь! Чистый Дон Жуан! – кричал со своей койки капитан Старицкий, оставшийся без ноги и прежде прибывающий в глубоком отчаянье, и вот, пожалуйста,

Мы перевернули весь дом разыскивая картины. Конечно, вначале мы были полны энтузиазма и нас переполняла энергия.