Цитаты из аудиокниги «Униженные и оскорбленные», страница 3

Действительно, человек любит видеть лучшего своего друга в унижении пред собой; на унижении основывается большею частью дружба…

У меня воображение, а у тебя действительность.

Вы мне ненавистны, - именно тем, что я так много вам позволила, и еще ненавистнее тем, что так мне нужны. Но покамест вы мне нужны - мне надо вас беречь.

— Умен он, как вы думаете? — спросила Катя.

— Нет, я так его, просто люблю.

Неужели можно так волноваться из-за того только, что дурной человек что-нибудь подумает? Да пусть его думает!

Ведь мне это сто раз в голову приходило. Да я все как-то не смел вам сказать. Вот и теперь вы говорю. А ведь это очень трудно ты говорить. Это, кажется, где-то у Толстого хорошо выведено: двое дали друг другу слово говорить ты, да и никак не могут и все избегают такие фразы, в которых местоимения.

Знаете ли вы невероятную вещь: я вас с каждым днем люблю больше, а ведь это почти невозможно.

Француз редко натурально любезен; он любезен всегда как бы по приказу, из расчета. Если, например, видит необходимость быть фантастичным, оригинальным, по-необыденнее, то фантазия его, самая глупая и неестественная, слагается из заранее принятых и давно уже опошлившихся форм. Натуральный же француз состоит из самой мещанский, мелкой, обыденной положительности, - одним словом, скучнейшее существо в мире. По-моему, только новички и особенно русские барышни прельщаются французами. Всякому же порядочному существу тотчас же заметна и нестерпима эта казенщина раз установившихся форм салонной любезности, развязности и веселости.

Как часто, бывало, я ходил взад и вперед по комнате с бессознательным желанием, чтоб поскорей меня кто-нибудь обидел или сказал слово, которое бы можно было принять за обиду, и поскорей сорвать на чем-нибудь сердце.

Ведь «нет розы без шипов», как говорили пятьдесят лет назад, и хорошо говорили: шипы колются, но ведь это-то и заманчиво.