Цитаты из аудиокниги «Жизнь Арсеньева», страница 5

Мне казалось, что я так люблю ее, что мне всё можно, всё простительно.

— Ты это часто говоришь — восхищает, восхищение.

— Жизнь и должна быть восхищением...

Ах, эти заносы, Россия, ночь, метель и железная дорога! Какое это счастье — этот весь убеленный снежной пылью поезд,

это жаркое вагонное тепло, уют, постукиванье каких-то молоточков в раскалённой топке, а снаружи мороз и непроглядная вьюга, потом звонки, огни и голоса на какой-то станции, едва видной из-за крутящегося снизу и с крыш снежного дыма, а там опять отчаянный крик паровоза куда-то во тьму, и первый толчок вновь двинувшегося вагона, по мёрзлым, играющим бриллиантами окнам которого проходит удаляющийся свет платформы — и снова ночь, глушь, буран, рёв ветра в вентиляторе, а у тебя покой, тепло, полусвет фонаря за синей занавеской, и всё растущий, качающий, убаюкивающий на бархатном пружинном диване бег, и всё шире мотающаяся на вешалке перед дремотными глазами тёплая шуба!

Прекраснее Малороссии нет страны в мире.

душа неустанно работала над чем-то. Над чем? Я еще не знал, только опять чувствовал желание какой-то перемены в жизни, свободы от чего-то и стремление куда-то…

белели неподвижно висящие занавески, разными странными фигурами глядело с мелового потолка какое-то лепное украшение.

А все-таки помни мое: нет беды беднее, чем печаль...

...ибо как ни больно, как ни грустно в этом непонятном мире, он все же прекрасен и нам все-таки страстно хочется быть счастливыми и любить друг друга...

Почему с детства тянет человека даль, ширь, глубина, высота, неизвестное, опасное, то, где можно размахнуться жизнью, даже потерять ее за что-нибудь или за кого-нибудь? Разве это было бы возможно, будь нашей долей только то, что есть, «что Бог дал», — только земля, только одна эта жизнь? Бог, очевидно, дал нам намного больше.

В силу чего русской душе так мило, так отрадно запустенье, глушь, распад?