Это наш дом

Лишь дурак может подумать, что Добрыня правил тут единолично, будто царь или диктатор. Даже Монаху с его железной хваткой это не удавалось – часть власти приходилось делить с соратниками. Иначе никак. Если ты желаешь править полностью самолично, то ты должен обладать целым рядом невероятных качеств. Во-первых, никогда не спать (спящего обязательно прирежут оппозиционеры). Во-вторых, готовить себе самостоятельно или вообще не есть (повара заставят подсыпать яд те же оппозиционеры). В-третьих, иметь вместо головы суперкомпьютер (надо знать все – про каждый гвоздик в твоих владениях и каждую свинью по кличке; ведь преданных соратников, на которых можно это взвалить, нет). В-четвертых, ни в коем случае нельзя ошибаться (так как вину за ошибку не свалить на соратников, а ошибающийся вождь вызывает раздражение у народных масс). В-пятых… Впрочем, и первых четырех требований к личностным особенностям такого мегадиктатора вполне хватит, чтобы убедиться в невозможности существования столь уникальных фигур.

Ты, Добрыня, давай тоже женись, и женись на местной. Вот тогда и поймешь всю прелесть семейной жизни. Женщина здесь слова поперек мужчине никогда не скажет и истерику глупую никогда не устроит. Мужчина - это воин и добытчик, женщина - мать и дом хранит. Никакого феминизма и бабских слюней. Скажу ей пару слов, и она через пять минут соберет мне узелок в дорогу. А потом проводит, и проводит так, что уйду с легким сердцем.

живые раки столь же красные, как и вареные

Будь это в кино, все бы сейчас закончилось по-киношному стандартно: аборигены, войдя в поселок, были бы жестоко перерезаны за сорок две секунды. Главный герой при этом получил бы неопасную, но живописную рану. Трогательно трепеща пятисантиметровыми ресницами, его бы перевязывала сногсшибательная белокурая девушка, используя в качестве перевязочного материала кружевное нейлоновое белье. Герой, придав своему лицу форму макета одиннадцатикубового ковша для шагающего экскаватора «НКМЗ» ЭШ-11/70 (первый признак мужественности), ласково утешал бы ее эротической фразой «все под контролем». А в это время, волоча за собой четырнадцать метров размотанного кишечника, к его спине медленно подползал дважды смертельно раненный главный злодей с противотанковой миной в зубах. И лишь в последний момент его бы прихлопнул чугунной крышкой от канализационного колодца друг главного героя – актер второго плана, причем непременно афроамериканец. В конце был бы долгий поцелуй главного героя с той самой белокурой «медсестрой» – это если фильм строго с надеждой лишь на кассовость, без особых претензий на истинный вкус и с не слишком большими надеждами на получение кучи престижных академических наград. В противном случае целоваться главному герою придется с черногубым афроамериканцем – это существенно повышает шансы на торжественное вручение нескольких позолоченных статуэток.

Голливудская киноиндустрия твердо вбила в голову одно: после фразы «всё под контролем» обычно начинаются основные неприятности – все, что было перед этой кодовой фразой, можно считать просто прелюдией.