Все книги автора
Читал «В круге первом» и «Раковый корпус» в те далекие годы, когда эти книги воспринимались, как запрещенные. Но, видимо, возраст делает своё дело. Новое прочтение позволило по новому увидеть и прекрасный слог автора, и глубокую человеческую психологию, и многое из того, что человек может воспринимать после определённого возраста. Великолепные истории человеческих жизней и высокого человеческого жизненного духа.
я полюбила Солженицина поздно, но навсегда, но как же я была потрясена когда он понравился моей 15 летней дочке ,я дала ей Ивана Денисыча ,она попросила еще ,дала Матренин двор ,она еще просит ,ну говорю архипелаг не поймешь еще ,вот уж не думала что он может нравиться подросткам .
"В круге первом" читал лет в 15 - понравилось (это было первое знакомство с Солженицыным). Перечитал в 35 и не разочаровался.
В Классе 11 хотел прочитать и ГУЛаг, но до сих пор не дошёл до него
Псевдоклассик. Язык повествования настолько костлявый, что не переварить. В каждой строчке грозовые раскаты обиды не признания: смотрите, каков я велик.
Если бы не политическая канва, данный автор пролетел как фанера над всем известным местом безызвестно…
Цитаты
Думаю?.. Эту повесть о-бя-зан про-чи-тать и выучить наизусть – каждый гражданин изо всех двухсот миллионов граждан Советского Союза.
Архипелаг ГУЛАГ
Покорность судьбе, полное устранение своей воли от формирования своей жизни, признание того, что нельзя предугадать лучшего и худшего, но легко сделать шаг, за который будешь себя упрекать, – всё это освобождает арестанта от какой-то доли оков, делает спокойней и даже возвышенней
Раковый корпус
"Если ты не умеешь использовать минуту, ты зря проведешь и час, и день, и всю жизнь."
Две загадки в мире есть: как родился — не помню, как умру — не знаю
На Новосибирской пересылке в 1945 конвой принимает арестантов перекличкой по делам . «Такой-то!» – «58-1-а, двадцать пять лет». Начальник конвоя заинтересовался: «За что дали?» – «Да ни за что». – «Врёшь. Ни за что – десять дают! »
Наполеону приписывают выражение: «Три враждебные газеты опаснее 100 тысяч враждебного войска». Эта фраза стала во многом применимой к русско-японской войне. Русская пресса была откровенно пораженческой в протяжении всей той войны, каждой её битвы. И, ещё важней: она была нескрываемо сочувственной к террору и революции. Эта пресса, неоглядно развязная в 1905, толковалась в думское время, по словам Витте, как пресса в основном «еврейская» или «полуеврейская»[1378]: точнее, с преобладанием левых или радикальных евреев на ключевых корреспондентских и редакторских постах. В ноябре 1905 Д. И. Пихно, редактор национальной русской газеты «Киевлянин», уже 25 лет на этом посту и изучивший российскую печать, писал: «Еврейство… поставило на карту русской революции огромную ставку… Серьёзное русское общество поняло, что в такие моменты печать сила, но этой силы у него не оказалось, а она оказалась в руках его противников, которые по всей России говорили от его имени и заставляли себя читать, потому что других изданий не было, а в один день их не создашь… и [общество] терялось в массе лжи, в которой не могло разобраться»[1379].
Русские не имею отстаивать свои интересы методически, они терпят, терпят рабски - а потом погром.
Отзывы об авторе, 4 отзыва4